Пред взором читателя промелькнули ныне понедельник, вторник, среда, четверг, пятница и суббота; событья всякого дня изложены, надежды и страхи, униженья и удовольствия по отдельности явлены, и, дабы завершить неделю, осталось только описать воскресные страданья. Клифтонский план был отсрочен, но не отменен и опять вспомнен с нарастаньем дня. В кулуарных переговорах меж Изабеллой и Джеймсом – у первой душа лежала к поездке, второй с равным рвеньем желал доставить деве радость – было уговорено, что, если день выдастся ясный, путешествие состоится назавтра утром; и они отправятся очень рано, дабы вовремя вернуться домой. Когда они подобным образом столковались и получили одобрение Торпа, оставалось лишь известить Кэтрин. Та на несколько минут отошла побеседовать с юной г-жою Тилни. За эти минуты план был завершен, и едва Кэтрин вернулась, от нее потребовали согласия; однако, вопреки ожиданьям Изабеллы, Кэтрин не являла жизнерадостной готовности, глядела серьезно, очень сожалела, но поехать не могла. Уговор, коему надлежало помешать ей примкнуть к их экскурсии на днях, воспрещает присоединиться к ним теперь. Только что она условилась с юной г-жою Тилни относительно обещанной прогулки завтра; все решено, и она ни при каком условьи сего не отменит. Однако она должна отменить и отменит – сим пылким воплем ответствовали брат и сестра Торп; им необходимо поехать завтра в Клифтон, без нее они не поедут, еще на день отложить обычную прогулку – пара пустяков, и об отказе Кэтрин они и слышать не желают. Кэтрин расстроилась, но не сдалась:

– Не проси меня, Изабелла. Я условилась с юной госпожою Тилни. Я не могу поехать.

Вотще. На нее обрушились те же доводы; она должна поехать, она поедет, и об отказе они не желают слышать.

– Легче легкого сказать юной госпоже Тилни, что тебе напомнили сейчас о давнем уговоре и ты просишь ее отложить прогулку до вторника.

– Ничего не легче легкого. Я не могу. Не было никакого давнего уговора.

Но Изабелла только больше упорствовала, умоляла Кэтрин наимягчайшим манером и называла наинежнейшими именами. Она не сомневалась, что ее драгоценнейшая, бесценнейшая Кэтрин не откажет всерьез в столь пустяковой просьбе той, кто любит ее так беззаветно. Изабелла знает, что сердце возлюбленной ее Кэтрин чувствительно, нрав ее добр, а посему она с легкостью уступит мольбе тех, кого любит. Но все напрасно; Кэтрин полагала, что права, и, хотя сии ласковые лестные мольбы причиняли ей боль, не позволяла себе поддаться. Тогда Изабелла испробовала другую методу. Кэтрин, с упреком молвила ее подруга, к юной г-же Тилни, кою знает столь недавно, питает бо́льшую привязанность, нежели к лучшим и старейшим друзьям; Кэтрин, говоря кратко, охладела к Изабелле, разлюбила ее.

– Я поневоле ревную, Кэтрин, видя, как мною пренебрегают ради чужаков, – мною, кто любит тебя так безмерно! Ничто на свете не в силах поколебать мои привязанности, едва они возникли. Но, мнится мне, чувства мои сильнее, чем у всех прочих; о да, они слишком сильны, и не видать мне покоя; видя, как наша дружба вытеснена чужаками, я, не скрою, поистине уязвлена. Эти Тилни как будто поглощают все вокруг.

Сей упрек Кэтрин сочла равно странным и недобрым. Подобает ли Изабелле раскрывать чувства подруги пред остальными? Ей представлялось, что Изабелла невеликодушна и себялюбива, безразлична ко всему, помимо собственных удовольствий. Сии болезненные мысли промелькнули в голове Кэтрин, хотя юная дева ни слова не молвила. Изабелла тем временем отирала глаза платочком, а Морлэнд, коего мучило сие зрелище, не удержался и сказал:

– Ну правда, Кэтрин, ты же не станешь упрямиться дольше. Жертва невелика, а угодить такой подруге… я сочту, что ты весьма бесчеловечна, если ты все-таки откажешься.

Впервые брат открыто выступил против Кэтрин, и, стремясь избежать его неудовольствия, она предложила уступку. Если они отложат поездку до вторника, что легко осуществимо, ибо зависит лишь от них самих, она поедет с ними, и все будут довольны. Однако:

– Нет-нет-нет! – тотчас ответили ей. – Сие невозможно, ибо Торп еще не знает, не придется ли ему во вторник отправиться в город.

Кэтрин сожалела, но более ничего поделать не могла; воцарилась краткая пауза, кою прервала Изабелла, с холодным негодованьем молвившая:

– Ну что же, хорошо, – значит, конец нашей экскурсии. Если Кэтрин не едет, я тоже не могу. Я не могу быть единственной дамой. Ни за что на свете я не поступлю столь неподобающим образом.

– Кэтрин, ты должна поехать, – сказал Джеймс.

– Но почему господин Торп не может взять одну из сестер? Я думаю, любая из них захочет прокатиться.

– Ну спасибочки! – вскричал Торп. – Я приехал в Бат не для того, чтобы катать сестер и дураком выставляться. Нет уж, если вы не едете, ч… меня побери, если поеду я. Я еду, только чтоб вас катать.

– Сей комплимент вовсе не доставляет мне удовольствия. – Но Торп, внезапно удалившись, ее слов не уловил.

Трое остальных шли далее манером, для бедной Кэтрин весьма неудобным; порою никто не говорил ни слова, порою же ее вновь осыпали мольбами и упреками, а рука ее пребывала сплетена с рукою Изабеллы, хотя сердца их враждовали. Кэтрин то смягчалась, то раздражалась; пребывала огорчена, однако неколебима.

– Я и не думал, что ты такая упрямая, Кэтрин, – сказал Джеймс. – Прежде ты легче поддавалась уговорам; прежде ты была добрейшей, благодушнейшей из моих сестер.

– Надеюсь, такой я и остаюсь, – отвечала она с немалым чувством. – Но я в самом деле не могу поехать. Даже если я неправа, я поступаю так, как мне представляется верным.

– Подозреваю, – понизив голос, заметила Изабелла, – что борьба не была мучительной.

Сердце Кэтрин переполнилось; она отдернула руку, и Изабелла не воспротивилась. Так миновали долгие десять минут, пока не вернулся повеселевший Торп; приблизившись, он возвестил:

– Ну-с, я все уладил, и теперь мы с чистой совестью можем завтра отправляться. Я поболтал с юной госпожою Тилни и за вас извинился.

– Не может быть! – вскричала Кэтрин.

– Может, честью клянусь. Только что от нее. Сказал ей, мол, вы послали меня сообщить, что сию минуту вспомнили уговор поехать с нами завтра в Клифтон, а посему до вторника не будете иметь удовольствия с нею погулять. Она сказала – хорошо, вторник ей вполне удобен; вот наши затрудненья и разрешились. Удачно я придумал, а?

Изабелла вновь просияла довольными улыбками, и Джеймс тоже воспрянул.

– Просто божественнейшая мысль! Ну, бесценная моя Кэтрин, все наши огорченья позади; ты достойно оправдана, и все мы восхитительно повеселимся.

– Так не пойдет, – сказала Кэтрин. – Я на такое согласиться не могу. Я тотчас побегу за юной госпожою Тилни и все ей объясню.

Изабелла, однако, поймала ее за руку, Торп – за другую, и все трое спутников обрушили на Кэтрин увещеванья. Даже Джеймс всерьез рассердился. Раз все уладилось, раз юная г-жа Тилни сама сказала, что вторник ее тоже устроит, нелепо, абсурдно долее сопротивляться.

– Мне все равно. Господин Торп напрасно сочинял от меня посланье. Если б я считала, что подобает отложить нашу прогулку, я поговорила бы с юной госпожою Тилни сама. Так вышло только грубее; и откуда мне знать, что господин Торп… Может, он снова ошибся; своей ошибкою он уже вынудил меня к грубости в пятницу. Пустите меня, господин Торп; Изабелла, не держи меня.

Торп сообщил, что преследовать Тилни тщетно; когда он их нагнал, они сворачивали на Брок-стрит, а ныне уже дома.

– Значит, я пойду за ними, – отвечала Кэтрин, – я пойду за ними, где они ни есть. Без толку меня уговаривать. Если я не сделала то, что сочла неправильным, хитростью вы меня не заставите.

С этими словами она вырвалась и заспешила прочь. Торп ринулся было за нею, однако Морлэнд его удержал.

– Пускай идет, пускай идет, раз ей охота. Упрямая, как…

Торп так и не завершил сравненья, ибо сомнительно, что таковое было бы подобающим.

В великой ажитации Кэтрин спешила прочь, насколько дозволяла ей толчея; она страшилась погони, однако не намеревалась отступать. На ходу обдумывала она случившееся. Разочаровать и расстроить их было больно, в особенности расстроить брата; однако она не раскаивалась в своем упорстве. И помимо собственных желаний, второй раз не сдержать слова, данного юной г-же Тилни, отменить обещанье, охотно данное лишь пятью минутами ранее, и к тому же под надуманным предлогом, – явно дурно. Кэтрин сопротивлялась не из себялюбия одного, искала не только собственных удовольствий – сие отчасти подтверждается самой экскурсией, визитом в замок Блэйз; нет, она думала о том, как надлежит поступать с другими и что они подумают о ней. Убежденности в своей правоте ей, однако, недоставало, чтобы взять себя в руки; она не успокоится, пока не поговорит с юной г-жою Тилни; и, удаляясь от Полумесяца и ускорив шаг, она почти пробежала остаток пути до начала Милсом-стрит. Так поспешала Кэтрин, что, невзирая на преимущество семейства Тилни вначале, она узрела их, когда они только сворачивали к себе; и поскольку у открытой двери еще стоял слуга, юная дева ограничила церемонии, сказав лишь, что ей необходимо поговорить с юной г-жою Тилни сию секунду, и мимо слуги побежала наверх. Там, распахнув первую же попавшуюся дверь, каковая оказалась нужной дверью, Кэтрин очутилась в гостиной с генералом Тилни, его сыном и дочерью. Объясненье, лишь постольку неудачное – ибо нервы юной девы были истерзаны, а воздуху не хватало, – поскольку вовсе таковым не являлось, было изложено тотчас:

– Я ужасно торопилась… Это все недоразумение… Я совсем не обещала ехать… Я им сразу сказала, что не поеду. Я хотела объясниться, бежала со всех ног. Мне все равно, что вы обо мне подумаете. Я не дождалась слуги.

Сие дело, хоть и не вполне проясненное вышеизложенной рацеей, вскоре лишилось флера загадочности. Кэтрин обнаружила, что Джон Торп и впрямь передал юной г-же Тилни посланье; и та не колеблясь призналась, сколь велико было ее удивленье. Однако превзошел ли сии переживанья гнев брата, Кэтрин, свою оправдательную речь безотчетно излагавшая им обоим, узнать никак не могла. Каковы бы ни были чувства до ее появленья, пылкие декларации ее тотчас пропитали всякий взгляд и всякую реплику дружелюбьем, о каком она могла только мечтать.

Едва затрудненье счастливо разрешилось, юная г-жа Тилни представила Кэтрин отцу, и тот принял последнюю с такой охотою, с такой заботой и вежливостью, что на ум ей пришли уверенья Торпа, и она с удовольствием подумала, что когда-нибудь сможет рассчитывать на генерала. Любезность его доходила до таких пределов чуткого вниманья, что, не будучи осведомлен о необычайной стремительности Кэтрин, он немало рассердился на слугу, чье небреженье понудило гостью самой открыть дверь в апартамент. О чем только Уильям думал? Генерал непременно выяснит, в чем дело. И если бы Кэтрин с немалым жаром не подтвердила безвинность слуги, прыткость гостьи могла бы, по видимости, навсегда стоить Уильяму хозяйского благорасположенья, если не места.

Просидев с семейством четверть часа, Кэтрин собралась уходить и была весьма приятственно удивлена просьбою генерала Тилни оказать честь его дочери, отобедав и проведя с нею остаток дня. Юная г-жа Тилни поддержала сие приглашенье. Кэтрин была безмерно признательна; однако сие оказалось не в ее власти. Г-н и г-жа Аллен ожидают ее с минуты на минуту. Генерал ответствовал, что не вымолвит более ни слова; обязательства пред г-ном и г-жою Аллен отменяют все прочие; но, он надеется, в иной день, если приглашенье будет дано заранее, они не откажутся отпустить ее к подруге. Ах, нет; Кэтрин уверена, что они нимало не станут возражать, и с огромным удовольствием придет. Генерал самолично проводил ее до двери, на лестнице был галантен до невозможности, восхищался упругостью ее походки, коя так подобает ее манере танцовать, и на прощанье отвесил ей изящнейший поклон, какой она только лицезрела.

Кэтрин, в восторге от всего произошедшего, бодро устремилась на Палтни-стрит, шагая, по ее мненью, весьма упруго, хотя прежде ей такое в голову не приходило. Она добралась домой, не встретив никого из обидчиков; и теперь, одержав победу, добившись своего и уверившись в неизбежности прогулки, она (едва унялся сердечный трепет) усомнилась, совершенно ли была права. Жертва всегда благородна; и, уступив их мольбам, Кэтрин была бы избавлена от огорчительной мысли о том, что подруга расстроена, брат рассержен, а их общие планы великого счастья уничтожены – быть может, ее рукою. Дабы облегчить душу и выслушать, что думает о ее поведеньи персона непредубежденная, юная дева нашла случай при г-не Аллене помянуть полуусловленные завтрашние планы брата и Торпов. Г-н Аллен поддержал беседу.

– Ну, – молвил он, – и вы тоже намереваетесь поехать?

– Нет; я уговорилась о прогулке с юной госпожою Тилни прежде, чем они мне сказали; поэтому я ведь и не могла бы поехать с ними, правда?

– Разумеется; и я рад, что вы об этом не помышляете. Эти идеи отнюдь не благотворны. Молодые мужчины и женщины раскатывают за городом в открытых экипажах! Изредка – куда ни шло; но вместе ездить на постоялые дворы, в общество! Так не годится; и я недоумеваю, отчего госпожа Торп сие дозволяет. Я рад, что вы не планируете ехать; я уверен, госпоже Морлэнд сие бы не понравилось. Госпожа Аллен, вы поддержите меня? Вам не кажется, что подобные прожекты сомнительны?

– Да, совершенно с вами согласна. Открытые экипажи – страшное дело. Чистое платье не проживет в них и пяти минут. Мараешься, садясь, и мараешься, выходя; да еще ветер как попало треплет волосы и шляпку. Лично я не выношу открытые экипажи.

– Сие мне известно; однако вопрос не в этом. Вам не кажется, что выглядит странно, если молодые дамы часто катаются в открытых экипажах с молодыми джентльменами, кои им не родственники?

– Да, мой дорогой, ужас как странно выглядит. Просто невыносимо смотреть.

– Милая сударыня, – вскричала Кэтрин, – отчего же вы не сказали прежде? Если б я знала, что сие не подобает, я бы вовсе не поехала с господином Торпом; но я всегда надеялась, что вы укажете мне на ошибку, если я поступлю неверно.

– И я укажу, моя дорогая, можешь не сомневаться; ибо, как я сказала госпоже Морлэнд при расставаньи, я сделаю для тебя все, что в моих силах. Но не следует чрезмерно привередничать. Молодежь – всегда молодежь, так говорит и твоя добрая матушка. Помнишь, когда мы только прибыли, я не хотела, чтобы ты покупала тот узорчатый муслин, но ты настаивала. Молодежь не любит, когда ей во всем перечат.

– Но сие было поистине важно; и мне представляется, что убедить меня оказалось бы вовсе не сложно.

– Беды пока не случилось, – сказал г-н Аллен, – и я бы лишь посоветовал вам, моя дорогая, больше не ездить с господином Торпом.

– Я как раз хотела это сказать, – прибавила его супруга.

Кэтрин, с чьей души спало бремя, забеспокоилась об Изабелле и, минуту поразмыслив, спросила г-на Аллена, не будет ли равно уместно и любезно написать юной г-же Торп и объяснить всю неблагопристойность положенья, кою подруга не сознает, как не сознавала Кэтрин; ибо последней думалось, что в противном случае, невзирая на произошедшее, Изабелла назавтра отправится в Клифтон. Г-н Аллен, однако, ее отговорил.

– Лучше не вмешивайтесь, моя дорогая; она достаточно взрослая, понимает, что делает, а если нет – у нее есть матушка, коя ее наставит. Госпожа Торп, без сомненья, чрезмерно снисходительна; но вам лучше не вмешиваться. Юная госпожа Торп и ваш брат предпочитают поехать в Клифтон, а вы добьетесь лишь их недоброжелательства.

Кэтрин подчинилась и, сожалея о том, что Изабелла поступает неправильно, возрадовалась, что г-н Аллен одобрил ее собственное поведенье, и искренне ликовала, ибо его совет уберег ее от опасности совершить ту же ошибку. Ее спасенье от поездки в Клифтон ныне обернулось воистину спасеньем; ибо что подумали бы о ней Тилни, нарушь она данное им обещанье, дабы совершить то, что неверно само по себе; будь она виновна в одном нарушении приличий, кое дозволило бы ей совершить другое?