Я навестила раз Перевал, но с Кэтрин так больше и не увиделась. Джозеф уперся рукой в косяк, когда я зашла и спросила свою барышню, и не дал мне к ней пройти. Он сказал, что миссис Линтон занята, а хозяина нет дома. Зилла мне рассказала кое-что об их житье-бытье, а то бы я и не знала, пожалуй, кто там у них жив, кто помер. Она считает Кэтрин высокомерной и недолюбливает ее, как я поняла из ее разговора. Молодая леди на первых порах просила ее кое в чем услужить ей; но мистер Хитклиф наказал ей делать свое дело, а его-де невестка сама о себе позаботится, и Зилла, ограниченная, черствая женщина, охотно подчинилась приказу. Кэтрин такое невнимание приняла с ребяческой злостью: платила за него презрением и зачислила ключницу в число своих врагов, как если бы та и впрямь нанесла ей тяжкую обиду. У меня был длинный разговор с Зиллой месяца полтора тому назад, незадолго до вашего приезда, когда мы с нею встретились на вересковом поле; и вот что я от нее услышала:

— Миссис Линтон, как пришла сюда, — рассказывала Зилла, — так первым делом, не поздоровавшись ни со мной, ни с Джозефом, побежала наверх, заперлась в комнате Линтона и до утра не показывалась. Утром, когда хозяин с Эрншо завтракали, она сошла вниз и спросила, вся дрожа, нельзя ли поспать за врачом, — ее двоюродный брат очень болен.

— Это не новость, — ответил Хитклиф, — но его жизнь не стоит ни гроша, и я ни гроша на него не потрачу.

— Но я не знаю, что нужно делать, — сказала она, — и если никто мне не поможет, он умрет.

— Вон отсюда! — закричал хозяин. — И чтоб я ни слова не слышал о нем! Здесь никому не интересно, что с ним будет. Если вам интересно, сидите при нем сиделкой; если нет, заприте его и оставьте одного.

Тогда она насела на меня, и я сказала ей, что довольно намучилась с надоедливым мальчишкой: у нас у каждого свои дела, а ее дело — ухаживать за Линтоном; мне, мол, мистер Хитклиф приказал оставить эту работу за ней.

Как они там ладили между собой, не могу вам сказать. Он, я думаю, без конца привередничал и сам над собою хныкал день и ночь, и она, конечно, не знала с ним ни сна, ни покоя: это видать было по ее бледному лицу и воспаленным глазам. Она заходила иногда на кухню, сама не своя, и мне казалось, что ей хочется попросить помощи. Но я не собиралась идти наперекор своему хозяину — я никогда не смею, миссис Дин, пойти ему наперекор, — и хотя я в душе осуждала хозяина, что он не посылает за Кеннетом, не мое это было дело соваться с советами и попреками, и я не совалась. Раза два мне случилось, улегшись со всеми спать, за чем-то опять открыть свою дверь, и я видела тогда, что миссис сидит на лестнице, на верхней ступеньке, и плачет; и я быстренько запиралась у себя, чтоб не поддаться жалости и не вступиться за обиженную. В ту пору я жалела ее, право, но все-таки, знаете, не хотелось мне лишиться места.

Наконец, как-то ночью она вошла без спросу в мою комнату и объявила — да так, что я чуть не рехнулась с перепугу:

— Скажите мистеру Хитклифу, что его сын умирает, на этот раз я знаю наверное, что он умирает. Сейчас же встаньте и доложите ему.

Сказала она эти слова и тотчас же вышла. С четверть часа я лежала, прислушиваясь, и меня так и трясло. Никто не шевелился — в доме было тихо.

Миссис ошиблась, подумала я. Ему полегчало. Не стоит никого беспокоить. И я начала засыпать. Но мой сон прогнали вторично, на этот раз резким звонком — а у нас только один звонок и есть: нарочно купили для Линтона; и хозяин крикнул мне, чтоб я посмотрела, что там такое, и объяснила бы им, что он-де не желает еще раз проснуться от такого шума.

Тут я передала ему, что мне сказала Кэтрин. Он выругался про себя и через пять минут вышел с зажженной свечой и направился в их комнату. Я вошла за ним. Миссис Хитклиф сидела у кровати, сложив руки на коленях. Ее свекор подошел, поднес свет к лицу Линтона, поглядел, потрогал, потом повернулся к ней.

— Ну, Кэтрин, — сказал он, — как вы себя чувствуете?

Она ни звука.

— Как вы себя чувствуете, Кэтрин? — повторил он.

— Ему уже ничего не страшно, а я свободна, — ответила она. — Мне было бы совсем хорошо, — продолжала она, не сумев даже скрыть свою злобу, — но вы так долго оставляли меня одну бороться со смертью, что я чувствую и вижу только смерть! Я чувствую себя, как сама смерть.

Да и смотрела она прямо покойницей. Я дала ей вина. Гэртон и Джозеф, проснувшиеся от звонка и топота и слышавшие через стенку наш разговор, теперь тоже вошли. Джозеф, мне думается, был рад, что молодой хозяин скончался; Гэртон казался чуточку смущенным; впрочем, он не столько думал о Линтоне, сколько глазел на Кэтрин. Но хозяин приказал ему выйти вон и лечь спать: его помощь, сказал он, не нужна. Потом он велел Джозефу отнести тело в его комнату, а мне вернуться в мою, и миссис Хитклиф осталась одна.

Утром он послал меня сказать ей, что она должна сойти вниз к завтраку. Она была раздета — видно, собиралась лечь — и сказалась больной, чему я не очень удивилась. Я так и передала мистеру Хитклифу, и он ответил:

— Хорошо, пусть сидит у себя, покуда здесь не управятся с похоронами. Вы заходите к ней время от времени и приносите что нужно, а когда увидите, что ей лучше, скажете мне.

Кэти, по словам Зиллы, оставалась наверху две недели; и ключница ее навещала два раза в день и готова была стать любезней, но все ее дружественные авансы были гордо и наотрез отклонены.

Хитклиф зашел только раз показать невестке завещание Линтона. Все свое имущество и то, что было раньше движимым имуществом его жены, он отказал своему отцу. Несчастного угрозами и уговорами принудили к этому за неделю ее отсутствия, когда умирал его дядя. Землями, как несовершеннолетний, он распорядиться не мог. Однако мистер Хитклиф присвоил их по праву наследования после жены и сына — как мне думается, законно. Во всяком случае, Кэтрин, не имея ни друзей, ни денег, не может завести с ним тяжбу.

— Никто, кроме меня, — рассказывала Зилла, — близко не подходил к ее двери, если не считать того единственного случая, и никто ничего о ней не спрашивал. В первый раз она сошла вниз в воскресенье. Когда я принесла ей обед, она закричала, что ей больше невмоготу сидеть в холоде; и я ей сказала, что хозяин собирается на Мызу, а мы с Эрншо не помешаем ей спуститься к очагу — нам-то что? Так что, как только она услышала удаляющийся стук копыт, она явилась одетая в черное, с зачесанными за уши желтыми своими волосами — совсем просто, по-квакерски: и причесаться-то не сумела!

Мы с Джозефом по воскресеньям ходим обыкновенно в часовню (в гиммертонской церкви, вы знаете, нет теперь священника, — пояснила миссис Дин, — а часовней они называют какую-то молельню в деревне — не то методистскую, не то баптистскую, точно не скажу). Джозеф пошел, — продолжала Зилла, — а я сочла нужным посидеть дома приличия ради: люди молодые — тут всегда надо, чтобы кто постарше присмотрел за ними; а Гэртона, как он ни застенчив, не назовешь образцом деликатности. Я ему объяснила, что его двоюродная сестра, вероятно, придет посидеть с нами, а она-де привыкла, чтоб уважали воскресный день, так что ему лучше бросить свои ружья и всякие домашние хлопоты, когда она придет. Услыхав это, он густо покраснел и поглядел на свои руки и одежду. Ворвань и порох были мигом убраны подальше. Вижу, он собирается почтить ее своим обществом; и я поняла по его поведению, что ему хочется показаться в приличном виде. Засмеявшись, как я никогда бы не посмела при хозяине, я вызвалась помочь ему, если он хочет, и стала подшучивать над его смущением. А он насупился, да как пойдет ругаться!

— Эх, миссис Дин, — продолжала Зилла, видя, что я ее не одобряю, — вы считаете, верно, что ваша молодая леди слишком хороша для мистера Гэртона. Может, вы и правы; но, сознаюсь вам, я не прочь немного посбить с нее спесь. И что ей теперь проку во всей ее образованности и манерах? Она так же бедна, как мы с вами, даже, по правде сказать, бедней. У вас есть сбережения, и я иду той же стежкой, откладываю помаленьку.

Гэртон позволил Зилле пособить ему; и она, уластив, привела его в доброе настроение. Так что, когда Кэтрин пришла, он почти забыл свои былые обиды и старался, по словам ключницы, быть любезным.

— Миссис вошла, — сказала она, — холодная, как ледышка, и гордая, как принцесса. Я встала и предложила ей свое кресло. Так нет, в ответ на мою учтивость она только задрала нос. Эрншо тоже встал и пригласил ее сесть на диван, поближе к огню: вы там, сказал он, околеваете, поди, от холода.

— Я второй месяц околеваю, — ответила она, со всем презрением напирая на это слово.

И она взяла себе стул и поставила его в стороне от нас обоих. Отогревшись, она поглядела вокруг и увидела на полке для посуды кучу книг. Она тотчас вскочила и потянулась за ними, но они лежали слишком высоко. Ее двоюродный брат довольно долго наблюдал за ее попытками и наконец, набравшись храбрости, решил помочь ей. Она подставила подол, а он швырял в него книги — первые, какие попадались под руку.

Это было для юноши большим успехом. Миссис его не поблагодарила; но и тем он был доволен, что она приняла его помощь, и он отважился стать позади нее, когда она их просматривала, и даже наклонялся и указывал, что поражало его фантазию на иных старинных картинках в книгах. И его не отпугнула ее кичливая манера выдергивать страницу из-под его пальца: он только отступал на шаг и принимался глядеть не в книгу, а на нее. А она все читала или подыскивала, чего бы еще почитать. Но понемногу его вниманием завладели завитки ее густых шелковистых волос: он не мог видеть ее лица и разглядывал волосы, а она его и вовсе не видела. И, может быть, не совсем сознавая, что делает, завороженный, как ребенок свечкой, он глядел, глядел и, наконец, потрогал — протянул руку и погладил один завиток легонько, точно птичку. Как будто он воткнул ей в шею нож, — так она вскинулась.

— Сию же минуту уходите! Как вы смеете прикасаться ко мне! Что вы тут торчите? — закричала она, и в ее голосе звучало отвращение. — Я вас не выношу! Если вы близко ко мне подойдете, я опять уйду наверх.

Мистер Гэртон отодвинулся с самым глупым видом. Он сидел в углу дивана очень тихо, а она еще с полчаса перебирала книги. Наконец Эрншо подошел ко мне и шепнул:

— Зилла, не попросите ли вы, чтоб она нам почитала вслух? Мне обрыдло ничего не делать, и я так люблю… я так охотно послушал бы ее. Не говорите, что я прошу, попросите как будто для себя.

— Мистер Гэртон просит вас почитать нам вслух, мадам, — сказала я без обиняков. — Он это примет как любезность: почтет себя очень обязанным.

Она нахмурилась и, подняв голову, ответила:

— Мистер Гэртон и все вы очень меня одолжите, если поймете, что я отвергаю всякую любезность, которую вы лицемерно предлагаете мне! Я вас презираю и ни о чем не хочу говорить ни с кем из вас! Когда я готова была жизнь отдать за одно доброе слово, за то, чтоб увидеть хоть одно человеческое лицо, вы все устранились. Но я не собираюсь жаловаться вам! Меня пригнал сюда холод, а не желание повеселить вас или развлечься вашим обществом.

— Что я мог сделать? — начал Эрншо. — Как можно меня винить?

— О, вы исключение, — ответила миссис Хитклиф, — вашего участия я никогда не искала.

— Но я не раз предлагал и просил, — сказал он, загоревшись при этой ее строптивости, — я просил мистера Хитклифа позволить мне подежурить за вас ночью…

— Замолчите! Я выйду во двор или куда угодно, только бы не звучал у меня в ушах ваш гнусный голос, — сказала миледи.

Гэртон проворчал, что она может идти хоть в пекло, и принялся разбирать свое ружье. С этого часа он больше не воздерживался от своих воскресных занятий. Он и говорил теперь достаточно свободно; и она поняла, что ей приличней опять замкнуться в одиночестве. Но пошли морозы, и пришлось ей, забыв свою гордость, все чаще снисходить до нашего общества. Я, однако, позаботилась, чтобы мне больше не платили насмешкой за мою же доброту: с того дня я держусь так же чопорно, как она; и никто из нас не питает к ней ни любви, ни просто приязни. Да она и не заслуживает их: ей слово скажи, и она тотчас подожмет губы и никого не уважит! Даже на хозяина огрызается, сама напрашивается на побои; и чем ее больше колотят, тем она становится ядовитей.

Сначала, когда я услышала от Зиллы этот рассказ, я решила было оставить должность, снять домик и уговорить Кэтрин переехать ко мне. Но мистер Хитклиф так же этого не допустил бы, как не позволил бы Гэртону зажить своим домом; и я сейчас не вижу для Кэти иного исхода, как выйти вторично замуж: но не в моей власти устроить такое дело.

На этом миссис Дин кончила свой рассказ. Вопреки предсказанию врача силы мои быстро восстанавливаются, и, хотя идет еще только вторая неделя января, я располагаю через денек-другой прокатиться верхом и кстати съезжу на Грозовой Перевал — сообщу своему хозяину, что собираюсь прожить ближайшие полгода в Лондоне, а он, если ему угодно, может подыскать себе другого жильца и сдать дом с октября: ни за что на свете не соглашусь я провести здесь еще одну зиму.