10
Катастрофа

Спустя несколько часов после визита Белоглазкина Клим Пантелеевич вместе с Вероникой Альбертовной уже находился в роскошном особняке Высотских на Александровской.

Этот дом был один из самых необычных в городе, хотя, как и многие построенные в начале XX века, представлял собой типичный пример модернизма в архитектуре. Двухэтажное здание с равными рядами окон казалось выше за счет аршинных греческих ваз, венчающих весь парадный декор. Голландская плитка на фасаде и узорчатые входные двери придавали строгим классическим элементам вид пышного изящества, будто пирожное со взбитыми сливками украсили свежей клубникой.

Каминная зала, бильярдная, музыкальный салон, кофейная и курительная комнаты позволяли гостям чувствовать себя свободно и проводить время как им заблагорассудится.

С некоторых пор здесь собирались представители высшего губернского общества. Публика была избранная — элита города, его хозяева. Попасть сюда мог не каждый, но каждый этого хотел. В этих стенах делили сферы влияния, обретали всесильных покровителей и заключали многотысячные и даже миллионные сделки. И все это благодаря хлебосольной чете Высотских.

После выдачи замуж Вероники — красавицы-дочери — в жизни ее родителей мало что изменилось. Ни появление зятя, в ту пору еще жандармского ротмистра Фаворского, ни рождение внука никоим образом не улучшили нравов этой далеко не пуританской семьи. Виолетта Константиновна — хозяйка модного салона-ателье «Maggi» — грешила адюльтером теперь уже не только во время ежегодных поездок на Воды, но и дома, в Ставрополе. Глядя на еще весьма привлекательную даму, казалось, будто она в последний раз пытается получить от жизни весь букет возможных удовольствий.

Ее муж, Аристарх Илларионович, был ей под стать. Он успевал не только принимать участие во многих рискованных коммерческих предприятиях, но и развлекаться с заезжими артистками и даже цирковыми акробатками, а когда их не было — наступал черед белошвеек. Привыкший относиться к любой женщине лишь как к объекту сладострастия, греховодник пристально и нескромно, точно доктор на приеме, осматривал любую незнакомку, попавшуюся ему на глаза. Если же она была ему по вкусу, старый сатир делал губы бантиком, умиленно заглядывал ей в очи и, сам того не замечая, причмокивал, точно вурдалак. Не обладая отчаянной храбростью, он осторожно наводил справки о благоверном красавицы или ее воздыхателе.

Чаще всего полученные сведения огорчали. Вокруг прелестной шляпки всегда крутился какой-нибудь бретер-поручик или влиятельный чиновник из Губернского правления. Изредка попадались и приятные исключения.

Но сегодня Аристарху Илларионовичу, как и другим гостям, было не до шумного веселья. Гости проявляли сдержанность. Новостью номер один стало сообщение о крупной железнодорожной катастрофе. Еще утром на станцию Ставрополь пришла краткая, но выразительная телеграмма от Главного управления Владикавказской железной дороги о том, что 19 сентября, около двух часов (по-петербургскому времени), переполненный пассажирами поезд № 3, едва отойдя от станции Тихорецкая, на разъезде Леушковская — Сосыка, двигаясь под уклон, на полном ходу сошел с рельсов. Погибло около ста человек, и более двухсот ранены.

Подробности появились в газетах несколькими часами позже. Выяснилось, что состав шел с двойной тягой (с двумя паровозами) и три первых вагона — багажный, почтовый и бронированный (для перевозки денег и ценностей) — разлетелись, словно щепки от полена, и бесформенною грудой высились на пути. Вокруг валялись разбросанные сумки, багаж, корреспонденция и мешки с деньгами, которые потом бесследно исчезли. И только сейф с надписью «Азово-Моздокский банк» оказался запертым. Рядом с ним копошились какие-то неизвестные личности, не обращавшие внимания на крики о помощи. Из четверых солдат, сопровождавших ценности, трое убиты, один находился без сознания.

Вагон 3-го класса, шедший пятым, превратился в буквальном смысле в кашу. Из семидесяти пассажиров никто не выжил. Груда человеческих костей, крови и внутренностей оказалась перемешанной с обломками железа.

Шестым двигался вагон «микс» 2-го и 3-го класса. Он почти полностью собрался в гармошку. Сквозь окна был виден сплющенный труп молодой девушки, перед смертью, видимо, старавшейся отворить дверь. На площадке найдены раздавленные в лепешку два молодых человека.

В следующем за «миксом» вагоне было не менее ужасное зрелище: какой-то господин, находившийся на верхней полке в момент крушения, хотел, вероятно, слезть, но противоположная полка соскочила с места и придавила его так, что он оказался зажатым между ними, точно тисками. Полуголый труп несчастного завис в пространстве. Пассажиры уцелевших вагонов пытались выбраться через окна и в ужасе крестились.

И все-таки эта катастрофа не трагическая случайность. При осмотре пути выяснилось, что рельсы были развинчены. Злоумышленники прятались в стогу, находившемся неподалеку. Там и обнаружили большой гаечный ключ, чайник, пустую посуду от водки и арбуз. Жандармы уверены, что злодеяние совершенно с целью последующего грабежа перевозимых ценностей, многие из которых исчезли. Скорее всего, преступники воспользовались телегой.

Единственным утешением являлся тот факт, что ставропольский вагон прямого сообщения, прицепленный последним, не пострадал. Не по зубам грабителям оказался и брошенный ими сейф «Азово-Моздокского банка». По словам управляющего ставропольским отделением, его содержимое оказалось в целости и сохранности.

Дамы, уединившись в музыкальном салоне, с тяжелыми вздохами перечисляли фамилии знакомых, кто по каким-либо надобностям отправился на этом поезде в столицу.

Мужчины горестно покачивали головами, пили коньяк и проводили время за бильярдным столом. За зеленым сукном сражался банкир Разуваев и гласный городской думы Тринитатов. С огромным преимуществом лидировал финансист. Его соперник злился, бил не точно и все чаще прикладывался к рюмке с коньяком. Ардашев в компании с Фон-Нотбеком и подполковником Фаворским следили за игрой.

— Что-то в последнее время Разуваеву очень везет, и не только на бильярде, — потягивая греческий коньяк, проговорил Владимир Карлович, — то Тер-Погосяна застрелили, то грабители его сейф открыть не смогли.

— Ну, с сейфом понятно — немецкий замок, а при чем здесь убийство купца и везение банкира? — недоуменно повел бровью Фон-Нотбек.

— А вы разве не знаете, что покойный задолжал его банку сумасшедшую сумму, что-то около миллиона?

— В таком случае банку смерть должника не выгодна, — парировал чиновник.

— Это смотря с какого угла подойти. Тер-Погосян был птицей высокого полета. Ссориться с ним не каждый хотел. К тому же он точно нашел бы способ повременить с возвратом долга. Связи, знакомства, друзья на самом верху. Он любого кредитора мог приструнить. Разуваеву же оттяжка по возврату кредита — чистая катастрофа, точно этому поезду. А вот не стало коммерсанта, и делай что хочешь. Говорят, денег у покойника было немало. Во всяком случае, на его счету в Государственном банке больше ста тысяч. Да недвижимости полным-полно, а еще имеются доли в товариществах и акционерных обществах, так что забирай не хочу, — объяснил подполковник.

— Вы проявляете удивительную осведомленность, — усмехнулся Ардашев и добавил: — А впрочем, это ваша работа.

— И все-таки, господа, я никак не могу понять, для чего преступник инсценировал самоубийство? — развел руками Фон-Нотбек.

Офицер отхлебнул конька и пояснил:

— Видите ли, Альфред Людвигович, злодей преследовал как минимум три цели: во-первых, скрыть собственное душегубство, выдавая его за суицид, во-вторых, при наличии завещания свести его на нет, а в-третьих, ускорить процесс получения долга.

— То есть вы хотите сказать, что именно Разуваеву гибель Тер-Погосяна была особенно выгодна? — снова вопросил Фон-Нотбек.

— Не только. Кроме него, найдется еще пара-тройка господ, с которыми он вел совместные дела. Возьмите хоть того же Кампуса. Чем не кандидат в злодеи? — Фаворский помолчал несколько секунд и заметил: — Тер-Погосяна, несомненно, убили из-за денег. Ни ревность, ни месть, я думаю, здесь ни при чем. А впрочем, знаете, его сожительница, госпожа Заоблачная, приехала к нам из Армавира. Я слышал, был у нее там какой-то поклонник. А что, если прежний воздыхатель и прикончил наследника американских миллионов?

Присяжный поверенный с сомнением покачал головой:

— Да как-то не верится. Я думаю, вряд ли он смог бы так детально подготовиться к убийству: прощальные письма, образцы подписи потерпевшего, печатная машинка.

— Пожалуй, вы правы, — согласился офицер. — А вот с крушением поезда у меня сомнений нет. На столь гнусное преступление мог отважиться только нехристь. Очень похоже на Зелимхана. Видимо, в ближайшее время меня снова пошлют на его поиски.

Фон-Нотбек кивнул в сторону бильярдного стола:

— Партия заканчивается. Ну что, господа, может, сыграем?

— Откровенно говоря, нет никакого желания. Это известие с катастрофой отбило всякую охоту. — Ардашев повернулся к Фаворскому: — Если в деле Зелимхана вам потребуется моя помощь — обращайтесь.

— Благодарю вас, Клим Пантелеевич. Но рисковать вами я бы не стал. Здесь понадобятся казаки или конная стража.

— Как знать, как знать, — задумчиво проронил адвокат. — Что ж, господа, мне пора. Лучше дома сидеть, чем кислой миной портить настроение хозяевам и гостям. Позвольте откланяться.

Распрощавшись, Ардашевы взяли коляску. Супруги ехали молча. Неожиданно Вероника Альбертовна положила ладонь на руку мужа и проронила:

— Ты знаешь, Клим, сегодня ночью мне снились цветы. Вазами была заставлена вся наша зала: хрустальные, фарфоровые, стеклянные, керамические… Они были повсюду. Говорят, это к смерти. Я утром подумала: «Экая чепуха, ну с чего это я должна умереть? У меня ведь и жалоб нет на здоровье». А теперь стало ясно: для смерти надо совсем немного, просто купить билет на поезд № 3. И все, тебя нет. Страшно, правда?

— Лучше об этом не думать. Но если зазвонит колокол, надо уйти из жизни достойно.

— Как Вяльцева?

Клим Пантелеевич нежно обнял жену:

— А давай откупорим бутылочку шампанского, зажжем свечи, включим патефон и посидим вдвоем.

Вероника улыбнулась:

— Ну да, скажи, что еще пригласишь меня на танец.

— Неплохая идея. Во всяком случае, я от этого не отказываюсь.

Пролетка остановилась прямо напротив дома. Ардашев помог супруге сойти, щедро расплатился и уже повернулся идти, как возница негромко окликнул его:

— Барин! Супружница ваша — светлая душа и проживет почти до ста лет. Так и передайте ей, вашество. Я это сердцем вижу. Моя бабка была известная в Ставрополе кликуша. Она даже Следь могла узреть. К ней со всей губернии съезжались, да и матушка тоже предсказывала. Видать, и мне это передалось.

— А что, любезный, про меня скажешь?

Извозчик замер на секунду, посмотрел куда-то в сторону, щелкнул вожжами и крикнул:

— Ну, пошла, родимая! Пошла!

Присяжный поверенный долго смотрел на удаляющийся экипаж, потом развернулся и зашагал к дому.