Фигурка в темном дверном проеме вздрогнула. Дрогнула и чуть не погасла свеча. И когда Каретников — юноша? девушка? — обернулся, маленькое пламя осветило бледное лицо и глаза, как у загнанного зверька. Викентий Павлович с облегчением понял, что его оклик не окажется смешным: перед ним в самом деле девушка. Чувства, ею переживаемые, мелькали в глазах мгновенно, но так выразительно! Испуг — сначала ей показалось, что ее узнал кто–то из знакомых. Изумление — перед ней стоял чужой человек. Страх — откуда он знает? Упрямство и злость — не сдаваться, не признаваться!..

Сейчас она начнет изворачиваться, понял Петрусенко, переубеждать его. Или разгневанно уйдет. Не надо этого! Ведь слово уже сказано. И пока девушка, все еще в растерянности, искала выход, сыщик шагнул к ней, взял за руку, сжал, поскольку она попыталась отпрянуть.

— Не бойтесь, — сказал. — Никто не знает. Я сам догадался только сейчас. Вы можете мне довериться.

Он поднял свою свечу повыше, мягко, но настойчиво заглянул в ее глаза. Повторил:

— Доверьтесь мне! Вы ведь знаете меня. Слышали: приезжий следователь по саратовскому делу… Ну?..

Несколько секунд девушка еще смотрела, не понимая, но вдруг ее напряженное лицо стало доверчиво–изумленным, рука ослабла, и она спросила шепотом:

— Вы господин Петрусенко? Тот самый? Кто поймал убийцу?

Викентий Павлович улыбнулся. И она, глядя на этого еще молодого тридцатишестилетнего мужчину, невысокого, крепко сбитого, с простым симпатичным лицом, поверила ему в тот же миг. Внезапно ткнулась лбом в его плечо и безудержно зарыдала.

Ему пришлось подхватить из разжавшихся пальцев девушки подсвечник, и теперь он стоял, смешно разведя руки — в каждой по свече. Вздернув кверху подбородок, чтобы не задевать щекой пышных волос девушки, следователь уговаривал ее, словно ребенка:

— Ну–ну, Настенька! Довольно. Успокойтесь. Сейчас все обсудим, я вам помогу. Успокойтесь, присядем где–нибудь.

И она, словно и впрямь ребенок, потерлась мокрой щекой о его рубаху, отстранилась наконец, сказала тихонько:

— Пойдемте в мою комнату. Я все вам расскажу.

Заметив, что он хочет возразить, девушка поняла, усмехнулась:

— Я зову вас не в девичью горницу, а в комнату молодого хозяина. Так что меня вы не сконфузите. А там нам никто не помешает.

Взяла у него из руки свой подсвечник, дунула, погасив огонек.

— Нам хватит и одной свечи.

И пошла вперед. Викентий Павлович двинулся следом. Он еще готовился услышать трагическую и загадочную историю, но уже был убежден: такая девушка совершить преступление не могла. И как только Настя заперла дверь, Петрусенко спросил:

— Коль вы — это вы, то где же тогда ваш брат и жених?

Девушка повернулась к нему. Губы ее дрожали, глаза блестели от слез.

— Страшно, — прошептала она. — Страшно вспоминать…

* * *

Костя был родом из южных краев. О сказочной стране Крым он рассказывал так увлекательно! Конечно, Насте хотелось увидеть те неведомые места. Теплым водным раздольем или большими пароходами ее было не удивить — на волжской шири всего этого хватало. Но далекие страны влекут иной тайной. А тут у них с Костей была и другая, добрая цель. Жених рассказывал ей, как много больных людей приезжает в город Евпаторию и окрестности — на целебный воздух, песок, грязи и воды.

— Мы могли бы держать пансион для больных детей, у кого небогатые родители, а частично — и для бедняков.

Прижимаясь к крепкому плечу молодого человека и глядя в его такие близкие необыкновенные глаза, Настя думала о том, какой же он благородный и великодушный. Когда батюшка простит их и вновь примет в семью и не обделит наследством, они с Костей построят такой же пансион в своих краях, где воздух степей и Волги тоже необыкновенно целебен. Только тогда это будет настоящий большой санаторий с врачами и для одних бедных людей. Эту мечту тоже вселил в нее Костя. А пока они начнут с маленького пансиона у Черного моря. Но на это тоже нужны деньги. Вот еще почему девушка решилась взять тайком у отца ценные бумаги. В то время она не знала, много это или мало. Отдала все Косте, он быстро пересмотрел, коротко глянул на нее, нежно улыбнулся:

— Ну что ж, если не расточительствовать, употребить с умом — начать дело хватит. А дальше — будем трудиться…

Теперь, через полгода, когда волею судеб ей пришлось заниматься многими делами — коммерческими и промышленными, Анастасия поняла, какая поистине крупная сумма оказалась в ее руках. Но, видимо, Костя был тоже непрактичен и неопытен, как и она сама тогда, настоящую цену тем бумагам не знал.

Они ехали в Саратов в вагоне второго класса, сидели, тесно прижавшись друг к другу, тихо переговаривались, обсуждая свою будущую жизнь. Костя прикинул, что дня два–три они побудут в Саратове: обратят в деньги часть акций, кое–что купят из вещей — Настя–то ушла из дома налегке. Потом поедут в Крым через город Харьков, где тоже сделают остановку.

— Это очень большой город, можно сказать — третья столица! — говорил Костя увлеченно. — И промышленность, и капитал, и наука — все есть. Театры хорошие, свожу тебя, Настенька, в театр. Там, в Харькове, немного задержимся. Если даже тебя твои родные уже хватятся, там ни за что не найдут.

…Извозчик, проехав переулками, вывернул на широкую, добротно мощеную улицу, пересек небольшую аккуратную площадь и лихо натянул вожжи у высокого каменного крыльца.

— Отель «Палас», господа хорошие, — сказал он. — Как приказывали: лучший в городе.

Настя еще на вокзале хотела одернуть Костю, когда он приказал везти их в «наилучший отель». Но она не стала этого делать, поняла: ему хотелось, чтобы их первые шаги в жизнь запомнились ей, были радостными и красивыми. Милый Костя! Конечно, он знал, что дальше им предстоит жизнь хоть и счастливая, но непростая, трудовая. Вот и старался наполнить беззаботностью хотя бы эти дни.

У отеля уже стояло несколько экипажей. Костя расплатился, подал ей руку, и они поднялись по широкой лестнице к мраморным колоннам, где швейцар уже распахивал тяжелую дверь. Шагнув в нее, девушка оглянулась, словно прощаясь с прошлой жизнью. Увидела сбегающую вниз гранитную лестницу, желтоватый отполированный булыжник площади… Сердце у нее сжалось, словно почувствовало: на всю жизнь предстоит ей запомнить это место, эти камни — запомнить так страшно и трагично…

Настя назвалась Марией Рябцовой — своей подругой и сверстницей. Костя объявил, что сопровождает барышню. Их поселили на разных этажах, и Костя, как ни хотелось ему, все же не стал возражать, чтобы не привлекать внимания и подозрения. «Дочери» известного промышленника предложили «люкс», но она отказалась и согласилась занять номер класса «А» — две небольшие уютные комнаты с прихожей и ванной. А Константина поселили этажом выше в номере значительно скромнее.

В этот день они еще успели зайти в магазины, приобрели красивые кожаные баулы и нужные на первое время вещи. Наличных денег оставалось немного, но назавтра молодые люди планировали наведаться в банк, обменять часть ценных бумаг. Костя объяснил невесте, что, к их счастью, бумаги не именные, а на предъявителя. Настя промолчала, скрывая улыбку: об этом она знала и сама, не настолько уж она наивна и оторвана от земных дел. Но от его заботы и внимания на сердце становилось так тепло!

Вечером Константин пригласил девушку поужинать в ресторации при отеле. Настя переоделась в только что купленные в модном ателье юбку и блузу и, по просьбе Кости, распустила косу, а волосы убрала в красивую прическу — видела такую у одной дамы на званом вечере. Зайдя за ней, Костя застыл изумленно, а глаза его лучше слов говорили о восхищении. Но и она сама не могла оторвать взгляд от него: черный костюм–тройка подчеркивал стройность молодого человека, строгая белизна манишки и манжет оттеняла темные волосы и глубину глаз…

Когда в дверях ресторации появилась такая красивая пара, метрдотель тут же кивнул официанту, юркий малый подскочил к ним и, простирая руки, повел к столику в боковой нише у высокого, забранного голубым шелком окна. Он правильно понял: молодые люди предпочтут сравнительное уединение, а не веселое многолюдье центра зала. Уже когда стол был сервирован, а официант, налив в бокалы красного вина, скользнул в сторону, Настя, с любопытством оглядывая ресторанное общество, вздрогнула. Совсем недалеко, за столиком под яркой люстрой, сидел ее брат Андрей с какой–то женщиной — красивой, вызывающе роскошно одетой, но заметно старше юноши. Однако ее ладонь лежала у него на груди, вторая рука, обнимая, ерошила волосы, глаза глядели влюбленно — даже издали это было заметно. Вот женщина откинула голову, засмеялась, Андрей тоже засмеялся, потянулся к ней…

«Да они оба навеселе! — мелькнула у Насти догадка. — А где же батюшка?» И даже не поведение брата, а именно этот вопрос заставил ее испуганно схватить Костю за руку.

— Гляди!

Он повернулся, и тут же они оба увидели, как к тому столику через зал, слегка покачиваясь и улыбаясь, идет Иван Афанасьевич. Но вот лицо его исказилось: он увидел и движение Андрея к женщине, и ее зазывные жесты. Еще два шага, и Каретников сильно толкнул сына в грудь, а женщине, крепко взяв за обнаженную руку у плеча, что–то стал выговаривать. Но она, продолжая смеяться, потянула его к себе, крепко поцеловала прямо в губы, и когда отпустила, он уже расслабленно и умиротворенно плюхнулся на стул.

Настя испуганно повернулась к Константину. Он тоже смотрел в сторону Каретниковых, взгляд был жестким, рука под Настиной ладонью напряглась.

— Костя! Давай уйдем! Я боюсь, сейчас нас увидят!

В первые секунды молодой человек словно не расслышал ее лихорадочного шепота. Но вот он перевел дыхание, улыбнулся и погладил руку девушки.

— Не бойся. Мы здесь в стороне, в полумраке. И ты так необычно выглядишь… Если станем уходить, суетиться, наоборот — привлечем внимание. Подождем…

Его уверенный голос Настю успокоил. Теперь она более внимательно разглядывала троицу.

— Значит, батюшка и брат тоже здесь остановились? Вот так совпадение! А кто же эта женщина?

Костя искривил губы. В этой усмешке было что–то недоброе — насмешка? Или злость? А может, девушке просто почудилось? Ведь он, как бы смущаясь, отвел глаза, спросил: — Разве ты ничего не слыхала? Там, дома, в Вольске?

И тут Настя вспомнила: обрывки разговоров служащих, скабрезные смешки конюхов, полунамеки знакомых… Да, у отца были женщины, и последнее время одна содержанка. Щеки у девушки полыхнули от догадки, но, как ни странно, ее неудержимо потянуло оглянуться, посмотреть.

Она обернулась. Отец сидел, обхватив женщину рукой за спину, положив голову на ее обнаженное плечо. Он говорил, но она смотрела поверх, на Андрея. Брат тоже глядел на нее, вольно развалясь на стуле, глаза его были соловые, шальные. От этой картинки Насте стало не по себе, шевельнулось тяжелое предчувствие.

— Вот, значит, она какая… Но при чем здесь Андрюша? Что она от него хочет?

— Я бы тоже хотел это знать… — тихо сказал Константин.

Настя не успела удивиться этим его странным словам, как он вдруг схватил ее за руку:

— Они уходят! Не поворачивайся: идут мимо! Посиди и подожди меня. Я прослежу — где они живут…

Конечно, Настя знала, что отец и брат тоже поехали в Саратов. Но Иван Афанасьевич, часто разъезжая по делам, по возвращении рассказывал о богатых домах своих компаньонов и друзей, где его радушно принимали. Тем более что и к ним часто наведывались товарищи отца, гостили. И девушка не сомневалась, что и этот раз он будет жить в чьем–то доме. Теперь она с горечью подумала: «Наверное, он всегда нас обманывал, а сам вот так, по отелям, с женщинами… И Андрюшку приучает…»

Костя вернулся, сел напротив, покачал головой.

— У них три номера на втором этаже, рядом с твоим.

Она не удержалась, охнула, прижав ладони к щекам.

— Костя, милый! Давай сейчас же уедем в другой отель!

— Я подумал об этом, но потом понял: лучше не суетиться. Так вернее. Мы завтра все равно уедем. А ты вернешься в номер и выходить не будешь, ни сегодня, ни завтра. Я сам все сделаю, что нужно.

— А если тебя увидят?

— Я буду очень осторожен. А если и увидят, то ведь про то, что мы вместе, они еще не знают.

Однако испуг ее не оставлял.

— Номера рядом! Вот сейчас пойдем, и с кем–нибудь столкнемся.

— Ты забыла, что твой номер за поворотом. Мы пройдем к нему запасной лестницей.

Длинный коридор второго этажа, по левую сторону которого располагались двери номеров, оканчивался поворотом и тупичком. Именно там, за углом, в небольшом ответвлении и находился единственный номер — Настин. Дальше, за стеклянною дверью, поднималась вверх и опускалась вниз лестница запасного хода. Тихое было место.

Выйдя из ресторации, Настя и Константин прошли по коридору первого этажа, свернули в такой же тупичок к такой же застекленной двери. Она, к счастью, оказалась открытой, как и дверь на втором этаже. И все ж девушка облегченно вздохнула, лишь оказавшись в своей комнате. Костя притянул ее к себе на грудь, зарылся лицом в волосы.

— Отдыхай, Настенька, ни о чем не беспокойся.

Как ей хотелось, чтобы он почувствовал всю ее нежность и доверие! Защитник, опора… И вправду, с ним не стоит ничего бояться!.. Если бы Костя сейчас захотел остаться у нее, она бы согласилась… Но он отстранился, коснулся губами лба:

— Жди меня завтра.

У двери Настя его слегка задержала:

— Скажи, а кто в какой комнате?

— Сразу за углом, первый номер от тебя, — Ивана Афанасьевича. Следующая дверь — Антонины…

— Ты знаешь, как ее зовут?

— Заглянул у администратора в книгу жильцов. Мещанка Антонина Мокина.

— А Андрюша с отцом?

— Нет. У него отдельный номер, третий от угла.

На этом они и расстались. Уснуть Настя смогла лишь под утро — тревожным сном, полным сумбурных, пугающих сновидений. Кошмары эти оказались пророческими. Следующий день стал самым страшным в ее жизни.