17
К вечеру запахи ослабли. Сумрак и прохлада намекали, что пора бросить кабинет до завтра и окунуться в легкие развлечения, каких солидному господину вовсе не пристало чураться. Мучимый потаенным желанием скорее оказаться за столиком ресторана, где ужин и оркестр, Оскар Игнатьевич слушал тем не менее так внимательно, что проникал в смысл. Чем дольше докладывал перспективный чиновник, которого сам же рекомендовал, тем больше портилось настроение.
Надо же попасть в такую переделку: утром рассчитывал, что блестящий юноша проведет стремительное следствие, выяснит, что все это чепуха, шутки домашних или влюбленных женщин, они посмеются с Бородиным, и наконец откроется секрет мастерского удара. Но игра затягивалась. Оказывается, дурацкие письма, о которых поминал Нил Нилыч, имеют под собой какое-то основание, вовсе не шуточное. Да и глаз тоже. А гибель нищенки – и того хуже. Каша заваривалась густая и мутная – это Оскар Игнатьевич чуял полицейским нюхом.
– По-вашему, появление глаза и трех писем не случайны и связаны между собой? – спросил он особым начальственным тоном, в котором мудрость в равных долях смешана с добротным идиотизмом.
Юный чиновник ответил утвердительно.
Не сомневается ведь, подлец, даже виду не делает…
– А что с этой бездомной? – продолжил полковник.
– Безумной, – вежливо поправило дарование.
– Вот именно, бесноватой. Уверены, что не несчастный случай?
– Абсолютно.
«И откуда такие нахалы берутся? – подумал Вендорф с тоской. И еще подумал: – Что за напасть: если дурак, то исполнительный, в худшем случае наломает дров. А как умный – так дело сделает, но уж всем достанется. Нет чтоб гармония была в чиновнике – всего понемножку, и начальствовать приятно». А вслух переспросил:
– Так какие, говорите, факты?
– Ранение виска, – Ванзаров необдуманно показал на себе. – Если бы Марфуша падала с лестницы, форма раны была бы другой. Кованая львиная лапа дала бы узкий глубокий след, похожий на удар молотком или ломом.
– А на самом деле?
– Скорее всего, какой-то широкий тупой предмет. Я проверил, но похожего на оружие убийства поблизости не нашлось. Ни в гостиной, ни в округе.
– Куда же оно делось?
– Убийца мог забрать с собой. Следы крови, вероятно, сможет определить только экспертиза. Если оружие не было вымыто.
– Этого маловато для таких серьезных выводов.
– Рана нанесена в правый висок.
– И что из того?
– Если предположить, что Марфуша на самом деле падала с лестницы, непременно ударилась бы левым. В противном случае она должна была подниматься спиной вперед. Но болезнь согнула ее позвоночник пополам, выше одной ступеньки не осилила бы. А с такой высоты невозможно получить смертельную рану.
«Вот умник, прижал так, что и не вздохнуть», – в печали подумал полковник… Нет, все-таки здорово, что мы можем вот так заглянуть ему в черепушку. Ох бы пригодилось Родиону. Ну ладно, не будем фантазировать. Криминальный роман – дело не шуточное. А вы как думали?
– Что же получается: смерть подстроена? – спросил Вендорф.
– Логичный вывод. Убийца настиг Марфушу в гостиной, нанес удар в висок. Она упала. Осталось только намазать кровью завитушку лестницы.
– На кого думаете?
– Логично предположить, что убийца владеет сильным и метким ударом. Крепкая, я бы сказал, тренированная рука.
– Неудачное покушение на господина Бородина?
– Исключено. Их не перепутает и слепой.
– Но зачем убивать бесноватую, которая и двух слов связать не может?
– На этот счет четких предположений у меня нет, – признался Родион.
«Ну слава богу! Обделался, логик!» – с некоторым облегчением подумал Оскар Игнатьевич. Сам же сказал:
– Уже составили круг подозреваемых?
– За исключением домашних еще пара персон. Быть может, кого-то пока не знаю.
– Бедный Нил Нилыч, в какой переплет попал…
– Он тоже в списке подозреваемых.
– Что за выдумки? – Голос полицеймейстера стал неприступен и строг.
Ванзаров не дрогнул:
– Только факты. По времени он успевал убить Марфушу и приехать за мной. К тому же лучшего алиби трудно придумать. Письма с угрозами легче всего положить не в окно, а со стороны его кабинета. Меткость руки бильярдиста известна всему городу.
– Смеете заявить, что господин Бородин устроил этот цирк с письмами и глазом да еще прихлопнул блаженную старушку? Может, ваша хваленая логика ответит: зачем все это уважаемому члену общества, который не имеет денежных и прочих проблем, а, напротив, решил жениться?
Пора было выжать хоть каплю чиновничьего послушания.
– Обвинить господина Бородина намерения не имею, – смиренно ответил Родион. – Я лишь заметил, что его нельзя сразу исключать из подозреваемых. На всякий случай.
– Вот что, друг мой, – полковник резво сменил гнев на милость. – Вы умный и толковый чиновник, мне лестно, что служите под моим началом. Надеюсь, ваша карьера не заставит себя ждать. Не стоит портить ее горячечными поступками. Это пристало юношам, но не нам с вами. Вы меня понимаете?
Что уж тут, проще простого: начальство строго намекало, что виноватым может оказаться кто угодно, только не Нил Нилыч. Ванзаров обещал учесть при расследовании, но, как ушлый торговец урывает себе выгоду при сделке, взмолил о помощи.
– Все, что в моих силах! – широким жестом предложил полковник.
– Нужны особые полномочия, чтобы пристав не задавал вопросов, а чиновники участка выполняли мои требования…
– Считайте, 4-й Казанский с завтрашнего дня в вашем распоряжении…
– Еще необходимо филерское наблюдение. Пять человек, не меньше.
Такой беспримерной наглости полковник отдал должное: пусти слабину – юнец всю руку откусит. Вот ведь прыткий.
– Пять не могу, одного, зато самого лучшего, – берите.
На это торгаш Ванзаров и рассчитывал.
– Держите меня в курсе расследования, – приказал Оскар Игнатьевич. – Сами ничего не предпринимайте. Доложите – тогда и подумаем, что делать… Ну а теперь, Родион Георгиевич, пора отдохнуть. Денек был долгим…
Чиновник полиции поклонился и стремительно вышел.
Не до отдыха ему сейчас.