Утомленному мозгу требовалась чашечка крепкого кофе. Вечно этот орган подводит. То ли дело стальное сердце – всегда на страже, непробиваемо для чувств и эмоций. Если не считать кое-каких женских глазок, которым… Но не будем их поминать.

Противоречия, догадки и странности сплелись клубком. Требовалось разобрать, разложить их отдельно, чтобы аккуратно сплести логические цепочки. Факты требовали себя обдумать и сопоставить. Участок – не лучшее место для логической гимнастики. И Родион решительно повернул на полном ходу. Однако далеко уйти не успел. Чья-то фигура ростом с маленькую гору заслонила проход. Чиновник полиции нахмурился, но тут же признал ошибку.

– Михаил Самсоныч, что с вами? – заботливо спросил он.

Действительно, старший городовой маленько переменился. Вернее – переоделся. Вместо суконного кафтана с портупеей и свистком громоздилось драповое пальто с пиджаком под ним, а на голове болтался котелок, по виду игрушечный. Редко кому так не шла цивильная одежда. Страдая от собственной несуразности, Семенов то и дело одергивал рукав, ерзал плечами и оправлял край обшлага. Зрелище выходило исключительно забавным. Но Родион не позволил и тени улыбки и даже попытался выдавить комплимент:

– Опять не узнал вас без формы. Вам идет, такой вид… внушительный.

«Элегантный» или «модный» было бы явным издевательством. Семенов, страдальчески вздохнув, успев передернуть грудью под пиджаком, грустно доложил:

– В форме нельзя. А так неприметно…

Заявление страдало безнадежным оптимизмом. Ничего более вызывающего, чем Семенов в гражданском, нельзя было придумать. Каждая пуговка и шовчик будто кричали: смотрите, люди добрые, то есть уголовнички, городовой переодетый, спасайся, кто может. Ванзаров не стал расстраивать хорошего человека.

– Там разный народ бывает. Не хочу подводить одного господина. Еще подумают, что он стал капорником. Ну, предателем то есть… Пойдемте, Родион Георгиевич, ждать не будут.

Покорно, не спрашивая, куда и зачем, Ванзаров отправился следом за нелепой громадой в пальто. Впрочем, на некотором отдалении.

Семенов шел быстрым шагом, не замечая, как оглядываются прохожие и прыскают барышни. Родиону стало по-настоящему обидно за приятеля: мужчина, можно сказать, долг выполняет, а этим обывателям – веселье. Нет, не понять им подвига полицейского.

Между тем миновали фасад Апраксина рынка и завернули в Чернышев переулок, на котором возлежит его левый бок. Стремительно одолели короткую улочку почти до Ломоносовского садика, так что уже показался величественный угол Министерства внутренних дел, как вдруг Семенов затормозил и свернул в подвальную лесенку. Скользя по каменным ступенькам вслед за городовым, Родион очутился в дешевом трактире, удивительно пустом для такого часа. Даже половые куда-то запропастились.

Густой нагар на стенах и потолке, объедки на полу и аромат сырых сапог вкупе с нестираным бельем надежно отваживали посетителей-чужаков. Спина Семенова возвышалась в дальнем углу помещения. Напротив виднелся субъект в поношенном пиджачке и драной фабричной фуражке. Соседний столик занял господин, углубившийся в газету. Приглашать гостя никто не спешил.

Подойдя к молчаливой парочке, Родион вежливо спросил:

– Здесь не занято? Вы позволите, господа?

Его смерили взглядом, прокисшим от наглости.

– Э, балдох, ты кого обначить вздумал? – Субъект, поеденный оспой, метко плюнул около ботинка чиновника полиции. – Зачем кадета малахольного притер? Накрыть, что ли, фраера?

Перед носом молча вырос кулак городового. Недружелюбный господин немедля нарезал улыбку:

– Шутка, балдох, че ты в пузырек лезешь. Э, боровой, падай сюда. Не слаба, языком будешь…

Взяв ближний стул, Родион уселся во главе, дернул усами и с очаровательной улыбкой сказал:

– Дыхало придержи, желторот. Крестов не нюхал, а понтом берешь.

У Семенова медленно отвалилась челюсть: такого от чистенького юноши городовой никак не ожидал. Конопатому же меткое воровское слово проникло глубоко в душу. Растерянно моргнув, он состроил страшную гримасу:

– Ты кого желторотом назвал, кадет вшивый?

– Тебя, шлеппер лодяговый.

Спокойствие господина с роскошными усами, видимо, произвело магическое действие. Помощь Семенова не потребовалась. Пройдоха как-то скис, поник плечами и пробурчал под битый нос:

– Да знаешь, что я Сенька Обух, да я…

– Ты Сенька Обух? – Родион обидно усмехнулся. – Не Обух ты, а насыпуха дешевая. Мазура несчастная.

Субъект окончательно растерялся, открыл рот, но так и не нашелся, чем его занять.

– Косарь, отхливай, – послышался тихий властный голос.

Конопатый пропал, как не было, а на его месте оказался невысокий господин, читавший газетку по соседству. И хоть вид он имел обычный, невыразительный, костюмчик серенький, но сходство с фотографией Департамента полиции узнаваемое. Не зря Родион просиживал в картотеке допоздна. Цепко и въедливо изучив соперника, Сенька сказал:

– Приятно иметь дело с умным человеком, который умеет простачком прикинуться. В нашем деле это важное качество, господин…

– Ванзаров…

– Очень приятно. Наверное, уже поняли, что…

– Я понял, господин Обух, кто вы. Рад знакомству.

– Извините за «кадета». Михаил Самсоныч не предупредил, с кем придется иметь дело…

Кажется, и Семенов этого не знал. Во всяком случае, посматривал на Ванзарова с тихим восторгом, если не безмерным обожанием. Редко кому на памяти старшего городового удавалось вот так с ходу завоевать Сеньку Обуха. Это немало значило.

– Вы сказали, что рады знакомству, – продолжил Обух. – Поверьте, я рад не меньше. Нам с вами наверняка придется иметь, так сказать, общие интересы. Предпочитаю о таких личностях, как вы, узнавать заранее. Мы, умные люди, всегда можем договориться. Тем более трудимся на одном поле.

– Возможно, – уклончиво ответил Родион. К чему относилась эта дипломатия, Семенов не понял. Но просто готов был идти за юношей куда угодно.

– Господин Семенов изложил ваше затруднение. Я готов вам помочь. В качестве небольшого дружеского презента…

Родион лишь обозначил вежливый поклон. Но ничего не сказал.

– Вас интересует Марфуша, – будто уточнил Обух. – Мы узнали все, что могли.

История, изложенная старшиной воров Казанской части, оказалась на удивление краткой. Появилась Марфуша лет тридцать назад, уже взрослой девицей. В отличие от уличных профессионалов была блаженной на самом деле. На все расспросы только улыбалась и, кажется, не понимала, что происходит вокруг. Все время пела странные песенки. Нищие приняли ее хорошо. Убогую никто не обижал, а она ничего не просила. Могла целый день просидеть в уголке. Ела и пила, как птичка, ей хватало куска хлеба и глотка воды. Когда садилась на улице, прохожие подавали столько, что и трем калекам не собрать. Вскоре стали замечать, что Марфуша приносит счастье. Если подержать за руку, а она при этом песенку споет – будет удача. Ее стали уважать еще больше. Чтобы ударить или ограбить – не могло быть и речи. Она всем была как родная. Но все же тайна ее появления вызывала интерес. Одни говорили, что бывшая монашка, которую выгнали из монастыря. Другие – внебрачная дочь какого-то князя, который избавился от нежелательного ребенка. Кое-кто, с богатой фантазией, уверял, что Марфуша на самом деле – ангел, заблудившийся в человеческом теле. Но все это байки. В воровском обществе Марфуше жилось спокойно. Однако года три назад она пропала. Куда – никто не знал. Вначале думали, что убили, но потом коллеги из Петербургской части сообщили, что видели ее. Она якобы прижилась при каком-то богатом доме. В воровском мире решили, что если она так захотела, то мешать ей не следует. И Марфушу оставили в покое. Хотя до сих пор поминают добром.

– Думаю, до того как появиться у нас, Марфуша была шкицой, – закончил Обух и добавил: – Или кошкой.

– Почему решили, что она была малолетней проституткой или проституткой, брошенной любовником?

– Был слух…

Вор схитрил. Но юный чиновник полиции не стал давить. Для первого знакомства достаточно. Действительно, еще работать и работать вместе, то есть совместно, ну, на одном поле. На всякий случай заняв руку шляпой и спрятав ее за спину, Ванзаров встал.

– Благодарю, вы очень помогли.

– С Марфушей что-то случилось? – Обух, кажется, насторожился. – Только намекните, так мы сами найдем обидчика. Уж поверьте. Вам и трудиться не придется.

– Нет, все в порядке, просто нужны сведения. Лучше бы нашли других обидчиков. А то уж совсем безобразие…

– В чем дело? – Старшина воров насторожился не хуже полицеймейстера, когда дело касалось порядка на вверенной территории.

– Приехал господин Москвин, чудный доктор, лечит бесплатно и нищих, и рабочих, и воров. Так какой-то ловкий банщик у него канарейку и кожу со всей сарой зажилил. Человеку жить не на что в столице. Совсем яман.

Семенов пребывал в глубочайшем изумлении, открывая в юноше с каждой минутой все новые таланты. Но Обух был серьезен:

– На Царскосельском вокзале?

– Николаевском. Будь вором, раз призвание, но совесть имей. Или хоть милосердие…

– Хоть не наш вокзал, ладно, разберемся. В таком случае позвольте вопрос, господин Ванзаров. Благодарю. Откуда знаете байковый язык?

– В Департаменте полиции специально преподавали. Два семестра, – ответил Родион и покинул тихий подвал, так близко соседствующий с Министерством внутренних дел.

Ну, не мог же будущий великий сыщ… тьфу ты, да что же такое – знаменитый… да нет же, просто толковый чиновник полиции признаться, что по совету Лебедева вызубрил пособие с грифом «Для служебного пользования» под кратким, но емким названием – «Воровской язык».

Гадость, портит родную речь, конечно, а как пригодилось.