Глава 36
Зачистка
Хинтерроу вышел из «Золотого якоря» в первом часу ночи в игривом расположении духа. В обед он выиграл в собрании «жёлтых» кирасир четыреста рублей у флигель-адъютанта Чингиз-хана (потомка!), а за ужином договорился с певичкой Анхен о встрече завтра в номерах Геростратова. Извозчика у входа не оказалось, почему-то, ни одного. Выругавшись, сэр Адриан пошёл по набережной Фонтанки на биржу, раскуривая по пути сигару. Вдруг чья-то крепкая рука схватила его за воротник и втолкнула в подворотню. Три рослые фигуры со всех сторон обступили англичанина, прижали к стене и бесцеремонно обыскали. Отобрали часы, бумажник и серебряный папиросник, да ещё и дали в ухо, чтобы не кочевряжился.
— Запонки посмотри… и булавку на галстухе, — хрипло посоветовал левый. Тот, что держал Хинтерроу за грудки, дыхнул на него сложным амбрэ табака, водки и лука, и зашарил по манишке. Вдруг отошла туча и луна, пробившись в подворотню, осветила лица «дергачей». Сэр Адриан увидел бородатых, свирепого вида субъектов, и даже разглядел приметный шрам на щеке главаря.
— Всё, Серёга, он нас срисовал! — зло прошептал тот, что справа. — Говорил тебе — башлык намотай; так лень!
— Гля, а он иностранец, — выдохнул левый, — эдак нас всех за Бугры пропишут.
— Не пропишут, — угрожающе отрезал главарь, двинул плечом, и лезвие ножа уперлось англичанину в кадык. Он было дёрнулся, но его крепко держали за руки.
— Серый, может, не надо? Следствие начнут…
— Я те дам «не надо», еловая башка! При ём такие финажки — враз заложит. А так — не заложит…
Хинтерроу почувствовал, что острое лезвие стало медленно входить ему в гортань. Он пытался закричать, но ему зажали рот. Мочевой пузырь англичанина самопроизвольно опорожнился, в глазах полыхнуло красным, и вся его жизнь в один миг промелькнула в мозгу, отчаянно сопротивляющемуся безысходности и неотвратимости смерти. Конец! ему конец! Господи…
— Эт-т-та что такое! — неожиданно раздался с тротуара властный голос. — Немедленно прекратить!
Лезвие, словно нехотя, отстранилось, громилы чуть отступили, но рук не убрали.
— Ты, твое благородие, шёл бы отседова, — недобро ощерился на отважного господина главарь, — не ровен час, и тебя забрызгает. А мы уж доделаем, чево решили!
— Я тебе не «благородие», а «ваше превосходительство», сукин ты сын! — рявкнул неизвестный и смело шагнул в подворотню. — На каторгу торопишься? Соскучился уже?
— Серёга, — громким шёпотом сказал хриплый, — остынь покуда. За генерала много дадут; не режь!
Начавший приходить в себя Хинтерроу с удивлением узнал в своём внезапном спасителе генерала Енгалычева.
— Отойдите, я с ним поговорю! — повелительно сказал тот, и «дергачи» неожиданно покорно отошли на несколько шагов, но там остановились и далее не уходили, смотрели.
— Сэр Адриан, я вижу, вы меня узнали.
Англичанин молча кивнул, косясь затравленно на бандитов.
— Помните, на Пасху я говорил вам, что Петербург опасный город. Особенно для шпионов. Почему вы не уехали?
— У меня… у меня… дела, которые … я не мог сразу…
— Какие такие дела, Хинтерроу? Какие дела могут быть важнее жизни? Опомнитесь. А если бы я сейчас не проходил случайно мимо?
— Так это ваша инсценировка, генерал?! — внезапно понял англичанин, и осознал всю унизительность для себя ситуации с мокрыми брюками. — Вы… вы за это ответите!
Енгалычев усмехнулся:
— Я отвечу? Ну, нет. Это вы сейчас ответите, причем сразу на все вопросы, которые у меня к вам накопились. Вопрос первый: от кого вы получили чертежи подводной лодки Дворжицкого?
— Подлец! Я не буду ни на что отвечать, а вы и ваш император дадите во всём отчет короне!
— Как вам будет угодно, сударь; в Фонтанке места много, — сухо поклонился генерал, развернулся и пошёл прочь. А трое бандитов — или не бандитов? — снова обступили Хинтерроу. Главарь вынул свой страшный нож, хриплый — гирьку на ремне, а третий — молоток на длинной ручке. И тут сэр Адриан отчетливо осознал, что сейчас его убьют уже без дураков. А кто там даст отчёт короне, и даст ли вообще — об этом он уже не узнает…
— Господин Енгалычев! — взвизгнул он, совсем, как поросенок на бойне, — Стойте! Вы меня не так поняли!
Но тот уходил, не замедляя шага и не думая оборачиваться. Громила со шрамом занёс уже руку; звенел ремень, так стремительно вращая гирю, что она слилась в один сплошной чёрный диск.
Хинтерроу в отчаянии упал на колени и простёр руки к удаляющемуся генералу:
— Ваше превосходительство!! Простите!! Всё, что угодно, всё, всё!!
Енгалычев, наконец, остановился, но не оборачивался. Он стоял, как бы раздумывая: всё-таки уйти или вернуться? Прошло несколько ужасных для англичанина секунд. Его цепко держали за ворот, нож опять упирался ему в горло; бандиты смотрели в спину генералу и только ждали сигнала, того или другого. Неужели конец? ах он, дурак…
Енгалычев всё-таки обернулся.
— Ну? Первый вопрос.
— Старший чертёжник Главного инженерного управления Военного министерства Цимбалевич, ваше превосходительство!
— Ещё один поляк… А кто в Главном штабе? Я имею в виду план строительства крепостей на западной границе.
— Ротмистр Довбор.
— Довбор-Мусницкий?
— Точно так, он самый!
— Опять ясновельможный пан. А в МИДе? Живей, Андрюшка!
— Титулярный советник Никитин.
Енгалычев кивнул головой — англичанина сразу же отпустили — и пошёл прочь; трое громил заторопились следом. Все сели в одну карету; когда отъехали, генерал сказал:
— Да, запашок ещё тот. Обделался наш британский лев. Качественно ты его, Виктор, напугал! Пари держу — всю свою жизнь вспомнил.
— Его бы за такие дела натурально надо было в Фонтанке утопить, — хмуро ответил Таубе, сдирая со щеки приклеенный «шрам». — Готовить цареубийство в стране пребывания…
— Хинтерроу нам полезнее живой. Он же не станет докладывать начальству, как с перепугу заложил всю агентурную сеть… Значит, останется и сама сеть. Тогда мы сможем качать через неё на Альбион ложные сведения. А когда объем нашего вранья станет значительным и нанесет англичанам уже большой ущерб, ты поедешь в Лондон и напомнишь сэру Адриану его сегодняшнюю откровенность.
— А что вы решили с Громбчевским?
— То же самое. Мы его… повысим. И в звании, и в должности. Засиделся он уже в поручиках.
— Второй канал для ложных сведений?
— Да, подтверждающий первый; иначе не поверят. Начнем растить из поручика генерала — пусть он сделается для англичан сверхценным агентом! Мы начали сейчас, Виктор, операцию на десятилетия вперед. Доделывать это придется уже тебе: я не доживу. Генерал-адъютант Обручев согласовал вчера у государя твою кандидатуру как моего будущего преемника. Начинай входить в дела; хватит тебе бегать с револьвером, пора воевать головой…
Теперь о завтрашней операции. Мы выяснили подлинную личность Лобова и нашли человека, знавшего его смолоду. Настоящие его имя и фамилия — Архип Шеломаев, личный почетный гражданин города Новоузенска Самарской губернии. Сын уважаемого купца. Когда ему едва стукнуло восемь лет, он умышленно, за мелкую обиду, спалил соседский дом. Отец едва откупил в тот раз Архипку от исправительно-воспитательного отделения за большие деньги… Тогда уже этот человек не признавал ни в чём себе отказу. Общество считало это отроческим капризом, особенностью характера; полагали, что жизнь научит сдерживаться. Но Шеломаев показал, что сдерживаться он не собирается. Пятнадцати лет отроду влюбился без памяти в дочь местного исправника, умницу и красавицу, но был прогнан ею со смехом. Когда исправник по службе уехал в дальнюю волость, мальчишка забрался к нему в дом и убил мать и дочь. Топором. И сбежал так, что его не сыскали. У несчастного отца отнялись после этого ноги. Он жив до сих пор; ему восемьдесят семь лет. Когда узнал, что мы нашли Шеломаева-Лобова, очень просил привезти его сюда. Поглядеть этой гниде в глаза… Так что, Виктор — уважь старика. И ещё. Послезавтра 21 сентября; Пересвет пойдёт за новой добычей, чтобы убить дополнительно две живые души, мать с будущим дитятей. Прикончи эту сволочь.
Холодным сентябрьским утром, когда было ещё темно, Упразднённый переулок закупорили с обеих сторон два длинных закрытых диллижанса. Копыта лошадей были обмотаны тряпками. Из диллижансов без шума высадились стрелки роты по охране учреждений Военного министерства, и рассредоточились по переулку. Они выставили посты около тех домов, где, по сведениям, проживали люди петербургского «короля», и приняли оружие наизготовку.
Непосредственно к воротам лобовского дома подошли четверо: майор Таубе, штабс-капитан Сенаторов, ротмистр Несвицкий и поручик Артлебен. Все, кроме барона, были в панцирях офицерского образца, но без шинелей и без сабель, только с револьверами в кобурах. На груди у майора тускло блестел Владимир с бантом.
В это же время в кабинет к министру внутренних дел входил Енгалычев. Граф Толстой начинал свой рабочий день в семь часов утра, раньше всех в столице, и был удивлен появлением генерала без предварительной записи. Он, разумеется, знал о характере службы этого человека, поэтому сразу понял, что ничего хорошего сейчас не услышит.
— Прочтите, ваше сиятельство, — протянул генерал министру четвертушку бумаги. Там, хорошо знакомым Толстому почерком, было написано:
«Д.А.
Дело об убийствах в Петербурге беременных женщин, что я поручал Вам в мае месяце, передать военной разведке. — В их распоряжения не вмешиваться, но всячески содействовать. — Я принял решение о внесудебном решении данного вопроса.
Благово, и особенно Лыкова наградить.
А.»
— Что требуется от меня? — спросил Толстой, убирая записку в стол. — Кроме наград моим подчинённым…
Начальник разведки посмотрел на каминные часы.
— Через пятнадцать минут начнётся штурм одного дома в Коломенской части. Требуется не мешать.
Граф звонком вызвал знаменитого Романченко, бессменного секретаря четырех последних министров внутренних дел.
— Немедленно соединить меня через телефон с градоначальником… Что ещё, генерал?
— Скоро с заведующим Петербургским Охранным отделением подполковником Судейкиным произойдет несчастье: его убьёт собственный секретный агент. Прочтите пока признание этого агента, некоего Дегаева.
Толстой взял протянутую рукопись, углубился в чтение и очень скоро его залысины сделались пунцовыми.
…Таубе требовательно стукнул кулаком в калитку один раз. Открывшему её плечистому дворнику без разговоров выстрелил в грудь, перешагнул через упавшее тело. Офицеры ворвались во двор.
— Помните, господа — пленных не брать! Пересвет будет защищать Лобова; эти двое мои, остальные ваши.
И барон кинулся стремительно по чёрной лестнице на второй этаж. Остальные оперативники рассыпались по дому.
Услышав первый выстрел, Пересвет вскочил с дивана. В последнее время он спал в гостиной, перед дверью в спальню хозяина, не раздеваясь. Лобов тоже завозился у себя, крикнул:
— Посмотри, что там?
И щелкнул курками ружья.
Громила не успел сделать и шага: дверь чёрного хода с грохотом влетела внутрь. В проходе показался молодой офицер с крестом на груди, высокий, стройный, широкий в плечах и узкий в бедрах. Спокойно вошёл в комнату, убрал револьвер в кобуру, снял и положил на горку фуражку..
— Ты, что ли, Пересвет?
— Ага, — сделал шаг ему навстречу гигант, и так же спокойно посмотрел на незнакомца с высоты своего роста.
— От Лыкова тебе привет. Поручил мне оторвать твою тупую башку. Сам не может — едет еще из Сибири; так меня прислал.
— Жив, значит, Лыков? Хитры, собаки…Эх! Ну, он-то наверное бы оторвал, — согласился Пересвет, — здоровый, чёрт; а ты, сморчок, куды полез? А полез — держись!
Он без дальнейших разговоров прыгнул на офицера и нанес ему страшный удар в голову. Но не попал. Таубе нырком ушел ему под руку, одновременно его кулак описал дугу и ударил великана под сердце.
На этом схватка закончилась. Майор отошел к горке, не спеша надел фуражку, глянул на Пересвета. Тот стоял посреди комнаты и тщетно пытался рассмотреть свои ладони — он их не видел. Всё вокруг словно заволокло туманом. На ватных ногах ученик басонщика медленно отошёл в угол и сел там. Белое в глазах сменилось красным, в ушах гудело. Откуда-то издалека до него донесся едва слышный голос:
— Эй, Пересвет! Пересвет!
— Чево? — спросил он, слепо озираясь.
— Ты людей-то много убил?
— А… люди — мусор…
— Понятно. Ну, приготовься — они там тебя ждут.
Таубе отвернулся от умершего Пересвета, прислушался. Внизу под ним хлопнул выстрел, затем второй, слышался топот ног; его офицеры зачищали дом. Барон подошёл к лобовской спальне, стал сбоку и ногой толкнул дверь. Изнутри громыхнуло, и заряд волчьей дроби разнёс зеркало напротив. Таубе прижал пальцы левой руки к виску, постоял так секунду и резко присел. Второй заряд пробил тонкую перегородку навылет, картечь прошла над самой фуражкой.
Майор вынул из кобуры револьвер и шагнул в спальню. Лобов, полуодетый, стоял с дымящейся двустволкой в руках и смотрел на него с ненавистью.
— Загрызу сволочь…
— Здорово, Шеломаев.
Лицо петербургского «короля» дрогнуло, стало растерянным.
— Старик исправник ещё жив; просил передать вот это…
Таубе выстрелил бандиту прямо в серде; того отбросило на стену, но он устоял.
— … а его императорское величество — вот это.
Вторая пуля разнесла Лобову-Шеломаеву голову.
Через минуту на дворе сошлись все четверо офицеров. У Сенаторова ухо висело на лоскуте кожи, кровь бойко лилась на шитый золотом погон. Его перебинтовали, затем команда Таубе уселась в закрытую коляску и быстро укатила. В городе начало уже светать.