19
Признание профессора Войнаровского
Войнаровский еще ничего не знал и ни о чем не догадывался. Когда Шаляпин представил меня как своего друга, он провел нас в кабинет, обставленный с хорошим вкусом и напоминавший скорее библиотеку ученого, чем приемный покой врача, и усадил в кресла. Приказав подать кофе, Войнаровский сел за стол и начал разговаривать с певцом о его мнимой болезни горла. Мягко, но уверенно склоняя к глубокому исследованию и продолжительному лечению. Он производил впечатление очень уверенного в себе и очень внимательного человека – трудно было даже поверить в то, что именно Войнаровский виновен в том, что нам открылось.
– Не буду пугать вас, Федор Иванович, – говорил он. – Пугать любят шарлатаны, чтобы вытащить у пациента как можно большую плату за лечение. Я же пугать вас не буду и скажу то, как есть. Если существует сомнение, то врач просто обязан предположить самое худшее. Обыкновенно наши опасения не подтверждаются, и мы со смехом рассказываем об этом нашим пациентам. Но хуже, если врач проявит беспечность и не увидит зародыш опасной болезни, чтобы успеть легко и без страданий ее подавить. Поэтому позвольте я сперва вас подробно осмотрю.
Шаляпин продолжал играть в безобидного пациента, но тут я слегка двинул своим коленом по его ноге.
– Простите, профессор, – сказал я. – Простите, что вмешиваюсь в вашу беседу. Но прежде чем вы приступите к осмотру Федора Ивановича, хочу задать вам один вопрос.
– Какой?
– Знаком ли вам некто Аркадий Степанович Воробьев?
Войнаровский вздрогнул и впился взглядом мне в лицо.
– Почему вы спрашиваете? – В голосе его послышалось страшное напряжение.
– Потому как вчера мы с Федором Ивановичем имели с ним одну интересную беседу, – ответил я, твердо встречая взгляд профессора.
Войнаровский встал.
– Прошу покинуть мой дом, – сказал он. – Федор Иванович, я не ожидал-с, что вы опуститесь до такого…
– До какого? – невинно спросил Шаляпин.
– До шантажа-с! – выкрикнул профессор. – Вон! Подите вон или я кликну дворника. И он оттащит вас в участок!
– Господин Войнаровский, – спокойно сказал я. – Поймите простую вещь. Полиция скоро придет за вами. За вами! Понимаете? Мы вовсе не шантажисты.
– Ничего не хочу слышать! – продолжал бушевать Войнаровский. – Вон!
Я тоже встал.
– Ну хорошо! – сказал я. – Желаете говорить громко, извольте! Вчера близ Голицына в погребе были найдены трупы тех мальчиков, которых вы оперировали.
Я как будто ударил Войнаровского ножом в сердце. Он распахнул рот и вытаращил на меня глаза. Простояв так несколько секунд, профессор рухнул в кресло.
– Вранье! – выдавил он.
Я снова сел.
– Федор Иванович не даст мне соврать. Мы знаем всё про ваши опыты. Про то, как Воробьев поставлял вам мальчиков с Хитровки. Про то, как вы делали им резекцию связок, про то, как вы намеревались заставить их регенерировать по направляющей нити с помощью слабых токов. Про то, как вы давали деньги Воробьеву, чтобы он содержал мальчиков за городом в специально обустроенном доме. И можно было бы еще говорить, что это – опыты. Пусть незаконные, но ради спасения тысяч других людей. Это было бы действительно сенсационное открытие, не спорю. Но зато вы не знаете того, что знаем мы. Воробьев вовсе не содержал мальчиков за городом. Он убивал их и сбрасывал тела в погреб. А сам получал от вас деньги и покупал на них ко-каин.
Войнаровский слушал, схватившись за сердце. Наконец он отрицательно замотал головой.
– Чушь! Чушь! Я докажу вам!
Он тяжело встал и подошел к бюро, откуда вытащил стопку писем.
– Вот отчеты, которые мне присылал Воробьев. Подробные профессиональные отчеты. По каждому мальчику. Вот, смотрите! Или вы скажете, что я их сам себе писал?
Я взял отчеты и, не глядя, положил их перед – собой.
– Профессор, скажите, а вы сами ездили туда, где содержались мальчики? Хотя бы разочек?
– Нет.
– Почему?
– С какой стати мне отвечать вам?
– Не хотели, чтобы вас там видели? – спросил Шаляпин.
– Положим! Опыты были не совсем… официальны.
– Профессор, – спросил Шаляпин, пристально глядя на Войнаровского. – А мальчики давали свое согласие на операцию?
– Они были больны! – вскипел снова профессор. – Я спасал их, вы что, не понимаете? Воробьев привозил мне мальчиков с раком горла. Это очень распространенная болезнь среди людей их профессии и мест жительства. Если бы не я, они скоро бы умерли в мучениях. К тому же все мальчики – сироты, а значит, нет опекунов, которые дали бы согласие на операцию.
– Вы сами диагностировали рак горла?
Войнаровский перевел взгляд на меня. Теперь в нем начинала читаться усталость и, пожалуй, сомнение.
– Нет. Я доверял своему другу Аркадию. Он очень опытный врач.
– Вы знаете, почему ему запретили практиковать?
– Да, я читал про эту историю в газете. Но я согласен с Аркадием – его оклеветали. Мои коллеги, увы, иногда играют в доброту, забывая, что от этой показной доброты страдают и умирают тысячи людей. Развитие медицины невозможно без опытов над людьми. Кто-то должен взять этот крест на – себя…
– А вы не предполагали, что Воробьев обманывает вас? Что мальчики страдали от обычного ларингита?
– Зачем ему обманывать меня?
– Из-за денег, вы же платили ему за каждого пациента. Платили?
– Платил, – устало сказал Войнаровский. – Но я все равно не верю вам. Я знаю Аркадия со студенческой скамьи. Он действительно очень опытный врач.
– Он наркоман, – жестко сказал Шаляпин.
Войнаровский махнул рукой:
– Бросьте, кокаин не дает зависимости. Это доказанный факт.
– Физической, – сказал я. – А как насчет моральной?
– Не верю. Не доказано. И вообще, что вы лезете в ту область, в которой ничего не понимаете? Вы лучше почитайте отчеты. Судя по ним, мы почти добились успеха. У половины мальчиков начали восстанавливаться связки.
Я вытащил из кармана пакет и положил его сверху отчетов.
– Пожалуйста, посмотрите вот эти фотографии.
Войнаровский сначала сидел не двигаясь. Потом протянул руку. Мне показалось, что он делает это с трудом, как будто сопротивляясь страшному. Наконец он взял конверт, раскрыл его и достал фотографии, которые отпечатал для меня фотограф. Просмотрев две или три, он со стоном уронил их на стол и закрыл рукой побледневшее лицо. Потом встал и попытался отступить, но наткнулся на кресло, запутался в нем и с грохотом уронил на пол.
Я взглянул на Шаляпина. Тот не отрываясь следил за Войнаровским и даже слегка поднял свою руку к лицу – как будто повторяя жест профессора.
Как будто испугавшись, профессор метнулся в сторону и вдруг застыл. Сделав несколько тяжелых вялых шагов к столу, он снова вгляделся в фотографии, опять закрыл лицо руками и глухо простонал:
– Боже! Боже мой! Что я наделал!
