Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
В куски
Разлетелася корона,
Нет державы, нету трона, —
Жизнь, Россия и законы —
Всё к чертям!
И мы —
Словно загнанные в норы,
Словно пойманные воры, —
Только — кровь одна с позором
Пополам.
И нам
Ни черта не разобраться,
С кем порвать и с кем остаться,
Кто за нас, кого бояться.
Где пути, куда податься —
Не понять!
Где дух? Где честь? Где стыд?!
Где свои, а где чужие,
Как до этого дожили,
Неужели на Россию
Нам плевать?!
Позор
Всем, кому покой дороже,
Всем, кого сомненье гложет —
Может он или не может
Убивать!
Сигнал! —
И по-волчьи, и по-бычьи,
И — как коршун на добычу, —
Только воронов покличем
Пировать.
Эй, вы!
Где былая ваша твердость?
Где былая наша гордость?
Отдыхать сегодня — подлость!
Пистолет сжимает твердая рука.
Конец! Всему конец!
Все разбилось, поломалось, —
Нам осталась только малость —
Только выстрелить в висок иль во врага.
1965
Войны и голодухи натерпелися мы всласть,
Наслушались, наелись уверений, —
И шлепнули царя, а после — временную власть, —
Потому что кончилось их время.
А если кто-то где-нибудь надеется на что,
Так мы тому заметим между прочим:
Обратно ваше время не вернется ни за что —
Мы как-нибудь об этом похлопочем.
Навовсе не ко времени вся временная власть —
Отныне власть советская над всеми.
Которые тут временные — слазь!
А ну-ка слазь! Кончилось ваше время!
1965
Всю Россию до границы
Царь наш кровью затопил,
А жену свою — царицу
Колька Гришке уступил.
За нескладуху-неладуху —
Сочинителю по уху!
Сочинитель — это я,
А часового бить нельзя!
1965
Здравствуйте,
Наши добрые зрители,
Наши строгие критики!
Вы увидите фильм
Про последнего самого жулика.
Жулики —
Это люди нечестные, —
Они делают пакости,
И за это их держат в домах,
Называемых тюрьмами.
Тюрьмы —
Это крепкие здания,
Окна, двери — с решетками, —
На них лучше смотреть,
Лучше только смотреть на них.
Этот фильм —
Не напутствие юношам,
А тем более девушкам, —
Это,
Это просто игра,
Вот такая игра.
Жулики
Иногда нам встречаются, —
Правда, реже значительно,
Реже, чем при царе
Или, скажем, в Америке.
Этот фильм
Не считайте решением:
Все в нем — шутка и вымысел, —
Это,
Это просто игра,
Вот такая игра.
1966
Здесь сидел ты, Валет,
Тебе счастия нет,
Тебе карта всегда не в цвет.
Наши общие дни
Ты в душе сохрани
И за карты меня извини!
На воле теперь вы меня забываете,
Вы порасползлись все по семьям в дома,
Мои товарищи, по старой памяти
Я с вами веду разговор по душам.
1966
О вкусах не спорят: есть тысяча мнений —
Я этот закон на себе испытал, —
Ведь даже Эйнштейн, физический гений,
Весьма относительно все понимал.
Оделся по моде, как требует век, —
Вы скажете сами:
«Да это же просто другой человек!»
А я — тот же самый.
Вот уж действительно
Все относительно, —
Все-все, все.
Набедренный пояс из шкуры пантеры, —
О да, неприлично, согласен, ей-ей,
Но так одевались все до нашей эры,
А до нашей эры — им было видней.
Оделся по моде как в каменный век —
Вы скажете сами:
«Да это же просто другой человек!»
А я — тот же самый.
Вот уж действительно
Все относительно, —
Все-все, все.
Оденусь как рыцарь я после турнира —
Знакомые вряд ли узнают меня, —
И крикну, как Ричард я в драме Шекспира:
«Коня мне! Полцарства даю за коня!»
Но вот усмехнется и скажет сквозь смех
Ценитель упрямый:
«Да это же просто другой человек!»
А я — тот же самый.
Вот уж действительно
Все относительно, —
Все-все, все.
Вот трость, канотье — я из нэпа, — похоже?
Не надо оваций — к чему лишний шум?
Ах, в этом костюме узнали, — ну что же,
Тогда я одену последний костюм.
Долой канотье, вместо тросточки — стек, —
И шепчутся дамы:
«Да это же просто другой человек!»
А я — тот же самый.
Будьте же бдительны:
Все относительно —
Все-все, все!
1966
Вот что:
Жизнь прекрасна, товарищи,
И она удивительна,
И она коротка,
Это самое-самое главное.
Этого
В фильме прямо не сказано, —
Может, вы не заметили
И решили, что не было
Самого-самого главного?
Может быть,
В самом деле и не было,
Было только желание, —
Значит,
Значит, это для вас
Будет в следующий раз.
И вот что:
Человек человечеству —
Друг, товарищ и брат у нас,
Друг, товарищ и брат, —
Это самое-самое главное.
Труд нас
Должен облагораживать, —
Он из всех из нас делает
Настоящих людей, —
Это самое-самое главное.
Правда вот,
В фильме этого не было,
Было только желание, —
Значит,
Значит, это для вас
Будет в следующий раз.
Мир наш —
Колыбель человечества,
Но не век находиться нам
В колыбели своей, —
Циолковский сказал еще.
Скоро
Даже звезды далекие
Человечество сделает
Достояньем людей, —
Это самое-самое главное.
Этого
В фильме прямо не сказано —
Было только желание, —
Значит,
Значит, это для вас
Будет в следующий раз.
1966
Стоял тот дом, всем жителям знакомый,
Его еще Наполеон застал, —
Но вот его назначили для слома,
Жильцы давно уехали из дома,
Но дом пока стоял…
Холодно, холодно, холодно в доме.
Парадное давно не открывалось,
Мальчишки окна выбили уже,
И штукатурка всюду осыпалась, —
Но что-то в этом доме оставалось
На третьем этаже…
Ахало, охало, ухало в доме.
И дети часто жаловались маме
И обходили дом тот стороной, —
Объединясь с соседними дворами,
Вооружась лопатами, ломами,
Вошли туда гурьбой
Дворники, дворники, дворники тихо.
Они стоят и недоумевают,
Назад спешат, боязни не тая:
Вдруг там Наполеонов дух витает!
А может, это просто слуховая
Галлюцинация?..
Боязно, боязно, боязно дворникам.
Но наконец приказ о доме вышел,
И вот рабочий — тот, что дом ломал,
Ударил с маху гирею по крыше,
А после клялся, будто бы услышал,
Как кто-то застонал
Жалобно, жалобно, жалобно в доме.
…От страха дети больше не трясутся:
Нет дома, что два века простоял,
И скоро здесь по плану реконструкций
Ввысь этажей десятки вознесутся —
Бетон, стекло, металл…
Весело, здорово, красочно будет…
1966
Дорога, дорога — счета нет шагам,
И не знаешь, где конец пути, —
По дороге мы идем по разным сторонам
И не можем ее перейти.
Улыбнись мне хоть как-нибудь взглядом,
Улыбнись — я напротив, я рядом.
Побегу на красный свет, — оштрафуют — не беда, —
Только ты подскажи мне — когда.
Улыбка, улыбка — для кого она?
Ведь, как я, ее никто не ждет.
Я замер и глаза закрыл, открыл — но ты одна,
А я опять прозевал переход.
Улыбнись мне хоть как-нибудь взглядом,
Улыбнись — я напротив, я рядом.
Побегу на красный свет, — оштрафуют — не беда, —
Только ты подскажи мне — когда.
Шагаю, шагаю — кто мне запретит!
И шаги отсчитывают путь.
За тобой готов до бесконечности идти —
Только ты не сверни куда-нибудь.
Улыбнись мне хоть как-нибудь взглядом,
Улыбнись — я напротив, я рядом.
Путь наш долог, но ведь он все же кончится, боюсь, —
Перейди, если я не решусь.
19 63, ред.1966
Вот ведь какая отменная
У обелиска служба, —
Знает, наверное,
Что кругом — весна откровенная.
Он ведь из металла — ему все равно, далеко ты или
близко, —
У него забота одна — быть заметным и правильно стоять.
Приходи поскорее на зависть обелиску,
И поторопись: можешь ты насовсем, насовсем опоздать.
Гордая и неизменная
У обелиска поза, —
Жду с нетерпеньем я,
А над ним — покой и Вселенная.
Он ведь из металла — ему все равно, далеко ты или
близко, —
У него забота одна — быть заметным и весело сиять.
Если ты опоздаешь на радость обелиску —
Знай, что и ко мне можешь ты насовсем, насовсем
опоздать.
Если уйду, не дождусь — не злись:
Просто я не железный, —
Так что поторопись —
Я человек, а не обелиск.
Он ведь из металла — ему все равно, далеко ты или
близко,
У него забота одна — быть заметным и олицетворять.
Мне нужна ты сегодня, мне, а не обелиску, —
Так поторопись: можешь ты насовсем, насовсем опоздать.
1966
— Ну что, Кузьма?
— А что, Максим?
— Чего стоймя
Стоим глядим?
— Да вот глядим,
Чего орут, —
Понять хотим,
Про что поют.
Куда ни глянь —
Всё голытьба,
Куда ни плюнь —
Полна изба.
И полн кабак
Нетрезвыми —
Их как собак
Нерезаных.
Кто зол — молчит,
Кто добр — поет.
И слух идет,
Что жив царь Петр!
— Ох, не сносить
Им всем голов!
Пойти спросить
Побольше штоф?!
…………………………
Кузьма! Андрей!
— Чего, Максим?
— Давай скорей
Сообразим!
И-и-их —
На троих!
— А ну их —
На троих!
— На троих
Так на троих!
…………………………….
— Ну что, Кузьма?
— А что, Максим?
— Чего стоймя
Опять стоим?
— Теперь уж вовсе
Не понять:
И там висять —
И тут висять!
Им только б здесь
Повоевать!
И главный есть —
Емелькой звать!
— Так был же Петр!
— Тот был сперва.
— Нет, не пойдет
У нас стрезва!
— Кузьма!
— Готов!
— Неси-ка штоф!
— И-и-их —
На троих!..
— Подвох!
— Не пойдет!
На трех — не возьмет!
— Чего же ждем —
Давай вдвоем!
А ты, Кузьма,
Стрезва взглянёшь —
И, может статься,
Сам возьмешь.
…………………………….
— Кузьма, Кузьма!
Чего ты там?
Помрешь глядеть!
Ходи-ка к нам!
— Да что ж они —
Как мухи мрут,
Друг дружку бьют,
Калечут, жгут!
Не понять ничего!
Андрей, Максим!
На одного —
Сообразим!
Такой идет
Раздор у них,
Что не возьмет
И на двоих!
— Пугач! Живи!
Давай! Дави!
— А ну его! —
На одного!
…………………………
— Э-эй, Кузьма!
— Э-эй, Максим!
Эх-ма, эх-ма!
— Что так, Кузьма?
— Да всех их черт
Побрал бы, что ль!
Уж третий штоф —
И хоть бы что!
Пропился весь я
До конца —
А всё трезвее
Мертвеца!
Уже поник —
Такой нарез:
Взгляну на них —
И снова трезв!
— Мы тоже так —
Не плачь, Кузьма, —
Кругом — бардак
И кутерьма!
Ведь до петли
Дойдем мы так —
Уж всё снесли
Давно в кабак!
Но не забыться —
Вот беда!
И не напиться
Никогда!
И это — жисть,
Земной наш рай?!
Нет, хоть ложись
И помирай!
1967
У моря, у порта
Живет одна девчонка, —
Там моряков до чёрта
Из дальних разных стран,
Загадочных стран.
И все они едва ли
Девчонку эту знали,
Одни не замечали:
Мол, не было печали, —
Ну а другим, кто пьян,
Скорее бы — стакан.
Подруга, блондинка,
Та, что живет у рынка:
Как день — так вечеринка,
Веселье там и смех,
Веселье и смех.
А тихая девчонка,
Хоть петь умела звонко,
К подруге не ходила —
Ей не до песен было, —
Веселье и успех
В почете не у всех.
Манеры, поклоны,
Мегеры и матроны,
Красавчики пижоны —
До них ей далеко,
До них ей далеко.
Ей не надо поцелуев —
Ведь надо бить буржуев!
И надо бить, заметьте,
На всем на белом свете.
И будет всем легко,
И будет всем легко!
Вот некрóлог, словно отговорка,
Объяснил смертельный мой исход
Просто: он — помор, она — поморка, —
Это то же, что огонь и лед…
И тогда все поймут, кого потеряли,
И осудят ее — это точно, —
Скажут: «Как он любил! А она…» — и так далее
Вот причина: «Муму» и пощечина.
Будет так — суда и караваны
Проревут про траурную весть,
И запьют от горя капитаны,
И суровей станет Север весь.
И тогда все поймут, кого потеряли,
И осудят ее — это точно, —
Скажут: «Как он любил! А она…» — и так далее.
А причина — «Муму» и пощечина.
И матросы, крепко сжав штурвалы
И судьбу жестоко матеря,
Перестанут уповать на тралы:
Разве тут до сельди — нет меня!
И тогда все поймут, кого потеряли, —
Все осудят ее — это точно, —
Скажут: «Как он любил! А она…» — и так далее.
Вот причина: «Муму» и пощечина.
1968
Понятье «кресло» —
Интересно:
Ведь в креслах отдыхают, —
Так почему же словом «кресло»
Рабочье место
Называют?
Кресло стоит — ангел на нем,
бес ли?
Как усидеть мне на своем
кресле!
Приятно, если
Сидишь на кресле, —
Оно не возражает.
И выбрать кресло —
Тоже лестно, —
Но чаще — кресло выбирает.
Надо напрячь на ответственном
мне слух,
Чтоб поступать соответственно
креслу.
1968
Как счастье зыбко!..
Опять ошибка:
Его улыбка,
Потом — бокал на стол.
В нем откровенно
Погасла пена;
А он надменно
Простился и ушел.
Хрустальным звоном
Бокалы стонут.
Судьба с поклоном
Проходит стороной.
Грустно
вино мерцало,
Пусто
на сердце стало,
Скрипки смеялись надо мной.
Впервые это со мной:
В игре азартной судьбой,
Казалось, счастье выпало, и мне —
На миг
пригрезился он,
Проник
волшебником в сон, —
И вспыхнул яркий свет в моем окне.
Но счастье зыбко —
Опять ошибка!
Его улыбка,
Потом — бокал на стол, —
В бокале, тленна,
Погасла пена;
А он надменно
Простился — и ушел.
Хрустальным звоном
Бокалы стонут.
Бесцеремонно он
Прервал мой сон.
Вино мерцало…
А я рыдала.
Скрипки рыдали в унисон.
1970
Видно, острая заноза
В душу врезалась ему, —
Только зря ушел с колхоза —
Хуже будет одному.
Ведь его не село
До такого довело.
Воронкý бы власть — любого
Он бы прятал в «воронки»,
А особенно — Живого, —
Только руки коротки!
Черный Ворон, что ты вьешься
Над Живою головой?
Пашка-Ворон, зря смеешься:
Лисапед еще не твой!
Как бы через село
Пашку вспять не понесло!
Мотяков, твой громкий голос
Не навек, не на года, —
Этот голос — тонкий волос, —
Лопнет враз и навсегда!
Уж как наше село
И не то еще снесло!
Петя Долгий в сельсовете —
Как Господь на небеси, —
Хорошо бы эти Пети
Долго жили на Руси!
Ну а в наше село
Гузенкова занесло.
Больно Федька загордился,
Больно требовательный стал:
Ангел с неба появился —
Он и ангела прогнал!
Ходит в наше село
Ангел редко, как назло!
Эй, кому бока намяли?
Кто там ходит без рогов?
Мотякова обломали, —
Стал комолый Мотяков!
Так бежал через село —
Потерял аж два кило!
Без людей да без получки
До чего, Фомич, дойдешь?!
Так и знай — дойдешь до ручки,
С горя горькую запьешь!
Знает наше село,
Что с такими-то былó!
Настрадался в одиночку.
Закрутился блудный сын, —
То ль судьбе он влепит точк<у>,
То ль судьба — в лопатки клин.
Что ни делал — как назло,
Завертело, замело.
Колос вырос из побега
Всем невзгодам супротив.
Он помыкался, побегал —
И вернулся в коллектив.
Уж как наше село
Снова члена обрело!
Хватит роги ломать, как коровам,
Перевинчивать, перегибать, —
А не то, Гузенков с Мотяковым,
Мы покажем вам кузькину мать!
<1971>
Неужели мы заперты в замкнутый круг?
Неужели спасет только чудо?
У меня в этот день все валилось из рук
И не к счастию билась посуда.
Ну пожалуйста, не уезжай
Насовсем, — постарайся вернуться!
Осторожно: не резко бокалы сближай, —
Разобьются!
Рассвело! Стало ясно: уйдешь по росе, —
Вижу я, что не можешь иначе,
Что всегда лишь в конце длинных рельс и шоссе
Гнезда вьют эти птицы удачи.
Но, пожалуйста, не уезжай
Насовсем, — постарайся вернуться!
Осторожно: не резко бокалы сближай, —
Разобьются!
Не сожгу кораблей, не гореть и мостам, —
Мне бы только набраться терпенья!
Но… хотелось бы мне, чтобы здесь, а не там
Обитало твое вдохновенье.
Ты, пожалуйста, не уезжай
Насовсем, — постарайся вернуться!
Осторожно: не резко бокалы сближай
Разобьются!
<1972>
Как по Волге-матушке, по реке-кормилице —
Всё суда с товарами, струги да ладьи, —
И не надорвалася, и не притомилася:
Ноша не тяжелая — корабли свои.
Вниз по Волге плавая,
Прохожу пороги я
И гляжу на правые
Берега пологие:
Там камыш шевелится,
Поперек ломается, —
Справа — берег стелется,
Слева подымается.
Волга песни слышала хлеще, чем «Дубинушка», —
Вся вода исхлестана пулями врагов, —
И плыла по Матушке наша кровь-кровинушка,
Стыла бурой пеною возле берегов.
Долго в воды пресные
Лили слезы строгие
Берега отвесные,
Берега пологие —
Плакали, измызганы
Острыми подковами,
Но теперь зализаны
Злые раны волнами.
Что-то с вами сделалось, города старинные,
В коих — стены древние, на холмах кремли, —
Словно пробудилися молодцы былинные
И — числом несметные — встали из земли.
Лапами грабастая,
Корабли стараются —
Тянут баржи с Каспия,
Тянут — надрываются,
Тянут — не оглянутся, —
И на версты многие
За крутыми тянутся
Берега пологие.
1973
— Мест не хватит — уж больно вы ловки, —
Ну откудва такие взялись!
Что вы прете!
— Да мы по путевке!
— По путевке? Пожалуйста! Плиз!..
Вы ж не туристы и не иностранцы —
Вам не проникнуть на наш пароход!
Что у вас?
— Песни и новые танцы, —
Этим товарам нельзя залежаться —
Столько людей с нетерпеньем их ждет!
— Ну куда вы спешите, ей-бога, —
Словно зельем каким опились!
— Мне местечко заказывал Гоголь.
— Сам Максимыч? Пожалуйста! Плиз!..
Вы ж не туристы, не иностранцы
И не резиновый наш пароход!
Что у вас?
— Песни и новые танцы, —
Этим товарам нельзя залежаться —
Столько людей с нетерпеньем их ждет!
— Мест не будет! Броня остается!
Ожидается важный турист.
— Для рабочего класса найдется?
— Это точно! Пожалуйста! Плиз!..
Не работяги вы, не иностранцы —
Вам не проникнуть на наш пароход!
Что у вас?
— Песни и новые танцы, —
Этим товарам нельзя залежаться —
Столько людей с нетерпеньем их ждет!
— Нет названья для вашей прослойки, —
Зря вы, барышни, здесь собрались!
— Для крестьянства остались две койки?
— Есть крестьянство!
— Пожалуйста! Плиз!..
— Это шутке подобно — без шуток, —
Песни, танцы в пути задержать!
Без еды проживешь — сорок суток,
А без музыки — вряд ли и пять.
— Вы ж не туристы и не иностранцы, —
Укомплектованный наш пароход!
Что у вас?
— Песни и новые танцы, —
Этим товарам нельзя залежаться —
Столько людей с нетерпеньем их ждет!
— Вот народ упрямый —
Всё с нахрапу!
Ладно, лезьте прямо
Вверх по трапу, —
С вами будет веселее путь
И —
лучше с музыкой тонуть!
1973
Я на виду — и действием, и взглядом
Я выдаю присутствие свое.
Нат Пинкертон и Шерлок Холмс — старье!
Спокойно спите, люди: Гусев рядом!
Мой метод прост: сажусь на хвост и не слезаю.
Преступник — это на здоровом теле прыщик, —
И я мерзавцу о себе напоминаю:
Я здесь, я вот он, — на то я сыщик!
Волнуются преступники,
Что сыщик не безлик, —
И оставляют, субчики,
Следочки на приступочке,
Шифровочки на тумбочке, —
Достаточно улик.
Работу строю по системе четкой:
Я не скрываюсь, не слежу тайком, —
И пострадавший будет с кошельком,
Ну а преступник — будет за решеткой.
Идет преступник на отчаянные трюки,
Ничем не брезгует, на подкуп тратит тыщи, —
Но я ему заламываю руки:
Я здесь, я вот он, — на то я сыщик!
Волнуются преступнички,
Что сыщик не безлик, —
И оставляют, субчики,
Следочки на приступочке,
Шифровочки на тумбочке, —
Достаточно улик.
Вот я иду уверенной походкой:
Пусть знает враг — я в план его проник!
Конец один — преступник за решеткой:
Его сам Гусев взял за воротник!
1973
Спи, дитя! Май беби, бай!
Много сил скопи!
Ду ю вонт ту слип? Отдыхай.
Улыбнись — и спи!
Колыбельной заглушён
Посторонний гул.
Пусть тебе приснится сон,
Что весь мир уснул.
Мир внизу, и ты над ним
В сладком сне паришь:
Вот Москва, древний Рим
И ночной Париж.
И с тобою в унисон
Голоса поют, —
Правда, это только сон,
А во сне — растут.
Может быть, все может быть:
Ты когда-нибудь
Наяву повторить
Сможешь этот путь.
Над землею полетишь
Выше крыш и крон, —
А пока ты крепко спи,
Досмотри свой сон!
1973
Дорога сломала степь напополам,
И неясно, где конец пути, —
По дороге мы идем по разным сторонам
И не можем ее перейти.
Сколько зим этот путь продлится?
Кто-то должен рискнуть — решиться…
Надо нам поговорить, перекресток недалек, —
Перейди, если мне невдомек!
Дорога, дорога поперек земли —
Поперек судьбы глубокий след, —
Многие уже себе попутчиков нашли
Ненадолго, а спутников — нет.
Промелькнет, как беда, ухмылка,
Разведет навсегда развилка…
Где же нужные слова, кто же первый их найдет?
Я опять прозевал переход.
Река! — избавленье послано двоим, —
Стоит только руку протянуть…
Но опять, опять на разных палубах стоим, —
Подскажите же нам что-нибудь!
Волжский ветер, хмельной и вязкий,
Шепчет в души одной подсказкой:
Время мало — торопись и не жди конца пути, —
Кто же первый рискнет перейти?!
19 63, ред.1973
Все, что тривиально,
И все, что банально,
Что равно и прямо
Пропорционально —
Все это корежит
Чечетка, калечит,
Нам нервы тревожит
Чёт-нечет, чёт-нечет!
В забитые уши
Врывается четко,
В сонливые души —
Лихая чечетка.
В чечеточный спринт
Не берем тех, кто сыт, мы!
Чёт-нечет, чёт-нечет —
Ломаются ритмы!
Брэк:
барабан, тамтам, трещотка —
Где
полагается — там чечетка.
Брак
не встречается, темп рвет и мечет
Брэк!..
Чёт-нечет!
Жжет
нам подошвы, потолок трепещет!
Чёт!..
Нечет!
Эй, кто там грозит мне!
Эй, кто мне перечит,
В замедленном ритме
О чем-то лепечет?!
Сейчас перестанет —
Его изувечит
Ритмический танец, —
Чёт-нечет, чёт-нечет!
Кровь гонит по жилам
Не крепкая водка —
Всех заворожила
Шальная чечетка.
Замолкни, гитара, —
Мурашки до жути!
На чёт — два удара, —
И чем чёт не шутит!
Брэк:
барабан, тамтам, трещотка —
Где
полагается — там чечетка.
Брак
не встречается, темп рвет и мечет
Брэк!..
Чёт-нечет!
Жжет
нам подошвы, потолок трепещет!
Чёт!..
Нечет!
Спасайся кто может!
А кто обезножет —
Утешься, — твой час
В ритме правильном прожит!
Под брэк, человече,
Расправятся плечи
И сон обеспечит —
Чёт-нечет, чёт-нечет!
Изменится ваша
Осанка, походка, —
Вам тоже, папаша,
Полезна чечетка!
Не против кадрили
Мы проголосуем —
Но в пику могиле
Чечетку станцуем!
Брэк:
барабан, тамтам, трещотка —
Где
полагается — там чечетка.
Брак
не встречается, темп рвет и мечет
Брэк!..
Чёт-нечет!
Жжет
нам подошвы, потолок трепещет!
Чёт!..
Нечет!
1973
Реет
над темно-синей волной
неприметная стайка.
Грустно,
но у меня в этой стае попутчиков нет —
Низко
лечу отдельно от всех,
одинокая чайка, —
И скользит подо мной
Спутник преданный мой —
белый мой силуэт.
Но слабеет, слабеет крыло —
Я снижаюсь все ниже и ниже, —
Я уже отраженья не вижу —
Море тиною заволокло.
Неужели никто не придет,
Чтобы рядом лететь с белой птицей?
Неужели никто не решится —
Неужели никто не спасет?
Силы
оставят тело мое —
и в соленую пыль я
Брошу
свой обессиленный и исстрадавшийся труп.
Крылья
уже над самой водой,
мои бедные крылья!
Ветер ветреный, злой
Лишь играет со мной,
беспощаден и груб.
Неужели никто не придет,
Чтобы рядом лететь с белой птицей?
Неужели никто не решится —
Неужели никто не спасет?
Бьется сердце под левым плечом,
Я спускаюсь все ниже и ниже,
Но уже я спасителя вижу —
Это ангел с заветным ключом.
Ветер!
Скрипач безумный, пропой,
на прощанье сыграй нам!
Скоро
погаснет солнце — и спутник мой станет незрим.
Чайка
влетит в пучину навек —
к неразгаданным тайнам, —
Я в себе растворюсь,
Я навеки сольюсь
с силуэтом своим.
Но слабеет, слабеет крыло —
Я снижаюсь все ниже и ниже,
Я уже отраженья не вижу —
Море тиною заволокло.
Бьется сердце под левым плечом,
Я спускаюсь все ниже и ниже,
Но уже я спасителя вижу —
Это ангел с заветным ключом.
1973
— Богиня! Афродита!
Или что-то в этом роде!
Ах, жизнь моя разбита
прямо здесь на пароходе!
Склоню от восхищенья я
пред красотой такою
Дрожащие колени я
с дрожащей головою!
— Ну что он ходит как тень —
Твердит одну дребедень!
— Возьми себе мое трепещущее сердце!
— Нас не возьмешь на авось —
На кой мне сердце сдалось!
— Тогда — экзотику и страсти де-ля —
Перца!
— Какая де-ля-Перца —
да о чем вы говорите?
Богиню надо вам? —
так и идите к Афродите!
Вас тянет на экзотику —
тогда сидите дома…
А кто это — экзотика?
Я с нею незнакома.
— Я вас, синьора, зову
В волшебный сон наяву
И предлагаю состояние и сердце, —
Пойдем навстречу мечтам!..
— А кем вы служите там?
— Я — вице-консул Мигуэлла-де-ля-Перца!
— Я не бегу от факта,
только вот какое дело:
Я с консулами как-то
раньше дела не имела.
А вдруг не пустят к вам в страну
и вынесут решенье
Послать куда подальше, ну
а консула — в три шеи!
— Не сомневайтесь, мадам!
Я всех продам, все отдам —
И распахнется перед нами рая дверца.
Я вас одену, мадам,
Почти как Еву Адам
В стране волшебной Мигуэлла-де-ля-Перца.
— Вы милый, но — пройдоха!
А меня принарядите —
И будет просто плохо
этой вашей Афродите!
Но я не верю посулам:
я брошу всё на свете —
А вдруг жена у консула
и даже хуже — дети!
— Ах, что вы, милая мисс!..
— Но-но, спокойно, уймись!
— Я напишу для вас симфонию и скерцо.
Удача вас родила!..
— Ах, черт! Была не была!
Валяйте, — едем в Мигуэллу-делу-Перца!
1973
Жил-был
учитель скромный Кокильон,
Любил
наукой баловаться он.
Земной поклон — за то, что он
Был в химию влюблен,
И по ночам
над чем-то там
Химичил Кокильон.
Но, мученик науки, гоним и обездолен,
Всегда в глазах толпы он — алхимик-шарлатан,
И из любимой школы в два счета был уволен,
Верней — в три шеи выгнан, непонятый титан.
Титан
лабораторию держал
И там
творил, и мыслил, и дерзал.
За просто так — не за мильон —
В двухсуточный бульон
Швырнуть сумел
все, что имел,
Великий Кокильон.
Да мы бы забросали каменьями Ньютона,
Мы б за такое дело измазали в смоле!
Но случай не позволил плевать на Кокильона:
Однажды в адской смеси заквасилось желе.
Бульон
изобретателя потряс, —
Был он —
ничто: не жидкость и не газ.
И был смущен и потрясен,
И даже удивлен.
«Эге! Ха-ха!
О эврика!» —
Воскликнул Кокильон.
Три дня он развлекался игрой на пианино,
На самом дне в сухом вине он истину искал…
Вдруг произнес он внятно: «Какая чертовщина!..» —
И твердою походкою он к дому зашагал.
Он днем
был склонен к мыслям и мечтам,
Но в нем
кипели страсти по ночам.
И вот, на поиск устремлен,
Мечтой испепелен,
В один момент
в эксперимент
Включился Кокильон.
Душа его просила и плоть его хотела
До истины добраться, до цели и до дна, —
Проверить состоянье таинственного тела —
Узнать, что он такое: оно или она.
Но был
и в этом опыте изъян:
Забыл
фанатик намертво про кран.
В погоне за открытьем он
Был слишком воспален —
И миг настал,
когда нажал
На крантик Кокильон.
И закричал, безумный: «Да это же — коллоид!
Не жидкость это, братцы, — коллоидальный газ!»
Вот так, блеснув в науке, как в небе астероид,
Взорвался — и в шипенье безвременно угас.
И вот
так в этом газе и лежит,
Народ
его открытьем дорожит.
Но он не мертв — он усыплен, —
Разбужен будет он
Через века.
Дремли пока,
Великий Кокильон.
А мы, склонив колени, глядим благоговейно, —
Таких, как он, немного — четыре на мильон:
Возьмем Ньютона, Бора и старика Эйнштейна —
Вот три великих мужа, — четвертый — Кокильон!
1973
Мы рвем — и не найти концов.
Не выдаст черт, не съест свинья.
Мы — сыновья своих отцов,
Но — блудные мы сыновья.
Приспичило и припекло —
Мы не вернемся, видит бог,
Ни государству под крыло,
Ни под покров, ни на порог.
Вранье —
ваше вечное усердие!
Вранье —
безупречное житье!
Гнилье —
ваше сердце и предсердие!
Наследство — к черту: все, что ваше, — не мое!
К черту сброшена обуза —
Узы мы свели на нуль:
Нет у мамы карапуза,
Нет ни колледжа, ни вуза,
Нету крошек у папуль.
Довольно выпустили пуль
И кое-где и кое-кто
Из наших дорогих папуль —
На всю катушку, на все сто!
Довольно тискали вы краль
От января до января,
Нам ваша скотская мораль
От фонаря — до фонаря!
Долой —
ваши песни, ваши повести!
Долой —
ваш алтарь и аналой!
Долой —
угрызенья вашей совести!
Все ваши сказки богомерзкие — долой!
Выжимайте деньги в раже,
Только — стряпайте без нас
Ваши купли и продажи:
Нам — до рвоты ваши даже
Умиленье и экстаз!
Среди заросших пустырей
Наш дом — без стен, без крыши — кров, —
Мы — как изгои средь людей,
Пришельцы из других миров.
Уж лучше — где-нибудь ишачь,
Чтоб пóтом с кровью пропотеть,
Чем вашим воздухом дышать,
Богатством вашим богатеть.
Плевать
нам на ваши суеверия!
Кромсать
все, что ваше, проклинать!
Как знать,
что нам взять взамен неверии?
Но наши дети это точно будут знать!
Прорицатели, гадалки
Напророчили бедлам, —
Ну а мы уже на свалке —
В колесо фортуны палки
Ставим с горем пополам.
Так идите к нам, Мак-Кинли,
В наш разгневанный содом!
Вы и сам — не блудный сын ли?
Будет больше нас, Мак-Кинли!
Нет? Мы сами к вам придем!
1973
В дорогу — живо! Или — в гроб ложись!
Да, выбор небогатый перед нами.
Нас обрекли на медленную жизнь —
Мы к ней для верности прикованы цепями.
А кое-кто поверил второпях —
Поверил без оглядки, бестолково, —
Но разве это жизнь — когда в цепях,
Но разве это выбор — если скован!
Коварна нам оказанная милость —
Как зелье полоумных ворожих:
Смерть от своих — за камнем притаилась,
И сзади — тоже смерть, но от чужих.
Душа застыла, тело затекло,
И мы молчим, как подставные пешки,
А в лобовое грязное стекло
Глядит и скалится позор в кривой усмешке.
И если бы оковы разломать —
Тогда бы мы и горло перегрызли
Тому, кто догадался приковать
Нас узами цепей к хваленой жизни.
Неужто мы надеемся на что-то?!
А может быть, нам цепь не по зубам?
Зачем стучимся в райские ворота
Костяшками по кованым скобам?
Нам предложили выход из войны,
Но вот какую заломили цену:
Мы к долгой жизни приговорены
Через вину, через позор, через измену!
Но стоит ли и жизнь такой цены?!
Дорога не окончена — спокойно! —
И в стороне от той, большой войны
Еще возможно умереть достойно.
И рано нас равнять с болотной слизью —
Мы гнезд себе на гнили не совьем!
Мы не умрем мучительною жизнью —
Мы лучше верной смертью оживем!
1973
Если где-то в глухой неспокойной ночи
Ты споткнулся и ходишь по краю —
Не таись, не молчи, до меня докричи! —
Я твой голос услышу, узнаю!
Если с пулей в груди ты лежишь в спелой ржи —
Потерпи: я спешу — и усталости ноги не чуют!
Мы вернемся туда, где и воздух и травы врачуют, —
Только ты не умри, только кровь удержи!..
Если конь под тобой, ты домчи, доскачи —
Конь дорогу отыщет буланый —
В те края, где всегда бьют живые ключи,
И они исцелят твои раны!
Где же ты — взаперти или в долгом пути?
На каких ты сейчас перепутиях и перекрестках?
Может быть, ты устал, приуныл, заблудился в трех соснах
И не можешь обратно дорогу найти?..
Здесь такой чистоты из-под снега ручьи —
Не найдешь, не придумаешь краше!
Здесь цветы, и кусты, и деревья — ничьи,
Стоит нам захотеть — будут наши!
Если трудно идешь — по колени в грязи
Да по острым камням, босиком по воде по студеной, —
Пропыленный, обветренный, дымный, огнем опаленный —
Хоть какой, — доберись, добреди, доползи!..
1974
Ты, звонарь-пономарь, не кемарь,
Звонкий колокол раскочегаривай!
Ты очнись, встрепенись, гармонист,
Переливами щедро одаривай!
Мы беду навек спровадили,
В грудь ей вбили кол осиновый.
Перебор сегодня — свадебный,
Звон над городом — малиновый.
Эй, гармошечка, дразни,
Не спеши, подманивай!
Главный колокол, звони,
Маленький — подзванивай!
Крикуны, певуны, плясуны!
Оглашенные, неугомонные!
Нынче пир, буйный пир на весь мир,
Все — желанные, все — приглашенные!
Как на ярмарочной площади
Вы веселие обрящете,
Там и горло прополощете,
Там споете да попляшете!
Не серчай, а получай
Чашу полновесную!
Подходи да привечай
Жениха с невестою!
Топочи, хлопочи, хохочи!
Хороводы води развеселые!
По бокам, по углам — к старикам
Разойдись, недоёные, квелые!
Поздравляй, да с пониманием,
За застольною беседою —
Со счастливым сочетанием
Да с законною победою!
Наша свадьба — не конец
Дельцу пустяковому:
Делу доброму — венец,
Да начало — новому!
1974
Если в этот скорбный час
спустим рукава,
Соловей освищет нас,
и пойдет молва:
Дескать, силой царский трон
все скудней,
Ел, мол, мало каши он,
Евстигней.
Кто же все же уймет шайку-лейку,
Кто на подвиги ратны горазд,
Царь тому дорогую шубейку
От щедрот своих царских отдаст!
Если кровь у кого горяча —
Саблей бей, пикой лихо коли.
Царь дарует вам шубу с плеча
Из естественной выхухоли!
Торопись указ зачесть,
изданный не зря!
Кто заступится за честь
батюшки-царя?
Кто разбойника уймет —
Соловья, —
К государю попадет
в сыновья!
Кто оружьем побьет образину,
Кто проучит его кулаком,
Тот от царства возьмет половину,
Ну а дочку — дак всю целиком!
Сей указ — без обману-коварства.
За печатью, как в сказке, точь-в-точь.
В бой — за восемь шестнадцатых царства
Да за целую царскую дочь!
1974
На голом на плацу, на вахтпараде,
В казарме, на часах — все дни подряд
Безвестный, не представленный к награде,
Справляет службу ратную солдат.
И какие бы ни дули
Ураганные ветра,
Он — в дозоре, в карауле
От утра и до утра.
«Напра!.. Нале!..
В ружье! На пле!..
Бегом — в расположение!»
А я пою:
Ать-два, ать-два,
Живем мы однова,
А тяжело в учении —
Легко в бою!
Если ломит враг — бабы слезы льют, —
Ядра к пушечкам подтаскивай!
Я пред боем — тих, я в атаке — лют,
Ну а после боя — ласковый.
Меня гоняют до седьмого пота —
Всяк может младшим чином помыкать, —
Но все-таки центральные ворота
Солдату поручают охранять.
Как бы в рог его ни гнули,
Распрямится снова он.
Штык — дурак и дуры — пули, —
Ежели солдат умен.
«В штыки! К но-ги!
Равняйсь! Беги!
Ползком — в расположение!»
А я пою:
«Коли! Руби!»
Ту би ор нот ту би, —
Но тяжело в учении —
Легко в бою!
Если враг бежит и гремит салют —
Зелена вина подтаскивай!
Я пред боем — тих, я в атаке — лют,
Ну а после боя — ласковый.
Ну чем же мы, солдатики, повинны,
Что наши пушки не зачехлены?!
Пока враги не бросили дубины,
Не обойтись без драки и войны.
Я бы пушки и мортиры
Никогда не заряжал,
Не ходил бы даже в тиры —
Детям елки наряжал.
Но вот как раз
Пришел приказ
Идти на усмирение,
И я пою,
Как и всегда,
Что горе — не беда, —
Но тяжело в учении,
Да и в бою.
Раззудись, плечо, если наших бьют!
Сбитых, сваленных — оттаскивай!
Я пред боем — тих, я в атаке — лют,
Ну а после боя — ласковый!
1974
Я полмира почти через злые бои
Прошагал и прополз с батальоном,
А обратно меня за заслуги мои
Санитарным везли эшелоном.
Подвезли на родимый порог —
На полуторке к самому дому, —
Я стоял и немел, а над крышей дымок
Подымался совсем по-другому.
Окна словно боялись в глаза мне взглянуть,
И хозяйка не рада солдату,
Не припала в слезах на могучую грудь,
А руками всплеснула — и в хату.
И залаяли псы на цепях,
Я шагнул в полутемные сени —
За чужое за что-то запнулся в сенях,
Дверь рванул — подкосились колени.
Там сидел за столом, да на месте моем
Неприветливый новый хозяин —
И фуфайка на нем, и хозяйка при нем, —
Потому я и псами облаян.
Это значит, пока под огнем
Я спешил, ни минуты не весел,
Он все вещи в дому переставил моем
И по-своему всё перевесил.
Мы ходили под богом, под богом войны —
Артиллерия нас накрывала.
Но смертельная рана нашла со спины
И изменою в сердце застряла.
Я себя в пояснице согнул,
Силу воли позвал на подмогу:
«Извините, товарищи, что завернул
По ошибке к чужому порогу…»
Дескать, мир да любовь вам, да хлеба на стол,
Чтоб согласье по дому ходило…
Ну а он даже ухом в ответ не повел:
Вроде так и положено было.
Зашатался некрашеный пол,
Я не хлопнул дверьми, как когда-то, —
Только окна раскрылись, когда я ушел,
И взглянули мне вслед виновато…
1974
Ах! В поднебесье летал
Лебедь черный, младой да проворный.
Ах! Да от лёта устал —
Одинокий, да смелый, да гордый.
Ах! Да снижаться он стал
С высоты со своей лебединой.
Ах! Два крыла распластал —
Нет уж сил и на взмах на единый.
Ай не зря гармонь пиликает —
Ваня песенку мурлыкает, —
С уваженьем да с почтением.
Да, конечно, со значением.
Ах! На крутом берегу,
Словно снег среди лета, не тая,
Ах! На зеленом лугу —
Лебединая белая стая.
Ах! Да не зря он кружил,
Да и снизился он понапрасну:
Ах! Он от стаи отбил
Лебедь белую саму прекрасну.
Ай вы добры люди-граждане,
Вы б лебедушку уважили —
Затянули бы протяжную
Про красу ее лебяжую.
Ох! Да и слов не сыскать,
Вот и голос дрожит неумелый.
Ох! Другу дружка под стать —
Лебедь черный да лебеди белой, —
Ах! Собралися в полет
Оба-двое крылатые вместе.
Ах! Расступися, народ,
Поклонись жениху и невесте!
Ай спасибо, люди-граждане,
Что невестушку уважили,
Жениха не забываете
Да обоих привечаете!
1974
Ай не стойте в гордыне —
Подходите к крыльцу,
А и вы, молодые,
Поклонитесь отцу!
Он сердитый да строгий, —
Как сподлобья взглянет,
Так вы кланяйтесь в ноги —
Может, он отойдет.
Вам отцу поклониться —
Тоже труд небольшой, —
Он лицом просветлится,
Помягчает душой.
Вы с того начинайте
И потом до конца
Во всю жизнь привечайте
Дорогого отца!
1974
Не сгрызть меня —
Невеста я!
Эх жизнь моя
Интересная!
Кружи-ворожи!
Кто стесняется?!
Подол придержи, —
Поднимается!
И в девках мне
Было весело,
А все ж любовь
Перевесила!
Кружи-ворожи!
Кто стесняется?!
Подол придержи, —
Поднимается!
Сноха лиха,
Да и кума лихая, —
Учат жить меня,
А я — сама такая!
1974
Кто старше нас на четверть века, тот
Уже постиг и близости и дали.
Им повезло — и кровь, и дым, и пот
Они понюхали, хлебнули, повидали, —
Прошли через бригаду или взвод.
И ехали в теплушках — не в тепле —
На стройки, на фронты и на рабфаки.
Они ходили в людях по земле
И — в штыковые жесткие атаки.
То время эшелонное прошло —
В плацкартных едем, травим анекдоты…
Мы не ходили — шашки наголо,
В отчаянье не падали на доты.
Но все-таки традиция живет:
Взяты не все вершины и преграды, —
Не потому ли летом каждый год
Идем в студенческие стройотряды —
И сверх программы мы сдаем зачет.
Песок в глазах, в одежде и в зубах —
Мы против ветра держим путь на тракте.
На дивногорских каменных столбах
Хребты себе ломаем и характер.
Мы гнемся в три погибели — ну что ж,
Такой уж ветер… Только, друг, ты знаешь, —
Зато ничем нас после не согнешь,
Зато нас на равнине не сломаешь!
1974
Гули-гули-гуленьки,
Девоньки-девуленьки,
Вы оставьте мне на память,
В сердце загогулинки.
Не гляди, что я сердит, —
По тебе же сохну-то.
Я не с фронта инвалид —
Я любовью трёкнутый.
Выходите к Ванечке,
Манечки-матанечки!
Что стоите как старушки —
Божьи одуванчики!
Милый мой — каменотес,
Сильный он да ласковый, —
Он мне с Англии привез
Лифчик пенопластовый.
Здеся мода отстает,
Вот у нас в Австралии
Очень в моде этот год
В три обхвата талии.
Уж не знаю я, как тут,
А, к примеру, в Дании
Девок в загсы волокут
При втором свидании.
Я не знаю, как у вас,
А у нас во Франции
Замуж можно десять раз,
Все — без регистрации.
Ой, табань, табань, табань,
А то в берег врежемся!
Не вставай в такую рань —
Давай еще понежимся!
Без ушка иголочка
Оля, Ольга, Олечка,
Поднеси-ка инвалиду
Столько да полстолечка!
На пути, на перепутье
Молодуху сватал дед.
Сперва думали, что шутит, —
Оказалося, что нет.
Мой миленок всё допил
Дочиста и допьяна, —
Потому и наступил
В мире кризис топливный.
Ты не ной, не ной, не ной:
Это ж кризис — нефтяной, —
Надо больше опасаться,
Что наступит — спиртовой.
Гляну я, одна семья
На таком воскреснике —
Все друг другу кумовья
Али даже крестники.
1974
Зря ты, Ванечка, бредешь
Вдоль оврага:
На пути — каменья сплошь, —
Резвы ножки обобьешь,
Бедолага!
Тело в эдакой ходьбе
Ты измучил,
А и, кажется, себе
Сам наскучил.
Стал на беглого похож
Аль на странничка, —
Может, сядешь — отдохнешь,
Ваня-Ванечка?!
Ваня!
Что, Ванюша, путь трудней?
Хворь напала?
Вьется тропка меж корней,
До конца пройти по ней —
Жизни мало!
Славно, коль судьбу узнал
Распрекрасну, —
Ну а вдруг коней загнал
Понапрасну?!
Али вольное житье
Слаще пряничка?
Ах ты горюшко мое,
Ваня-Ванечка!
Ваня!
Ходют слухи, будто сник
Да бедуешь,
Кудри сбросил — как без них?
Сыт ли ты или привык —
Голодуешь?
Хорошо ли бобылем
Да без крова?
Это, Ваня, не путем,
Непутево!
Горемычный мой, дошел
Ты до краюшка!
Тополь твой уже отцвел,
Ваня-Ванюшка!
Ваня!
1974
Эх, недаром говорится:
Мастер дела не боится, —
Пусть боится дело это
Ваню — мастера паркета!
Не берись, коль не умеешь,
Не умеючи — не трожь,
Не подмажешь — не поедешь,
А подмажешь — упадешь!
Даже в этой пятилетке
На полу играют детки, —
Проливают детки слезы
От какой-нибудь занозы.
Пусть елозят наши дети,
Пусть играются в юлу
На натертом на паркете —
На надраенном полу.
Говорят, забудут скоро
Люди званье полотера, —
В наше время это мненье —
Роковое заблужденье.
Посреди родной эпохи
Ты на щетках попляши, —
С женским полом шутки плохи,
А с натертым — хороши!
1974
Я — Робин Гусь, не робкий гусь!
Да, я не трус — но я боюсь,
Что обо мне вы слышать не могли.
Я — славный гусь, хорош я гусь!
Я вам клянусь, я вам клянусь,
Что я из тех гусей, что Рим спасли.
Кстати, я гусь особенный,
Ведь не все гуси — Робины!
— Горю от нетерпения
Представить вам явление —
Без преувеличения
Писательницу-гения.
Все, что напишет, вскоре
Прочтете на заборе.
— Сгораю от смущения,
Сомнения, стеснения, —
Примите в знак почтения
Заборные творения.
Все, что рождаю в спорах, —
Читайте на заборах.
Прошу не путать Гусеницу Синюю
С гусатою гусынею:
Гусыни ни во что не превращаются,
Они гусаются, они кусаются, —
А Гусеница Синяя — не птица
И не гусица, а гусен ица!
Мне нужно замереть и притаиться —
Я куколкой стану, —
И в бабочку в итоге превратиться
По плану, по плану.
Ну а планы мнимые —
не мои, не мои,
И невыполнимые —
не мои, не мои, —
Вот осуществимые —
вы мои, вы мои!
Расскажи, дорогой,
Что случилось с тобой?
Расскажи, дорогой, не таясь!
Может, все потерял,
Проиграл, прошвырял?
Может, ангел-хранитель не спас?
Или просто устал?
Или поздно стрелял?
Или спутал, бедняга, где верх и где низ?
В рай хотел? Это — верх.
Ах, чудак человек!
Что поделать теперь? Улыбнись!
Сколько славных парней,
загоняя коней,
Рвутся в мир, где не будет ни злобы, ни лжи!
Неужели, чудак,
ты собрался туда?
Что с тобой, дорогой, — расскажи!
Может быть, дорогой,
Ты скакал за судьбой?
Умолял: «Подожди! Оглянись!»
Оглянулась она —
И стара, и страшна, —
Наплевать на нее — улыбнись!
А беду, черт возьми,
Ты запей, задыми —
И еще раз попробуй, садись на коня!
Хоть на миг, на чуть-чуть
Ты ее позабудь, —
Обними, если хочешь, меня!
Сколько славных парней,
загоняя коней,
Рвутся в мир, где не будет ни злобы, ни лжи!
Неужели, чудак,
ты собрался туда?
Что с тобой, дорогой, — расскажи!
Притомился — приляг!
Вся земля — для бродяг.
Целый век у тебя впереди.
А прервется твой век —
Там, в земле, человек
Потеснится — давай заходи!
Отдохни — не спеши!
Сбрось всю тяжесть с души —
За удачею лучше идти налегке!
Все богатство души,
Нынче стоит гроши —
Меньше глины и грязи в реке.
Сколько славных парней,
загоняя коней,
Рвутся в мир, где ни злобы, ни лжи — лишь покой
Если, милый чудак,
доберешься туда —
Не забудь обо мне, дорогой!
1976
Не грусти! —
Забудь за дверью грусть.
Заплати! —
А я развлечь берусь.
Потерпи — уйду ненадолго,
Допою — и сразу вернусь.
Попробуйте забыться,
Не думать о дурном!
Оставьте злые лица
Направо за углом!
Оставьте боли и заботы
своему врагу!
Я в этом охотно
помогу.
Когда вы слишком чинны —
Мы вянем от тоски:
Усталые мужчины —
Плохие… шутники!
Не выпьют лишнего ни йоты,
мало куражу,
Пока я им что-то
не скажу.
Пей вино!
Ах, ты не пьешь вина?
Все равно! —
Я за двоих пьяна.
Так и быть — я завтра забуду,
Что была в тебя влюблена.
Забыли вы морщины
Разгладить на лице —
Они на вас, мужчины, —
Как фрак на мертвеце!
Про наши нежные расчеты
дома — ни гугу!
Я в этом охотно
помогу.
Грешны вы иль невинны —
Какие пустяки!
Усталые мужчины —
Такие… чудаки!
Не скажут лишнего ни йоты,
мало куражу,
Пока я им что-то
не скажу.
Ах, жара!
Какая здесь жара!
Всё — игра,
Вся наша жизнь — игра…
Но в игре бывает удача
И — счастливые номера!
Нет золотой долины —
Всё проигрыш и прах.
А выигрыш, мужчины, —
В отдельных номерах!
Играйте, но не для наживы,
а на весь кураж, —
И номер счастливый
будет ваш!
На нас не пелерины —
Мы бабочки в пыльце, —
Порхаем — а мужчины
Меняются в лице.
Порхайте с нами беззаботно,
словно на лугу!
А я вам охотно
помогу!
1976
Запоминайте!
Приметы — это суета, —
Стреляйте в черного кота,
Но сплюнуть трижды никогда
Не забывайте!
И не дрожите!
Молясь, вы можете всегда
Уйти от Страшного суда, —
А вот от пули, господа,
Не убежите!
Кто там крадется вдоль стены —
Всегда в тени и со спины?
Его шаги едва слышны —
Остерегитесь!
Он врал, что истина в вине,
Кто доверял ему вполне —
Уже упал с ножом в спине, —
Поберегитесь!
За маской не узнать лица,
В глазах — по девять грамм свинца,
Расчет его точен и ясен.
Он не полезет на рожон,
Он до зубов вооружен
И очень, очень опасен!
Не доверяйте
Ему ни тайн своих, ни снов,
Не говорите лишних слов —
Под пули зря своих голов
Не подставляйте!
Гниль и болото
Произвели его на свет;
Неважно, прав ты или нет —
Он в ход пускает пистолет
С полоборота.
Он жаден, зол, хитер, труслив,
Когда он пьет — тогда слезлив,
Циничен он и не брезглив:
«Когда и — сколько?»
Сегодня я, а завтра ты, —
Нас уберут без суеты.
Зрачки его черны, пусты —
Как дула «кольта».
За маской не узнать лица,
В глазах — по девять грамм свинца,
Расчет его точен и ясен.
Он не полезет на рожон,
Он до зубов вооружен
И очень, очень опасен!
1976
Живет живучий парень Барри,
Не вылезая из седла,
По горло он богат долгами,
Но если спросишь, как дела, —
Поглаживая пистолет,
Сквозь зубы процедит небрежно:
«Пока еще законов нет,
То только на него надежда!»
Он кручен-верчен, бит о камни,
Но все в порядке с головой.
Ведь он — живучий парень, Барри:
Глоток воды — и вновь живой!
Он, если нападут на след,
Коня по гриве треплет нежно:
«Погоня, брат. Законов нет —
И только на тебя надежда!»
Ваш дом горит — черно от гари,
И тщетны вопли к небесам:
При чем тут бог — зовите Барри,
Который счеты сводит сам!
Сухим выходит он из бед,
Хоть не всегда суха одежда.
Пока в законах проку нет —
У всех лишь на него надежда!
Да, на руку он скор с врагами,
А другу — словно талисман.
Таков живучий парень Барри —
Полна душа и пуст карман!
Он вовремя найдет ответ,
Коль свару заведет невежда, —
Пока в стране законов нет,
То только на себя надежда!
1976
Это вовсе не френч канкан,
не френч —
Вас решили в волшебный фонтан
увлечь,
— Все течет, изменяется, бьет —
не плачь!
— Кто в фонтане купается — тот
богач.
Что, приятель, в таком раздрызге,
Отупел, с нищетой смирясь!
Окунайся в черные брызги,
Окунайся в черную грязь!
Копошатся в ней, копошатся —
Наплевать, что мокрей мокриц, —
Все надеются оказаться
В золотом — как сказочный принц.
Не для всяких открыт фонтан —
о нет, —
А для всяких сегодня канкан —
балет.
Куплен этот фонтан с потрохами
весь,
Ну а брызги летят между вами здесь.
А ворота у входа в фонтан —
как пасть, —
Осторожнее: можно в капкан
попасть!
Если дыры в кармане — какой
расчет?!
Ты утонешь в фонтане — другой
всплывет.
1976
Живу я в лучшем из миров —
Не нужно хижины мне!
Земля — постель, а небо — кров,
Мне стены — лес, могила — ров, —
Мурашки по спине.
Но мне хорошо!
Мне славно жить в стране —
Во рву, на самом дне —
В приятной тишине.
Лучи палят — не надо дров, —
Любой — ко мне заходи!
Вот только жаль — не чинят кров,
А в этом лучшем из миров
Бывают и дожди.
Но мне хорошо!
Не веришь — заходи,
Садись и не зуди, —
Гляди не разбуди!
И все прекрасно — все по мне, —
Хвала богам от меня!
Еще есть дырка на ремне,
Я мог бы ездить на коне —
Да только нет коня.
Но мне хорошо!
Все беды — болтовня.
Я, струнами звеня,
Пою подряд три дня —
Послушайте меня!
1976
Прохода нет от этих начитанных болванов:
Куда ни плюнь — доценту на шляпу попадешь, —
Позвать бы пару опытных шаманов —
ветеранов
И напустить на умников падеж!
Что за дела — не в моде благородство?
И вместо нас — нормальных, от сохи —
Теперь нахально рвутся в руководство
Те, кто умеют сочинять стихи.
На нашу власть — то плачу я, то ржу:
Что может дать она? — по носу даст вам!
Доверьте мне — я поруковожу
Запутавшимся нашим государством!
Кошмарный сон я видел: что без научных знаний
Не соблазнишь красоток — ни девочек, ни дам!
Но я и пару ломаных юаней,
будь я проклят,
За эти иксы-игреки не дам!
Недавно мы с одним до ветра вышли
И чуть потолковали у стены —
Так у него был полон рот кровищи,
И интегралов — полные штаны.
С такими далеко ли до беды —
Ведь из-за них мы с вами чахнем в смоге!
Отдайте мне ослабшие бразды —
Я натяну, не будь я Гогер-Могер!
И он нам будет нужен — придушенный очкарик:
Такое нам сварганит! — врагам наступит крах.
Пинг-понг один придумал: хрупкий шарик —
Орешек крепкий в опытных руках!
Искореним любые искривленья
Путем повальной чистки и мытья, —
А перевоспитанье-исправленье —
Без наших ловких рук — галиматья!
Я так решил — он мой, текущий век,
Хоть режьте меня, ешьте и вяжите, —
Я — Гогер-Могер, вольный человек, —
И вы меня, ребята, поддержите!
Не надо нам прироста — нам нужно уменьшенье:
Нам перенаселенье — как гиря на горбе, —
Все это зло идет от женя-шеня —
Ядреный корень, знаю по себе.
Свезем на свалки груды лишних знаний,
Метлой — по деревням и городам!
За тридцать штук серебряных юаней,
будь я проклят,
Я Ньютона с Конфуцием продам!
Я тоже не вахлак, не дурачок —
Цитаты знаю я от всех напастей, —
Могу устроить вам такой «скачок»! —
Как только доберусь до высшей власти.
И я устрою вам такой скачок! —
Когда я доберусь до высшей власти.
<Между 1974 и 1978>
Проскакали всю страну
Да пристали кони — буде
Я во синем во Дону
Намочил ладони, люди.
Кровушка спеклася
В сапоге от ран, —
Разрезай, Настасья,
Да бросай в бурьян!
Во какой вояка,
И «Георгий» — вот…
Но опять, однако,
Атаман зовет.
Хватит брюхо набивать!
Бают, да и сам я бачу,
Что спешит из рвани рать
Волю забирать казачью.
Снова кровь прольется?
Вот такая суть:
Воли из колодца
Им не зачерпнуть!
Плачут бабы звонко.
Ну, чего ревем!
Волюшка, Настенка, —
Это ты да дом.
Вновь скакали по степу
Разом все под атаманом —
То конями на толпу,
То веревкой, то наганом.
Сколько кровь ни льется,
Пресный все лиман.
Нет, хочу — с колодца, —
Слышь-ка, атаман!
Знаю, легче пьется
На тугой карман,
Хорошо живется —
Если атаман.
Есть у атамана зуй,
Ну а под зуём — кобыла…
Нет уж, Настенька, разуй,
Да часок чтоб тихо было!
«Зуй, где речь геройска
Против басурман?
Как тебе без войска?» —
«Худо, атаман!»
А ведерко бьется
Вольно, вкривь и вкось.
Хлопцы, хлопцы, хлопцы, —
Выудил небось!
Справная обновка —
Век ее постыль:
Это не винтовка —
Это мой костыль!
1980
Из класса в класс мы вверх пойдем, как по ступеням,
И самым главным будет здесь рабочий класс,
И первым долгом мы, естественно, отменим
Эксплуатацию учителями нас.
Да здравствует новая школа!
Учитель уронит, а ты подними!
Здесь дети обоего пола
Огромными станут людьми!
Мы строим школу, чтобы грызть науку дерзко,
Мы все разрушим изнутри и оживим,
Мы серость выбелим и выскоблим до блеска,
Все теневое перекроем световым!
Так взрасти же нам школу, строитель, —
Для душ наших детских теплицу, парник, —
Где учатся — все, где учитель —
Сам в чем-то еще ученик!
1980
Войти с помощью соц. сетей: