Глава XVII
Началась шестая неделя пребыванья четы Аллен в Бате; и вопрос, станет ли неделя сия последней, некоторое время вызывал у Кэтрин сердцебиенье. Столь скоро прервать знакомство с Тилни – сие будет неизбывной утратою. Пока решенье висело на волоске, все счастье Кэтрин пребывало под угрозою и было спасено, едва решили, что наем комнат следует продлить еще на две недели. Кэтрин лишь краем помыслов касалась всего, что принесут ей сии дополнительные две недели, за вычетом удовольствия порою видеться с Генри Тилни. Да, раз-другой – ибо помолвка Джеймса явила юной деве, что́ бывает, – она даже допускала в раздумья тайное «быть может», но в целом взор ей застило блаженство пребыванья подле молодого человека: настоящее теперь составляло лишние три недели, и поскольку счастье Кэтрин на означенный период было обеспечено, остаток жизни ее пребывал в такой дали, что особого интереса не возбуждал. В протяженьи утра, когда все сие устроилось, Кэтрин посетила юную г-жу Тилни и излила на нее свою радость. Воистину, дню сему суждено было стать днем испытаний. Едва Кэтрин в восторге поведала, что г-н Аллен продлил свое обитанье в городе, юная г-жа Тилни сообщила, что отец ее только что вознамерился отбыть из Бата в конце будущей недели. Какой удар! В сравненьи с сим разочарованьем минувшие утренние тревоги помстились душевным покоем. Лицо Кэтрин вытянулось, и в наиподлиннейшем расстройстве она эхом повторила последние слова юной г-жи Тилни:
– В конце будущей недели!
– Да; отец мой редко поддается на уговоры и не отдает должное водам, как того хотелось бы мне. Некие друзья, коих он рассчитывал встретить, не приедут; он огорчен и торопится домой, поскольку вполне здоров.
– Мне ужасно жаль, – убитым голосом молвила Кэтрин. – Если б я знала ранее…
– Возможно, – сконфуженно произнесла юная г-жа Тилни, – вы по доброте вашей… я была бы весьма счастлива, если бы…
Явленье ее отца оборвало любезность, коя, вероятно, привела бы к оглашенью желания переписываться, как уже понадеялась Кэтрин. Приветствовав гостью по обыкновенью учтиво, генерал повернулся к дочери и сказал:
– Ну-с, Элинор, могу ли я поздравить тебя с успехом – услышала ли прелестная подруга твою просьбу?
– Я как раз об этом заговорила, сударь, когда вы вошли.
– Что ж, говори далее, ради Бога. Я знаю, как ты сего хочешь. Моя дочь, госпожа Морлэнд, – продолжал он, не оставив дочери шанса заговорить, – питает крайне смелое желанье. Мы, как она, вероятно, вам сообщила, выезжаем из Бата в будущую субботу. Письмо управляющего внушило мне, что мое присутствие потребно дома; и поскольку не оправдалась моя надежда увидеться со старыми друзьями, маркизом Лонгтауном и генералом Кортни, ничто более не держит меня в Бате. Мы оставили бы его без малейших сожалений, если бы уговорили вас исполнить нашу себялюбивую просьбу. Возможно ли, говоря коротко, убедить вас покинуть сей антураж публичного торжества и осчастливить вашу подругу Элинор своим обществом в Глостершире? Я почти стыжусь сего предложенья, хотя никому в Бате самонадеянность его не покажется меньшей, нежели вам. Ваша скромность… но я ни за что на свете не раню ее прямыми дифирамбами. Если возможно побудить вас оказать нам честь сим визитом, вы осчастливите нас несказанно. О да, мы не в силах предложить вам увеселений сего оживленного града; мы не можем соблазнить вас ни развлеченьями, ни роскошью, ибо наш образ жизни, как видите, прост и незамысловат; и однако же мы не пожалеем никаких усилий, дабы Нортэнгерское аббатство не представилось вам вовсе неприятным.
Нортэнгерское аббатство! На крыльях волнующих сих слов чувства Кэтрин взлетели к высочайшему пику экстаза. Исходя благодарностью и блаженством, ее душа еле обуздала язык ответной речи до подобающей невозмутимости. Столь лестное приглашенье! С каким жаром добиваются ее общества! Приглашенье сие таило в себе все достойное и светлое, всякую нынешнюю радость и будущую надежду; и Кэтрин отвечала пылким согласьем с единственной оговоркою – ей потребно одобрение от папа́ и мама́.
– Я немедля напишу домой, – сказала она, – и если они не возражают – а я думаю, что они не станут возражать…
Генерал Тилни в сем усомнился не более Кэтрин, ибо уже посетил ее превосходных друзей на Палтни-стрит и заручился их поддержкою его устремлений.
– Они согласны расстаться с вами, – молвил он, – а посему нам возможно ожидать философичности от всего мира.
Юная г-жа Тилни прибавила свои горячие, однако мягкие любезности, и через несколько минут дело уладилось, насколько сие дозволяла нужда в одобрении из Фуллертона.
Обстоятельства утра подвергли чувства Кэтрин разнообразью неизвестности, уверенности и разочарованья, однако ныне упокоились в совершеннейшем счастии; и, душою воспарив до исступленья, с Генри в сердце и аббатством Нортэнгер на устах она поспешила домой, дабы составить письмо. Г-н и г-жа Морлэнд, полагаясь на благоразумье друзей, коим уже доверили дочь, не усомнились в пристойности знакомства, завязавшегося у оных друзей на глазах, и потому обратной почтою охотно одобрили визит Кэтрин в Глостершир. Снисходительность их, хоть и не превышала ожидаемого, окончательно уверила Кэтрин, что она как никто на земле благословлена друзьями и фортуною, обстоятельствами и случаем. Ей словно бы благоприятствовало все на свете. Добротою первых своих друзей, четы Аллен, она введена была туда, где ей встретились всевозможнейшие удовольствия. Чувства ее, ее предпочтенья познали счастье взаимности. Ощущая привязанность, она умела породить таковую в ответ. Любовь Изабеллы упрочится в сестринстве. Тилни, те, чьего доброго мненья она жаждала более всего, лестными поступками, кои продлят их близость, превзошли даже ее желанья. Она станет их избранной гостьей, многие недели пробудет она под одной крышею с тем, чье общество ценит превыше любого, – и в довершенье ко всему, крыша сия будет крышею аббатства! Страсть ее к старинным зданьям уступала только страсти к Генри Тилни – замки и аббатства обыкновенно зачаровывали те ее фантазии, кои не занимал его образ. Увидеть и исследовать крепостные валы и башню одних или галереи других – такова была заветная мечта Кэтрин уже много недель, хотя оказаться более нежели гостьей на час представлялось ей чересчур несбыточным. И тем не менее сие случится. Все шансы домов, особняков, поместий, парков, дворов и коттеджей были против Кэтрин, и однако же Нортэнгер оказался аббатством, а она станет его обитательницей. Долгие сырые переходы его, тесные кельи и разрушенная часовня будут досягаемы всякий день, и Кэтрин не вполне отвергала надежду на некие народные легенды, некие чудовищные повествованья о бессчастной обиженной монахине.
Поразительно, что друзей ее столь мало воодушевляет владенье подобным жилищем, что сознанье сего владения ими являемо так смиренно. Сие возможно изъяснить лишь могуществом привычки. Они не гордятся исключительностью, коя дарована им с рожденья. Для Тилни превосходство их обиталища не более важно, нежели превосходство их личностей.
Много вопросов Кэтрин жаждала задать юной г-же Тилни; однако мысли юной девы так бурлили, что, когда на вопросы сии получены были ответы, она едва ли уяснила крепче прежнего, что в Реформацию Нортэнгерское аббатство было богатым монастырем, что при разгоне монастырей попало в руки предка Тилни, что немалая доля древних зданий отчасти составляет нынешнее жилище, однако прочие разрушены, или что располагается оно в низине, с севера и востока сокрытое дубовыми рощами на склонах холмов.