19. По следу
В ночь с понедельника на вторник Лыков с Форосковым опять встретились в бане. Петр пересказал бывшему начальнику свою беседу со Щукиным.
— Да, слуга закона… На чем же вы разошлись?
— На том, что он даст наводку, кого пограбить. Я же со своей стороны буду проявлять осторожный интерес к Нефедьевке или к вашей городской усадьбе. У Щукина, Коммерческого и тех фреев, которых подсунет мне кабатчик. Так?
— Да, но обязательно в общем ряду с прочими богатыми домами. Смецкие, Попов, Селиванов, ну и мы где-нибудь в середке…
— Понятное дело.
— Ты сказал, что Иван Иваныч начал знакомство резко, а потом пошел на попятный. Неужто испугался твоих угроз?
— Нет, конечно, только вид сделал. Такие люди не из пугливых.
— Что-то задумал?
— Да знаю я, что он задумал. Направить меня на грант, а потом убить при дуване. Что получше, он присвоит да еще и отчитается в раскрытии кражи. Ловкач!
— Будь с ним осторожен: Щукин опасный человек. Как, по-твоему, станут они тебя проверять?
— Полагаю, пошлют запрос по соседним губерниям. Из Нижнего им ответят, как надо. Справный, мол, налетчик, свое дело знает. Я перед отъездом зашел в наше сыскное и договорился.
— Не переборщи. На «ивана» ты не очень-то похож.
— А я и не говорю, что «иван». Фартовый, серьезный. Работаю самостоятельно, на побегушках ни у кого не состою.
Закончив про Щукина, Петр рассказал о своих переговорах с Ваней Модным и показал его чертеж. Лыков внимательно рассмотрел бумагу и ахнул:
— Та самая рука! Титуса заманили его запиской. Ну, ты молодец! Как догадался?
— Никак. Просто настоящий налетчик, ежели хитрый и опытный, сделал бы именно так. Одним махом и план дома получить, и хозяйского сына на крючок поймать. Только потом, в номере, я сличил руку и все понял.
— Славная находка! Теперь я могу тряхнуть Ваню. Но важно, чтобы ты остался вне подозрений. Сделаем вот что. Бекорюков теперь мой должник. Я попрошу его распорядиться, чтобы мне выдали на изучение выпускные сочинения учеников городского училища. Скажем, за последние десять лет. И через день-полтора «обнаружу» Селиванова-младшего. Ваня щенок, я его быстро застращаю. Тогда и узнаем, кто приказал ему выманить Яна.
— Алексей Николаич, мне теперь, стало быть, на здешнем ворье сосредоточиться?
— Да. Коммерческий обещал познакомить кое с кем уже завтра?
— Да. Сказал: приходи ближе к ночи.
— Пощупай этих ребят. Ищи не вора-домушника, ищи налетчика. Очень хорошего налетчика. Тот, кто сумел приблизиться к Титусу и почти убить его — большой профессионалист. Будь начеку.
Закончив совещание, сыщики разделились. Лыков вышел на улицу первым и отправился к исправнику домой. Спустя пять минут, так же через парадное, выскользнул Форосков и растворился в ночи.
У Бекорюкова, несмотря на позднее время, было полно народу. Оказалось, что они с Готовцевым собрали «дворянскую артель» и обмывают утреннюю победу. Алексей слышал от горничной, с какой помпой колонна с пленными и трофеями вступила в Варнавин. Исправник и воинский начальник гарцевали с винтовками наперевес, конвоируя Челдона и его укрывателей. Посмотреть на невиданное зрелище сбежался весь город. Уездное полицейское управление имело в штате, сообразно численности населения, всего пять городовых. Готовцев же по своей должности обладал правами ротного командира резервных войск. Расквартированная в уезде команда на роту не тянула, но превышала сто человек. Поэтому арестованных сразу же поместили в этапную тюрьму на конце Солдатской, под охрану военных.
Варнавинцы, по рассказам горничной, были потрясены. Три телеги покойников! В окрестностях тихого городка никогда не случалось такой бойни. Победный вид начальства контрастировал с испуганными лицами обывателей. Некоторые даже отправились в церковь помолиться за души новопреставившихся. Вместе с тем после долгого бездействия полиции разгром шайки очень поднял акции Бекорюкова. В глазах большинства он стал героем. Слухи об обнаружении вещей и бумаг многочисленных жертв гайменников еще более возвысил исправника в глазах населения. Участие в схватке опекуна Нефедьевки осталось для всех тайной.
Появление Лыкова произвело восторг. «Дворянская артель», к которой присоединился городской голова Дронов, уже изрядно приняла и не собиралась останавливаться. Стол ломился от бутылок и закусок. Два официанта от Островского как раз заносили корзины с новой выпивкой.
— А вот и главный герой! — радостно закричал сильно захмелевший штабс-ротмистр. — Господа! Ура Алексею Николаевичу Лыкову!
— Урра! — загалдели «артельщики» и полезли целоваться с коллежским асессором.
— Заздравную чашу молодцу! — потребовал Готовцев. Лыкову тут же сунули в руки стакан с водкой.
— Внимание, господа: тост! — встал во фрунт Бекорюков. — Тост и одновременно сообщение. Считаю своим долгом разъяснить вам роль Алексея Николаевича в сегодняшнем деле. В город верхом он не въезжал, геройских поз, как мы с Помпеем, не принимал. Потому многие из вас и не знают… А ведь именно господин Лыков обнаружил притон убийц. До сих пор не могу понять, как ему это удалось. В моем уезде! Мы со Щукиным не нашли, а приезжий человек в два счета сыскал! Вот это класс!
— То-то у Лыкова вся грудь в крестах, — подал голос судебный следователь Серженко. — Видно сокола по полету.
— Так точно, — согласился Галактион Романович. — Но продолжаю. Алексей Николаевич обнаружил притон, в одиночку произвел его разведку, разработал план захвата и руководил всей операцией. Мы с Помпеем Ильичом фактически лишь выполняли его команды. Результат вы видели. Кроме того, господин Лыков лично захватил главаря шайки и застрелил одного из негодяев.
— Лишь одного? — удивился князь Солнцев-Засекин. — Почему так мало?
— Алексей Николаевич не любит лишней крови, — пояснил капитан Готовцев. — Он предлагал не трогать рядовых гайменников, а только пугануть их и дать уйти в лес. Но мы с Галактионом решили не мелочиться.
— И правильно поступили! — авторитетно заявил Верховский. — Злодеи за чужие жизни ответ держали! Вон сколько при них всего нашли, и со следами крови есть…
Лыков не стал ввязываться в спор крепко выпивших людей, а попросил Бекорюкова о коротком разговоре. Штабс-ротмистр, дружески полуобняв сыщика, прошел с ним в кабинет:
— Знали бы вы, Алексей Николаевич, как я вам признателен. Тучи уже сошлись над моей головой. Из Костромы выехал ревизор, советник губернского правления Ниродлюрцов. Снимать меня собрался, немец-перец, колбасная душа. А вы… Вы уже второй раз меня выручаете. Сначала погром предотвратили, потом банду помогли раскассировать. Теперь хоть есть чего предъявить губернии. Мы еще поборемся! Я ваш должник: просите о любой услуге.
— Как раз я к вам с просьбой. Не могли бы вы распорядиться, чтобы инспектор училища дал мне для изучения сочинения выпускников? За последние десять лет.
— А для чего? — мгновенно протрезвел Бекорюков. — След взяли? После Челдона — всему поверю!
И подмигнул Лыкову.
— Кажется, я нашел записку, которой моего управляющего выманили к оврагу.
— Дайте ее! — протянул руку исправник.
— Нет! — отрезал Лыков. — Я сам. Вы же видите: лавров я не жалею. Все ваши будут… А искать оставьте мне.
— Хорошо, — легко согласился штабс-ротмистр. — Я же понимаю, что это вы умеете лучше нас. Сейчас выдам вам, что просите.
Он сел за стол и на служебном бланке быстро написал необходимое распоряжение.
— Вот. Печать я дома не держу, но инспектор Тихомандрицкий знает мой почерк и не откажет. Одна просьба, Алексей Николаевич: держите меня в курсе дела и не подведите, пожалуйста!
— Разумеется. Если я даже обнаружу автора записки, то арестовать его — лишь в вашей власти. Вы уже допросили Челдона?
Бекорюков скривился:
— Крепкий орех! С первых слов стал дерзить и запираться. Я отдал его Щукину и ушел. Уверен: завтра Челдон станет как шелковый. Иван Иваныч умеет убеждать такой сорт людей.
— Но вы сами верите, что маньяк — кто-то из его людей?
— Нет, конечно. Это… непрофессионально. Но проверить надо.
— И я того же мнения. Значит, разгром гайменников не решает главной нашей задачи. Что вы намерены делать?
— Галактиоша! Алексей Николаевич! — В кабинет просунулась огромная фигура капитана. — Кончайте ваши секреты — водка стынет! Пора уже, как выражается мой денщик Митрич, хватить чебурашку!
— Сейчас, Помпейчик, мы уже заканчиваем. Иди пока, налей нам по полной.
Готовцев, бурча что-то под нос, удалился.
— Щукин проведет в среду очередной базарный день и уедет на облаву. Его идея — что маньяк беглый уголовный или дезертир, скрывающийся среди староверов.
— Да, Иван Иванович высказывал мне эту мысль. Весьма правдоподобно.
— Он что-то почуял своим звериным нюхом. Хочет объехать две волости, самые склонные к укрывательству, — Уренскую и Черновскую. Не желаете сопроводить его?
— С удовольствием. В четверг?
— Да. Но поездка займет не один день, а вы как-никак в отпуску. Надо бы с семейством отдыхать. Не передумаете?
— Поймаем эту тварь, тогда и отдохну.
— Хорошо. Ну, пойдемте, пригубим, а то гости огорчаются… Эй, дружки, нагревай брюшки!
В девять часов утра Лыков, одевши для солидности вицмундир со старшими орденами, явился в полицейское управление. Ни Бекорюкова, ни пристава Поливанова еще не было, хотя присутственные часы уже начались. На месте оказался лишь помощник исправника губернский секретарь Тамазин, личность совершенно бесцветная. Сыщик предъявил ему письмо Галактиона Романовича, адресованное инспектору мужского училища Тихомандрицкому. Губернский секретарь дважды перечитал бумагу, ковыряя при этом в носу, потом вздохнул и взялся за фуражку. Через четверть часа они поднялись на второй этаж училищного здания и постучались в служебную квартиру инспектора.
Несмотря на позднее утро, Тихомандрицкий сидел в халате и пил чай. Он был недоволен появлением визитеров.
— Вот, приказано передать, — лаконично пояснил помощник исправника. Вручил записку и был таков.
— Это еще что? — брезгливо пробурчал Тихомандрицкий. — Не могли обождать?
— А неизвестно, сколько ждать, — пожал плечами Лыков. — Присутствие давно идет, а вы, оказывается, чаю еще не попили…
Инспектор побагровел и произнес свистящим шепотом:
— А вы, миластидарь, кто таков будете, чтобы я выслушивал ваши дерзости?
— Коллежский асессор Лыков Алексей Николаевич.
— И что вам здесь угодно делать?
— Там все написано.
Тихомандрицкий прочитал записку исправника и побагровел еще больше:
— Что, Бекорюков уже министр народного просвещения? Вконец обнаглели. Когда мне такое предписание даст законом положенное начальство, тогда… А пока же, сударь, подите вон!
И, театрально скомкав записку, швырнул ее на пол.
Лыков рассердился не на шутку. Вынув свой полицейский билет, он сунул его под нос распоясавшемуся чиновнику и сказал:
— Забыл известить — я из Департамента полиции. Чиновник особых поручений. Особых — понятно? Занимаюсь поиском маньяка, убившего в Варнавине четырех детей.
— Ну и что?
— А то, что если вы сейчас не оторвете задницу от стула и не дадите мне необходимые для следствия материалы, я вас в такую глушь укатаю! Северных оленей будете инспектировать! В Зашиверске. С Департаментом полиции шутить вздумали? Я вам пошучу!
Тихомандрицкий вскочил как ошпаренный, но сыщика уже понесло:
— Я приехал в такую глушь по личному распоряжению министра внутренних дел графа Толстого. Вы еще не забыли его нрав, когда он состоял вашим министром?
— Никак нет, не забыл!
— Да уж, такой нрав не забудешь. В городе убийства, а вы препятствуете следствию. От чая вас оторвали… Граф не преминет доложить об этом его императорскому величеству. Страшно даже представить его реакцию!
— Но вы же не объяснили…
— А вы полагаете, начальник уездной полиции просто так пишет такие бумаги? От нечего делать? Идет розыск опаснейшего преступника. Все, кто посмеет мешать власти в отправлении ею обязанностей по охране порядка, будут привлечены к ответственности. Невзирая на чины. С властью не шутят!
— Извините, господин Лыков, я не представлял, что дело столь серьезно! Прошу меня извинить, я отношусь к обязанностям власти с полным уважением! И… я сейчас же отдам необходимые распоряжения! Куда прикажете доставить запрашиваемые сочинения?
— В дом Нефедьевых. И учтите: по итогам следствия в столице будут приняты решения по кадру местного руководства. Во всех сферах управления! Не шутите с огнем.
Через четверть часа сторож училища на тележке привез сочинения выпускников на Дворянскую. Алексей быстро разыскал среди них произведение Ивана Селиванова. Да, одна рука! Приложив находку к записке, которой выманили Титуса, сыщик спрятал улики в карман сюртука и задумался. Идти прямо сейчас брать Ваню Модного было слишком рано. Хотя бы полдня он должен порыться в сочинениях, иначе умный человек догадается, что это инсценировка. И так все шито белыми нитками. Тот же Бекорюков запросто может спросить: а почему именно сочинения выпускников училища? Почему, если имеется образец почерка, вы, Алексей Николаевич, не отправились с ним, например, к уездному нотариусу? Вот кто главный знаток почерков. Что ответить на это? Штабс-ромистр не глуп и может догадаться, что кто-то заранее указал Лыкову на Ваню. И тогда Форосков попадет под подозрение. Нет, надо прямо сейчас на виду у всех сходить к стряпчему. А потом до вечера засесть дома, будто бы просматривая сочинения.
Коллежский асессор так и сделал. Вернувшись от нотариуса — тот руки, конечно, не опознал, — обложился в кабинете бумагами, придав комнате деловой вид (вдруг кто заглянет?). А сам лег на диван с «Графом де Монте-Кристо» и погрузился в чтение.
Так прошел день. Маскировка пригодилась: в четыре часа появился Бекорюков. Он позвал Алексея на допрос Челдона: после общения с надзирателем Щукиным тот согласился дать показания…
Лыкову не терпелось послушать бандита, поэтому он прекратил «поиски» и отправился с исправником в тюрьму.
— Только, Галактион Романович, одно условие, — предупредил он штабс-ротмистра. — Я легендированный агент департамента и даже аресты произвожу в гриме. Челдон не должен видеть моего лица.
— Наденем ему мешок на чапельник, — тут же сообразил Бекорюков.
Так и провели допрос. «Иван» сидел с мешком на голове. Лыков писал на листке, что его интересовало, а Бекорюков с Поливановым спрашивали о том у арестованного.
Гаврила Торчков действительно оказался сломлен. Он послушно назвал всех своих подельников. Тут выяснился новый факт. Оказалось, что в починке накрыли не всех бандитов. Ванька Перекрестов, местный уроженец, отлучился на ночь в Варнавин и потому уцелел.
— Щукина ко мне! — распорядился исправник.
Сыскной надзиратель явился через три минуты. Заслышав тяжелые шаги, Челдон вобрал голову в плечи…
— Иван, Перекрестов-то убежал!
— Знаю, ваше благородие. Как среди мертвяков его не обнаружил, понял.
— Бросай все дела и ищи его! А то сбежит из уезда, стервец…
— Слушаюсь!
Допрос продолжился. Бандит рассказал, как они выбирали жертвы, где прятали трупы. В двух местах, за пределами уезда, шайкой были сделаны тайные могилы… Назвал Торчков и барыг, которым сбывал добычу. Среди прочих упомянул владельца постоялого двора в Урене-Трехсвятном и кабатчика в селе Богородском. Было очевидно, что «иван» дает полные признательные показания и ничего не утаивает. Ай да Щукин!
Однако на самый важный для Лыкова вопрос главарь ответил отрицательно. По его словам, людей своих он держал в кулаке. И такой глупости, как немотивированные убийства детей, никогда бы не допустил.
— Ей-бо, ваше благородие! Наскрозь их зрил, людишек этих. Дудора; один только и был из них настоящий налетчик, а прочие так… Но все фартовые. Мы со скуки людей не режем, а за соргу либо накидалище справное. Ежели бы кто из них принялся мальцов кончать и тем фигарисов… то есть господ сыщиков, тревожить, я б того своими руками приткнул. Сразу бы голову на рукомойник! Нет, это не мои.
Лыков и сам так считал, поэтому вскоре откланялся и ушел. Ясно, что маньяк — одиночка. В сплоченной банде, все время на виду у опытного «ивана», совершить в тайне четыре убийства невозможно. Слишком очевидно отлучки будут совпадать с датами нападения на детей. Стоило проверить только Перекрестова — он, как местный, навещал город чаще других. Но и здесь особых шансов на успех не было. Поэтому Алексей вернулся домой и снова сел за роман. Выждав часа три, сыщик отправился в полицейское управление. Помощник исправника сообщил, что начальство обедает у Островского. Коллежский асессор пошел в трактир. Бекорюков с Поливановым уже доканчивали эменсэ. Алексей выложил на стол перед исправником две бумаги и пояснил:
— Вот этой запиской моего управляющего заманили в засаду. А вот выпускное сочинение Вани Модного. Ничего не замечаете?
— Одна рука! — уверенно сказал штабс-ротмистр, сличив обе бумаги. — Ну, Ванька, берегись! Надо немедленно арестовать его и допросить. Но вы, Алексей Николаевич, в очередной раз меня осрамили. Теперь вот сообщника маньяка без нас нашли… Похоже, всем нам, включая и Щукина, нужно поучиться у вас сыскному делу.
— Где сейчас должен быть Ванька? — спросил Лыков у скучающего Поливанова. — Дома? Или у Коммерческого в кабаке?
Поручик пожал плечами:
— Я за этой дрянью не слежу.
— Начнем с дома, — предложил Галактион Романович. — Это ближе, чем кабак.
Так и порешили. Трое полицейских вломились в дом купца Селиванова, но сына его там не нашли. Отец, высокий суровый старик, сперва подумал, что отпрыск снова натворил мелких безобразий. Вынув из шаровар бумажник, он раскрыл его и спросил деловито:
— Сколько?
— Нисколько теперь, Гермоген Спиридонович, — вздохнул Бекорюков, отводя руку с купюрами. — Сынок ваш замешан в тяжкое преступление — покушение на убийство управляющего Нефедьевки господина Титуса. А может, и кое во что похуже… Где он сейчас?
— Ах ты, Господи! — ахнул старик. — Убивство! Вот, баранья голова, куды его занесло…
— Гермоген Спиридонович, где Иван?
— Да у Коммерческого, знать, сидит, где ж ему еще быть?
Пристава Поливанова оставили в доме в засаде, а Бекорюков, Лыков и расстроенный купец в экипаже последнего отправились в кабак. Однако Вани Модного там не оказалось. Полчаса назад он получил от неизвестного лица записку. Прочитал, переменился в лице и сразу же покинул заведение.
Экипаж помчался обратно. Старик вздыхал и молился; Лыкова обуял азарт преследования. Уже начало темнеть, в окнах домов зажигались огни. Николай Орестович сидел в гостиной и пил хозяйское пиво. На вопрос, не забегал ли Ваня Модный, бодро отрапортовал:
— Когда поручик Поливанов в засаде, мимо и мышь не проскочит!
— Проверьте-ка вашу кассу, Гермоген Спиридонович, — перебил его Бекорюков. — Что-то у меня дурные предчувствия.
Купец охнул, побежал в спальню и закричал оттуда:
— Ограбил! Ограбил, подлец! Родного отца подломал!
Бюро оказалось вскрыто, а вся наличность из него похищена. Призванная прислуга сообщила, что хозяйский сын недавно приходил. Он прокрался в дом через скобяную лавку, что на первом этаже. Из лавки особая лестница вела прямо в спальню хозяина, минуя гостиную. Ванька был чем-то расстроен и не велел говорить о себе приставу. Провел в спальне отца несколько минут и удалился тем же путем.
— Кто-то его известил, — констатировал исправник. — Но кто? И как он сумел узнать о вашей находке, Алексей Николаевич?
— Поймаем Ваню Модного — выясним у него. Далеко уйти парень не мог. Подымайте полицию и воинскую команду.
Но обнаружить Селиванова-младшего удалось только утром, когда рассвело. Он лежал в кустах возле пристани, с ножевой раной в сердце.