Глава 27
Петрусенко, несмотря на то что спал совсем немного, был бодр и полон сил. «Горячо, горячо!» — твердил он сам себе, умываясь и одеваясь. Завтракал он вместе с Кириллом Степановичем, но решил ему пока ничего не говорить. Хотя бы первую половину дня: просто надо свои мысли систематизировать, записать. А уж потом, конечно же, и Одинокову, и Вахрушеву рассказать. Дело общее…
Как ни рано прибыли Петрусенко и Одиноков в управление, но там уже в теплой прихожей у дежурного полицейского, распахнув тяжелый тулуп, сидел, дожидаючись их, извозчик, тот самый, что возил в роковую поездку Анну Городецкую.
— А я к вам, господа следователи, — вскочил он. — Вспомнил давеча кое–что, а вы просили, ежели что, сообщить…
Петрусенко быстро взял его под руку:
— Пойдемте… Степан Иванович, сейчас все расскажете. — У себя в кабинете посадил человека на диван. — Что же вы вспомнили?
— Сегодня во сне мне приснилось: качу я ночью и везу тех двоих… Все время о том происшествии думаю, а вот никогда не снилось. А сегодня ночью — поди ж ты!.. Да… Катим, значит, во сне, они там разговаривают, я словно бы знаю, что барин — убийца, все думаю, как бы предупредить барышню. И к разговору прислушиваюсь.
Викентий и Кирилл переглянулись. Им обоим хотелось, чтоб извозчик поскорее говорил что–нибудь конкретное. Но оба знали: перебивать нельзя. А Степан Иванович не заставил их долго ждать. Он уже почти закончил свой рассказ.
— Прислушиваюсь, значит, а барышня весело так и говорит кавалеру: «Бедная княжна Леночка!» И смеется… Я понимаю, конечно, сон — это примарь. Но вот я проснулся. И прямо жаром меня обдало: убитая барышня и на самом деле говорила такие слова. Я не слушал вовсе, а слышал, выходит. Но вспомнил только во сне. «Бедная княжна Леночка» — так барышня говорила. И смеялась, весело очень.
У Одинокова растерянно и удивленно поползли вверх брови:
— Как же так… — начал он.
Но Петрусенко его прервал:
— Погоди, Кирилл!
Он проводил к двери извозчика, поблагодарил его и попрощался. И только закрыв дверь, повернулся к товарищу.
— Вижу, мы с тобой подумали об одном и том же!
— Но Викентий! При чем здесь княжна Елена Орешина? Не может быть, чтоб Анна Городецкая говорила о ней!
— А я вот, милый мой, теперь точно знаю: Анета смеялась именно над своей подружкой, княжной Леночкой Орешиной. Вместе с ее женихом.
— Но, Боже мой! Не хочешь ли ты сказать…
— Да! — Викентий резко встал, голос его был жесток. — Это Петр Уманцев, у меня нет сомнений! И у меня есть тому доказательства. Пошли к Вахрушеву, я все вам сейчас растолкую.
…В кабинете полицмейстера на несколько минут повисла тишина. Петрусенко, сам взволнованный своим рассказом, набивал табаком трубку. На столе лежала расчерченная им схема. Очень наглядная схема! Кружочки с именами, соединенные линиями, сплетались в сеть, в центре которой оказывался один человек.
Вахрушев перевел дыхание.
— Ваши доводы очень убедительны, Викентий Павлович. К сожалению!.. Но ведь это только косвенные доказательства!
— Когда–то, в Харькове, я спросил у Хорька: «Что же это за артист?» Он отказался назвать имя, а я не настаивал. История была забавной, но меня совершенно не касалась. Теперь же я снова спрошу его, и он не откажется ответить.
— И вы думаете?..
— Уверен, он назовет Петра Уманцева!
— Да вижу, вижу я, что все складывается одно к одному! — Вахрушев был расстроен и не скрывал этого. — Я ведь радуюсь тому, что убийца будет пойман, жертвы прекратятся. Радуюсь, Викентий Павлович, и восхищаюсь вами. Но я думаю о своих друзьях Орешиных: княгиня Мария Аполлинарьевна такая гордая женщина! А княжна!.. Как они это переживут?
— А я о другом, Устин Петрович, думаю, — воскликнул Одиноков. — Им всем угрожает опасность каждую минуту!
— Это вы напрасно, Кирилл Степанович, — Вахрушев посмотрел на Петрусенко. — Вы, Викентий Павлович, как я погляжу, тоже на этот счет не беспокоитесь?
Викентий, сделав первую затяжку, кивнул головой:
— Думаю, Кирилл, ты зря паникуешь. Он вхож в дом Орешиных уже более полугода, если не ошибаюсь. Здесь как бы его семья. Такое бывает с самыми жестокими преступниками. И еще… Простите, что затрагиваю интимную тему… Я уверен, что пока у артиста нет со своей невестой физической близости, — она в безопасности. Он теряет над собой контроль именно в такие минуты.
— Пожалуй… — Словно нехотя согласился Одиноков. Но было заметно, что он все же тревожится. И Петрусенко догадывался, о ком. — Когда же ты, Викентий, сумеешь допросить этого Хорька?
— Завтра. Он, знаете ли, здесь недалеко, отбывает свой срок в Тамбовском остроге. Выеду прямо сейчас, а послезавтра вернусь.
— И все же, все же, Викентий Павлович! — Полицмейстер качал головой. — даже если вам назовут его имя, это тоже будет косвенный факт. Ну, просил похвалить себя перед какой–то женщиной, это же не преступление.
— Сейчас главное, Устин Петрович, что мы с вами знаем убийцу. А прямые доказательства я добуду.
— На месте нового преступления! — вырвалось у Одинокова с горечью и упреком.
Петрусенко укоризненно посмотрел на него:
— Нет, Кирилл, этого мы не допустим. Только не выпускайте из виду Лыча — они всегда действуют вдвоем.
— За Уманцевым тоже прослежу, — угрюмо пообещал Вахрушев. Заметив настороженное движение Петрусенко, добавил. — Не беспокойтесь, Викентий Павлович, этот мерзавец ничего не заметит. Не спугнем его… Езжайте и возвращайтесь поскорее.