Справедливее судить о скрытом по явному, а не осуждать заранее явное, ссылаясь на скрытое.

Закону мало быть справедливым: надо, чтобы его признали таковым люди, от которых он ожидает повиновения.

[Бог] невидим – и являет Себя; непостижим – и доступен по благодати; непонятен – и человек понимает его.

Все существующее заставляет постичь Бога, и Он все же непостижим; в этом величие его, что люди и знают, и не знают Его.

О, свидетельство души, по природе христианки!

Христианами становятся, а не рождаются.

Чем более вы истребляете нас, тем более мы умножаемся; кровь мучеников есть семя христианства.

Бог не честолюбив.

Кто есть истинный Бог, Тот все свое одинаково дает как своим почитателям, так и не почитателям.

Вы предпочитаете не знать, потому что уже ненавидите, как будто знаете наверняка, что не будете ненавидеть, если узнаете.

Чем более они [люди] расположены ко злу, тем более способны верить ему. Вообще они легче верят вымышленному злу, чем действительному добру.

Это сильнейший защищает слабейшего, так что богам должно быть стыдно пользоваться защитой людей.

Душа не может обрести спасения, если она не уверует, пока обитает во плоти. Итак, плоть есть якорь спасения.

Укорять плоть следует только для порицания души, которая подчиняет плоть для служения себе.

Тот, Кто создал, способен и воссоздать, ибо гораздо труднее создать, чем воссоздать, труднее начать, чем продолжить. Так и воскрешение плоти ты должен считать делом более легким, чем ее создание.

Судить следует только душу – за то, как она пользовалась сосудом плоти. Сам сосуд, конечно, не подлежит приговору.

У Бога ничего не пропадает бесполезно.

Если бы на земле было столько же веры, сколько ожидается награды на небесах…

Доброму человеку нельзя любоваться казнью злого.

О, жалкое неверие, которое отказывает Богу в Его главных свойствах – простоте и силе! Разве не удивительно, что омовением разрушена смерть? Да ведь тем более следует верить там, где именно потому и не верится, что это удивительно! Ибо каковы должны быть дела Божьи, если не сверх всякого удивления? Мы и сами удивляемся – но потому, что верим. Впрочем, неверие тоже удивляется, но не верит, – удивляется простому как незначительному, а величественному как невозможному.

[Душа], сколько я знаю, не христианка: ведь душа обыкновенно становится христианкой, а не рождается ею.

Ты называешь мертвых «покойными», признавая этим, что жизнь тягостна, а смерть благодетельна.

Душа старше буквы, слово – старше книги, а чувство – старше стиля, и сам человек – старше философа и поэта.

Божественное Писание ‹…› есть у нас и у иудеев, к дикой маслине коих и мы привиты.

При ‹…› нескладности жизни складность учения подозрительна.

Человек одинаков во всех народах, различны лишь имена; душа одна – различны голоса; дух един – различны звуки; у каждого народа свой язык, но материя языка – всеобща.

Дух Господень через апостола возвестил, что жадность «есть корень всех зол» (1 Тим. 6, 10). Нам следует понимать ее не только как вожделение к чужому. Ведь и то, что кажется нашим, на самом деле чужое. Ибо нет ничего нашего, поскольку все Божье, да и мы сами. Значит, если мы, потерпев ущерб, не можем этого вынести и печалимся не о своем потерянном, то впадаем в жадность.

В злодеянии не имеет значения, кто первый, а кто последний. Порядок по счету не разделяет того, что объединено сходством. ‹…› Поэтому безусловно предписано, что злом не воздается за зло.

Бог – надежный поручитель нашего терпения. Если ты препоручишь Ему свою обиду, Он отомстит; если ущерб – возместит; если страдание – исцелит; если смерть – даже воскресит.

Христос ‹…› возлюбил человека в его нечистоте, образовавшегося во чреве, появившегося посредством срамных членов, вскормленного с прибаутками. Ради него Он сошел с небес, ради него подверг Себя уничижению «даже до смерти, и смерти крестной» (Филипп. 2, 8). Конечно, он возлюбил того, кого искупил такой ценою. ‹…› Он спас плоть от всякого мучения – пораженную проказой очистил, слепую сделал зрячей, расслабленную – исполнил силы, бесноватую – усмирил, мертвую воскресил – и нам стыдиться этой плоти?

Сын Божий распят – это не стыдно, ибо достойно стыда; и умер Сын Божий – это совершенно достоверно, ибо нелепо; и, погребенный, воскрес – это несомненно, ибо невозможно.

Умирает обыкновенно лишь то, что рождается. У рождения со смертью взаимный долг.

Мы исповедуем Богу свои грехи ‹…› не потому, что Он их не знает, но поскольку исповеданием приуготовляется прощение, из исповедания рождается покаяние, а покаянием умилостивляется Бог.

Брак не уподобляется ли прелюбодеянию, не бывает ли средством удовлетворения тех же желаний? Сам Господь говорил: «Всякий, кто с вожделением взглянул на женщину, мысленно уже соблазнил ее» (Матф. 5, 28). Человек, ищущий брака с женщиной, не творит ли того же самого, хотя бы после и женился на ней? Да и женился ли бы он на ней, прежде чем посмотрел на нее с похотью? ‹…› Неважно, что до женитьбы он не желал чужой жены: до женитьбы все жены – чужие, и никакая жена не выйдет замуж, если муж уже до брака не прелюбодействовал с нею взором.

Что Афины – Иерусалиму? что Академия – Церкви? что еретики – христианам? ‹…› В любознательности нам нет нужды после Иисуса Христа, а в поисках истины – после Евангелия. Раз мы верим [во что-то], то не желаем верить ничему сверх этого.

Ты ‹…› ничего не потеряешь в споре [с еретиками], кроме голоса, но ничего и не приобретешь, кроме разлития желчи от брани.

То, что происходит среди многих людей, не имеет одинакового результата. Потому ошибки людей в учении церкви должны были разниться. То же, что у многих оказывается единым, – не заблуждение, а предание.

Ереси: хоть от нашего ствола, но не нашего рода; хоть из зерна истины, но одичавшие от лжи.

Я ничем не рискую, если скажу, что и само Писание по воле Божьей так составлено, что предоставляет еретикам материал, – ибо читаю: «Надлежит быть ересям», а без Писания они быть не могут.

Рукоположения у еретиков необдуманны, легкомысленны, беспорядочны: то назначают неофитов, ‹…› то наших отступников, – чтобы удержать их почестями, если не могут удержать истиной. Нигде так легко не продвигаются в должности, как в лагере бунтовщиков, ибо самое пребывание там вменяется в заслугу.

Смех, собственно, идет глупости; но и истине прилично посмеяться, потому что она радостна.

Богу приличествует свобода, а не необходимость. Я предпочитаю, чтобы Он Сам захотел сотворить зло, нежели чтобы не мог сотворить.