25. Оборотни

Весть о том, что злодей, убивавший детей, сгинул в Ветлуге, облетела город и окрестности мгновенно. Лыков, измученный и опустошенный, ночевал с семейством в Нефедьевской даче. Уже в десять часов утра, едва он успел умыться, прибыла в коляске Полина Мефодиевна. Оставив свою неизменную свиту в людской, она шумно вкатилась в гостиную и эмоционально поздравила сыщика с завершением розыска.

— Я знала, что наши доморощенные полицианты одни не справятся, — заявила барышня. — Если бы не ваш приезд сюда, не ваши усилия, этот кошмар продолжался бы еще долго. Спасибо вам от имени всех варнавинских жителей!

— В последнем эпизоде, избавившем нас от негодяя, как раз все исполнила местная полиция, — возразил Лыков. — Пристав Поливанов вспомнил про здешнего «короля Пето». Тот высказал догадку, оказавшуюся верной. Сыскной надзиратель Щукин безошибочно отыскал убежище маньяка. Исправник Бекорюков руководил всей операцией. Собственно моя роль свелась лишь к участию в загонной облаве.

— Вот напрасно вы себя принижаете, — обиделась Полина Мефодиевна. — Я же знаю все подробности. Именно вы оказались под выстрелами…

— Ой! — Варенька выронила чашку. — А мне он ничего такого не рассказывал. В Лешу стреляли?

— Сыщики молчаливый народ, — важно, со знанием дела ответила барышня. — Маньяк успел обнаружить облаву и напал первый. Но его пули прошли мимо. А ваш муж ответил, и так удачно, что угодил ему в шею. Тут маньяк понял, что дела его плохи, и стал удирать. Но Алексей Николаевич и надзиратель Щукин заранее перекрыли ему пути к бегству. Вот что значит опыт! Видя, что спастись невозможно, негодяй с отчаяния бросился в реку, где и нашел свой конец. И лишь после этого на берегу появился наш героический штабс-ротмистр. Руководивший операцией из кустов…

— Господи, какие страхи! — Варенька перекрестилась и смотрела на мужа в крайнем испуге. — В тебя, оказывается, стреляли! Тебя могли вчера убить. А я ничего не заподозрила, дура бесчувственная…

— Успокойся. Это разве стреляли! Пальнул он всего раз, и не в меня, а, скорее, в мою сторону. Пуля за версту пролетела. Полина Мефодиевна сгустила краски, это было совершенно не опасно.

Усилием воли Варенька взяла себя в руки и даже разлила чай, не пролив ни капли. Дальнейшая беседа прошла в спокойном русле. Смецкая пригласила соседей завтра на пирог из первой земляники и уехала. Но едва Алексей собрался с детьми на прогулку, как появился Поливанов. Поручик весь искрился весельем и привез еще одно приглашение.

— Алексей Николаевич! — торжественно объявил он. — Сегодня в четыре часа пополудни городской голова устраивает в трактире Островского торжественный обед. По случаю избавления Варнавина от маньяка. Будут лучшие люди города, в том числе наша «дворянская артель» в полном составе. Вы у нас один из главных героев, поэтому ваше присутствие обязательно! Варнавинцы хотят выразить вам свою благодарность.

Растроганный Лыков обещал непременно быть. Пришлось отложить прогулку и ехать в город за мундиром. Там паломничество продолжилось. Сначала появился Рукавицын и долго с чувством жал сыщику руку. Следом прибежал доктор Захарьин.

— Я верил в вас и не ошибся! — заявил он не без пафоса. — Собаке собачья смерть, а вам, Алексей Николаевич, слава и почет.

Затем явились почти одновременно попутчики Лыкова по пароходу — Панибратов и Самопальщикова. Последовала новая порция поздравлений и выражения признательности.

Алексей заметил: всякий раз, когда он в разговоре подчеркивал роль местной полиции в обнаружении маньяка, варнавинцы ему не верили. Качали головами, говорили об излишней скромности коллежского асессора и ругали Бекорюкова. Они явно приписывали удачу исключительно деятельности приезжего сыщика. Бедный Галактион Романович, похоже, столько потерял в глазах общества, что даже последние события не реабилитировали его…

В четыре часа Лыков вошел в главный зал трактира Островского. Мундир он в последний момент решил не надевать и явился в элегантной визитке. Радостные возгласы встретили гостя, едва он переступил порог. По случаю обеда Островский закрыл заведение для прочих посетителей, присутствовали лишь первые люди города. Во главе стола восседал сияющий исправник. Слева от него с обычным скучающим выражением на лице примостился Щукин. Стул по правую руку был приготовлен для петербуржца.

— Сюда, пожалуйте сюда! — радостно замахал руками штабс-ротмистр. — Вот ваше почетное место. Господа, главный герой прибыл! Можно начинать. Один Рязановский, гордец, не пришел — ну и черт с ним! Пляши, душа, без кунтуша, ищи пана без жупана!

Крики еще более усилились. Кое-как председательствующий на банкете Верховский восстановил тишину. Он же сказал и первый тост. В отличие от общества, предводитель дворянства ловко и дипломатично похвалил всех. «Местные силы охранения порядка» удостоились столь же добротных эпитетов, что и «выдающийся столичный законослужитель».

— Полноте, господа, — ответил красный от удовольствия Бекорюков. — Я же понимаю, что отчасти забил фукса. И что чересчур долго не мог раскрыть это дело. Но с помощью Алексея Николаевича и при выдающемся усердии надзирателя Щукина мне удалось. Горжусь. Возмездие настигло-таки злодея, и теперь обыватели могут спать спокойно.

Следующий тост произнес городской голова Тронов. Он тоже щедро рассыпал благодарности на всех, но особо выделил Галактиона Романовича. Было очевидно, что верхушка уездного общества своих в обиду давать не намерена. Лыкова это скорее развлекало. Он знал свою роль в уничтожении маньяка лучше других и не склонен был ее преувеличивать. В конце концов, старались действительно все. И уезд почистили основательно — простому обывателю сделалось много безопаснее.

После второго тоста банкет перешел в стадию обычного дружеского застолья. Разговор сделался всеобщим и ни о чем. К Алексею привязался председатель земской управы Челищев. Слегка захмелев, он принялся уговаривать сыщика «принять посильное участие в трудной жизни провинциального земства».

— Вы же образованный человек и с недавних пор здешний помещик! Нам такие нужны. У нас в земском собрании семнадцать членов, и не все на высоте, не все! Есть вредоносные элементы. Дворянский корпус необходимо укрепить! Приходите завтра ко мне домой, мы обо всем договоримся, — бубнил Илларион Иринархович, мешая Лыкову пить и закусывать. — Сейчас. Я дам вам свою визитную карту. Да-с, батенька, и карты есть! Располагаем! Все как у людей.

Половые уже разнесли тарелки с дымящейся ухой. Вид у варева был аппетитный, и Лыков стал обдумывать, как бы ему поскорее отвязаться от болтливого земца. Сидящий рядом Бекорюков налил себе в рюмку ледяной водки и с чувством выпил. Вот молодец, а тут сиди и слушай…

— Взгляните, Алексей Николаевич! Хороша штучка? В Киеве на заказ сделали. На четыре отделения.

Челищев вынул из кармана изящный серебряный порткарт с припаянными золотыми буквами «ИЧ».

— Инициалы, изволите видеть, из золота восемьдесят четвертой пробы. Илларион Челищев обозначают.

Лыков взял протянутый ему порткарт и повертел в руках. Действительно, изящная работа. Какое-то смутное воспоминание промелькнуло у него в голове. Буквы «ИЧ». Где-то коллежский асессор уже слышал об этой вещице. Где? Ах, да! Она фигурировала в перечне вещей, похищенных у задушенного бандой Недокрещенного ювелира Иосифа Чеснавера. Точь-в-точь такой же порткарт, и инициалы совпадают… Как такое возможно? Или…

— Ларик, отстань от нашего гостя! — заступился за Алексея Бекорюков. — Привязался со своим земством. Дай ему поесть. Смотрите, Алексей Николаевич, какая славная уха. Из наших ветлужских стерлядей.

Исправник подцепил пятно янтарного жира, приподнял ложку над тарелкой и потянулся к ней губами…

Словно молния ударила Лыкова. В одну секунду он вспомнил рапорт пропавшего «демона» Ивана Красноумова и понял все. Так вот что это за «дворянская артель»! Бабушка в детстве рассказывала маленькому Алеше, как можно распознать оборотня, прикидывающегося человеком. Нужно смотреть на него боковым зрением. Глядишь вроде прямо, а краем глаза, ежели постараться, увидишь… Только надо сильно стараться, поскольку оборотень очень хитер. И тогда под маской проступит его подлинное, нечеловеческое обличье. И вот теперь маски вдруг разом упали. Словно у соседей по столу показались вдруг из-под одежды копыта и хвосты… Все мелочи из последнего рапорта Ивана получили свои разгадки. Недокрещенный — это сам Бекорюков. Высокий сильный человек — капитан Готовцев. Крашеный брюнет с рыжими корнями волос — судебный следователь Серженко; вон он сидит напротив. Пожилой господин с аристократическими манерами — предводитель дворянства Верховский. А порткарт с буквами «ИЧ» действительно принадлежал убитому ювелиру. Очевидно, земец-головорез пожалел продавать глянувшуюся ему вещь и оставил себе, воспользовавшись совпадением инициалов.

— Что случилось, Алексей Николаевич? — встревожился Бекорюков, заметив волнение сыщика.

— Живот схватило… сейчас вернусь… — пробормотал тот, вставая. И тут же поймал на себе трезвый, внимательный взгляд Недокрещенного. Кажется, тот понял, что каким-то образом опознан!

Выйдя из-за стола, стараясь не привлекать к себе внимания, Алексей быстрым шагом направился прямо к выходу. Голова его ничего не соображала. Он был потрясен и понимал только одно: нужно срочно уходить отсюда. Публика веселилась, не обращая на него внимания. Лишь Готовцев с недоумением воззрился на сыщика, но не трогался с места.

— Не выпускайте его из зала! — раздался сзади крик штабс-ротмистра.

«Оборотни», как по команде, замолчали. Теперь уже все они смотрели на Лыкова, но тому оставалось сделать до двери всего несколько шагов. Откуда-то сбоку наперерез сыщику бросился князь Солнцев-Засекин. Не сбавляя шага, Алексей сунул ему в лицо кулак. Князь пролетел по полу, как на салазках, и въехал головой в буфет. Вырвался!

Выскочив на площадь и оказавшись среди прохожих, Алексей сначала обрадовался. Теперь его трудно будет убить — слишком много глаз вокруг. И тут же ударила мысль: а семья? До Нефедьевки восемь верст. Из города его выпустят, только чтобы пристрелить в пути. Если же коллежский асессор побежит сейчас к себе на Дворянскую и забаррикадируется в доме, то «оборотни» на штурм не пойдут. Они явятся в имение, захватят там Вареньку с детьми, привезут сюда и предложат Лыкову сдаться без боя.

Голова сыщика отказывалась работать. Что теперь делать? Куда бежать? На телеграф, послать экспрессы в Петербург и Кострому? Смешно. Когда подмога доберется сюда, он будет уже мертв. «Дворянская артель» заправляет всем в городе, она власть и закон. Если Бекорюков прикажет городовым стрелять в Лыкова, поскольку тот-де преступник, они обязаны подчиниться. Да «артельщики» при желании управятся и сами. «Веблей» Лыков оставил дома, а голыми руками от десяти противников не отобьешься. Тем более среди них Щукин.

Алексей пролетел корпус уездных присутственных мест, свернул на Костромскую и бездумно зашагал по ней. Подсознательно он стремился удалиться от страшного трактира. Наконец решился оглянуться. Вон они! В десяти шагах сзади шел сыскной надзиратель. Он ухмылялся так зловеще, что Лыкова передернуло. Следом высилась громадная туша капитана Готовцева. По другой стороне улицы следовало сразу трое: Поливанов, Челищев и помощник исправника Тамазин. Вторым эшелоном тянулись следователь Серженко, предводитель Верховский и кто-то из переодетых в партикулярное городовых. Команда убийц преследовала его, выжидая только удобного момента.

Но куда бежать? Сейчас Костромская пересечется с Полукруглой. Это уже далеко от людной площади. Возможно, там вообще никого нет, и «оборотни» могут взяться за дело в ближайшей подворотне. Шагать по Костромской прямо, не сворачивая? Тогда он упрется в пустырь — еще более удобное место для убийства. Ловушка! Сколько он сможет бегать по главным улицам Варнавина? В лучшем случае до темноты.

Поравнявшись с Полукруглой, сыщик посмотрел по сторонам. Слева двое прохожих, а справа четверо. Выбор ясен! Он повернул направо и ускорил шаг. Преследователи тоже поднажали, сбившись в одну кучу. Сейчас он дойдет до Мещанской, повернет к площади и через пять минут снова окажется возле трактира Островского. Оттуда опять на Костромскую или попробовать прорваться на бульвар? Там сейчас наиболее людно.

Свернув на Мещанскую, Алексей увидел на двери второго от угла дома латунную табличку: «А. П. Панибратов». Жилище Амилия Петровича! На пароходе сыщик обещал статистику зайти к нему в гости, но, занятый розыском маньяка, так и не появился. Не далее как сегодня утром тот пенял на это Алексею. А что, если зайти сейчас и, не объясняя причин, попросить вывести его через заднюю калитку? Испугается и откажется? Выбора не было: следовало рисковать.

Резко остановившись, Алексей вдавил клавишу воздушного звонка. Только бы хозяин оказался дома! Послышался топот босых ног, и простоволосая девушка, по виду прислуга, открыла дверь.

— Дома ли Амилий Петрович?

— Заходите. Как прикажете доложить?

Коллежский асессор быстро заскочил внутрь и тут же запер дверь на засов. Преследователи дернулись было следом, но не успели. Шестеро убийц сбились возле крыльца, как стая шакалов. Служанка удивленно вытаращилась на гостя, но тут в прихожую вышел Панибратов:

— Кого нам Бог послал? Батюшки, сам Алексей Николаевич! Вот не чаял! Проходите, гость желанный!

Но увидев лицо Лыкова, сразу осекся:

— Что с вами? У вас растерянный вид.

— Амилий Петрович, спасите. За мной гонятся, чтобы убить. Под крыльцом целая свора.

— Вас? Убить? Но кто? И за что?

— Взгляните в окно и поймете.

Панибратов приник к щелке между занавесками и тут же отпрянул от окна:

— И вы привели их сюда? «Артель» почти в полном составе.

— Испугались?

— Конечно! Весь город их боится. Значит, вы обо все догадались?

— Да. Но вы-то, Амилий Петрович, вы-то почему мне сразу не сказали?

— Из страха. Эти люди заправляют уездом, вся власть у них. Да и не знаю я ничего конкретного, а лишь догадываюсь, как и другие, что дело нечисто…

Лыков без сил опустился на скамью:

— Если я сейчас к ним выйду, мне конец. А вы и весь город так и останетесь жить в страхе. Помогите мне выбраться, и я выжгу весь гадюшник каленым железом!

Статистик несколько секунд молча смотрел на сыщика, потом решился:

— Быстро за мной в сад!

— Минуту, Амилий Петрович. Нет ли в доме револьвера?

Панибратов за рукав втащил Алексея в соседнюю комнату, порылся в бюро и протянул ему оружие. Это был обшарпанный «смит-вессон» так называемого «первого образца». Лыков оттянул защелку ствола, переломил револьвер: барабан был полон:

— Спасибо!

Через сени Панибратов быстро вывел гостя во двор к задней калитке. Открыл ее и пропустил к соседям:

— Далее вон туда, за баню.

— Попытайтесь продержать их под дверью хоть четверть часа. И — я ваш вечный должник!

Амилий Петрович молча перекрестил сыщика и побежал обратно в дом. Лыков же, не теряя ни секунды, кинулся прочь. Проскочил в соседний сад и, не глядя по сторонам, быстрым шагом направился к воротам. Какой-то господин в халате и феске сидел на веранде и пил чай. Он недоуменно уставился на незнакомца.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался Алексей.

— Добрый… — растерянно пробормотал господин.

Собравшись с духом, сыщик вышел на улицу. Снова он на Костромской! Если «оборотни» уже успели выставить здесь наблюдение, он пропал. Второй раз его не упустят. Оглядевшись по сторонам, коллежский асессор чуть не вскрикнул от радости. На всей улице обнаружилось лишь несколько прохожих, никто из них не походил на людей Бекорюкова.

Куда теперь? Если даже Амилий Петрович и продержится четверть часа, это лишь полдела. За это время Лыков должен незаметно добраться до выезда из города, найти там телегу и уговорить возницу скрытно доставить его в Нефедьевку. О том, что делать дальше, пока думать было преждевременно…

Дойдя до пересечения с Полукруглой улицей — он шел здесь под конвоем десять минут назад, — Алексей незаметно высунулся. Вдалеке, на углу Мещанской, торчала одинокая фигура. Тамазин! Помощник исправника неотрывно смотрел в его сторону. Проклятье! Нужно было перебежать перекресток, дойти до конца Костромской и вдоль Новой и Полевой улиц чесать к выезду из города. Но губернский секретарь исполнял обязанности наблюдателя добросовестно: у Алексея не было никаких шансов пересечь Полукруглую незамеченным. Прошло три минуты. Топтавшийся на одном месте незнакомец уже стал привлекать внимание обывателей. Из соседних ворот вышел дворник и направился к Лыкову. Тут вдруг Тамазин сорвался с места и скрылся за углом. Неужели «оборотни» взломали дверь и ворвались к статистику? Но думать было некогда. Коллежский асессор пулей перелетел улицу и, уже не скрываясь, побежал вперед.

Никогда еще он так не бегал. Жизни многих людей висели сейчас на волоске и зависели только от его скорости и удачи. Немногочисленные прохожие с удивлением наблюдали, как хорошо одетый господин несется по улице словно базарный вор, стянувший связку баранок. Добравшись до угла Новой, Алексей повернул направо. Он старался дышать ровно и не сбиваться с темпа: четыре шага — вдох — четыре шага — выдох.

Судьба благоволила Лыкову. До пересечения с Мещанской, где кончается город, оставалось сто саженей. Если там стоят и ждут, скрыться уже не получится. Даже если оторваться от погони — например, через Потанину деревню пробиться в лес, — «оборотни» за ним не побегут. Им проще сразу проехать в Нефедьевку. Тогда семье конец… Вдруг из Варнавинской улицы прямо на сыщика вывернула телега. Тот замедлил бег и ахнул — в телеге сидел Оденцов!

— Трефил Осипович! Вас сюда Бог послал!

— Лексей Николаич? Что случилось? Вы — и в эдаком виде!

Лыков бросился на дно телеги:

— Некогда объяснять. Завалите меня соломой и что есть мочи везите в Нефедьевку. Вопрос жизни и смерти!

Оденцов выполнил просьбу мгновенно: укрыл сыщика и стеганул кобылу. Та бодро помчалась вперед. Уже через пять минут они выехали из Варнавина на тракт и покатили на север. Движение вокруг было оживленным, и Алексей не рисковал высовываться. Только просил вполголоса из-под соломы:

— Трефил Осипович! Еще скорее, Христа ради!

Лишь когда у Заболотья телега свернула на Нефедьевский выселок, сыщик сбросил солому и сел. До дома оставалось полторы версты. Он выбрался из города, он жив и не ранен, но с минуты на минуту следом примчатся «оборотни». Их будет не меньше десятка, все с оружием, и они не успокоятся, пока не убьют Лыкова. А заодно и всех, кто окажется поблизости — как свидетелей. Что же делать, что же делать? В центре России, средь бела дня оказаться не в силах защитить семью от бандитов! Потому что эти бандиты представляют здесь власть. Бежать всем вниз, чтобы прокрасться на пристань? Но парохода сегодня уже не будет. Сесть в экипаж и попробовать доехать до соседнего уезда? Догонят и перестреляют прямо на тракте. Спрятаться в лесу? От Щукина не спрячешься. Держать оборону в доме? Он, дурак, сегодня утром отпустил двух объездчиков обратно на кордон. Решил, что опасность уже миновала… А лакей, дворник и оба конюха отпросились в деревню на свадьбу. Теперь в доме лишь Окуньков и повар. Их тоже прикончат, если они посмеют вступиться за хозяина…

Пока ехали до поместья, Лыков решил. Он соберет оба семейства — свое и Титуса — в мезонине. Забаррикадируется, и они со Степаном станут отстреливаться. Через десять минут на выстрелы прибегут из деревни мужики. Тогда Недокрещенный уже не посмеет устроить бойню на глазах у десятков людей. Его, Лыкова, арестуют и увезут — до ближайшего оврага, но зато женщины и дети останутся живы. Варенька никогда больше не выйдет замуж, будет коротать свой век вдовой и воспитывать детей. Николка и Павлука смутно-смутно запомнят отца… Будьте вы прокляты, «оборотни»! Все равно вам конец! Приедут разгневанные Благово с Таубе, и тогда никто не уйдет от возмездия… Вот только он, Лыков, этого уже не увидит.