Андрей Кивинов, Олег Дудинцев
Ставки сделаны
1 674 937.
Рублей, в смысле.
Не километров, не световых лет, не градусов по Цельсию (столько и не бывает, разве что на Центавре!).
Не людей в крупном областном центре.
Не звезд в небе, не грибов в лесу, не рыб в море. Рублей.
Автоматы покрутились, пожужжали. Десятки или даже сотни игровых автоматов: не только в центральном электронном казино, но и в разбросанных по району салонах – джек-пот-то общий!
1 676 006.
Заветная цифра растет.
Вот повезет кому-то…
Кто придумал закон сохранения энергии?
Эйнштейн? Ньютон? Ломоносов? Кто-то, короче, из великих ученых. Кто именно, Вася Рогов не помнил.
Но суть закона знал: если в одном месте энергии стало меньше, то в другом ее стало больше, и наоборот.
Это касается не только энергии, но и всего на свете.
Ничто не исчезает бесследно и не появляется из пустоты.
А Рогов – на своем опыте – открыл другой похожий закон. И стал ему сам живой иллюстрацией.
Закон сохранения порока.
Вот уже почти три месяца Василий Рогов не пил. В смысле, воду пил без газа и с газом, и чай, и колу, и морс «Бодрая ягода», и кисломолочный напиток «Айран». Не пил алкоголя.
Но не так, как не пьет зашитый или припертый к стене обстоятельствами пьяница. Спокойно не пил, культурно, без надрыва. Мог позволить себе. Как свободный человек, не связанный дурными привычками. Попробовал с мужиками в отделе собственноручно привезенный из деревни презент – виски «Марсианское». Ну ничего. Пятьдесят грамм – приятно даже. Но больше не хотелось.
На бутылку пива после работы коллеги как-то уговорили: ноль-три «Невского», не допил даже. «Айран» вкуснее.
На тещин день рождения за вечер рюмашку самогонки выцедил.
И, кажется, все. За три месяца!
А, нет, был еще бокал шампанского в опере! Жена затащила в оперу – три года уламывала. На «Снегурочку». Подруги нахваливали: очень, дескать, красиво, режиссер модный, и поют наподобие ангелов. Уломала наконец…
Оперу Вася перенес без потерь. Сначала было даже интересно: первым делом на сцену вышел дворник, толкая перед собой мусорный бак. Рогов и не думал, что такое бывает в опере. Оказалось – авангардная постановка.
Потом он заснул, поскольку ночью дежурил, а днем пришлось вместо отдыха ехать в засаду, так как Плахов отравился мидиями в японском ресторане, а больше заменить было некем. Плюс шампанское – совсем сморило. И Вася успешно проспал до конца представления, включая перерывы, которые в театре называются звучным словом «антракт». Иногда открывал глаза, с удивлением видел на сцене людей в огромных стеклянных яйцах, думал, что это ему снится, и снова проваливался в дрему.
Очнулся он уже в финале, когда веселые люди пели, молясь большому медному солнцу, похожему на масляничный блин, буквально следующее:
– Снегурочки печальная кончина и страшная погибель Мизгиря печалить нас не могут!..
Радостно так пели! Не могут нас печалить погибель и кончина! Удивило это Рогова, и он сделал вывод, что опера – искусство громких звуков, лежащее вне морали. Как говаривал майор Худько в милицейской школе: «Нравственный релятивизм».
Так вот, о законе сохранения порока. Избавившись от алкоголя, ангелом Василий пребывал недолго. Подсел на игровые автоматы, которые все чаще – в целях поднятия самооценки клиента, то есть жертвы – назывались «электронными казино».
Первый раз зашел случайно.
Распрощался после службы с Жорой и Игорем, которые двинули в Таврический сад на шашлыки и пиво, а сам решил прогуляться пешком. Не до самого дома – но хоть часик. Через Неву перейти, на мосту постоять.
Погода в это лето ленинградцев-петербуржцев радовала. Зимой задала трепака жуткими морозами и лопнувшими трубами, а теперь возвращала долги. Начался уже сентябрь, но днем по-прежнему было тепло и безоблачно, а ночью не пробирал обычный для этого сезона въедливый осенний холод, тоже было тепло, зато шли освежающие дожди.
На днях предстоял какой-то речной фестиваль, и красавица Нева была заполнена яликами и небольшими яхтами с флагами самых разных цветов и их сочетаний. Вот уж воистину – как Пушкин предсказывал. «Все флаги будут в гости к нам!»
В общем, погода прелесть, и настроение превосходное. И опера в голове крутится: «Печалить нас не может, печалить нас не может». Только вот идти и только любоваться – этого как-то, как мужик в мультфильме говорил, «маловато будет». Раньше понятно было: пива поллитра взял, идешь-потягиваешь, хорошее настроение усугубляешь. А так – будто не хватает чего-то. Ну, съел мороженое. А дальше? Хочется еще как-то развлечься.
И тут-то, в недобрую секунду, попалось на глаза Рогову электронное казино «Супершанс». Решил – ну как бы в шутку – зайти. Попробовать просто. Зарплата была накануне: ну что, сто рублей не жалко и проиграть. Печалить не будет. Наменял жетонов: на сто рублей дали десять штук. Приветливая девушка в юбке заметно выше колен объяснила правила. Сел. Восемь первых жетонов – в ноль, а на девятом выиграл. Ну, чепуха, двести рублей.
С другой стороны, как посмотреть. Вложил сто – получил двести. Сто процентов прибыли.
Так, короче, понемногу и затянуло.
Проигрыши чередовались с редкими выигрышами. Выигрыши большими не получались: максимум пятьсот рублей дважды Василий выигрывал. Правда, тут же все и спускал, ну так что же… Кто не рискует, тот не пьет… свежевыжатого апельсинового сока.
Есть ведь джек-пот.
1 679 222 на данный момент.
Неплохие деньги!
– Есть! Есть! – вдруг заколотил радостно ладонями по аппарату сидевший рядом волосатый парень в майке с портретом рок-музыканта Виктора Цоя на груди и размашистой надписью на спине: «Цой жив. Живет в Крыму».
Так закричал, будто «банк сорвал» (так на местном языке обозначался выигрыш джек-пота).
Но нет, автомат всеми цветами радуги не переливается и сирена под потолком не поет (именно так – Вася в рекламе видел – «Единая призовая система» приветствует крупный выигрыш).
– Много? – завистливо покосился Вася.
– Тыща рублей, – просиял поклонник автора песни про алюминиевые огурцы и брезентовое поле.
– Ну чё. Ну ничё, – кивнул Рогов.
– Сейчас в чебуречную, значит, на Литейном, там у меня приятель живет, его угощу, потом в разливуху на Рубинштейна, потом можно до бара «Дача» дойти, потом в «Луну» на Желябова…
Счастливчик, умело сочетавший разные пороки, бодро перечислял названия дешевых питейных заведений. Вечер у него явно удался.
– А мне не прет сегодня, – вздохнул Василий.
– Значит, не твой день, друг, – счастливчик улыбнулся во всю диафрагму.
– В расчетах просто ошибся, – почесал в затылке Василий.
Как многие начинающие игроки, он верил в такие фикции, как «система» и «теория вероятности».
Он как рассуждал: если выпал «банан», то в следующий раз вероятность выпадения «банана» ниже.
Не нашлось рядом математика, который объяснил бы, что всякий новый раз вероятность выпадения банана ровно такая же, что и в прошлый. И что теория вероятности неотделима от теории больших чисел. Эти теории работают только вместе. «Мы с Тамарой ходим парой, санитары мы с Тамарой». За миллион попыток банан и вишенка и впрямь выпадают примерно одинаковое количество процентов, да и то – с поправкой на изрядный плюс-минус. А на протяжении даже пятидесяти-ста попыток вероятность бана на всякий раз одинакова. Он, не нарушая никаких теорий, легко может выпасть хоть пятнадцать раз кряду…
– Да какие расчеты! Чистое везение! – воскликнул парень в майке, хлопая Рогова по плечу. И был совершенно прав. – Сегодня я, завтра ты!
Напевая «и если есть в кармане пачка сигарет», волосатый поспешил в кассу.
Рогов поднял глаза.
1 679 908.
Рублей.
Василий открывал дверь тихо, стараясь пробраться в квартиру незаметно. Сегодня ему особенно не повезло, и потому видеть никого не хотелось.
Не тут-то было: пока снимал в темноте ботинки, в прихожей появился Федор Ильич. Щелкнул выключателем. Вопросительно глянул на зятя. Василий молчал, пристраивал куртку на вешалке.
– Опять играл? – укоризненно спросил тесть.
Василий глянул на него исподлобья.
– Это, Васек, плохо кончится, – увещевал Федор Ильич. – Поверь. Страсть к игре – жуткая болезнь. Все мозги выворачивает. Я это у самого Достоевского читал! После три пути – или в петлю, или писателем, или в психушку. А ты уже того… На подходе к третьему… Пути… Семью пожалей.
– Папа, я выиграю, – раздраженно, но твердо пообещал Василий, проходя в гостиную. – Систему доработаю и выиграю.
Сел на тахту, взял пульт от телевизора. Включил. Мультфильм – обезьяна с бананом по пальме скачет. Тьфу, банан этот… Перещелкнул на другой канал. Сидят важные расфуфыренные эксперты. Рассуждают про деньги…
– Да какую систему? – не унимался тесть. – Пустой номер. А если кому и повезет, все равно продуются. Потому как болезнь не отпустит.
В комнате в переднике и с половником в руке появилась разгневанная теща.
– Что ты ему лекции читаешь! Сколько можно! Он же не слушает ничего! – Теща потрясла половником. – Вот чем лечить надо.
– Не вздумай, старая, – Федор Ильич испугался, что супруга и впрямь начнет лечить Васю.
– Всех уже с ума свел! – шумела теща. – Какой месяц зарплаты не видим! Ленка разводиться хочет, а он все ручку дергает!
– Я на квартиру зарабатываю, – буркнул Василий.
– На квартиру! – саркастически рассмеялась теща. – Эту бы не продергал!
– Да, на квартиру, – упрямо повторил Рогов, прибавляя звук.
Расфуфыренные эксперты обсуждали свежий список миллиардеров из журнала «Форбс».
– Есть версия, что через год Москва обгонит Нью-Йорк по числу миллиардеров, – вещал эксперт-брюнет.
– И тут, конечно, важен вопрос, на пользу это рядовому москвичу или во вред? – рассуждал лысый эксперт.
– А какой может быть вред? – удивился эксперт-блондин.
– Ну как же! Все миллиардеры – потенциальные жертвы терактов. Будут взрывать, прости господи, какого-нибудь Фьючерсмана – может осколком и к вам прилететь…
– Ко мне-то не долетит, – уверенно сообщил блондин. – Но это вопрос метафизический. А вот как вы прокомментируете, что глава «Главстали» Кудряшов потерял в сравнении с мартовским списком почти треть миллиарда? Предприятие преуспевает, недавно получили госинвестиции…
– Да просто колебания рынка акций, и вся недолга, – небрежно пояснил брюнет. – Это все в пределах статистической погрешности – триста миллионов туда, триста сюда… Что такое триста миллионов? Копейки…
Рогов выругался про себя. Выключил эксперта, утверждавшего, что триста миллионов долларов – копейки. Решительно пошел к ванной, дернул дверь. Оттуда тут же вылетели с кудахтанием несколько куриц.
– Ешкин хрен! – Рогов попытался пнуть курицу, но птица ловко увернулась. – Опять? Обещали же, что больше не будет! Сколько можно в курятнике жить?
– Давно б их в деревню свезли, да уехать страшно, – крикнула теща. – Ты ж весь дом проиграешь. Телевизор продашь, пылесос… Я же вижу!
Рогов повернулся и двинул на кухню. Попытался открыть холодильник. Теща тут как тут: напрыгнула на дверцу бедром, как хоккеист на хоккеиста у бортика.
– Есть не получишь! – заявила теща. – Совсем!
– Что ты… – воскликнул Федор Ильич.
Теща была настроена решительно:
– Голодом тоже лечат!
* * *
Алексей Дмитриевич Чертков, старший инспектор управления природопользования, стоял у окна своего рабочего кабинета и внимательно изучал обстановку на улице. Вот машина, в которой они приехали. Одна, точно. У шофера, похоже, нет задания следить за окрестностями: все разгадывал сканворд, а теперь задремал. Да и стоит машина так, что ничего он заметить не успеет.
Стас на месте. Присел на низенькую ограду с банкой джин-тоника…
Чертков открыл форточку, повернулся к столу.
Толстяк Пригожин, высунув от усердия язык, продолжал изучать документы, в которых, похоже, мало что понимал. Вытер со лба пот, повернулся к Черткову:
– Так вы гарантируете, что дом не тронут?
– Гарантирую, – кивнул Чертков, усаживаясь на свое место.
– И участок не отберут? – продолжал потеть Пригожий.
– Не отберут.
– А если на вашу должность другой придет? – Пригожин вдруг резко подался вперед и заглянул Черткову в глаза. – Тогда как?..
Чиновник вздохнул:
– А зачем вы оформляете собственность? Зачем? Чтобы это стало вашим – раз и навсегда. При чем здесь моя должность?
Пригожин помолчал немного. Потом выдохнул:
– Хорошо.
Пригожин резко и неловко поднял с пола на стол черный кейс. Брякнул о столешницу. Чертков поморщился. Так лак содрать можно…
Посетитель открыл кейс. Утроба его была набита пачками тысячерублевых купюр. Лежали плотными ровными рядами. Красивая все же вещь – деньги.
– Здесь два миллиона.
Чертков прижал палец к губам: тихо, дескать. Вытащил одну пачку, перелистал купюры. Не прикасаясь к кейсу руками, переложил деньги из кейса в полиэтиленовый пакет. Два миллиона – двадцать пачек. Не слишком много, но все-таки какой-то объем. В карман не спрячешь.
Давно пора вводить десятитысячные («и нарисовать на них город Грозный», – вспомнил Чертков чью-то шутку).
В долларах та же самая сумма уместилась бы в семи пачках. У американцев, кстати, есть купюры в сто тысяч долларов, выпущенные маленьким тиражом в тридцатые годы. Они до сих пор в ходу: действительны при межбанковских расчетах. Такой купюры бы и одной хватило, но толку в ней мало: в обменник не сдашь. Хождение среди частных лиц запрещено.
А вот евро, если брать пятисотки… Одна пачка – пятьдесят тысяч евро. Удобно. Хотя тоже – при обыске не утаишь…
– Документы хорошо проверили? – спросил Чертков, отвлекаясь от приятных подсчетов.
Была у Черткова такая болезненная слабость к деньгам. То есть их все любят, но Чертков относился к той категории людей, которые еще и любят смотреть на купюры, шелестеть ими и пересчитывать, пересчитывать…
– Вроде все правильно, – неуверенно отозвался Пригожин.
– Тогда желаю удачи, – встал Чертков. – Чемоданчик не забудьте.
– Вам того же, – отозвался Пригожин, подхватил кейс и пошел к двери. Лишь только она закрылась, Чертков двумя шагами оказался у окна, выбросил пакет в форточку, заметил, что Стас пакет подхватил, и вернулся за стол.
Стас свернул за дом, быстро перешел улицу. Оглянулся: хвоста нет. Отец велел ехать на такси, но Стасу хотелось пройтись, выпить еще джин-тоника.
Приятно брести по городу, беззаботно помахивая пакетом, где лежит сумма, которая многим показалась бы целым состоянием…
И никто не догадывается, что у него в пакете. Написано – «Румяные булочки». Появилась недавно в городе такая сеть кондитерских.
Стас Чертков был молодым человеком, не чуждым философических рассуждений. Он думал, что ведь это судьба каждого: мы никогда не знаем, что в кармане или на уме у ближнего, и какая судьба ждет нас за ближайшим углом.
А за ближайшим углом приставал к прохожим пьяный бомж. Громко и нагло. Случай редкий: бомжи обычно народ зашуганный и уж во всяком случае не лезут на рожон средь бела дня на шумной улице.
А этому словно бы продали с утра в аптеке бракованную – тройной крепости – настойку боярышника.
Или – Стас испуганно замедлил шаг – по его душу провокация?
– Эй, закурить дай, – безапелляционно обратился бомж к Стасу.
– Не курю, – буркнул Чертков-младший и ускорил шаг.
– А булочкой, земляк, булочкой поделись, – заорал бомж, хватаясь за пакет.
Стас еле успел оттолкнуть вонючего земляка. Хорошее было бы дело, если бы пакет порвался и посыпались на мостовую пачки денег…
Стас нырнул в подземный переход, а на другой стороне проспекта запрыгнул в такси.
Не успел Чертков включить компьютер, как дверь распахнулась, и в кабинет нахально вошли четверо мужчин.
Алексей Дмитриевич внутренне похвалил себя за предусмотрительность и четкость действий. Приготовился к актерскому номеру. Встал недовольно:
– В чем дело, господа?
– Управление по борьбе с экономическими преступлениями. Оперуполномоченный Кожемякин. – Один из мужчин показал удостоверение. – Александров – мой коллега. А это понятые.
Чертков поправил узел на галстуке. Сел, не предлагая того же непрошеным гостям. Кивнул Александрову:
– А ваши документы?
Борец с экономическими преступлениями усмехнулся, но книжечку достал. Чертков в нее глянул, снова кивнул:
– Слушаю.
– Вами только что получена взятка от гражданина Пригожина, – сообщил Кожемякин. – Два миллиона рублей.
Чертков удивленно поднял брови. Глянул на Кожемякина. Вновь поправил узел на галстуке. Выдержал паузу. Первым сдался Кожемякин:
– Есть заявление Пригожина о вымогательстве денег.
– А вы кабинетом не ошиблись? – отреагировал, наконец, Чертков. – Тут много похожих…
Гости удивленно переглянулись. Наглый попался клиент.
– Вы угрожали снести якобы незаконно построенный им загородный дом. – Александров открыл свой кейс, достал пачку листов и потряс ими. – Здесь ксерокопии переданных вам купюр. Сделаны в присутствии понятых.
Лица обоих сотрудников УБЭПа прямо-таки лучились злобной радостью. Приятно поймать крупную рыбу. Тем более – из «природопользования». Представители этой организации в последние пару лет совсем потеряли стыд. Тем более что имели в руках все карты: в девяностые годы загородное, да и городское строительство редко велось в соответствии с законодательством, и зацепить сейчас можно было практически любого. А эпоха благоприятствовала беспределу со стороны чиновников и силовиков.
Вот и спешили «природники», пока ветер не поменялся, скопить и себе на нормальный загородный дом. Ну, кто на что. Московские коллеги подавали пример, наезжая на целые дачные поселки или заводы, а товарищи на местах сигнал поняли верно…
Хорошо – удалось ухватить за задницу хотя бы этого самовлюбленного «товарища». Который вдруг откровенно зевнул и заявил:
– Это какая-то очевидная ошибка. Надеюсь, что не преднамеренная.
Кожемякин ошалел. Захотелось немедленно врезать по морде товарища Черткова. Сдержался, однако:
– Придется кабинет обыскать. Имеем право.
– Пожалуйста, – пожал плечами Чертков. Поправил галстук. – Если право имеете…
Кожемякин и Александров оглянулись – где тут можно спрятать двадцать пачек денег…
* * *
– Вот такие невеселые наши дела, – закончил рассказ Федор Ильич.
Любимов присвистнул, обменялся взглядом с Виригиным. Даже и непонятно, как реагировать. «Лучше б пил», – подумал Жора.
– Надо, ребята, что-то делать, иначе семья распадется, – вновь заговорил Федор Ильич. – Да и Ваську жаль: гибнет человек.
– То-то он обедать перестал, – догадался Виригин. – Раньше все вместе ходили.
– Режется где-нибудь, – кивнул Федор Ильич.
– Есть тут казино поблизости. – Любимов почесал переносицу – А с чего он играть-то начал?
– Да попробовал случайно и выиграл двести рублей. Его и понесло. Теперь все схемы какие-то чертит, методы сочиняет. Я ему говорю – зятек, Достоевского лучше почитай!
– Так и кандидатскую напишет, – хмыкнул Любимов. – Нет, надо же… Игрок хренов!
– Максим, ты б его работой завалил, – обратился Федор Ильич к Виригину – Чтоб с ног валился.
– Что же, его через день дежурить ставить? – развел руками Максим.
– Можно и каждый, – подсказал Васькин тесть.
– Идея-то хорошая, но по уставу не положено, – пояснил Любимов. – Давай в командировку его зашлем… На подольше. И подальше.
– А толку? Сейчас казино везде есть.
– Тогда ряху ему начистим, сразу очухается. Можно, Федор Ильич?
Федор Ильич заулыбался:
– Ну, можно, Жора. Так, чуть-чуть.
– Чуть-чуть не поможет, – рассудил Виригин. – А сильно нельзя.
– Начальству виднее, – снова хмыкнул Любимов.
– Думайте, ребята, иначе беда, – вздохнул тесть.
– Хорошо, Федор Ильич, подумаем.
– Ну, тогда я побежал, пока Васька не объявился.
Обнадеженный Федор Ильич распрощался и вышел из кабинета.
– Ну что, один раз разрешаешь? – спросил Жора.
– Ты о чем? – не понял Виригин.
– Ну, в ряху…
«Похожих» кабинетов в коридоре управления природопользования и впрямь хватало. Тут Чертков был прав. И за каждой из этих дверей…
Кожемякин в сердцах сплюнул на чистый пол. Нарушил, так сказать, экологию. Набрал номер, зажмурился и сказал без подготовки:
– Вадим Борисыч, деньги пропали. Весь кабинет перерыли, нигде нет. Ну вот так. Испарились. А… Сейчас…
Кожемякин подошел к Пригожину, который с удивлением слушал разговор. Жестом велел открыть кейс. Пригожин открыл.
– Нет, Вадим Борисыч… И на улице смотрели. Ну, я тоже так думаю. Других версий нет. Какие там следы – газон… Но мы ж не думали… Понял, Вадим Борисыч.
Кожемякин хотел еще раз плюнуть на пол, но передумал. Глянул подозрительно на Пригожина. Что мешало ему, пока все были в кабинете, передать деньги сообщнику? Наверняка сидел рядышком, в коридоре.
Тьфу, дурь какая… Кожемякин все-таки плюнул. Харкнул даже, можно сказать. Пригожин аж рот изумленно распахнул. Кожемякин вошел в кабинет, сквозь зубы распрощался с понятыми…
– Ну, что шеф? – тревожно обратился к коллеге Александров.
– В восторге, – процедил Кожемякин. – Благодарность нам…
Александров едва не кинулся на Черткова:
– Последний раз спрашиваю, где деньги?
Чертков как раз закончил мастерить из бумажного листа треугольник с острыми углами – такими удобно в зубах ковыряться. Непосредственно перед визитом Пригожина Алексей Дмитриевич обедал со Стасом в итальянском ресторанчике неподалеку (карпаччо из лосося, помидоры с моцареллой, пицца с морепродуктами, белое вино), а зубочистки на рабочем столе кончились. Надо секретарше сказать…
– Ну! – рявкнул Александров.
Чертков поднял на сыщика глаза:
– Я не брал. Сказал же!
– Куда ж они делись?! – горячился Александров. – В окно улетели?! А?! Шеф их под расписку взял!
– Погоди, Миш. – Кожемякин остановил коллегу. – Давайте по-хорошему. Верните деньги, а мы вам это… Ксерокопии и все документы. И разойдемся. Без всяких уголовных дел. Раз вы такой шустрый.
Чертков наклонил голову. Он, казалось, раздумывал.
– Начальник отдела их в банке взял. На два дня, – миролюбиво объяснял Кожемякин.
– Сочувствую… – Чертков, похоже, принял решение.
– Он еще, гад, издевается! – взорвался Александров.
– Кто гад? – негромко спросил Чертков. – Вы меня подставить хотели, и я же гад?
Александров что-то прохрипел невнятно.
– Слушайте, – продолжал уговаривать Кожемякин. – Если боитесь, оставьте в камере хранения, а нам позвоните и сообщите шифр. Согласны?
– Я не брал, – твердо заявил Чертков.
– Все, – выдохнул Александров. – Надо его к нам везти. Там договорим.
– Мы ж вас так не оставим, – покачал головой Кожемякин.
Александров схватил Черткова за руку:
– Вставай.
– Никуда я не поеду, – дернулся чиновник. – У вас оснований нет. Хулиганье…
Это малоуместное и презрительное слово и спокойного Кожемякина вывело из себя:
– Мы тебя на руках вынесем.
– А я такой крик подниму, вся прокуратура сбежится, – вскочил Чертков и сильно дернул за узел галстука. – Тогда уже вас посадят.
Некоторое время опера и чиновник молча и тяжело смотрели друг на друга.
– Все равно достанем, дурак, – зло сказал Кожемякин. – Пошли!
И борцы с экономической преступностью покинули злосчастный кабинет.
* * *
– Я ж в твою личную жизнь не лезу, – качал права Рогов. Сам ненавидел, когда этим злоупотребляли «клиенты», но тут других аргументов не было. – Хочу играть и играю. В свободное от работы время.
Последнюю фразу он произнес с нажимом и с эдакой отстраненно-официальной интонацией.
Общаться таким тоном с душевным Виригиным было, конечно, не слишком красиво. Что делать: порок – он и есть порок. Лишает человека разума, а часто и совести.
– Вась, ты не прав, – только и сказал Максим.
– Макс, я взрослый человек, – набычился Рогов.
– А я твой друг. И вдобавок начальник.
– Ну простите, Максим Палыч, – надулся Василий.
– Вась, да ладно тебе. Брось дурью маяться. Неужели ты выиграть думаешь?
– Почему нет? – вскинулся Рогов. – Люди выигрывают, сам видел. Даже банк иногда срывают. А там, знаешь, какие деньги…
– А у тебя какой плюс-минус? – вкрадчиво поинтересовался Виригин.
Было известно, что «плюс-минус» у Василия никудышный.
– Пока по мелочи, – Рогов уклонился от прямого ответа. – Я систему обкатываю.
– И где ж твои деньги?
– Выиграю, – нахмурился Рогов. – Вот увидишь. И сразу квартиру куплю.
– Да ничего ты не выиграешь, зачем себя обманывать… О семье лучше подумай.
– Это я уже слышал, – капризным голосом произнес Рогов. – У меня дел много. Я пойду, Максим Палыч?
– Ну, иди…
Рогов молча вышел из кабинета.
Николаю Заботину, школьному другу прыткого чиновника Черткова, не требовались партнеры для игры в бильярд. То есть он мог, конечно, сразиться с приятелем и даже при случае выиграть у кого-нибудь тыщу-другую рублей. Но вообще Заботин азартным игроком не был. Иначе он не смог бы управлять империей игровых автоматов.
В бильярде его интересовал сам процесс. Ему нравился звук, с которым шар врезался в шар, ему нравились изысканные – простые, но вместе с тем замысловатые – траектории ударов. Нравилось рассчитывать направление и силу, нравилось видеть, как смачно сваливался шар в лузу…
Он любил играть за двоих – против себя, так сказать. Партнер-противник только мешал, Заботин и сам прекрасно справлялся со всеми ударами. За себя и за того парня…
Вот сейчас очень хороший прошел от борта…
Заботин протянул руку за бокалом, отхлебнул коньяка.
Спросил у Черткова, который задумчиво бродил вокруг зеленого стола:
– Значит, ты деньги у ментов увел? И отдавать не хочешь? Артист. Не зря в драмкружке играл.
– Хорошо подстраховался, как чувствовал, – улыбнулся Чертков. – Дачник – гнида… Ну, чтобы всегда так хорошо чувствовать.
Чертков залпом осушил бокал.
– Нервная у вас, чиновников, служба, – иронически заметил Заботин. – Поворовать спокойно не дают…
– Тоже мне честный выискался… – буркнул Чертков.
– А что? У меня престижный бизнес. Сеть салонов. Единая призовая система «Супершанс». Звучит? Звучит!
– Для дураков звучит. В нее хоть выиграть можно, в твою единую призовую?
– Сотни людей ежедневно выигрывают, – пожал плечами Заботин. – Кто по сто рублей, кто по тыще, а кто и по пять. А джек-пот… Я вот в пул гоняю – не для бабок же. Так и люди, ведь, прежде всего за удовольствие платят. Страсть им кровь разгоняет, закиснуть не дает…
– Опустошает карманы и сводит с ума, – закончил Чертков.
– «Конечный результат – ничто, движение – все». Это не я придумал, – улыбнулся Заботин.
Допил коньяк, заел лимоном. Сделал жест – казалось бы, почти незаметный, но бармен за далекой стойкой понял, что надо принести еще.
– Мой тебе совет, Леха, не дразни ментов, верни деньги. – Заботин вновь взялся за кий. – Иначе они с тебя не слезут. Наркотик в карман сунут или ствол подбросят. Себе дороже.
– А то я не знаю. Поэтому прокурору написал, что боюсь провокаций, – Чертков и впрямь сегодня отнес заявление в прокуратуру.
– Зря ты. Там тупари, по-твоему, в прокуратуре? Они, конечно, все грызутся, как пауки в банке, но не до такой же степени. Менты прокурорским все объяснят, и те, уж будь уверен, им поверят, а не тебе… Точно говорю: нарываешься. Отдал бы бабосы и воровал себе дальше.
Заботин помолчал и добавил:
– А мог и вообще на месте с них слово взять, чтобы тебя не цепляли в дальнейшем…
Подобные мысли и самому Черткову в голову приходили. Но что уж теперь: поздняк метаться – дело сделано.
Он решил сыграть ва-банк. Настоящие мужчины должны рисковать…
– Мне сейчас деньги нужны позарез, – пояснил Чертков. – Дед один срочно квартиру продает, почти даром, а сам к сыну в Штаты на ПМЖ. Трехкомнатная в центре. Для Стаса, он жениться вздумал.
– И как ты все разрулишь? – Заботин загнал одним ударом три шара.
– Квартиру деда придется толкнуть. Чуть позже и по реальной цене. Верну операм, чтоб отстали, а на разницу Стасу куплю, – изложил Чертков свой бизнес-план.
– Если раньше не сядешь, – заметил Заботин. – Рисковые игры.
– Но интересные, – улыбнулся защитник природы. – Ты же все равно в долг не дашь?..
– Ты мой принцип знаешь, – поморщился Заботин. – Хочешь потерять друга – дай ему в долг. Неоднократно проверено.
– Знаю, – кивнул Чертков. – Тогда хоть деньги помоги «отмыть». Через свой «Супершанс».
– Зачем? – покосился Заботин.
– Чтоб вопросов не возникало, откуда дровишки. Прежде всего, у начальства. Опера ведь настучать могут, я у них на крючке. А так – повезло, выиграл. И еще боюсь, они номера купюр по банкам разошлют. Дед пойдет рубли на баксы менять, а его сцапают.
– А тебе будет приятнее, если меня сцапают?
– Здесь их прокрутить легко.
В этом Чертков был прав. Прокрутить деньги через казино – не раз плюнуть, конечно, но и не десять.
Так – два-три раза плюнуть.
Появился бармен с подносом. На сей раз, кроме конька и лимона, на подносе обнаружилось два маленьких бутерброда с икрой. Как Заботин уведомил бармена об этом желании – бог весть. Прям телепатия какая-то.
– Так я тебе друг или портянка? – подал голос Чертков.
– Прокрутить – не раз плюнуть, – туманно произнес Заботин. – Тоже запара. И опасность – ненулевая… друг.
– А за процент? – предложил Чертков.
– За какой? – немедленно отозвался Заботин.
– Десять.
– Это сколько же? Двести тысяч?.. – Заботин задумался. – Не слишком густо, Леха.
– Больше я не могу, – нахмурился Чертков.
– Ладно, так и быть… – махнул рукой Заботин. Надел очки, перегнулся через перила. – Чего у нас там?
Электронное табло показывало 1 785 693.
Рублей.
– Придется пару дней поиграть для видимости, – резюмировал хозяин заведения. – Как раз два лимона набежит.
– Что ж, спасибо, – обрадовался гость.
– А после банк сорвешь, – продолжал Заботин. – Мой электронщик спрограммирует.
– Я же говорил: для дураков…
– Но сначала деньги свои вези. Я их позже в оборот пущу, а ты другими получишь.
Чертков кивнул довольно и вытащил из-под стола портфель. Поставил его на стол.
– Вот, все с собой… Бери, пока не передумал.
– Кто? – лукаво посмотрел Заботин на друга. – Ты или я?
– Оба…
Бутерброд к коньяку в самый раз пришелся.
А у Васи Рогова в этот самый момент выпало в одной линии два яблока, а в другой – два банана. Два шанса пролетело. Будь три яблока или три банана – выиграл бы тыщу.
Не джек-пот, но тоже деньги.
И все-таки система начинает срабатывать! Удача все ближе и ближе!
Рогов полез в карман. Последние пятьдесят рублей.
Ну, двадцать надо оставить на «колу», а на тридцать можно и рискнуть…
Виригин и Любимов доехали на метро до «Канала Грибоедова», а дальше не сели на троллейбус, а пошли пешком. Покосились друг на друга. Ладно, пиво можно оставить до вечера. Взяли по мороженому: Жора – «Бодрую корову», а Макс – сахарный рожок.
– Слыхал, поймали пьяного бомжа? – поделился Максим новостью.
– Нет еще. И кто же это был? Чемпион по бегу?
Последние несколько дней питерцев терроризировал пьяный бомж: приставал к прохожим, натурально отбирал у них вещи, а при появлении угрозы – будь то милицейский патруль или самооборонец из граждан – убегал с нереальной для пьяного человека скоростью.
– Угадал, – усмехнулся Виригин. – Чемпион Европы в эстафете. В Олимпиаде участвовал… А тут его мошенники с хатой кинули – он умом и тронулся. Экспертиза еще не закончена, но, похоже, путь ему на Пряжку, а не в каталажку.
Жора ничего не ответил, только головой покачал.
– Не всех бывших спортсменов в бандиты взяли, – добавил Виригин.
– Там тоже на всех вакансий не хватает… – кивнул Жора.
И вспомнил другую печальную историю: про баскетболиста Сизоненко. Самый высокий был баскетболист в СССР. Два сорок, что ли, или даже выше. Тоже чемпион всего: и мира, и чуть не олимпийский. А после завершения спортивной карьеры начал болеть: что-то с позвоночником. Тяжело скелету человеческому оказалось такое тело носить. Получил инвалидность, ходил по Питеру, сгорбившись, с неизменной авоськой, пугая иностранцев.
Недавно жизнь баскетболиста наладилась – ему заплатил много денег какой-то безумный немецкий врач. Но за что заплатил – за право использовать после смерти Сизоненко его тело. Этот врач снимает с трупов кожу, обрабатывает их каким-то суперраствором и устраивает из них выставки. Типа такие скульптуры…
– Б-рр, – Жору аж передернуло.
– Пришли, – сказал Максим.
Жора открыл тяжелую дверь, и оперативники оказались в роскошном вестибюле поликлиники ГУВД. Широкая мраморная лестница с вазами по бокам удивляла и пышностью, и обшарпанностью: на ремонт денег, по обыкновению, не было.
На лестнице столкнулись с начальником отдела штаба Главка Егоровым. Тот зычно поприветствовал коллег:
– Привет, убойщики.
– Здравствуйте, Сергей Аркадьевич.
– Что, приболели? Сразу вдвоем? Непорядок! А кто дежурить будет? – нахмурился Егоров.
– Да нет, мы психолога ищем, – улыбнулся Виригин. – Не знаете, где кабинет?
Егоров оглянулся по сторонам и тихо спросил:
– Что, маньяк завелся?
– Почти, – хмыкнул Жора.
– Вася Рогов игрой заболел, – пояснил Максим.
– «Зенитом»? – Егоров расплылся в улыбке.
Сам Сергей Аркадьевич футбол не понимал и, когда доводилось смотреть по телевизору матч, не мог ни за мячом уследить, ни команды различать – быстро уставал и отключался. Но он знал, что «Зенит» – любовь всенародная, что за него болеет все руководство Главка. Когда этим летом шел чемпионат мира в Германии, у генерала Сан Саныча в кабинете часто работал телевизор, а на трансляции матчей Украины (за неимением на турнире России) там собиралось человек по двадцать. Так что страсть к футболу Егоров осуждать не мог.
– Если бы «Зенитом», – махнул рукой Жора. – «Однорукими бандитами».
– Да ну! – воскликнул Егоров.
– В семье проблемы, надо спасать. Может, психолог подскажет, – Виригин сам не слишком надеялся на помощь психолога, но считал, что попробовать надо.
– Вот! – загромыхал Сергей Аркадьевич. – А они здесь казино хотят делать! Рассадник пороков!
– Кто «они»? – не понял Любимов.
– Тузы денежные!.. Я только от главврача.
– В поликлинике казино? – удивился Виригин.
– Для них в самый раз. Это же бывший особняк этой… княгини Голицыной. Пушкинской «пиковой дамы». Три карты, три карты… – Последние слова Егоров даже попытался пропеть.
Пропел грозно эдак, вполне в соответствии с пушкинским сюжетом.
– А мы и не знали. – Виригин словно бы извинился за себя и за Любимова.
– Литературная ценность, – важно кивнул Егоров.
– А зубы где лечить? – спросил Жора.
– Нас в другое место хотят. Но я поеду в КУГИ ругаться, – решительно заявил Егоров. – А вы идите на второй этаж, направо и в самый конец.
Психолог Антонов оказался человеком приветливым и улыбчивым, но как-то неприятно улыбчивым, до приторности. Любимова такие раздражали.
Тем более что психолог не переставая вертел в ладони китайские шары со знаками инь и ян. Шары поблескивали, и взгляд нет-нет да и соскакивал на их мерное верчение. Ощущение, будто тебя зомбируют. Неприятно.
– Я, если честно, и сам грешен, – лыбился психолог. – Люблю в преф перекинуться. В хорошей компании да под пивко. Лучшее средство от стресса.
– Мы другим снимаем, – мрачно буркнул Любимов. – Чем покрепче…
– Понимаю-понимаю. – Голосок у Антонова был медовый.
– Но у вас-то все в порядке, – Виригин показал на свою голову, имея в виду голову психолога.
– Пока на плечах, – пропел психолог. – Главное – знать меру.
– Ценный совет, – фыркнул Жора. – Научный!
– А у вас, вижу, нервишки шалят, – озаботился хозяин кабинета. – Давно обследовались?
– Когда в милицию вступал! – недовольно ответил Жора.
– Оружием пользуетесь? – не отставал Антонов.
– По нужде…
– На ночь валерьянки попейте, – посоветовал Антонов после небольшого раздумья. – Капель по сорок… Или пиона. Есть такой цветок. Красивый! И еще музыка, лучше классика… Классика – она ведь…
– А как с нашей проблемой? – деликатно перебил Виригин.
– От нее, к несчастью, лекарств нет, – протянул психолог – Штатники изучают, но толку мало. И это при их-то мощи…
На словах про мощь Антонов многозначительно поднял указательный палец. Шар вывалился из ладони, покатился к краю стола, но непостижимым образом не упал.
Остановился как вкопанный, на самом краю. Жора аж моргнул.
– Доктор, боевой офицер гибнет, – с чувством сказал Виригин.
– Можно гипноз попробовать… – медленно произнес Антонов. – Были случаи…
– Ну, это специалистов искать, – разочарованно встал Жора, полагая, что разговор окончен.
– Не надо никого искать. Я и сам владею.
Голос психолога вдруг затвердел, а глаза хищно блеснули.
В КУГИ Егоров никого из начальства не застал, все уехали на совещание в Смольный.
Раздосадованный Егоров вернулся в Главк и пошел в столовую, автоматически напевая про три карты. Навстречу ему шел Рогов, рассеянно выводя: «Тревожить нас не может». Нечасто, наверное, сталкивались в этом коридоре люди, бормочущие оперные фразы!
– Сергей Аркадьевич, здравствуйте! – преувеличенно громко воскликнул Василий. Вообще он Егорова побаивался, а тут обрадовался прямо-таки. И сразу выяснилось, почему:
– Сергей Аркадьевич, в долг дайте! Тысячу рублей! Одну! До получки!
– Зачем? – посуровел Егоров, вспомнив разговор с Виригиным.
– На семейные нужды, – отрапортовал Рогов.
– Знаю я твои нужды! В казино играть – вот и все нужды!
– И вам уже настучали, – скривился Рогов и пошел было прочь.
– Рогов! Стоять! – осадил его штабной.
Василий нехотя вернулся.
– Ты, Рогов, кончай это, – велел Егоров. – Иначе будет, как с Германом.
– Каким еще Германом? – всполошился Рогов.
– С нашей поликлиники. То есть с «Пиковой дамы», которая в поликлинике жила. Он, пока три карты искал, умом тронулся, – объяснил знаток изящной словесности Егоров несмышленому убойщику.
– Я в карты не играю, – отпарировал Рогов с какой-то не совсем подходящей к ситуации гордостью.
– Ни во что не будешь, – погрозил пальцем Егоров. – Обещаю. Даже крестики-нолики позабудешь. Для начала дела свои подготовь, через неделю проверю. Каждую запятую!
– Понял, – потупился Рогов.
– Иди и трудись, – скомандовал Егоров.
Рогов пошел. Но не трудиться. Ему нужно было срочно добыть денег. А для этого – найти человека, который еще не осведомлен о его «болезни». Таких с каждой минутой в большом здании Главка становилось все меньше.
Но тут Рогову повезло: в коридоре появился загорелый Гриша Стрельцов, только что вернувшийся из отпуска. Рогов энергично бросился к нему, потряс широкую ладонь и осторожно начал с нейтрального вопроса:
– Ну что, как отдохнули?
Вася знал, что Стрельцов с женой ездили в Крым.
Но не сообразил, что добросовестный Стрельцов и впрямь ведь ответит на вопрос «Как отдохнули?». Но было поздно.
– Ну что, сначала, конечно, поезд. Почти два дня ехать, но на самолет-то никаких денег не хватит. Нам повезло – в купе оказалась вполне интеллигентная пара, а мужик – инженер с коньячного завода. У него этого коньяка с собой была трехлитровая банка. Ну, не то что мы как свиньи накинулись, нет, выпивали помаленьку, и ни разу даже пьяными не были. И все под закуску хорошую. Жена дома курицу сварила – традиция, сам понимаешь, в дорогу без курицы вареной западло. Сыру взяли, колбаски копченой – сервелату выборгского, уважаю я его, картохи, опять же, наварено было… А у соседей пирожки с собой были отменные – жена инженера, Маргарита Ивановна, приятнейшая женщина, в музыкальной школе на Думской преподает – такой оказалась мастерицей по пирожкам…
Вася с тоской вспомнил графа Льва Николаевича Толстого. И не только потому, что тот длинно писал (Василий как раз не читал; как в том анекдоте – «Ну и длинный же роман „Война и мир“!..» – «Ты что, читал?!» – «Нет, ксерил»). А потому что добросовестным был сверх меры.
Майор Худько в школе милиции приводил пример. Некрасов, что ли, или кто там у них главный писака был, спросил Толстого в письме: о чем ваш новый роман?.. Тот как раз «Анну Каренину» накатал. А Толстой пишет: чтобы ответить на ваш вопрос, надо переписать весь роман. И переписал! Тут же, в письме! Некрасову письмо на телеге привезли – столько бумаги. Тогда ведь от руки писали, безо всяких компьютеров…
Стрельцов между тем продолжал:
– На границе – ничего не скажу: братья украинские, таможенники да погранцы, спокойно так все, вежливо… Жалоб не имею, претензий – тоже. Приятно, что без визы можно. Но живут хохлы – я бы не сказач, что жируют. Скорее, наоборот. Там как деревни-хутора потянулись, как…
Василию было категорически пора в «Супершанс», но он не понимал, как прервать Стрельцова. Сам ведь попросил рассказать. Эх, жаль, что у нас не Америка: там встретились, брякнули друг другу: «Хау дую ду» – и разбежались. Правда, Вася до сих пор не мог вникнуть, почему на вопрос «Как дела?» отвечают тем же вопросом. Странные все-таки ребята американцы.
Гриша сам обратил внимание, что Рогов как-то нервничает:
– Ты чего, Вась, с ноги на ногу переминаешься? В туалет хочешь?
– Да… Нет… Гриш, вспомнил просто: свидетель ждет! Давай потом расскажешь, ага? Слушай, ты тыщу не одолжишь? Во так нужно!
– У меня, Вась, тысячи нет, – растерялся Гриша. – Я же из отпуска. Не могу…
– А сколько есть? – не отступал Рогов.
– Ну… Рублей триста.
– Дай хоть триста. С получки верну.
Стрельцов достал деньги.
– Спасибо, Гриш, выручил! – крикнул Василий, скрываясь за поворотом коридора.
1 927 896! Рублей!
Вот-вот натикает два миллиона!
Стрельцовские сотни оказались счастливыми: потратив двести, Василий уже дважды выиграл по двести.
Автомат погудел, пожужжал – бананы встали в ряд.
Вновь выиграл – еще триста.
– Это уже лучше! – воскликнул Рогов.
Сидевший за соседним аппаратом импозантный мужчина поправил узел галстука. Обернулся к Рогову:
– Давно играете?
Это был старший инспектор Чертков. Отрабатывал «алиби» перед грядущим выигрышем.
– Четвертый месяц, – потер ладони Василий. Надо же, как улучшилось настроение от каких-то семисот рублей. А как бы оно улучшилось от…
Василий поднял глаза.
1 928 005. Растет цифра!
– Успешно? – спросил Чертков.
– Скоро из дома выгонят. Но сегодня пока в масть.
– Понятно, – улыбнулся Чертков. – Хотите разбогатеть?
– А вы нет, что ли? – глянул Василий на соседа.
– Разумеется, – опять улыбнулся чиновник. – Говорят, новичкам везет. Я из начинающих.
– Вот она – наша цель! – указал Рогов на табло.
«Дурачок, – подумал Чертков. – Лох примятый…»
Выглядел Василий в своем старом джинсовом костюме и впрямь не слишком солидно.
* * *
Привычка покрывать каракулями бумаги у Василия была давно. Но – именно каракулями. Абстрактными бессмысленными композициями.
Однако в последнее время в рисунках Рогова появился смысл. Во-первых, формы: яблоки, вишни, бананы, обезьяны, крокодилы. А во-вторых: цифры, цифры, цифры.
Василий как раз сидел и, махнув рукой на груду недооформленных дел, совершенствовал что было сил систему, когда Виригин с Любимовым «запустили» к нему в кабинет психолога Антонова.
– Позвольте? – осведомилась пролезшая в приоткрытую дверь голова психолога.
– Вы к кому? – бросил Рогов и тут же вновь уткнулся в расчеты.
– Хочу заявление написать. – Антонов зашел в кабинет. – У меня жена пропала. Думаю, убили.
– Очень хорошо, – кивнул Рогов. – Садитесь.
Антонов разместился на стуле, стал расстегивать ремешок наручных часов.
– Давно убили? – уточнил Рогов, продолжая пялиться в записи.
– Уже трое суток, – Антонов состроил скорбную физиономию.
– А кто убил?.. Давайте все по порядку, – вздохнул Рогов.
Убийцы, ничего не скажешь, дрянь народ. Редкостная сволота. Ни на минуту не дают отвлечься.
Антонов снял часы и положил на край стола. Рогов невольно скосил глаза на блеск циферблата…
Гипноз начался.
Проходившие по коридору «убойного» отдела сотрудники Главка оказывались в эти минуты свидетелями живописнейшей сцены.
Начальник отдела Виригин, склонившись в двусмысленной позе, неотрывно смотрел в дверную щель. Старший лейтенант Любимов, прикладывая палец к губам, грозно шипел на всякого, кто пытался выяснить, что происходит.
Гипноз был в разгаре.
– Ну, что там, Макс? – не выдержал Любимов.
– Похоже, заснул, – прошептал Виригин.
– Дай-ка я, – Любимов отстранил Виригина и воткнулся в щель.
Удивился:
– Уболтал психолог. Это ж надо! Внушаемый опер!
Рогов мало того что уснул – даже захрапел.
Беспечно, как в родной постели.
Антонов накренился над ним коршуном, развел руки, подобно крыльям, и зашептал, повторяя слова.
– Вам никогда, никогда больше не захочется играть. Не захочется играть! Страсть – это безумие, безумие, способное погубить, погубить человека, это прямой путь к преступлению. Страсть – это горе, слезы, поломанные судьбы. Страсть – это горе и слезы.
В коридоре возник Егоров. Удивился:
– Вы за кем здесь следите?
Его зычный голос проник в кабинет. Василий вздрогнул, но не проснулся.
– Тише, Сергей Аркадьевич, – зашипел Жора.
– Васе гипноз делают, – объяснил Виригин.
– Интересно! Дайте посмотреть, – Егоров полез к двери.
Рогов расхрапелся не на шутку, и гипнотизеру пришлось повысить голос.
– У вас же есть семья, семья, – увещевал Антонов. – Так сделайте ее жизнь счастливой, счастливой. Не приносите им горе. Сегодня вместо игры вы пойдете домой, а по дороге купите жене цветы, а сыну игрушку и фрукты: сливы, бананы, яблоки…
Это была роковая ошибка – про фрукты. Психолог, незнакомый с бизнесом электронных казино, не знал, какую роль там играют изображения бананов и яблок.
Ведущую, прямо скажем, роль.
Рогов резко открыл глаза. Даже с каким-то вроде бы щелчком. Как пластмассовая кукла.
– Слива, банан, яблоко… – задумчиво повторил он вслед за гипнотизером. – Компот…
– Компот! – согласился Антонов. – Компот! Дома вы сделаете компот, компот…
Рогов невидящим взглядом посмотрел сквозь Антонова и встал.
– И ничего у вас жену не убили, все вы врете. Слива, банан, яблоко. Компот.
И бросился из кабинета.
– Вы куда? – вскричал доктор.
Рогов не ответил. Егоров едва успел отскочить от двери. Рогов даже не глянул – ни на него, ни на коллег оперов. Бодро замаршировал по коридору, повторяя:
– Слива, банан, яблоко. Компот… Печалить нас не может!.. Слива, банан, яблоко. Компот!..
Жора хотел погнаться за Василием, но передумал. Еще укусит. Загипнотизированные – они такие… Опасные.
Психолог вышел из кабинета, застегивая часы. Развел руками:
– Похоже, не подействовало. Заснул хорошо, внимал вроде бы, а потом – рраз! Как сбой программы.
– Может, еще разок? – предложил Любимов. После сегодняшнего сеанса он резко зауважал психолога.
– Не вижу смысла, – опять развел руками Антонов.
– Жаль, – расстроился Виригин. Он-то уже счел, что Вася – на пути к выздоровлению.
– Организм невосприимчив, – задумчиво произнес психолог. – А страсть сильна… Я вот что думаю…
Антонов затих и молчал довольно долго. Казалось, сам впал в гипнотический транс. Даже покачиваться потихоньку начал…
– Ну? – вернул его к жизни Любимов.
– А что, если шоком полечить? – предложил Антонов.
– Это как? – не понял Жора.
– Подвергнуть сильной психологической встряске. Как говорится, клин клином.
Глаза психолога снова заблестели. Каким-то немножко садистским блеском.
– Считаете, поможет? – усомнился Максим.
– Кто его знает…
* * *
Вечером в «Супершансе» Рогов вновь увидел вчерашнего мужика в галстуке. В том же бежевом костюме, но галстук – другой.
Что-то Васю к этому «кросавчегу», как выражались в этом сезоне подростки-правонарушители, тянуло. Решил сесть рядом.
1 997 975.
Цифра тут же сменилась:
1 998 201.
И еще раз, мгновенно почти:
1 998 570.
– Здрасьте! – поздоровался Василий с Чертковым.
– А, это вы? – Чертков улыбнулся и поправил галстук. – Здравствуйте-здравствуйте!
Настроение у него и впрямь было хорошее. С минуты на минуту намечался куш.
Настроение, впрочем, ему испортили телефонным звонком давешние менты. В шуме игрового зала слышимость была отвратительная.
Чертков глянул на табло: ну, поговорить успеет.
Быстро пошел к выходу.
Вася в этот момент почесал в голове и вдруг взял и пересел на чертковское место. Импульс. Сам бы не смог объяснить, зачем так поступил.
Чертков на ходу ухватил за локоть сотрудницу казино:
– Девушка, мне бы автомат занять!
– Какой? – улыбнулась сотрудница.
Чертков оглянулся:
– Вон тот… Слева от лоха в джинсах.
Девушка несколько удивилась формулировке, но табличку «занято» на соседний с Василием стул поставила.
Чертков выскочил на крыльцо и прижал трубку к уху. Настроен он был решительно:
– Чего вы опять хотите? Какие еще наркотики? Героин? Ясненько… А вы знаете, что я написал прокурору заявление о провокации с вашей стороны, и сейчас немедленно…
Но в этот момент трубка поведала инспектору природоохраны нечто такое, что выражение лица у него резко изменилось. И тон тоже – сник.
– Вот как… Да, я понял. Что же тут непонятного… К моему дому? – Чертков горько усмехнулся уголками тонких губ. – Сочту за честь…
Он захлопнул раскладной телефон, очень грязно выругался и больно пнул стену. Не стене больно – ноге.
Ладно, потом. Сейчас есть другое дело.
Инспектор устремился за выигрышем.
И едва он успел сесть на свое счастливое – вернее, на то, которое считал своим счастливым, – место, загремели фанфары, зазвенели литавры, радугой озарили помещение казино разноцветные огни…
Совсем как в рекламе.
2 000 000.
Рублей.
Да, не долларов, не евро, не фунтов стерлингов, всего лишь «деревянных» рублей, но зато – очень много.
Правда вот, не на его автомате, а на соседнем.
У «помятого лоха».
Который уже уронил стул, прыгал, потрясая сжатыми кулаками и не в силах вымолвить ни единого слова.
Чертков тоже ничего не мог вымолвить. Глянул на экран лоха: ровные ряды вишен, яблок, груш и бананов. Все совпало. Все один к одному. Как во фруктовой лавке.
Как же это произошло?
– Получилось… – Василий, наконец, обрел дар речи, хотя пока и не окончательно связной. – На том, где вы… Ешкин кот… Наитие… Система… Я знал, знал…
Чертков понял, как оказался за другим аппаратом. Процедил:
– Поздравляю.
В ярости сорвал с себя галстук. Два таких удара в течение одной минуты.
Судьба, скотина, явно перестаралась.
Хозяин заведения Николай Заботин, нацепив на лицо дежурную улыбку, спешил к счастливому автомату.
Рядом с ним семенили две сотрудницы. И зеваки-неудачники уже окружили кольцом. Так что нечего было и думать о том, чтобы двинуть кулаком по башке этого идиота в джинсовой рвани – так, чтобы он откинул на месте копыта и можно было бы запихать под стол труп. Так, словно бы и не было на свете никакого идиота.
Некоторое преувеличение состояло в том, что даже в абсолютно пустом помещении без единого свидетеля у Черткова этого не получилось. Ни смертельным, ни иным каким хоть сколько-нибудь серьезным ударом он не обладал…
– Поздравляю с выигрышем!
Заботин, сияя так, словно бы единственная цель владельца игорного бизнеса – благосостояние клиента, протянул Черткову руку.
– Это не я выиграл, – криво усмехнулся Чертков. – Это вот он…
У Заботина отвисла челюсть.
– Это я, – подтвердил Рогов. И еще раз: – Это я!
Он и сам еще до конца не верил…
У Заботина округлились глаза.
– А вы здесь старший? – приветливо осведомился Василий.
– Д-директор, – начал вдруг заикаться Заботин. – П-поздравляю…
А сам пытливо оглядывал невысокого джинсового человека. Надо попробовать его «кинуть»…
– Где получить? – спросил Рогов.
– С-сейчас всей суммы нет, надо п-подготовить, – заговорил Заботин, так и не осмыслив еще сути произошедшего. – Я вам сейчас с-сертификат выдам.
– А деньги? – насупился Рогов.
Такой обиженный стал, несчастный… Нет, это не опасный человек. С ним можно справиться.
– Через пару дней. У вас документы с собой?
– Всегда!
Рогов полез в нагрудный карман. Пальцы не слушались, соскальзывали с пуговицы. Чертков смотрел на суетливые движения лоха с ненавистью и презрением.
Рогов наконец добрался до служебного удостоверения. Протянул Заботину. Тот икнул и прочел вслух:
– Старший лейтенант Рогов В-василий Иванович. Оперуполномоченный криминальной милиции.
И посмотрел на Черткова.
– «Убойный» отдел Главка, – добавил Рогов. – Так что с деньгами?
– Пройдемте в кабинет. – Заботин вернул ксиву и указал направление.
Рогов шлепнул Черткова по плечу – так, что тот чуть не упал:
– Не страдай, друг! Сегодня – я, завтра – ты!
Руки у Рогова были чистые, но все равно Чертков – в пятый уже раз – брезгливо отряхивал с плеча невидимую грязь. Как памятник Гоголю – тот, что на Малой Конюшенной. Который будто бы таракана с рукава стряхивает.
Черткову казалось, что его измазали дерьмом. Примерно так, в общем, дела и обстояли.
На стене кабинета Заботина висели постеры с Бритни Спирс и Жанной Фриске. Сам хозяин нервно пил коньяк: второй фужер подряд. Пепельница перевернулась – прямо на какие-то ведомости на столе. Тут же валялся его, Черткова, смятый галстук.
«Пошло как все, – отрешенно думал Чертков. – Как в дешевом кино».
И себе налил коньяка, взяв со стола бутылку. Выпил залпом.
– Игрок хренов! – Заботин даже не ругался, а как-то… ошарашен по-прежнему был. – Какого черта ты ушел?!
– Менты вызвонили. Прямо минута в минуту, как на заказ…
– Ну и перезвонил бы им, делов-то!
– Они Стасу наркоты кинули. Понятно, я растерялся…
– А кто тебе говорил: не надо было всего этого?.. Я тебе говорил!
Чертков взял со стола галстук, обмотал вокруг кулака:
– Случайность же чистая. И этот дурак сунулся…
– Дурак умного обыграл! – Заботин выразительно потрепетал пальцами возле виска.
– С виду-то лох…
– В «убойном» отделе, Леша, лохов не держат.
Чертков ничего не ответил, но было видно, что он не согласен. А Заботин, отходя от происшествия, заводился все больше и больше:
– Опера двумя «лимонами» накормить! Это же надо!
– Слушай, – осторожно начал Чертков. – Сделка-то сорвалась…
Заботин быстро вскочил и глянул другу в глаза, пытаясь понять, куда он клонит.
– Это у тебя сорвалась, Алеша! Я все сделал, как договаривались. И у мента все в ажуре. Отдам ему твои деньги, пусть радуется. Скажи спасибо, что я еще про свои двести тысяч молчу…
Спасибо Чертков говорить не стал. Просто отвел взгляд.
* * *
– Печалить нас не может, печалить нас не может!
Рогов кружился по кухне, держа перед собой в вытянутых руках волшебный сертификат.
Федор Ильич бегал за ним:
– Дай глянуть, Вася! Дай глянуть!
Сцена – как в детском саду.
Рогов остановился и, не выпуская сертификат из рук, приблизил его к глазам тестя.
– Выигрыш в сумме два миллиона рублей… – медленно, почти по слогам прочел тесть. – Это сколько ж долларов?
– Семьдесят тысяч. – Сияющий Василий перевел рубли на более понятную русскому человеку валюту.
– Мать честная! – охнул Федор Ильич.
– А вы не верили, – торжествовал Василий.
– Я и сейчас… – пробормотал тесть. – С трудом…
Теща, наблюдавшая за танцами из дверного проема, приблизилась и протянула руку:
– Хоть дай глянуть.
Василий резко спрятал сертификат за спину:
– А кто меня голодом морил?
Теща насупилась.
– Не обижайся, она ж как лучше, – стал налаживать мир Федор Ильич. – Для желудка польза.
– Жрал бы, так и не выиграл бы! – буркнула теща.
Рогов плюхнулся в кресло, брыкнул ногами. Сложил руки на затылке, мечтательно потянулся:
– Теперь квартиру куплю. Срочно.
– Верно, Васек, пока не профукал, – одобрил тесть.
– Может, и на машину останется, – продолжал мечтать Рогов.
– Точно!
– Уедем из вашего зоопарка…
Теща обиженно фыркнула и отправилась на кухню.
– Правильно, мать, давай на стол накрывай. И Ленку зови. Надо это дело справить.
Федору Ильичу и так никто особо не мешал выпивать вечером энное количество вкусных рюмашек. Ну, жена ворчала, так это ничего, наоборот: от лишнего предохраняла.
Но все же любил Федор Ильич не впустую пить, а со смыслом. За что-нибудь хорошее. Тогда оно еще приятнее выходит…
Чертков был уверен, что безвыходных положений не бывает. Надо только не терять трезвости мысли и уверенности в себе.
Итак, деньги оказываются у оперативника Рогова. Чертков попытался восстановить в памяти образ этого Рогова. Мятый грязный джинсовый костюм с рынка. Повадки клоуна. Рожа дегенерата. Лох – он и есть лох. Неправ Заботин: лохи везде водятся. В частности, в «убойном» отделе…
Может, он еще и наврал, что из «убойного».
В голове потихоньку стал складываться план ответного удара. И уже от этого одного стало на душе легче.
Погруженный в раздумья, Чертков вошел во двор. Где эти герои? Вот – черный автомобиль у парадного. У капота стоит Александров, сияет, как медный таз на солнце:
– Здравствуйте, Алексей Дмитриевич.
– Здрасьте, – не слишком приветливо буркнул Чертков. Они его сломали, конечно, но разговаривать с ними стоит все же уверенно. – Нету денег, мужики.
Кожемякин как раз вылезал из салона. Удивленно переглянулся с Александровым. Кивнул:
– Сюда загляните.
Чертков подошел к задней двери, заглянул в салон. Ничего: Стас выглядел более-менее нормально. Ну, пара небольших синяков. Сын вскинулся:
– Отец, они меня…
– Задержан с наркотиками, – сказал сзади Александров официальным тоном. – В присутствии понятых.
– Они сами подкинули. – Стас обращался только к отцу.
– Знаю, – кивнул Чертков. – Что с лицом?
– Оказал сопротивление, – с каким-то едва не сладострастием пропел Александров.
Чертков повернулся, смерил УБЭПовца презрительным взглядом. Тот осекся.
– Так что, нету денег, говорите? – вкрадчиво переспросил Кожемякин. – Но Алексей Дмитриевич, вы же понимаете…
– Понимаю, чего уж тут непонятного, – сухо произнес Чертков. – Буду искать. Сейчас нету.
– Долго искать-то собрался? – раздался грубый голос Александрова.
Чертков на него не глянул. Сам себя ругал внутренне за понты, как бы хуже себе не сделать. Но от вида Александрова его буквально тошнило. Игнорируя его, ответил Кожемякину:
– Через месяц. Сейчас нет. Правда.
Александров хмыкнул. Хрюкнул, скорее.
– Два дня и не больше. Иначе возбудим дело, – пригрозил Кожемякин.
– А если?..
– Тогда отдадим протокол вам, – помедлив секунду, Кожемякин добавил: – Все протоколы.
Чертков молча кивнул.
– Выпусти его, – бросил Кожемякин коллеге.
Чертков положил сыну руку на плечо и, не прощаясь, пошел с ним к парадной.
* * *
Жена догадалась положить сертификат в прозрачную папочку для бумаг. В ту, что «файл» называется. Чтобы не заляпали.
Дельный был совет, и очень вовремя данный. У Виригина, который читал документ в данный момент, руки, положим, всегда чистые. Но сейчас ведь и Жора ухватится, а он, по наблюдениям Рогова, иногда перед обедом руки мыть забывал. Значит, и в другое время мог забывать.
– Два миллиона рублей… – прочел Виригин. – Дела…
– Хорошо, тебя не послушал, – важно изрек Василий.
Виригин промолчал. Любимов тоже.
– Вы будто и не рады за меня! – обиделся Рогов.
– Рады, Вася, рады, – успокоил его Максим. – Сердечно поздравляем.
Слова прозвучали не совсем искренне. Напоминал чем-то этот сертификат пробежавшую между друзьями кошку. Каким-то чужим стал Рогов. Не в выигрыше, разумеется, дело, а в Васином настроении. Прибежал – прямо в лицо свою цидулю сунул.
– Деньги-то когда? – спросил Жора.
– Завтра, – подпрыгивал возбужденный Рогов. – Хочу сейчас стол в ресторане заказать и – в жилищное агентство. Макс, ты не против?
– Езжай, – разрешил Виригин. – У тебя праздник. Но если убийство – сам понимаешь. Выдернем тебя из агентства.
В кабинете появился Егоров. Как всегда, принципиальный и строгий.
– Рогов, вот ты где? Ты дела оформил? Я тебе что приказал?!
– Я, Сергей Аркадьевич, – произнес Рогов с неподражаемо спесивой интонацией и выдержал эффектную театральную паузу. – Я, может быть, совсем уволюсь.
Все рассмеялись.
– Чё это с ним? – растерялся Егоров.
– Два миллиона вчера выиграл, – пояснил Виригин. – И крыша сразу сдвинулась. Ни на минуту не задержалась.
– В автоматы? – изумился Егоров, – А два миллиона чего?
– Рублей.
– Рублей? – опять изумился Егоров. – Вот это да!
– А вы чего думали, Сергей Аркадьевич?
– Я… ну… копеек, может… А как же он ухитрился? Неужели гипноз помог?
– Мне, что ль, сыграть? – побарабанил пальцами по столу Любимов. – Как там насчет казино в поликлинике? Скоро… презентация?
– Не будет казино, – твердо заявил Егоров. – В КУГИ отстоял.
– Жаль, – иронично вздохнул Жора.
Предложений по квартирам в жилищном агентстве оказалось – тьма-тьмущая.
Лофты, мансарды, эркеры, джакузи, витражи, гаражи, выделенный интернет, консьержки или так, собственные газовые котельные или нет, охрана-сигнализация…
Глаза разбежались. Надо было, наверное, прикинул Василий, с Ленкой посоветоваться и решить: а чего хочется-то?
Хотелось всего.
– Давайте от цены танцевать, – предложила наконец сотрудница агентства, крохотная девушка в бурных кудряшках. – Вы за какую цену хотите?
– От пятидесяти до семидесяти, – быстро ответил Рогов и тут же пожалел: «Нужно было сказать – до шестидесяти пяти». Хотя какая разница, никто же его не заставит…
– Ну вот, например, двухкомнатная в «сталинском» доме. Кухня восемь, высокие потолки, второй этаж…
– В каком районе? – Рогов наклонился к фотографии.
– Московский. Рядом с Парком Победы. Очень престижно.
– Сколько стоит?
– Семьдесят тысяч.
– А в Кировском есть?
Агентша, тряся кудряшками, порылась в базе данных:
– Около метро «Автово», но последний этаж с лифтом…
– А эта сколько?
В общем, покинув через полтора часа агентство с охапкой фотографий, телефонов и адресов, Рогов с огромным трудом сдержал порыв купить бутылку «Тинькова».
Остановился все же на «Айране», присел в скверике.
Убийства проще раскрывать. Убийца – он один. Ну, или несколько, но все равно ограниченное количество. А вариантов с квартирами количество – почти безграничное. И, как заверила агентша, каждый день прибавляются новые. И единственно правильного ответа нет.
Уф…
Попивая «Айран», Василий задумался о судьбе.
Что помогло ему выиграть такие бешеные деньги? Система? Василий серьезно относился к своим расчетам. Но помнил, что главным фактором в итоге оказалось наитие: раз – и пересел за соседний автомат.
Так что же, дело в интуиции? Несомненно.
Но неужели обошлось без участия судьбы? Без малейшего?
«Наверное, дело в том, – подумал Рогов, – что я просто человек неплохой. Честно сказать, даже хороший. Верный семьянин. Жену люблю и даже тещу. Не пью. Не ворую. Сквернословлю в меру. Куда меньше Жоры. Хороший друг. Самоотверженный сотрудник…»
На главную: Предисловие
