Капроновая елочка
Двое стояли на тракте, ждали попутную машину. А машин не было. Час назад проехали две груженые – не остановились. И больше не было. А через восемь часов – Новый год. Двое, отвернувшись от ветра, топтались на месте, хлопали рукавицами… Было морозно.
– Кхах!.. Не могу больше, – сказал один. – Айда греться, ну ее к черту все. Что теперь, подыхать, что ли?
Метрах в двухстах была чайная, туда они и направились.
Впереди, припадая на одну ногу, шагал тот, который предложил идти греться. При своей хромоте он шел как-то очень аккуратно, ловко, ладно. Следом, заложив руки за спину, вышагивал мужик метра в два ростом. Шагавший впереди то и дело оглядывался на тракт; второй сосредоточенно смотрел себе под ноги. Оба были из одной деревни, из Буланова, оба утром приехали в город по своим делам и договорились вместе уехать. Тот, что пониже, работал кладовщиком в булановской РТС, другой – кузнецом в той же РТС. Кладовщика звали Павлом. Большого мужика – Федором.
– Я думаю, их совсем седня не будет, – сказал Павел. – Под Новый год ни один дурак никуда не поедет.
Федор промолчал. В чайной было тепло и пусто.
Павел прошел к стойке. Федор для приличия обмахнул рукавицей валенки и тоже прошел к стойке.
– Налей по сто пятьдесят, – сказал Павел.
– Все еще не уехали? – без всякого интереса спросила буфетчица. (Они уже разок приходили греться.)
– Не уехали. Новый год с тобой встречать будем. Согласная? – поинтересовался Павел.
Молодая толстая буфетчица налила два по сто пятьдесят, отрезала два куска хлеба и только после этого ответила:
– Много таких желающих найдется.
Павел сдвинул шапку на затылок, весело посмотрел на буфетчицу, сказал неопределенно:
– Да-а…
Выпили. Присели к столику, молча ели хлеб, макая его в солонку.
Вошел еще один посетитель, представительный мужчина в козлиной дохе, в новых негнущихся валенках, в папахе. Сказал громко:
– С приближающимся! – У него, видно, было хорошее настроение.
Никто ему не ответил.
Мужчина подошел к стойке, расстегнул доху.
– Сто грамм, голубушка, и чего-нибудь… – вытянул шею, разглядывая полки. – Чего-нибудь на зубок.
Павел толкнул коленом Федора, показал глазами на представительного мужчину. Федор кивнул. Этого человека они знали. Жила в их деревне одинокая вдова Нюра Чалова, добрая, приветливая баба. И вот этот самый человек ездил к ней из города по праздникам и в выходные дни. В городе у него была семья, дети, двое, кажется. Нюра знала это, но почему-то отказать не могла – принимала. Все жалели Нюру, а этого гуся осуждали.
Мужчина выпил водку, смачно крякнул и подсел с бутербродом к столику.
– Тоже ехать?
– Мгм.
– Нету машин?
– Мгм, – односложно отвечал Павел, в упор разглядывая мужчину.
– А что делать?
– ???
– Черт… Мне надо срочно в Буланово добраться. Что же делать-то?
Павел, продолжая нескромно разглядывать ухажера, спросил:
– Что, живешь там?
– Да нет… – Мужчине стало жарко, он приспустил с плеч доху. Павел увидел у него во внутренних карманах две бутылки водки. – В гости еду.
– Понятно, – значительно сказал Павел.
– Как же добираться-то будем? – сокрушался мужчина. – А вам не в Буланово?
– Пешком, – решительно сказал Павел, отвлекаясь от ухажера. – Я думаю, надо идти, Федор. А то прокукуем тут… А?
Федор задумчиво жевал.
– Вы тоже в Буланово? – еще раз спросил мужчина.
Опять ему не ответили.
– Пойдем бором, часа через четыре дома будем. Дорогу я знаю.
– Сколько километров? – все пытался влезть в разговор мужчина. И опять на него не обратили внимания.
– Как, Федор?
– Пошли. – Федор поднялся.
– Так вы тоже в Буланово? Или куда?
– В Буланово, – сердито ответил Павел.
– Черт возьми совсем! – Мужчина потрогал в раздумье гладко выбритый, круглый, как пятка, подбородок. – Что же делать-то? Совсем не идут машины?
– Попробуй подожди, может, тебе повезет.
Павел с Федором пошли из чайной. Мужчина смотрел им вслед тоскливым взглядом.
– К Нюрке опять собрался, – сказал Павел, когда вышли на улицу. – Водка в карманах… Гад.
Федор сплюнул на снег, надвинул поглубже шапку.
– Всыпать разок хорошенько – перестанет ходить, – сказал он. Помолчал и добавил: – Нюрку только жалко.
– Она тоже хороша!.. Знает же, что у него семья, дети!..
– Та-а… чо ты ее осуждаешь? Ихное дело… слабые они. А он, видно, приласкал.
Отошли от чайной далеко уже, когда услышали сзади возглас:
– Э-э!
Их догонял ухажер.
– Ты глянь! – изумился Павел. – Идти хочет.
Федор ничего не сказал и не сбавил шага.
– Пошли!.. Иду с вами! – объявил ухажер таким тоном, точно он кого-то очень обрадовал этим своим решением.
Пошли втроем.
Окраина городка точно вымерла. Злой ветер загнал все живое под крыши, к камелькам. Под ногами путников громко взыкала мерзлая дорога.
– Я седня на заводе разговор слыхал: в девятьсот восьмом году не метеор в тайгу упал, а люди какие-то к нам прилетали. С другой планеты, – заговорил Павел, обращаясь к Федору.
– Ерунда все это, – авторитетно заявил ухажер. – Фантазия.
– Что-то у них испортилось, и произошел взрыв – малость не долетели, – продолжал Павел, не обращая внимания на замечание ухажера. – Как считаешь, Федор?
– А я откуда знаю?
– По-моему, люди были, – сам с собой стал рассуждать Павел. – Что-нибудь не рассчитали… Могло горючего не хватить.
– Сказки, – уверенно сказал ухажер. – Народу лишь бы поболтать, выдумывают всякие теории.
Павел обернулся к нему:
– Есть поумнее нас с тобой. Понял?
Ухажер не понял.
– Ну и что?
– А то, что не надо зря вякать. «Сказки»…
Ухажер, глядя сверху на Павла, снисходительно усмехнулся:
– Верь, верь, мне-то что.
– Каждый из себя ученого корчит… – Павел сердито высморкался. – Расплодилось ученых: в собаку кинь – в ученого попадешь.
Ухажер опять усмехнулся и посмотрел на Федора. И ничего не сказал. Замолчали. Под ногами тонко пела дорога: взык-взык, взык-взык… Ветер маленько поослаб.
Вышли за город. Остановились закурить.
– Теперь так: этот лесок пройдем, спустимся в лог, пройдем логом – ферма Светлоозерская будет. От той фермы дорога повернет вправо, к реке… Там пасека попадется. А там километров шесть – и Буланово, – объяснил Павел.
Пошли.
– А ты чего в городе делаешь? – спросил вдруг Федор, оглянувшись на ухажера.
– Как?
– Где работаешь-то?
– А? По снабжению. – Ухажер расправил плечи, весело посмотрел вперед. Положительно у него были хороши дела. Он радовался предстоящей встрече.
– Воруешь? – поинтересовался Павел.
– Зачем? – Снабженец не обиделся. – Кто ворует, тот в тюрьме сидит. А я, как видишь, вольный человек.
– Значит, умеешь.
– А к кому в гости идешь? – опять спросил Федор.
Снабженец ответил не сразу и неохотно.
– Так… к знакомым.
– Сколько ты, интересно, получаешь в месяц? – Павла взволновал вопрос: ворует этот человек или нет?
– Девятьсот восемьдесят. По-старому, конечно.
– А семья какая?
– Четверо со мной.
– Жена работает?
– Нет.
– Давай считать, – зловеще сказал Павел. – Двое ребятёшек – обуть, одеть: пару сот уходит в месяц? Уходит. Жена… тоже небось принарядиться любит: клади две сотни, а то и три. Пятьсот? Себе одеться – двести. Семьсот?.. А то и все девятьсот: выпить тоже, как видно, не за ворот льешь. Так? На пропитанье клади пять-шесть сот – сколько выходит? А ты одет-то вон как – одна доха небось тыщи две с половиной…
– Две семьсот, – не без гордости поправил снабженец.
– Вот!
– Уметь надо жить, дорогой товарищ. А это последнее дело: увидел, что человек хорошо живет, – значит, ворует. Легче всего так рассуждать.
– А где же ты берешь-то?!
– Уметь надо, говорю. И без воровства умные люди крепко живут. Голову надо иметь на плечах.
Павел безнадежно махнул рукой. И замолчал.
Прошли лесок. Остановились еще закурить.
– Половинку прошли, – сказал довольный Павел и похлопал себя руками по бокам. – Счас там пельмешки заворачивают!.. Водочка в сенцах стоит, зараза. С морозца-то так оно это дело пойдет! Люблю празднички, грешная душа.
– А чего ты без жены в гости поехал? – спросил Федор, глядя на снабженца спокойно и презрительно.
Тот нехорошо прищурился, окинул громадного Федора оценивающим взглядом, сказал резко:
– А твое-то какое дело? – Он, видно, стал догадываться, куда клонит Федор. – Что тебе до моей жены?
Федор и Павел удивленно посмотрели на своего попутчика: как-то он очень уж просто и глупо разозлился. Павел качнул головой:
– Не глянется.
– Мне до твоей жены нету, конечно, дела, – вяло согласился Федор. – Интересно просто.
Пошли дальше.
Прошли еще километра три-четыре, прошли лог, свернули вправо.
Стало быстро темнеть. И вместе с темнотой неожиданно потеплело. Небо заволоклось низкими тучами. Подозрительно тихо сделалось.
– Чувствуете, товарищи? – встревоженно сказал снабженец.
– Чувствуем! – насмешливо откликнулся Павел; они с Федором шли впереди.
Еще прошли немного.
Федор остановился, выплюнул на снег окурок, спокойно, ни к кому не обращаясь, сказал:
– Счас дунет.
– Твою мать-то, – заругался снабженец и оглянулся кругом – было совсем темно. И все та же зловещая давила тишина.
– Успеем, – сказал Павел. – Поднажмем малость.
Федор двинулся вперед. За ним – Павел и снабженец.
– А если не успеем? – спросил снабженец. – А?
– Отстань, ну тя! – обозлился Павел. – Трухнул уже?
Пошел снег. Поначалу сыпал сухой и мелкий, потом повалил густо, хлопьями. Все пространство от земли до неба наполнилось тихим шорохом.
Так продолжалось недолго. Стал дергать нехолодный ветер, и с каждым разом порывы его крепчали.
Через десять минут вверху загудело.
– Так, – сказал снабженец, останавливаясь. Но оба его спутника молча продолжали идти вперед. Снабженец догнал их.
Ветер сперва кружил: то в спину толкал, то с боков. Потом наладился встречный – в лоб. В ушах засвистело, в лицо полетели тысячи маленьких холодных пуль.
Дорогу перемело; ноги то и дело вязли в сугробе.
Павел раза три отбегал в сторону, пропадая во тьме. Появлялся и кричал бодро:
– Верно идем!
А идти становилось все труднее. Ветер ревел, бил людей холодными мокрыми ладонями, пытался свалить с ног. Вверху нечто безобразно огромное, сорвавшееся с цепей, бесновалось, рыдало, выло…
Снабженец путался в длинной дохе, падал. Один раз упал и потерял рукавицу.
– Э-э! – заорал он, ползая в снегу. – Подождите!
К нему подошел Федор. Долго вместе искали рукавицу. Нашли. Федор помог снабженцу подняться.
Павел топтался на снегу кругами – хотел понять: на дороге они или сбились.
– Где же пасека-то твоя?! – не скрывая раздражения, крикнул снабженец.
– Будет и пасека! Все будет… – ответил Павел. – Терпение! – Он надолго пропал в темноте.
Федор и снабженец стояли рядом, спинами к ветру.
– Трепач он, – сказал снабженец.
Федор повернул к нему голову.
– Я говорю, сбился он! – повторил снабженец.
Федор промолчал. Он знал это.
Неожиданно рядом появился Павел.
– Так, братики!.. – Он коротко и невесело хохотнул. – Маленько того… заблудились!
– Как? – спросил снабженец.
– Но я направление примерно знаю. Надо идти.
– Как заблудились?! – опять спросил снабженец.
– «Как! Как!» – озверел Павел. – Пасека должна быть, а ее нету, вот как! Заладил, блохастый!
– Ты что, смеешься, что ли?
– Пошли! – скомандовал Павел. – Главное, идти, не стоять. Я направление знаю: на ветер надо идти.
Федор послушно двинулся вперед – на ветер.
– Да куда идти?! Куда идти?! – перекрывая вой ветра, заорал снабженец. – Вы что, маленькие, что ли?!
Ему не ответили. Двое удалялись от него. Он догнал их, схватился за полушубок Федора, быстро заговорил:
– Надо счас в снег зарыться, переждать!.. Я слышал, так делают. Мы же пропадем иначе. Выбьемся из сил и пропадем! Он же не знает, куда идти!..
Федор, не оборачиваясь, крикнул:
– Ничо, шагай!
С полчаса медленно, с отчаянным злым упорством шли навстречу ветру, проваливаясь по колена в снег.
Ветер неистовствовал.
Павел остановился наконец, долго соображал, бессмысленно вглядываясь в ревущую тьму.
– Ну?! – крикнул Федор.
– Придется выходить на тракт. На деревню можем не попасть – ни черта не видно! Сворачиваем! – распорядился он.
– Сволочь! – громко сказал снабженец.
Это услышали; Павел повернулся и пошел было к нему, но Федор подтолкнул его вперед.
– Дерьмо собачье, – проворчал Павел.
Опять трое, перегнувшись пополам, медленно побрели по целику. Ветер теперь бил слева. Еще прошло какое-то время.
– Я больше не могу! – заявил снабженец. – Все!
Остановились.
– Как это не можешь? – спросил Павел.
– Не могу! Ясно?.. – Снабженец глотнул ветра, закашлялся. – Надо же… кха-кха-кха!.. Надо ж понимать, идиоты! Никуда нам не выйти! – Он сел на снег и согнулся в новом приступе кашля. – Я зароюсь в снег и пережду.
К нему подошел Павел. Склонился.
– Идти надо, чего ты слюни-то распустил! Куда зароешься, дура сырая?.. Замерзнешь тут, как кочерыжка, и все. Он на сутки зарядил, не меньше. Идти надо!
– Уйди от меня, трепач! – взвизгнул снабженец и заматерился.
Павел облапил его, стал поднимать.
– Пойде-ешь!.. Как Исусик, пойдешь у меня, ухажер сучий. Я те зароюсь…
Снабженец отчаянно упирался, хрипло, всхлипами дышал… Плюнул в лицо Павлу.
– Гад! Завел!..
Павел развернулся и навесил снабженцу в челюсть. Тот упал в снег. Федор, стоявший до этого в сторонке, подошел к ним, оттолкнул Павла. Взяв снабженца за грудки, поднял.
– Кому сказано: идти! А то, если я разок вмажу, от тебя одна доха останется. Шагай!
Снабженец покорно пошел.
– Погоди, – сказал Федор. – Давай твою доху, а сам надевай мой полушубок – легче будет.
Снабженец молча снял доху, надел легкий, удобный в ходьбе полушубок.
Павел вышел вперед… И опять пошли.
Часа в четыре ночи Павел остановился, расстегнул полушубок, вытряхнул из-за пазухи снег, сказал без особой радости:
– Буланово – собак слышно. – Он устал смертельно.
Постучались в крайнюю избу.
Их спросили из-за двери, кто они, откуда… Павел назвал себя, Федора. Им сказали, что не знают таких. Павел заорал:
– Вы что, с ума там посходили?! Люди подыхают, а они допрос учинили!
– Вышибай дверь, – робко и устало посоветовал снабженец.
Их впустили.
В избе выяснилось: это не Буланово, а зверосовхоз «Маяк». Павел аж присвистнул.
– Какого кругаля дали!
Снабженец осторожно отряхивался у порога. Федор снял доху, повесил на стену. Снабженец снял ее, вынес в сенцы и там долго отряхивал с нее снег.
– Водки теперь, конечно, не достать? – спросил Павел.
– Какая водка! – воскликнул хозяин, зевая и кутаясь в одеяло – в избе выстыло. Из-за его спины выглядывала недовольная заспанная жена. – Я б счас сам с удовольствием похмелился.
– Ну, нет так нет. На нет, говорят, и спроса нет, – грустно согласился Павел.
Снабженец долго устраивал доху на вешалку, потом присел на припечье.
– Давай спать, Федор, – сказал Павел. – Небось не простынем.
Они расстелили на полу полушубки, легли не раздеваясь. Хозяин дал им укрыться свой тулуп. Снабженец залез на печку. Погасили свет.
– Стретили Новый год, – вздохнул Павел. – Язви тя в душу.
Буран колотил по крыше дома. В печной трубе тоскливо завывало. Во дворе, под окнами, скулила собака. Громко хлопали ворота – когда входили, забыли их закрыть.
– Ворота-то… черти вы такие, – сказал хозяин. – Расхлещет теперь.
Пришельцы промолчали – никому не хотелось идти закрывать ворота.
Минут десять лежали тихо.
– Слышь, на печке! – строго сказал Павел. – У тебя есть водка. В карманах, в дохе. Я видел вчера. Мы же отдадим тебе…
– Была, – откликнулся негромко снабженец. – Потерял я ее. Выронил.
Павел повернулся на бок и затих.
С печки послышалось ровное посапывание. Павел неслышно поднялся, подошел к дохе снабженца и стал шарить по карманам – искал водку. Водки действительно не было. В одном кармане он наткнулся на какой-то странный колючий предмет. Павел вытащил его, зажег спичку – то была маленькая капроновая елочка, увешанная крошечными игрушечками. Елочка была мокрая и изрядно помятая у основания. У крестовинки прикреплена бумажка, и на ней написано печатными буковками: «Нюсе, моей голубушке. От Мити».
– Положь на место, – сказал вдруг снабженец с печки.
Павел положил елочку в карман дохи, лег.
– К Нюрке опять пошел? – спросил он.
Скоро все заснули.
– Не твое дело.
– «Митя», – передразнил Павел. – Какой же ты Митя? Ты уж, слава те господи, целый Митька.
– Огурцов Укроп Помидорович, – зачем-то сказал Федор. И хмыкнул.
– До чего ушлый народ! – возмутился Павел. – Залезет вот такой гад в душу с разными словами – и все, и полный хозяин там…
– Пошли вы к черту! – громко сказал снабженец. – Чего вы злитесь-то, как собаки?
– Да хватит вам, – заворчал хозяин. – Нашли время разговаривать. Дайте доспать нормально.
Замолчали.
Хозяин через три минуты захрапел.
– А то злятся все, как собаки, – сказал снабженец с печки. – Не глянется, что лучше вас живу?
Павел и Федор не сразу нашлись, что на это ответить.
– Закрой варежку, – сказал наконец Павел. – Ворюга.
– Ты меня поймал, чтоб так говорить? – повысил голос снабженец.
Чувствовалось, что он привстал.
– Я тебя по походке вижу.
– Нет, ты поймал меня?
– Сдался ты мне – ловить тебя. А от Нюрки тебя, поганца, отвадим, заранее говорю. Придешь седня, мы там поговорим.
– Да какое ваше дело?! – почти закричал снабженец.
Проснулся хозяин.
– Ну, ребята, – сердито заговорил он, – пустил вас, как добрых, так вы теперь соснуть не даете. Чего вы орете-то? Что, дня не хватает для разговоров ваших дурацких?
Замолчали. Долго лежали так.
– Как собаки, накинутся… – шепотом сказал снабженец.
– Гад, – тоже шепотом сказал Павел. – «Милой голубушке…» Голубчик нашелся. Я тя седня в деревне приголублю.
Федор хохотнул в рукав.
– Мужики, у вас совесть есть или нету? – совсем зло сказала хозяйка. – Вы что?!
– Все, спим, – серьезно сказал Павел. – Давай спать, Федор.
Скоро все заснули.
К утру буран улегся.
Павел с Федором проспали; снабженца в избе уже не было.
– Ушел, – сказал хозяин.
Выпили с хозяином две бутылки водки и пошли навеселе в Буланово.
Двенадцать километров отшагали незаметно.
В Буланове завернули еще в чайную, еще подкрепились… Совсем хорошо стало на душе.
– Пошли к Нюрке зайдем? – предложил Павел. – Поглядим на их…
– Пошли, – согласился Федор.
– Мне все же охота поговорить с им, – не терпелось Павлу. – Доху надел… Сука! А я полушубок не мог взять: по шестьдесят восемь рублей привозили, не мог занять ни у кого. А что я, хуже его работаю?! – Павел кричал и размахивал руками. – Что я, хуже его?!
Федор молчал.
Нюра ждала гостей… Только не этих. Сидела в прибранной избе – нарядная, хорошая. Стол был застелен камчатной скатертью; на нем стоял начищенный самовар – и все пока, больше ничего. В избе было празднично.
– А где он? – сразу спросил Павел.
– Кто?
– Этот гусь… В дохе-то?
Нюра покраснела.
– Никого здесь нету. Вы чего?
– Не пошел, – сказал Федор. – Он обратно в город уехал.
– А-а… струсил! – Павел был доволен. Стал рассказывать Нюре: – Шли ночью с твоим… ухажером. Елочку тебе нес, гад такой. И, главное, написал: «От голубчика Мити». Я говорю: если, говорю, я тебя еще раз увижу у Нюрки, ноги повыдергаю. Ты, говорю, недостойный ее! Ты же так ездишь – лишь бы время провести, а ей мужа надо. Да не такого мозгляка, а хорошего мужика! – Не замечал Павел, как меняется в лице Нюра, слушая его. – А ты гони его, если он еще придет! Гони метлой поганой! Митя мне, понимаешь…
Федор смотрел на Нюру. Молчал.
– Спасибо, Павел, – сказала Нюра.
– Ты мне скажи, когда он придет…
– Спасибо тебе. Позаботился. А то сидишь одна – и никому-то до тебя нету дела. А ты вот пришел… позаботился… – Нюра отвернулась к окну, кашлянула.
– А чего? – не понял Павел.
– Ничего. Спасибо… – Голос Нюры задрожал. Она вытерла уголком платка слезы.
– Пошли, – сказал Федор.
– А ты чего, Нюр? – все хотел понять Павел.
– Пошли, – опять сказал Федор. И подтолкнул Павла к двери. Вышли.
– А чего она?
– Зря, – сказал Федор. – Не надо было.
– Чего она, обиделась, что ли?
Федор не ответил.
– Ей же, понимаешь, делаешь лучше, она – в слезы. Бабье!
– Трепесся много, – сказал Федор. – Как сорока на колу. У вас все в роду трепачи были. Балаболки.
– А ты-то чо? – Павел приостановился от неожиданности.
Федор как шагал, так продолжал шагать.
– Федор! – крикнул Павел. – Пошли, у меня пара бутылок дома есть. Пошли?
Федор свернул в свой переулок – не оглянулся. Павел постоял немного в раздумье. Плюнул в сердцах и тоже пошел домой.
– Пошли вы все!.. Им же, понимаешь, лучше делаешь, а они… строют из себя. Я же виноват, понимаешь. Народ!
