Обед в «Литтл-Пэддоксе» закончился. За столом царило неловкое молчание. Патрик переживал из-за того, что впал в немилость у тети Летти, и судорожно пытался завязать разговор, но у него ничего не получалось. Филиппа Хаймес сидела, глубоко задумавшись. Мисс Блэклок же утратила свою обычную жизнерадостность и тоже молчала. Впервые во взгляде ее темных глаз сквозил страх, а руки дрожали. Одна Джулия держалась, как всегда, отстраненно и иронично.

– Прошу прощения, Летти, – сказала она, – что не могу сию секунду собрать вещички и покинуть ваш гостеприимный кров. Полиция мне не позволит. Но надеюсь, я еще недолго буду омрачать ваше существование. С минуты на минуту сюда, вероятно, явится инспектор Краддок с ордером на мой арест и с наручниками. Не понимаю, почему он не сделал этого раньше.

– Он ищет мисс Марпл, – сказала мисс Блэклок.

– Вы думаете, ее тоже убили? – с деланым любопытством спросил Патрик. – Но почему? Что она могла такого знать?

– Понятия не имею, – уныло ответила мисс Блэклок. – Может, мисс Мергатройд ей что-нибудь рассказала?

– Если мисс Марпл тоже убита, – сказал Патрик, – то, по логике вещей, это мог сделать только один человек.

– Кто?

– Хинчклифф! – В голосе Патрика звучало торжество. – Ведь в последний раз мисс Марпл видели живой именно у Хинчклифф. Я думаю, она так и не покинула «Боулдерс».

– У меня голова разболелась, – пожаловалась мисс Блэклок, сжимая виски. – Ну, зачем, скажи на милость, Хинч потребовалось убивать мисс Марпл? Чушь какая-то!

– И вовсе не чушь, если учесть, что это Хинч убила Мергатройд, – возразил Патрик.

Филиппа вышла из задумчивости и покачала головой:

– Хинч не могла убить Мергатройд.

Но Патрика обуял дух противоречия.

– Нет, могла, если Мергатройд случайно обнаружила, что Хинч – преступница!

– И вообще, когда убили Мергатройд, Хинч была на станции.

– Она могла совершить убийство до отъезда.

Внезапно мисс Блэклок вскричала так, что все содрогнулись:

– Убийство, убийство, убийство!.. Вы что, не можете поговорить о чем-нибудь другом? Неужели вы не понимаете, что я боюсь? Боюсь! Раньше не боялась, думала, смогу позаботиться о себе… Но как можно противостоять убийце, который постоянно выжидает… выслеживает… тянет время?.. О господи!

Она закрыла лицо руками, но уже через пару минут подняла голову и натянуто извинилась:

– Простите… Я… я потеряла самообладание.

– Ничего, тетя Летти, – ласково утешил ее Патрик. – Я позабочусь о вас.

– Ты? – только и молвила Летиция, но с таким разочарованием, что это короткое слово прозвучало как обвинение.

…Все вышеописанное произошло перед обедом, а тут еще Мици подлила масла в огонь, заявив, что отказывается готовить еду.

– Я больше ничего не делать! Я иду своя комната, запираю себя и завтра уйти. Я боюсь… столько людей убивать… Мисс Мергатройд с ее глупое английское лицо… кому нужно убивать мисс Мергатройд? Только маньяк! Значит, здесь явился маньяк. А маньяк все равно кому убивать. Но я не хочу, чтобы меня убивать! В кухня… там тени… я слушаю шорох и думаю: это во дворе. Потом вижу тень около дверь в кладовка и слышать шаги. Я идти в моя комната, запирать дверь и даже класть к ней комод. А утром говорить этот полицейский без душа, что я уезжать. А если он не разрешает, я говорить: «Я буду закричать, и закричать, и закричать, пока вы меня не отпускать».

От этих угроз у всех забегали по коже мурашки: все живо припомнили, как Мици умеет кричать.

– Поэтому я иду своя комната, – повторила Мици, чтобы ее намерение дошло до каждого, и театральным жестом сняла фартук. – Спокойной ночи, мисс Блэклок! Может, утром вы уже не жить. Поэтому до свиданья! На всякий случай.

Мици вышла, и дверь притворилась за ней, как обычно, со слабым, жалобным визгом.

Джулия поднялась.

– Давайте я займусь обедом, – сказала она так, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – По-моему, это мудрое решение. Заодно я избавлю вас от неловкости сидеть со мной за одним столом. Раз Патрик вызвался быть вашим защитником, тетя Летти, значит, он будет первым пробовать каждое блюдо. Я не хочу, чтобы меня обвинили еще и в вашем отравлении.

И Джулия приготовила отменный обед.

Филиппа заглянула в кухню, пытаясь предложить Джулии свою помощь, но та решительно отказалась.

– Джулия, я хочу тебе сказать…

– Сейчас не время для девичьих признаний, – твердо заявила Джулия. – Иди в гостиную, Филиппа.

…Теперь обед закончился, и все, сидя в гостиной, пили кофе за маленьким столиком у камина; похоже, им было нечего сказать друг другу… Они ждали.

В половине десятого позвонил инспектор.

– Я буду через пятнадцать минут. Со мной приедут полковник, миссис Истербрук, миссис Светтенхэм и ее сын.

– Но, инспектор… Я сегодня не настроена принимать гостей.

Казалось, у мисс Блэклок от горя вот-вот случится разрыв сердца.

– Я понимаю ваши чувства, мисс Блэклок, и приношу свои извинения. Но дело не терпит отлагательства.

– Вы нашли мисс Марпл?

– Нет, – сказал инспектор и повесил трубку.

Джулия понесла на кухню кофейный поднос и, к своему удивлению, обнаружила там Мици, которая созерцала груду посуды возле раковины.

Мици разразилась потоком брани:

– Смотри, что ты делать с моя такая прекрасная кухня! Эта сковородка… я использовать ей только для омлет, для омлет! А ты что из нее готовить?

– Я в ней пожарила лук.

– Она разрушилась! Разрушилась! Теперь ее нужно мыть, а я никогда, никогда не мыть моя сковородка для омлет! Я протирать аккуратно газета с сало, и все! А эта кастрюля только для молоко…

– Я понятия не имею, какие кастрюли и для чего ты используешь, – сердито отрезала Джулия. – По-моему, ты хотела спать. Ну, и спала бы себе, чего вскочила? Выметайся, дай мне спокойно помыть посуду.

– Нет, я не разрешаю использовать моя кухня!

– Мици, ты просто несносна!

Не успела рассерженная Джулия выскочить из кухни, как в дверь позвонили.

– Я не открывать, – заявила Мици.

Джулия сказала ей на прощание пару ласковых и пошла к входной двери.

На пороге стояла мисс Хинчклифф.

– Добрый вечер, – хрипло сказала она. – Прошу извинить за вторжение. Надеюсь, инспектор уже позвонил?

– О вашем приходе он нас не предупредил, – пробурчала Джулия, проводя ее в гостиную.

– Он сказал, что, если я не хочу, я могу не приходить. Но я пришла! – отчеканила мисс Хинчклифф.

Никто не выразил ей соболезнований и ни словом не обмолвился о гибели мисс Мергатройд. У энергичной мисс Хинчклифф было настолько скорбное лицо, что все становилось ясно без слов и любые соболезнования были не к месту.

– Зажгите свет, – попросила мисс Блэклок, – и подбросьте в камин угля. Я жутко замерзла. Проходите, мисс Хинчклифф, садитесь поближе к огню. Инспектор обещал приехать через пятнадцать минут. Значит, он вот-вот будет здесь.

– Мици снова спустилась вниз, – сообщила Джулия.

– Да? Мне иногда кажется, что она сумасшедшая, просто сумасшедшая. Но, может, мы тут все безумны?

– Терпеть не могу, когда преступника называют безумцем! – возразила мисс Хинчклифф. – По-моему, они, наоборот, прекрасно соображают, что к чему, раз могут так холодно и жестоко рассчитать каждый свой шаг!

С улицы донесся шум машины, и вошли Краддок, полковник, миссис Истербрук, Эдмунд и миссис Светтенхэм. Вид у всех был подавленный.

Полковник Истербрук сказал голосом, прозвучавшим как далекое эхо его обычного голоса:

– Ха! Хорошее пламя!

Миссис Истербрук села рядом с мужем, не снимая шубы. Ее лицо, всегда такое очаровательное и немножко кукольное, напоминало сейчас маленькую, облезлую мордочку ласки. Эдмунд был сердит и хмуро озирался по сторонам. Миссис Светтенхэм была напряжена и казалась пародией на саму себя.

– Ужас, правда? – затарахтела она. – Ужас что творится. Вот уж поистине, молчание – золото. Никто не знает, кто будет следующим… это как чума. Мисс Блэклок, дорогая, вам не кажется, что нам не помешало бы выпить чуточку бренди? Всего по полрюмочки. Я всегда говорила, что бренди – отличная вещь, он так бодрит! С моей, вернее, с нашей стороны, конечно, бестактно, что мы явились к вам без приглашения, но нас заставил инспектор. Ах, все так чудовищно, ее ведь не нашли! Я имею в виду бедную старушку, которая жила у пастора. Банч Хармон чуть не помешалась от горя. Никто не знает, куда она пропала. К нам не заходила, я ее вообще сегодня не видела. А уж я бы знала, если б она вернулась к пастору, ведь я сидела в гостиной, в глубине дома, а Эдмунд работал в кабинете, у него окна выходят на улицу. Так что, какой бы дорогой она ни пошла, мы бы ее увидели… Но я надеюсь, что с нашей дорогой старушкой все в порядке. Господи, хоть бы все было в порядке!

– Мама! – страдальчески сморщился Эдмунд. – Неужели ты не можешь помолчать?

– Конечно, дорогой! С удовольствием помолчу! – Мисс Светтенхэм уселась рядом с Джулией.

Инспектор Краддок встал возле двери. Лицом к нему сидели в ряд три женщины. Джулия и миссис Светтенхэм расположились на диване, а миссис Истербрук притулилась на подлокотнике кресла, в котором восседал ее муж. Краддок их так не рассаживал, но его это вполне устроило.

Мисс Блэклок и мисс Хинчклифф стояли, нагнувшись над камином. Эдмунд застыл возле них. Филиппа отошла в глубь комнаты, в тень.

Краддок сразу перешел к делу.

– Ни для кого не секрет, что мисс Мергатройд убили, – сказал он. – У нас есть основания полагать, что убийца – женщина. По ряду причин мы можем еще больше сузить круг подозреваемых лиц. Я намерен опросить кое-кого из присутствующих дам, что они делали сегодня с четырех до двадцати минут пятого. У меня уже есть сведения о передвижениях одной молодой особы, именующей себя мисс Симмонс. Я прошу ее повторить свои показания. Причем обязан вас предупредить, мисс Симмонс, вы можете не отвечать, если боитесь, что ваши показания будут вменены вам в вину; каждое ваше слово будет запротоколировано констеблем Эдвардсом и может быть использовано в качестве свидетельских показаний на суде.

– Это обязательно говорить, да? – спросила Джулия. Она сильно побледнела, но не потеряла самообладания. – Хорошо, я повторю. С четырех до двадцати минут пятого я гуляла по полям, ведущим к речушке, что возле фермы «Комптон». Потом вышла на дорогу, где растут три тополя. Насколько помню, мне по пути никто не встретился. Мимо «Боулдерса» я не проходила.

– А чем занимались вы, миссис Светтенхэм?

Эдмунд поинтересовался:

– Вы всех нас предостерегаете?

– Нет, – ответил инспектор. – На данный момент только мисс Симмонс. У нас нет оснований предполагать, что любые другие утверждения могут быть инкриминированы, но, разумеется, каждый из присутствующих имеет право на адвоката и может заявить о том, что готов отвечать только в его присутствии.

– О, это глупая трата времени! – вскричала миссис Светтенхэм. – Я уверена, что в двух словах смогу рассказать о том, чем я занималась. Вас ведь это интересует, да? Можно начинать?

– Пожалуйста, миссис Светтенхэм.

– Сейчас. – Миссис Светтенхэм учащенно заморгала. – Конечно, к убийству мисс Мергатройд я не имею ни малейшего касательства. Уверена, что это все знают. Но я живу в обществе и прекрасно понимаю, что полиция вынуждена задавать массу ненужных вопросов и аккуратно записывать ответы. Это необходимо для так называемого «досье». Я права? – Миссис Светтенхэм повернулась к прилежному констеблю Эдвардсу и снисходительно добавила: – Надеюсь, я не слишком тараторю?

Констебль Эдвардс, отличный стенографист, но человек совершенно не светский, покраснел до ушей и пробормотал:

– Все в порядке, мадам. Хотя можно чуть помедленней.

Миссис Светтенхэм продолжала, делая выразительные паузы там, где, по ее мнению, следовало ставить запятые или точки:

– Конечно, трудно сказать наверняка, ведь у меня отсутствует чувство времени… а когда началась война, половина наших часов вообще встала, а другие спешат, отстают или вовсе не ходят, потому что мы их не заводим… – Миссис Светтенхэм помолчала, дабы в головах присутствующих ярче запечатлелась неразбериха во времени, царящая в ее доме, а затем серьезно заявила: – Пожалуй, в четыре часа я выворачивала пятку на чулке (и по необъяснимым причинам ошиблась, когда вязала не лицевой ряд, а изнаночный). А может, я была во дворе, срезала увядшие хризантемы… Впрочем, нет, это произошло раньше, до дождя.

– Дождь, – напомнил инспектор, – начался в шестнадцать часов десять минут.

– Правда? Это облегчает дело. Значит, тогда я поднялась на чердак и поставила тазик туда, где у нас обычно капает с крыши. На этот раз текло так сильно, что я поняла: водосток снова забит. Я спустилась, надела плащ и резиновые сапоги. Я позвала Эдмунда, но он не откликнулся. Я решила, что он работает над трудным эпизодом… он же пишет роман… и не захотела его беспокоить. Лучше все сделать самой. Раньше я ведь прекрасно справлялась сама. Тут нет ничего сложного, надо только взять ручку от метлы и привязать ее к такой длинной штуке, которой поднимают окна.

– Вы хотите сказать, – уточнил Краддок, заметив, что его подчиненный пришел в полное замешательство, – что прочищали водосток?

– Да, он был весь забит палой листвой. Мне пришлось порядком повозиться, я насквозь промокла, но все-таки вычистила. Потом вернулась домой, переоделась и приняла душ. От них такой запах, от этих прелых листьев! Потом я пошла на кухню и поставила чайник. Кухонные часы показывали пятнадцать минут седьмого.

Констебль Эдвардс моргнул.

– А значит, – торжествующе завершила свой рассказ миссис Светтенхэм, – что на самом деле было ровно без двадцати пять. Или примерно столько.

– Кто-нибудь видел, как вы прочищали водосток? – спросил Краддок.

– Естественно, нет! – воскликнула миссис Светтенхэм. – А то я бы живенько их приспособила к работе. Одной ведь так трудно!

– По вашим словам выходит, что, когда начался дождь, вы вышли в плаще и сапогах на улицу и занялись прочисткой водостока, но подтвердить ваши показания некому?

– Можете осмотреть водосток, – нашлась миссис Светтенхэм. – Он такой чистенький, любо-дорого поглядеть!

– Мистер Светтенхэм, вы слышали, как ваша мать звала вас?

– Нет, – сказал Эдмунд. – Я крепко спал.

– А я думала, ты работал, Эдмундик! – укоризненно сказала мать.

Инспектор Краддок повернулся к миссис Истербрук:

– А что скажете вы, миссис Истербрук?

– Я сидела с Арчи в его кабинете, – сказала миссис Истербрук, устремив на Краддока невинный взгляд. – Мы слушали радио, да, Арчи?

Наступила пауза. Полковник Истербрук густо покраснел и взял жену за руку.

– Ты не понимаешь, котеночек, – сказал он. – Я… я должен сказать, инспектор, что вы нас совсем не подготовили. Моя супруга нервничает, она взвинчена и не осознает всей важности…

– Арчи! – с упреком воскликнула миссис Истербрук. – Неужели ты хочешь сказать, что тебя со мной не было?

– Но ведь меня действительно не было, солнышко! Нужно строго следовать фактам. При такой форме допроса это чрезвычайно важно. Я беседовал с Лэмпсоном, фермером из Крофт-Энда, о сетке для цыплят. Было примерно без пятнадцати четыре. Домой я пришел только после дождя. Лаура жарила оладьи.

– А вас тоже не было дома, миссис Истербрук?

Хорошенькое личико еще больше стало похоже на мордочку ласки. Миссис Истербрук явно приперли к стенке.

– Нет-нет, я как раз слушала радио и никуда не выходила. Я выходила раньше. Около… половины третьего. Пошла прогуляться. Неподалеку.

Казалось, она ожидала дальнейших расспросов, но Краддок спокойно кивнул:

– Достаточно, миссис Истербрук. – Он обратился ко всем присутствующим: – Ваши показания будут отпечатаны на машинке. Вы сможете с ними ознакомиться и, если все будет, по вашему мнению, правильно, подписать.

– А почему вы других не допрашиваете? – со злобой вдруг спросила миссис Истербрук. – Например, Хаймес? Или Эдмунда Светтенхэма? Откуда вы знаете, что он спал? Никто ведь его не видел!

– Перед смертью мисс Мергатройд кое-что рассказала, – спокойно ответил Краддок. – В момент налета одного человека в комнате не оказалось, хотя он, по идее, должен был быть там. Мисс Мергатройд перечислила своей подруге имена людей, которых она видела. Путем исключения та пришла к выводу, что был некто, кого она не видела.

– Но никто не мог ничего увидеть, – сказала Джулия.

– Мергатройд могла, – неожиданно подала голос мисс Хинчклифф. – Она стояла за дверью, там, где сейчас стоит инспектор. И была единственной, кто мог видеть происходящее.

– Ага! Вы в этом уверены? – заявила Мици. Она появилась весьма театрально – распахнув дверь с такой силой, что чуть не сбила с ног Краддока. Мици была очень возбуждена. – О, вы не приглашать Мици приходить вместе с другие, да, полицейский – деревянная голова? Конечно, я ведь просто Мици! Мици для кухня! Мици должен сидеть на кухня, там ее место. Но я скажу: Мици видит, как остальные. А может, даже лучше, чем остальные! Да, я много видеть. И кое-что видеть в тот день, день налет. Кое-что видеть, но не поверить и до теперь держать язык… Как это?.. За зубы. Я думала, я не буду говорить, что видеть. Пока не буду. Я буду ждать.

– А когда все утрясется, начнешь выманивать денежки? – усмехнулся Краддок.

Мици накинулась на него, как разъяренная тигрица:

– А почему нет? Почему мне нельзя платить, если я великодушно молчать? Особенно если когда-то будут деньги… много, много деньги! О! Я кое-что слышать и знать, что есть вокруг. Я знаю эти Пипэмеры… тайное общество, агент который, – Мици картинно указала на Джулию, – являться она. Да, я хотела ждать и просить деньги… Но сейчас боюсь. Лучше быть в безопасность. Потому что, может, скоро кто-то убьет и меня. Поэтому я скажу, что знать.

– Прекрасно! – скептически отозвался инспектор. – И что же ты знаешь?

– Сейчас сказать, – торжественно продолжала Мици. – Тот вечер я не сидеть в чулан и не очищать серебро. Я в столовой, когда услышать, как ружье стрелять. Смотрю дырка для замок. Холл черный, но ружье опять паф, и фонарь упадать. Упадать и все светить. И я вижу ее. Я вижу ее рядом с налетчик. Она держать ружье. Я вижу мисс Блэклок!

– Меня? – Мисс Блэклок даже привстала от удивления. – Ты с ума сошла!

– Вздор! – вскричал Эдмунд. – Мици не могла увидеть мисс Блэклок…

– Ах вот как, мистер Светтенхэм? – язвительно прервал его Краддок. – Почему же? Уж не потому ли, что не мисс Блэклок, а вы стояли там с пистолетом?

– Я? Конечно, нет… Что за чертовщина?!

– Вы украли пистолет полковника Истербрука. Вы затеяли всю эту интригу с Руди Шерцем. Преподнесли ему это как шутку. Вы отправились вслед за Патриком Симмонсом в дальнюю комнату, а когда свет погас, тихонько выскользнули через тщательно смазанную дверь. Вы стреляли в мисс Блэклок, а потом убили Руди Шерца. И через пару минут вы уже снова очутились в гостиной, щелкая зажигалкой.

Эдмунд на мгновение, похоже, утратил дар речи. Потом стал брызгать слюной:

– Ваша идея чудовищна! Почему я? Зачем, черт побери, мне это понадобилось?

– А завещание? Если мисс Блэклок умрет раньше миссис Гедлер, наследство получают двое. Небезызвестная парочка: Пип и Эмма. Джулия Симмонс оказалась Эммой…

– И вы решили, что я – Пип? – рассмеялся Эдмунд. – Фантастика! Просто фантастика! Единственное, что у нас может быть общего с Пипом, так это возраст. И я докажу вам, осел вы этакий, что я – Эдмунд Светтенхэм. У меня есть свидетельство о рождении, школьный аттестат, университетский диплом, все необходимые документы!

– Он не Пип, – раздался голос из темного угла. Побледневшая Филиппа Хаймес вышла на свет. – Пип – это я, инспектор.

– Вы?!

– Да. Все почему-то решили, что Пип – мальчик. Джулия, естественно, знала, что у нее не брат, а сестра, но почему-то сегодня днем не сказала этого.

– Из чувства семейной солидарности, – подала голос Джулия. – Меня вдруг осенило, кто ты такая. Раньше я не догадывалась.

– В моей голове родился тот же замысел, что и у Джулии. – Голос Филиппы слегка дрожал. – После того как я… потеряла мужа и война закончилась, я задумалась о будущем. Моя мать давно умерла. Я выяснила, где живет мисс Блэклок, и… приехала сюда. Нанялась на работу к миссис Лукас. Я надеялась, что, поскольку мисс Блэклок уже в годах и у нее нет родственников, она не откажется помочь. Не мне – я в состоянии работать. Я надеялась, она поможет Гарри получить образование. В конце концов, деньги ведь принадлежали Гедлерам, а у мисс Блэклок нет своей родни, так что ей не на кого их тратить. А потом, – Филиппа заговорила быстрее, как бы понукая себя: хотя она и нарушила обет молчания, слова все равно застревали у нее в горле, – потом, после налета, я испугалась. Все выглядело так, будто я единственная, у кого имелись основания желать смерти мисс Блэклок. Я же не догадывалась, кто такая Джулия, мы с ней не близнецы, а двойняшки и почти не похожи. Мне казалось, что подозрение может пасть только на меня.

Она остановилась, отбросила со лба светлые волосы, и внезапно Краддок понял, что размытый снимок, лежавший в коробке с письмами, был фотографией матери Филиппы. Сходство явно бросалось в глаза. А еще он понял, кого напомнили ему слова про Соню, которая похожа на кошку, выпускающую когти. Именно этот жест он увидел сейчас у Филиппы.

– Мисс Блэклок была ко мне очень добра. Очень, очень добра! Я не пыталась ее убить. Я даже в мыслях не желала ей зла! Но все равно Пип – это я. – Филиппа помолчала и добавила: – Так что не надо больше подозревать Эдмунда.

– Не надо? – переспросил Краддок. В голосе его снова зазвучали едкие нотки. – Эдмунд Светтенхэм обожает деньги. И, наверное, не прочь заполучить богатую невесту. Но она не разбогатеет, если миссис Гедлер умрет раньше мисс Блэклок. А поскольку миссис Гедлер наверняка умрет раньше, ему необходимо что-то предпринять, не так ли, мистер Светтенхэм?

– Это гнусная ложь! – воскликнул Эдмунд.

И вдруг по дому разнесся крик. Он долетел с кухни. Долгий, нечеловеческий крик ужаса…

– Господи, ведь это не Мици? – вскричала Джулия.

– Нет, – покачал головой Краддок. – Это человек, на совести которого три убийства.