Книга: Мертвый шар
Назад: 3
Дальше: 5

4

Фиакр правился одной, но твердой рукой. Казалось, лошадиная сила бежит сама, будто зная, где следует поворачивать, а где наподдать, возница же держит вожжи с хлыстом для собственного удовольствия. Управлял Бородин с тем легким изяществом, что достигается высоким уровнем мастерства. При этом успевал не умолкая болтать. Уже через десять минут Ванзаров знал о нем все необходимое и без допроса.
Нил Нилыч оказался единственным сыном и наследником своего отца, господина Бородина, который разбогател на торговле керосином, сколотил приличное состояние, но, открыв, что работа – это не все, что может быть приятного в жизни, продал дело и зажил на составленный капитал без забот. Женившись на девушке небогатой, но приличной, Бородин-старший произвел на свет наследника, которому был искренне рад. Только воспитать как следует не успел. Когда мальчику было пять лет, он скончался от сердечного приступа, успев завещать все наследство единственному отпрыску. После чего воспитанием сына занялась маменька. Бородин-младший получил неплохое домашнее образование, хотел было поступить в армию, но военная дисциплина была не для него. Затем появилась мысль посвятить себя государственной службе. Написал прошение на поступление в Министерство уделов и даже ходил на службу целую неделю. Однако, нюхнув чиновничьего духу и вкусив министерских порядков, понял, что ломать в себе человеческое достоинство нет никакого смысла. Принести пользу отечеству чиновник не может по определению, не для того служит, а в жалованье Бородин не нуждался. Смысла в службе не нашлось ни на грош. И с тех пор он зажил в свое удовольствие, найдя, впрочем, применение своим силам.
– Играете на бильярде? – спросил Бородин и даже как будто дружески подпихнул локотком в бок. Но, возможно, фиакр просто качнуло.
Ванзаров ответил неопределенно. Не то чтобы ему не были знакомы контр-туш, краузе, абриколь и прочие карамболи, но раскрывать свои качества перед незнакомым и чужим господином было крайне нерасчетливо. А вот рассчитывать Родион Георгиевич умел с удалью завзятого математика. Недаром в духовные наставники выбрал старину Сократа и его логику… Ну да ладно, не будем отвлекаться.
Нил Нилыч запел прямо-таки канарейкой. Для начала скромно сообщил, что не знает в столице и окрестностях другого игрока, способного уложить его в русскую пирамиду. Слава о бородинском мастерском ударе и крученых шарах достигла, кажется, самых отдаленных уголков мира, поклонники специально приезжают в Петербург, чтобы посмотреть, как он играет. Авторитет его в мире шаров настолько непререкаем, что стоит ему появиться в бильярдной зале, как противники в панике бросают кий и сдаются, так что в последнее время он даже заскучал, не имея достойного соперника. Мастерство досталось по наследству от батюшки, который тоже был не дурак шары погонять, но истинных высот достиг благодаря личному таланту и усидчивости. И вообще, как было бы чудесно, чтобы по бильярду проводился турнир, если не европейского масштаба, то хоть российского. Тогда все награды и кубки были бы его. Как же иначе.
– Сколько вам лет? – вдруг спросил Ванзаров.
Нил Нилыч хитро подмигнул:
– Угадайте. Проверим, какой вы проницательный сыщ… чиновник полиции.
– Между сорока и сорока пятью.
Мастер бильярда расплылся в победной улыбке:
– Благодарю за комплимент. Мне сорок восемь! Удивлены?
– Что ж до сих пор не женаты?
Проскочила интонация уж слишком личная, совсем не такая, какой требует непринужденная беседа. Но, кажется, Бородин не заметил.
– Ай, как-то не сложилось, – легкомысленно ответил он. – Играл несколько верных партий, но всякий раз случался фукс. То одно, то другое… Но в самое ближайшее время намерен этот вопрос решить окончательно. Пора бы уже детишек завести, надо же кому-то передать мастерство, да и годы берут свое…Хо-хо! А позволите вас спросить о том же?
Родион, застигнутый врасплох, смог отбиться только с помощью своего обожаемого Сократа. Уродливый мудрец, как известно, относился к семейной жизни как к подвигу, почему и говорил: «Женишься ты или нет – все равно раскаешься». Или: «Брак, если уж говорить правду, зло, но необходимое зло». И даже: «Если попадется хорошая жена, будешь исключением, а если плохая – станешь философом». Пробормотав нечто подобное, Ванзаров аккуратно перевел разговор на происшествие, но Бородин внезапно замкнулся, отговорившись, что лучше увидеть своими глазами.
Показался Крестовский остров, прицепленный к Петроградской стороне хлипким деревянным мостком. Под ударами копыт помост раскачивался и подрагивал, словно нежная барышня, попавшая в дремучую чащу. Счастливо миновав переправу, фиакр углубился в древесную зелень, среди которой петляла грунтовая дорожка.
Цель поездки разглядеть несложно было издалека. Дом был построен полвека назад, но построен как-то затейливо. Будто архитектор задумал воздвигнуть массивное дворянское гнездо, но потом плюнул и соорудил что попало. Одноэтажный дом, широко раскинувшись на лужайке, казался хронически недостроенным, чем и гордился. Гостей встречал парадный подъезд с большими полукруглыми окнами, по бокам подъезда торчали два выступа. Один был явно нежилой, с наглухо закрытым окном, зато в противоположном створки распахнуты, внутренности комнат прикрывает портьера. С правой стороны особняка виднелся широкий эркер с множеством окон. Вдоль дороги протянулся невысокий заборчик, подпираемый шеренгой кустов крыжовника. Чуткий нос чиновника полиции уловил волнующий аромат.
Фиакр въехал в настежь распахнутые ворота. Бородин соскочил и пригласил следовать за ним. Встречать гостя и хозяина никто не спешил. Ни прислуга, ни конюх, ни домочадцы не показались. В широкой зале, в которой Ванзаров очутился прямо с порога, было прохладно. Среди привычного хаоса мебели и домашних мелочей, каких в любой квартире собрано предостаточно, выделялся роскошный бильярдный стол с новеньким сукном. Но и здесь никого не было. Зато поблизости слышались женские всхлипы. Ничего более таинственного или преступного зоркому взгляду сыскной полиции не попалось. Нил Нилыч немного замешкался и вдруг сказал:
– Будет лучше, если сначала увидите… Пойдемте.
Любезный хозяин пригласил гостя выйти вон, они прошли мимо коня, за что-то обозванного Буцефалом, занятого уничтожением цветочной клумбы, которую, впрочем, трудно было испортить больше, и вышли на задний двор. Забор, прикрывавший дом с фасада разве что от бродячих зайцев, внезапно обрывался, но ягодные кусты держались грядкой. В дальних углах виднелись деревянные постройки, служившие баней, дровней, сараем и, кажется, конюшней. Посреди двора возвышалось сооружение из жаростойкого кирпича, обугленное и обгоревшее. Невдалеке виднелся широкий стол, заставленный стеклянными банками и кухонными принадлежностями. И опять никаких следов разбоя или хоть гнусного преступления, если не считать медной сковороды, которая печально плавала в луже варенья. Подозвав гостя жестом, Бородин указал на сооружение из двух широких тазов, сложенных, как ладошки.
– Вот, – сказал он с некоторой тревогой и даже оглянулся по сторонам.
Ванзаров предоставил событиям развиваться своим чередом. Нил Нилыч решительным жестом сорвал верхний тазик. Под ним обнаружился другой, поменьше, тоже перевернутый кверху днищем, прикрывавшим что-то на поверхности сахарных ягод. Уже явно труся, Бородин прикоснулся к покрывашке и быстро сдернул ее. Тазик открыл горку колотого льда.
– Там, – сдавленным шепотом выдавил мастер бильярда. – Смотрите сами.
Твердой рукой Родион Георгиевич разгреб подтаявшие осколки.
Назад: 3
Дальше: 5