Сама не знаю, что я хотела себе доказать в тот вечер, какие свидетельства получить. Я сидела верхом на стуле, перевернув его спинкой вперед. Ноги мои были широко раздвинуты, но спинка стула надежно скрывала от Лероя то, что было между ними. Облокотившись о спинку обоими локтями, я приказала Лерою раздеться. Он начал медленно расстегивать пуговицы на рубашке, не сводя с меня глаз. Когда он дошел до молнии на джинсах, я кивком приказала ему подойти. Он пополз ко мне на коленях, поэтому его голова оказалась как раз на уровне моего рта. Но он явно не испытывал никакой неловкости. Никакой обиды или раздражения. Он глядел на меня, словно ребенок, с нетерпением ждущий следующего приказания. И тут я с силой плюнула ему в лицо. Это и было моим приказанием. На мгновение его лицо исказилось, но тотчас же приняло прежнее непорочное выражение. Я плюнула еще раз. И тут же с треском спустила молнию на его джинсах. Трусов на нем не оказалось. Я заглянула в ширинку — она распахнулась, как нижние губы дешевой девки. От этой мысли меня охватила такая жгучая ревность, что помутилось в голове. Я встала и поставила стул, как надо. Потом медленно развела ноги. В тот день на мне было облегающее черное платье, и я побоялась, что резинка трусиков будет выпирать на бедрах, а потому белья на мне тоже не было — только алые подвязки для чулок обвивали мои бедра.

Заставив Лероя встать на колени напротив, я вонзила острую длинную шпильку своей красной туфли в его обмякшее от нервного напряжения мужское достоинство. Лерой скривился от острой боли, однако член вдруг стал набухать и расти, словно змея, которой показали приманку.

Я затолкала его голову под юбку, а сама закинула ноги ему на плечи, чтобы не походить на какое-то диковинное двуполое животное.

Стул шатался и скрипел. Я сжала голову Лероя ногами и запрокинула голову. Туфли соскочили с меня и упали на пол. Мне вдруг вспомнилась деревянная лошадка, на которой я обожала кататься в детстве. Она начинала скакать, когда в нее бросали монетку. Я постоянно приставала к маме, со слезами канюча деньги. А теперь я могу заставить эту лошадку скакать, когда мне захочется. Только вместо монеток у меня теперь глаза, зубы и рот. Я блаженно вздохнула. Это было как отпущение всех грехов Лероя. Я запустила пальцы в его курчавую шевелюру, выдирая слипшиеся напомаженные волосы. Мое тело сжималось и разжималось, словно пружина, двигаясь вверх-вниз по стержню его языка.

Чтобы сильнее раздразнить себя, я подтащила его повыше за волосы и подняла его голову. Он посмотрел на меня прозрачными, просветленными глазами. В такие моменты глаза у него всегда делались чистыми и непорочными. Будто он знал, как это распаляет меня.

Я толкнула его на пол и стащила с себя чулок. Потом связала ему запястья. Возможно, в этом не было никакой нужды, он и так совершенно не сопротивлялся. Он был готов добровольно заковать себя в кандалы.

Тогда я начала ласкать его тело. Мои губы таяли, как разогревшаяся пастель, и выписывали по его телу немыслимые узоры. Меня не смущало то, что холст черного цвета. Мои волосы струились между нами. Вскоре он взмолился о пощаде, не в силах сдерживать себя. При виде его мучений меня просто слеза прошибла.

И я уступила. Он назвал мою киску «hungry woman». Беззубая голодная женщина, вот как он ее назвал. В ту ночь я была ненасытна. И безумно хотела заполнить себя до предела. Такое со мной случилось впервые в жизни. Ведь до этого меня постоянно терзало чувство неудовлетворенной жажды — я была как кисточка во флаконе с лаком для ногтей, который уже почти пуст. Я пересыхала. И вот наконец я коснулась дна. Горячие слезы полились по моим щекам. А я даже и не заметила.

Придя в себя, я обнаружила, что сижу на нем верхом, как маленькая девочка. Лерой медленно приподнялся, обхватил мою шею связанными руками и посмотрел на меня. Это было похоже на петлю и наводило на мысль о смертной казни через повешение. Он притянул к себе мою голову. Черный чулок, стягивавший его запястья, сильно давил мне на шею. Он нагнулся и поцеловал меня. Буквально теряя сознание, я упала ему на грудь. Приговор был приведен в исполнение.

Это была наша последняя встреча. До меня доходили слухи, что он ищет меня по барам, обливаясь слезами. Разумеется, никто не дал мертвецки пьяному, обезумевшему Лерою мой адрес и телефон. А я сидела в одиночестве, тупо глядя перед собой. Когда я наконец выползла из своего заточения, то узнала, что Лерой уволился из армии и вернулся в Штаты. В ту пору рядом со мной уже был новый мужчина.