Странное дело — хотя, может, не такое уж и странное, — но в постель я залез ровно в полночь, заснул мгновенно и спал очень крепко. А проснулся в восемь утра. Такое вот совпадение: открываю глаза — на часах ровно восемь. Странное чувство, будто пробежал круг по стадиону и вернулся на старт. Самочувствие нормальное. Даже слегка проголодался. Так что первым делом я сходил в “Данкин Донатс”, выпил две чашки кофе, съел пару пончиков, а потом отправился шататься по городу.

Я брел по обледеневшим улицам, а сверху все падал пушистыми хлопьями снег. Небо до самого горизонта все так же затягивали мрачные свинцовые тучи. Не лучший денек для прогулки, что говорить. И все же, шагая по улице, я чувствовал удивительную легкость. Как будто с плеч сняли тяжелый груз, под которым я корчился всю жизнь до сих пор, — и даже лютый мороз, пребольно щипавший кожу, был теперь в радость. Что это со мной? — поражался я сам себе, не сбавляя шага. Ни одной проблемы не решено, никаких изменений к лучшему; чему же ты радуешься, идиот?

Час спустя я вернулся в отель — и обнаружил свою недавнюю гостью в очках за стойкой регистрации. На сей раз она работала в паре с еще одной девицей. Когда я подошел, вторая девица беседовала с клиентами, моя же приятельница говорила по телефону. Старательно прижимая к уху трубку, она улыбалась образцово-производственной улыбкой и бессознательно вертела в пальчиках авторучку. Увидав ее такой, я понял, что просто обязан немедленно с нею поговорить. О чем угодно — и чем глупее, тем лучше. На какую-нибудь совершенно дурацкую тему…

Я подошел к стойке и, уставившись ей в глаза, стал ждать, когда она договорит по телефону. Она бросила на меня очень подозрительный взгляд — но фирменная улыбка, как и положено по инструкции, не померкла ни на секунду.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она очень вежливо, повесив трубку.

Я откашлялся.

— Понимаете, я слышал, будто вчера вечером в бассейне недалеко отсюда двух молоденьких женщин съел крокодил. Это правда? — спросил я на одном дыхании с совершенно серьезным лицом.

— Как вам сказать… — ответила она, с мастерством виртуоза сохраняя на губах производственную улыбку. Лишь по ее глазам я догадался, в каком она бешенстве. Бледные щечки порозовели, а ноздри чуть напряглись. — Видите ли, поскольку мы не располагаем на этот счет никакой информацией, может быть, вас ввели в заблуждение?..

— Ужасно огромный крокодил; кто видел, говорят — размером с кадиллак, не меньше! Проломил стеклянную крышу, упал прямо в воду, сцапал сразу двух женщин в один прикус, сожрал, заел на десерт половинкой пальмы и скрылся. Скажите, его еще не поймали? Ведь если не поймали — то и на улицу выходить было бы крайне…

— Я прошу прощения, — прервала она меня, ничуть не меняясь в лице, — но, может быть, господину стоило бы позвонить прямо в полицию? Уверяю вас, там на ваши вопросы ответят куда убедительнее. А еще лучше будет, если вы сейчас выйдете из отеля, повернете направо, пройдете совсем чуть-чуть — и попадете в полицейский участок, где вам дадут самую исчерпывающую консультацию.

— И в самом деле! — осенило меня. — Пожалуй, именно так я и поступлю. И да поможет вам Провидение!..

— Всегда к вашим услугам! — очень стильно сказала она, поправляя дужку очков.

Не успел я подняться в номер, как зазвонил телефон.

— Это… что?!? — еле произнесла она тихим от полузадушенной ярости голосом. — Я тебя просила не приставать ко мне на работе?! Больше всего ненавижу, когда мешают работать всякие типы!

— Прости! — сказал я очень искренне. — Я просто очень хотел поговорить с тобой — о чем угодно. Услышать твой голос. Ну, шутку плохую придумал. Но дело-то не в ней! Просто хотелось поговорить… думал, не очень помешаю.

— Я же напрягаюсь. Я ведь тебе говорила! Я на работе всегда напряженная. А от тебя напрягаюсь еще больше! Ты же мне обещал? Обещал, что не будешь глазеть на меня, как ворона?!

— Я не как ворона. Я поговорить хотел…

— Вот и не надо со мной говорить на работе, я тебя умоляю!

— Все, больше не буду! Говорить не буду. И смотреть не буду. Ничего не буду. Успокоюсь, как шахта Ханаока… Слушай, а ты сегодня после работы свободна? Или убегаешь на лекции по альпинизму?

— Какие еще “лекции по альпинизму”? — вздохнула она. — Опять шутка, да?

— Она самая.

— Ну тогда учти, что я иногда подобных шуток не понимаю. “Лекции по альпинизму”… Ха-ха-ха.

Она произнесла это сухо и по слогам, будто считывала мелкие иероглифы объявления на стене — ха, ха, ха. И повесила трубку.

Минут тридцать я ждал, что она позвонит опять — но она не звонила. Она сердилась. М-да. Иногда мой юмор совершенно непонятен собеседникам. Точно так же, как порой им непонятна моя серьезность.

Других занятий мне в голову не приходило — и я решил опять побродить по улицам. Если умеешь бродить, частенько набредаешь на что-нибудь интересное. Открываешь что-то новое. В любом случае, лучше шевелиться, чем без дела сидеть. Всегда лучше что-нибудь пробовать. И да поможет мне Провидение.

Я бродил по улицам целый час — но ничего нового не обнаружил. Только замерз еще больше. А снег все никак не кончался. В двенадцать я зашел в “Макдональдс”, съел чизбургер, пакетик жареной картошки и выпил стакан кока-колы. Ничего этого я есть не хотел. Сам не знаю, почему — но иногда случается, что я иду и ем нечто подобное. Видимо, мой организм как-то странно мутировал в этом мире — и стал требовать периодической подпитки подобным мусором.

Выйдя из “Макдональдса”, я ходил по улице еще минут тридцать. По-прежнему — ничего нового. Только снег сильнее, и все. Я задернул молнию куртки до подбородка, поднял ворот у свитера и зарылся в него носом. Но теплее не стало. Зато страшно захотелось в туалет. Надо же было додуматься — в такие морозы пить кока-колу! Не сбавляя ходу, я завертел головой по сторонам в поисках какого-нибудь заведения с туалетом. И через дорогу увидел кинотеатр. Ужасно старое, облезлое здание. Ну, и ладно — туалет ведь там есть все равно. После туалета можно в зале погреться, а заодно и кино посмотреть. Все равно больше нечем заняться. Что там хоть показывают? Я взглянул на афишу. Два фильма, оба японские. И один из них — “Безответная любовь”. С моим одноклассником в главной роли…

Просто черт знает что.

Освободившись от невероятного количества жидкости, я вышел из туалета, купил в автомате банку горячего кофе и отправился в зал. Как я и ожидал, в зале было пусто — ни единого зрителя — и очень тепло. Я уселся в кресло и, потягивая кофе, принялся смотреть кино. К началу “Безответной любви” я опоздал на полчаса — но и без этого все было яснее ясного. Жалкий сюжетик развивался именно так, как я и предполагал. Мой одноклассник — учитель, благородное существо с длинными ногами. Героиня-старшеклассница втрескана в него по уши. Так, что порой у бедняжки совершенно съезжает крыша. А в нее, в свою очередь, втрескался паренек из школьной секции кэндо. В общем, не фильм, а сплошное дежа-вю. Я бы сам такой снял без особых усилий.

Впрочем, мой одноклассник (звали его Готанда Рёити — хотя, конечно, для актерской карьеры ему подобрали псевдоним: от имен типа “Готанда Рёити” у девиц, к сожалению, крыши не едут) на сей раз играл чуть более сложную роль, чем обычно. Здесь его герой был не просто элегантным и обаятельным, но даже мучился от заработанных в прошлом душевных ран. Вот он в молодости участвует в студенческих забастовках, ах-ох, вот он несколько лет назад бросает женщину в интересном положении, ох-ах, и так далее в том же духе; банально до ужаса — но все лучше, чем совсем ничего. С логикой обезьяны, швыряющей в стену комья глины, режиссер рассыпал по всему фильму кадры из бурного прошлого героя. Несколько раз мелькнула и хроника — захват студентами зданий Токийского университета. Как идиот, я даже чуть не захмыкал одобрительно, но вовремя спохватился.

Как бы там ни было — такую вот трагическую натуру старался играть дружище Готанда. И нужно признать — старался изо всех сил. Но уж слишком дрянной был у фильма сценарий — и слишком бездарный режиссер. Диалоги невозможно было слушать без стыда за того, кто их сочинил, а от нелепых, затянутых сцен просто челюсть сводило зевотой. Все девицы в фильме таращились на него снизу вверх по поводу и без повода — и, несмотря на все усилия играть хорошо, он возвышался над ними, комичный, как Гулливер среди лилипутов. Чем дальше, тем сильней я жалел его. Было ясно, как он мучается в этом фильме. Хотя кто знает — возможно, он всю жизнь только и делал, что мучился подобным образом?..

Была в фильме и одна постельная сцена. Воскресное утро, дружище Готанда спит в своей постели с женщиной, и тут героиня-старшеклассница заявляется к нему домой с какими-то самодельными плюшками. Вот это да — все в точности как я предполагал! Готанда, как положено, и в постели все так же нежен и заботлив. Очень качественный секс. Его подмышка, надо думать, пахнущая страсть как приятно. Его чувственно спутанные волосы. Вот он гладит ее обнаженную спину. Камера плавно меняет ракурс и показывает ее лицо.

ДЕЖАВЮ… Я судорожно сглотнул.

Это была Кики. Я ощутил, как спина у меня похолодела и приросла к спинке кресла. Где-то сзади с грохотом покатилась по полу пустая бутылка. Кики. Тот самый образ, что явился мне тогда, во мраке проклятого коридора… И вот теперь — она же, Кики, в постели с Готандой.

Все связано, понял я.

Это была единственная сцена с Кики. Готанда спит с ней воскресным утром. И все. В субботу вечером надирается где-то в городе, подцепляет ее и привозит к себе домой. Наутро они трахаются еще раз. И тут заявляется его ученица, главная героиня. А дверь запереть он забыл — экая незадача. Немая сцена. И затем Кики произносит единственные слова своей роли: “Что происходит?” Уже после того, как бедняжка-ученица в диком шоке ретировалась с места действия, а Готанда застыл, как сомнамбула. Совершенно бездарная фраза. Но лишь ее она и говорит:

— Что происходит?

Я не успел убедиться в том, что это действительно ее голос. Плохо помнил, как он звучит, да и динамики в зале были отвратительные. Но ее тело я помнил великолепно. Этот изгиб спины, эту шею, эту упругую грудь я помнил слишком хорошо, чтобы теперь не узнать ее. Каменея в кресле, я неотрывно следил за Кики на экране. Вся сцена занимала в фильме, наверное, минут пять-шесть. Готанда обнимает, ласкает ее, она закрывает от наслаждения глаза, улыбается чуть подрагивающими губами. Еле слышно вздыхает. Играет она или нет — непонятно. Наверно, играет. Ведь это же кино! Однако мысль о том, что Кики может такое сыграть, не укладывалась у меня в голове. Я совершенно растерялся. Ведь если это не игра — значит, у нее действительно едет крыша от Готанды; а если все-таки игра — весь смысл существования Кики в моей жизни улетает в тартарары!.. Нет, конечно, не может она играть, повторял я про себя.

И, как бы там ни было, — дико ревновал ее к фильму.

Сначала к бассейну, теперь к кинофильму… Похоже, я начинаю ревновать ко всему на свете. Интересно — это хороший симптом или наоборот?

Итак — героиня-школьница распахивает дверь. Видит, как трахаются голые Готанда и Кики. Хватает ртом воздух. Зажмуривается. Убегает. Готанда в трансе. Кики говорит: “Что происходит?” Готанда поднимает голову. Затемнение.

Больше в фильме никаких сцен с Кики не было. Я послал к чертям проклятый сюжет и до конца картины уже просто ощупывал взглядом экран — но она не появилась больше ни разу. Такова была ее роль. Познакомиться где-то с Готандой, переспать с ним, заполнить собой случайную сценку в его повседневности — и сгинуть навеки. Точь-в-точь, как когда-то поступила со мной. Вдруг появилась — и так же внезапно исчезла.

Кино закончилось, в зале зажегся свет. Заиграла какая-то музыка. А я все сидел, окаменевший, и буравил взглядом экран. Разве так может быть на самом деле? Фильм закончился и оставил ощущение нелепой выдумки или сна. Какого дьявола в нем делает Кики? И тем более — в постели с Готандой? Полный идиотизм. Определенно, здесь какая-то ошибка. Неполадка в цепи. Неправильное соединение — и реальность замыкается на подсознательное. Ведь по-другому не объяснить, не так ли?

Я вышел из кинотеатра и пошел по улице куда глаза глядят. И всю дорогу думал о Кики. “Что происходит?” — звучал в ушах ее голос.

Это была она, Кики. Совершенно точно. Когда-то в постели со мной она делала точно такое же лицо, точно так же улыбалась чуть подрагивающими губами, точно так же вздыхала. Это она, никаких сомнений. И в то же время — это кино…

Ничего не понимаю.

Чем дольше я думал об этом — тем меньше верил собственной памяти. Может, мне просто привиделось?

Через час я вошел в тот же самый кинотеатр. И посмотрел “Безответную любовь” еще раз. Воскресное утро, Готанда трахает женщину. Ее голая спина крупным планом. Камера меняет ракурс. Ее лицо. Это Кики. Совершенно точно. Входит девчонка-старшеклассница. Хватает ртом воздух. Зажмуривается. Убегает. Готанда в трансе. Кики говорит: “Что происходит?” Затемнение.

Все повторялось — один к одному.

Назавтра я снова отправился в кинотеатр. И, застыв в кресле, принялся снова смотреть “Безответную любовь”. Еле дождался этой сцены. Просто весь извелся. Наконец она началась. Воскресное утро, Готанда трахает женщину. Ее спина. Меняется ракурс. Ее лицо. Кики. Ясно как день. Входит девчонка. Глотает воздух. Зажмуривается. Убегает. Готанда в трансе. Голос Кики: “Что происходит?”.

В темноте кинозала я глубоко-глубоко вздохнул.

Окей. Это — реальность. Ошибка исключена. Все связано.