Глава третья
Феликс Платонович Градский рассказывает. — Бешеный Бык и декоративные рыбки. — Особенности местного шоу-бизнеса. — Васильевич и анаша. — Подводные наркоманы. — Анжелика и горец. — «…У них дома хранится оружие»
— Аромат коньяка и губная помада. Волгин, да ты морально разложился!
Как и любой мужчина в такой ситуации, Сергей правой рукой растёр левую щеку, хотя и знал, что следов женских губ там быть не могло. Когда он покидал гостеприимную квартиру, Марина Викторовна, приглашая захаживать, когда станет поменьше работы, хотела его поцеловать, но Волгин ловко, без обиды для женщины, уклонился.
— На воре и шапка горит, — ухмыльнулся Катышев. — Дёшево ты купился!
— Я продаюсь по демпинговым ценам и получаю прибыль от большого оборота.
Кабинет директора школы, в котором обосновался начальник ОУР для допроса свидетеля, был светлым и очень большим, гораздо большим, чем можно было предполагать, глядя как на здание целиком, так и на скромную дверь, обитую жестью, которая вела в эти хоромы из коридора второго этажа. Глядя на обитые деревом стены, новёхонькую стильную мебель и аквариум, в котором Волгин смог бы принимать водные процедуры, начинало казаться, что находишься не в бюджетной организации, а посетил офис туристической фирмы. Не хватало рекламных буклетов — вместо них на полках, столиках и этажерках были выставлены всевозможные кубки, вымпелы, сувениры и портреты бывших учеников, от групповых до индивидуальных. Последней чести, видимо, удостаивались те, кто выбился в большие начальники и не забывал спонсировать альма-матер. Часть фотографий украшали автографы. Змеевидный росчерк чернел и на снимке, при виде которого Сергей поднял брови от удивления. Точно такие, только качеством хуже, в чёрно-белом ксероксном варианте, были размещены на стендах «Их разыскивает милиция»: выпускник школы подозревался в серии убийств и вот уже два с лишним года успешно скрывался от правосудия. Дата, проставленная под автографом, свидетельствовала о том, что «мокродел» посещал школу уже после того, как было вынесено заочное постановление об аресте.
Хозяйке всего этого великолепия, по причине ЧП вызванной из дома, Бешеный Бык определил место в приёмной, отвечать на звонки и выпроваживать тех, кто вознамерился бы помешать оперативно-розыскному процессу. Дама, шокированная происшедшим, возразить не сумела.
Перехватив взгляд Волгина, устремлённый на фотоснимок преступника, Катышев с досадой поморщился:
— Знакомого увидел? Давай-ка лучше делом займёмся.
Перед директорским столом, с любопытством разглядывая Сергея, сидел незнакомый мужчина. Он был одет в дублёнку и костюм, с дальнего расстояния в глаза бросались белизна сорочки и аккуратный узел полосатого галстука. Шёлковая красно-чёрно-синяя лента выглядела несколько кричащей, дисгармонирующей с общим впечатлением, которое производил незнакомец: партийный функционер.
— Феликс Платонович Градский, — представился он, встав со стула.
Видимо, ему хотелось протянуть для пожатия руку, но он не знал, как такая попытка будет воспринята, и остался стоять, дожидаясь, пока ББ займёт кресло директора, а Волгин расположится на диване у стены.
После этого Феликс Платонович тоже сел, поддёрнув почему-то только одну штанину, левую.
Черты лица Градского были мелкими и усреднёнными. Ни одного штриха, который, как галстук, вызывал бы диссонанс с остальными, не замечалось. Идеальная причёска, идеально выбритая кожа без прыщей, шрамов и родинок. Тёмные брови домиком придавали ему сходство с вечно грустным Пьеро, но желания посочувствовать Феликсу Платоновичу не возникало. Как только он начал говорить, по его голосу, жестам и мимике стало понятно, что этот человек не нуждается в сочувствии, не привык жаловаться и все свои проблемы разрешает сам.
— Феликс, расскажи все сначала, — предложил Катышев, и Волгин подумал, что его шеф возлагает большие надежды на свидетеля с внешностью функционера.
— Пожалуйста. — Градский расправил плечи, прочистил горло и выполнил ещё какие-то неуловимые движения, отчего стал ещё больше похож на человека, привыкшего выступать на трибунах.
Катышев нажал кнопку на селекторе — видимо, пока Волгина не было, он успел освоиться с оргтехникой директрисы.
— Попробую организовать кофе, — пояснил он и, как только директриса ответила, распорядился: — Марья Иванна, нельзя ли нам три чашечки чая?
Ответа с любопытством ждали все мужчины, собравшиеся в кабинете. Даже Бешеный, похоже, сомневался в положительном ответе на нахальную просьбу.
— Сейчас, — голос директора школы донёсся из селектора после значительной паузы.
Катышев откинулся на спинку кресла. Повторно слушать повествование Градского ему не хотелось, и он, посмотрев сначала на подчинённого, потом на свидетеля, решительно встал, чтобы подойти к аквариуму.
— У меня дома такой же, — пояснил Катышев, прежде чем присесть на корточки и постучать по стеклу, привлекая внимание рыбок. Как только две из них приблизились, он улыбнулся, прищёлкнул пальцами и стал выбирать нужный корм среди многочисленных пакетов и баночек, которыми была буквально завалена полка под искусственным водоёмом. — Надо их мальца подкормить, а то, гляди, какие дохлые! Арифметикой сыт не будешь…
Выслушав последний перл ББ, малопонятный людям, незнакомым с его манерой шутить, Градский начал рассказ, адресуя его исключительно Волгину, для чего и повернулся вместе со стулом лицом к оперу:
— Закончив Политехнический институт, я пришёл работать на завод тяжёлого машиностроения, откуда уволился в девяносто первом году по собственному желанию. Думаю, нет нужды объяснять, что собой представляло некогда это предприятие?
Волгин кивнул. Производственные корпуса занимали несколько кварталов на окраине города и в лучшие времена обеспечивали рабочими местами тысячи человек, а выпускаемая продукция славилась по всей стране, да и в странах соцлагеря имела неплохой спрос. В начале девяностых завод начали активно разворовывать, процесс шёл азартно, с выдумкой и огоньком, так что сейчас флагман городской индустрии влачил самое жалкое существование. О былом величии напоминали только руины цехов, выпотрошенные складские помещения да корпус администрации, в котором арендовали помещения однодневные фирмы-мошенницы. Несколько десятков рабочих ещё числились в штате завода, месяцами ожидая грошовой зарплаты и кляня руководство. А руководство пыжилось, клянчило денег у государства и, потихоньку распродавая то, что ещё имело хоть какую-то цену, грезило о стратегических инвесторах, желательно — зарубежных, которые придут и все наладят.
— Мой отец, ныне покойный, при Горбачёве работал в обкоме КПСС, так что трудиться рядовым инженером мне не пришлось. С самого начала я пошёл по комсомольской линии, отвечал на заводе за спорт и художественную самодеятельность. — Градский не кичился прошлым и не стыдился его, просто перечислял факты из биографии, своим видом давая понять, что отрекаться от неё не намерен и время то потерянным не считает. — Наши футбольные, легкоатлетические и стрелковые команды регулярно занимали призовые места на первенствах города, а что касается самодеятельности, то здесь нам просто не было равных. Два танцевальных коллектива, команда КВН, певческий хор… Даже заводская рок-группа была, представляете? Используя закон о кооперативном движении, нам удавалось даже кое-что зарабатывать. Со временем я практически целиком переключился на сферу искусства, стал разбираться в финансовой стороне этой деятельности, оброс нужными связями. Если не ошибаюсь, только в восемьдесят девятом году мы дали порядка сотни концертов, из них шефскими, в воинских частях и колхозах, были не больше двадцати процентов, а все остальные являлись, как было принято тогда говорить, «самоокупаемыми». Если не ошибаюсь, тогда же, в марте восемьдесят девятого года, на завод устроилась Анжелика Мартынова. Попала к нам по распределению, окончив техникум, я не помню какой. Мне кажется, что как молодой специалист она собой ничего не представляла, но в танцах ей не было равных. Отец бросил семью, когда Мартыновой было лет десять, спустя восемь лет умерла мать. Мартынова закончила хореографическое училище, могла бы продолжить образование, но отказалась. Занималась самообразованием, выступала на каких-то дискотеках, ещё где-то… Честно говоря, я не интересовался подробностями, только помню, как она любила повторять, что всего в жизни добивается сама, подарков от судьбы не ждёт и мыслит себе карьеру великой танцовщицы. Мне это казалось смешным, но факт остаётся фактом: в нашем танцевальном коллективе она быстро стала суперзвездой. Даже помню, как на закате своей карьеры договаривался о концертах и люди требовали гарантий, что выступать будет именно Анжелика, а не дублирующий состав.
После разгрома путчистов в августе девяносто первого года я окончательно понял, что демократические преобразования в нашей стране приняли необратимый характер, и подал заявление об увольнении с предприятия…
С подносом, на котором стояли три кружки чая, сахарница и коробка шоколадных конфет, в кабинет вошла Марья Ивановна. Она посмотрела на Катышева, который засыпал в аквариум корм сразу из нескольких коробок, посмотрела на Градского — косвенного виновника сегодняшних неприятностей, на Волгина, с ботинок которого натекла изрядная лужа талого снега, и осталась невозмутима.
— Будьте любезны, — предложила она угощение, сделала паузу, чтобы убедиться в отсутствии других пожеланий гостей, и удалилась, держа спину прямо и вызывая в памяти королеву из литературного произведения, названия которого Волгин, как ни старался, припомнить не смог: «Со мною можно низко поступить, унизить же меня никто не сможет».
Сергей почувствовал стыд за поведение шефа и убрал под диван ноги.
Грязная лужа от этого не стала меньше или незаметней.
Градский продолжал рассказ:
— Я занялся предпринимательством и перепробовал множество сфер приложения своим силам, пока не остановился на шоу-бизнесе. Конечно, для уровня нашего городка такое определение звучит слишком напыщенно, но я буду употреблять его, чтобы было понятнее.
Собираясь с мыслями, Феликс попробовал чай. Напиток был очень горячим, пришлось дуть на ложечку, чтобы сделать с неё первый глоток.
— Несладкий. — Градский бросил два куска сахара, тщательно размешал и, подумав, поставил чашку на стол. — Итак, я занялся шоу-бизнесом. К середине девяностых годов под моим патронажем находилось несколько коллективов. Постепенно их количество сократилось, остались наиболее успешные проекты. Женские шоу-балеты «Сюрприз» и «Каприз», стриптиз «Недотрога», мужское шоу «Кентавры», найт-клуб сексуальных меньшинств «Гей, славяне!» и дуэт «Ставрида». Последние выступали до прошлого года, сейчас находятся в творческом отпуске.
— Видел их, знаю. — Катышев широко ухмыльнулся и, жестом под стать ухмылке, бросил рыбам щедрую порцию корма. — Мальчик и девочка. В КВД они выступали.
— Где? — Сперва Сергей подумал, что ослышался, чуть позже — что отстал от жизни. — Что, там теперь песни поют?
— Поют, да ещё какие прикольные! Только не в диспансере, а в «Кабачке вонючих декадентов». Неужели там не бывал?
— Бог миловал.
— А мне понравилось, только цены — атомные. Дуэт «Ставрида»… Помню-помню! Девочка там чёрненькая, носатенькая. Страшненькая такая, но фигурка хорошая! И песня у них какая-то стремная… — Наморщив лоб, ББ припомнил строчки кабачкового шлягера и пропел, отбивая ритм ладонью по стеклу аквариума:
Люби меня, мальчик!
Люби меня глубже!
А я потерплю,
Ведь бывало и хуже!
— В своём творчестве они затрагивали аспекты, касающиеся моральных и этических проблем анального секса, — прокомментировал Градский с достоинством. — Тексты далеки от совершенства с точки зрения классической поэзии, но искренни. В то время это казалось нам актуальным, ведь такую тему никто не брался разрабатывать. А что касается черноволосой солистки, то это — Нина Алфераки, моя будущая жена.
Возникла пауза.
— Красивая, — сказал наконец Катышев с таким видом, как ни в чём не бывало.
Градский кивнул, словно ему принесли извинения, а он их согласился принять. Выпив чай и прожевав конфету, он возобновил повествование:
— Чтобы было понятнее, сразу скажу, что мне принадлежат части акций не только «Гей, славяне!», но и КВД, и «Позолоченного ливня».
— Доходные предприятия? — спросил Сергей.
— На жизнь с маслом хватает… «Сюрприз» был создан около трёх лет назад. Как-то раз мальчики-«кентавры» выступали в одном ночном клубе. Я приехал туда посмотреть на реакцию публики, сидел в зале, и тут ко мне неожиданно подошла Анжелика. После увольнения с завода я её ни разу не видел, так что даже не узнал в первый момент. Она сказала, что я совсем не изменился и что у меня, наверное, дела идут хорошо. Без разрешения села за столик. Я угостил её коктейлем, мы разговорились. Мартынова пожаловалась, что карьера у неё не сложилась. Уволившись с завода, подрабатывала в разных местах, даже за границу ездила на год, но всякий раз что-то случалось и приходилось начинать заново. Надо сказать, что, начав продюсировать танцевальные коллективы, я пытался найти Анжелику, но она к тому времени поменяла квартиру, и я бросил попытки, так ничего и не добившись. В девочках, желающих повертеть попой на сцене, сейчас нет недостатка, и на Мартыновой свет клином не сошёлся, какой бы перспективной она ни казалась мне десять лет тому назад. После окончания выступления один из «кентавров» подошёл ко мне спросить мои впечатления, и Анжелика поняла, какой сферой бизнеса я занимаюсь. Признаться, перед этим в разговоре я был не слишком откровенен, не афишировал перед ней свой род занятий, так как могли последовать всякие просьбы, а я не был уверен, что готов заняться продвижением Мартыновой.
— Минуточку! Тогда, в клубе, Мартынова была одна?
— С какой-то подружкой. Понимаю ваш вопрос, вы хотите, чтобы я рассказал обо всех известных мне мужчинах Анжелики по порядку, так? Боюсь разочаровать: она была лесбиянкой. То есть не то чтобы она вовсе не могла спать с мужчинами, нет. Она это делала, но только для достижения каких-то целей. Чтобы получить работу, например. Или ради ценного подарка. Только, ради Бога, не путайте это с проституцией. У Мартыновой был другой подход. Девушки — для души, мужчины — по необходимости, но отнюдь не ради заработка. Разве что в самые неудачные годы, между заводом и «Сюрпризом». Мне она тоже предлагала себя, но я, конечно, отказался. Хотя до меня и доходили слухи, что наша связь состоялась и даже продолжалась длительное время. Возможно, что эти слухи инициировала она сама. Не знаю!
— А почему «конечно, отказался»?
— Вы имеете в виду её внешность? Да, она умела себя преподнести, хотя по трупу судить об этом, видимо, невозможно. А зачем мне было с ней спать? Поверьте, я не настолько падок до слабого пола, чтобы пользоваться каждой возможностью. В шоу-бизнесе их, поверьте, немало. Чего стоят девчонки, которые приходят на кастинг! Добрая половина, наверное, согласна на все, чтобы получить место. Считают это производственной необходимостью, неписаным законом, обычаем каким-то. Тем более что сама Синди Кроуфорд как-то призналась в интервью, что платила своим телом за выгодные контракты… Нет, мне этого не надо. Я не пуританин и тем более не голубой, но мне хватает женщин и без того, чтобы завязывать служебные романы, а потом ломать голову над тем, как их развязать. Знаете, в своё время попробовал — и зарёкся… Короче говоря, Анжелика уговорила меня ей помочь. Надо сказать, у неё было много готовых к реализации идей, достаточно толковых, и вопрос упирался лишь в финансирование. Я нашёл деньги, но все равно прошло ещё не меньше года, прежде чем «Сюрприз» прочно встал на ноги. Кстати, его концепция — «самые высокие девушки города» — была придумана мной.
Долго возились с подбором остальных танцовщиц. Несколько человек сменились уже в процессе работы. Нынешний состав — я имею в виду Каролину и Вику — собрался где-то в апреле прошлого года.
Каролина Шажкова пришла по объявлению, которое Анжелика давала в газеты. С хореографией у неё было средненько, но зато — яркая внешность, пластичность, раскованность. Знаете, откуда она приехала? Королева красоты 1998 года посёлка Шахта № 6. Я его даже сейчас на карте найти не смогу, а уж тогда… Само название говорит, как там люди живут. Весь посёлок ходил сидеть на рельсах и требовал отставки Ельцина, но им так и не заплатили. Конечно, она была готова на все, лишь бы вырваться из той безнадёги и закрепиться в городе. Работала как одержимая, могла тренироваться буквально круглые сутки, лишь бы не отставать от подруг. Признаться, я был против её утверждения, но Анжелика настояла, и очень быстро я поменял своё мнение. Если бы все трое работали так, как она, нас бы пригласили на Бродвей!
Акулову нашла Анжелика. Каким образом — точно не знаю. Через общих знакомых, наверное. Я посмотрел — мне не очень понравилось. Все вроде бы хорошо, но без души. Как будто всё время думает о чём-то другом или не хочет этим заниматься, стесняется, что ли? А я не понимаю, чего стесняться? Никто ведь за руку не тащил, сама, можно сказать, напросилась. Я так и Анжелике сказал, но она меня уговорила оставить девчонку. Сказала, мы её заменим, как только появится кто-то получше. Но никто лучше так и не появился…
— Серёга! — Неожиданный окрик начальника заставил Волгина вздрогнуть и обернуться.
Градский прервал речь так естественно, словно он был актёром, назубок выучившим роль, согласно которой именно в этот момент другой персонаж должен был подать реплику и перехватить инициативу.
— Что?
— Подойди…
Катышев стоял перед аквариумом, держа в руке пластмассовую баночку со снятой крышкой. Лицо у него было брезгливым и озадаченным.
— Я не разбираюсь в корме.
— Ты только посмотри.
На две трети объёма баночка была заполнена марихуаной. И характерный запах, и внешний вид сухого растительного вещества неопровержимо свидетельствовали, что это — популярный лёгкий наркотик, а не какая-то безобидная смесь, но Волгин всё-таки взял щепотку, поднёс ближе к лицу, рассматривая и принюхиваясь.
Градский деликатно отвернулся от ментов и занялся остывшим чаем.
— Дурацкая ситуация, — пожаловался ББ тихим голосом. — А я уже успел бросить…
На поверхности воды плавала зелёная порошкообразная масса, к которой тянулись широко раскрытыми ртами две полосатые рыбки. Кажется, именно те, которые подплывали к стеклу, когда Катышев стучал по нему, созывая живность на обед.
— Знаешь, Василич… С юридической точки зрения, я бы квалифицировал твои действия, как сбыт в особо крупных размерах. Статья 228, часть первая.
— Пошёл ты! Что теперь делать?
— Вызывать адвоката. С учётом положительных характеристик получишь условно.
— Я тебя спрашиваю на полном серьёзе.
— То ли Наполеон, то ли его начальник полиции говорил, что искусство полицейского заключается в том, чтобы не замечать вещей, которые лучше не замечать. За точность цитаты не поручусь, но смысл, надеюсь, ясен. Какого хрена ты сюда полез?
— Руки чесались! Я что, знал, что ли?
— Зато теперь знаешь. Когда мы с Феликсом закончим, поговори с Марьей Иванной. Вежливо поговори, тактично. Я не думаю, что она дурь своим ученикам продаёт или сама перед родительскими собраниями расслабляется. Наверное, отобрала у кого-нибудь из старшеклассников. Или над ней самой решили подшутить.
— А с этими, — ББ ткнул пальцем в рыб, которые успели сожрать половину отравы, — ничего не будет?
— Считается, что к «травке» нет привыкания. Разве что чисто психологическое. Вот если бы ты героина догадался насыпать, тогда — да! Пришлось бы тебе, Анатолий Василич, каждый день им дозу подтаскивать, чтобы ломки не начались. Представляешь, как бы их колбасило? Они бы били хвостами, выпрыгивали из бассейна и выли белугой.
— Дурак ты, Волгин. Сам, похоже, обкурился, а теперь гонишь. — Катышев закрыл баночку крышкой и поставил её на полку, в ряд к другим посудинам с кормом; потом снова заглянул в аквариум и чертыхнулся: — Прикинь, они все проглотили! О ч-черт!
— Глупо отказываться от халявы. Смотри, засыпают! Какие цветные сны они сейчас будут видеть…
— Ладно, Волгин. Придёт время премии распределять, — я тебе это припомню.
— За что, начальник?
Катышев не удостоил ответом. Собравшись с мыслями, он кивнул на Градского, сидевшего к ним спиной, с чашкой чая и конфетами в руках:
— Сейчас начнётся самое интересное. Послушай, я хочу знать твоё мнение. А пока не буду мешать, пойду с Марьей Иванной перетрещу.
Катышев вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь. Волгин сел за директорский стол, в кожаное кресло на колёсиках. Хотелось курить, но пепельниц нигде не было видно, да и помещение казалось «некурящим». Бешеный Бык, наверное, не стал бы комплексовать, особенно найдя марихуану, но Волгин по его пути не пошёл. Ограничился тем, что достал сигарету, понюхал ароматный табак и сунул бумажный цилиндрик в рот, не став зажигать.
— Слушаю вас, продолжайте, — сказал он Градскому, как только тот поставил опустевшую чашку на стол.
Феликс не торопился. Обтёр пальцы носовым платком, поправил узел галстука, наклонившись, отряхнул левую брючину, а потом брезгливо осмотрел ладонь и заново протёр её платком, столь же белоснежным и мягким, как шёлковая сорочка.
Когда он, казалось, был готов приступить к третьей части рассказа, за дверью прозвучали быстрые шаги, и в кабинет стремительно вошёл Акулов.
Ограничившись общим кивком, он ничего не стал спрашивать, взял офисный стул на железном каркасе, развернул спинкой вперёд и сел на него верхом, опустив подбородок на сцепленные в «замок» руки.
Градский взглядом спросил у Волгина разрешения. Опер кивнул:
— Продолжайте.
— С преамбулой я покончил. Теперь осталось самое интересное: версии. Ваш начальник долго выпытывал у меня всякие мелочи, я вспомнил даже то, что давно считал утраченным из памяти, но, боюсь, так и не смог оказаться достаточно… э-э-э, полезным.
— Не надо бояться, — посоветовал Акулов, которому свидетель, видимо, не понравился с первого взгляда.
— Я постараюсь, — ответил Градский с тем же достоинством, с которым говорил о песнях на анальные темы, ещё раз поправил яркий галстук, откашлялся и заговорил: — Ровно неделю назад, в прошлое воскресенье, Анжелика ехала на репетицию и попала в дорожно-транспортное происшествие. Она ехала по главной дороге, на нерегулируемом перекрёстке с правой стороны выскочила иномарка с «чёрными» и впилилась ей в бок. Как она мне говорила, там были чеченцы, трое или четверо. Начали на неё «наезжать», угрожали по-всякому, требовали денег, даже хотели затолкать в свою машину и увезти. Обещали посадить в подвале на цепь и заставить… сами знаете, каким местом, долг отрабатывать. Квартиру обещали отобрать, «десятку». В общем, полный джентльменский набор, как будто на дворе не третье тысячелетие, а закат перестройки. Или они не в нашем городе, а у себя в кишлаке. Стукнули её раза два, сотовый телефон отобрали, когда она хотела в милицию позвонить. Неизвестно, чем бы кончилось дело, но мимо проезжала машина ГАИ. Увидев её, «чёрные» прыгнули в свою тачку и скрылись. Гаишники догнать её не пытались, но ДТП оформили, как положено. Репетиция, конечно, была сорвана, да и потом Анжелику два дня трясло, пришлось даже отменить выступление в КВД, которое было запланировано на понедельник.
— Где? — Как и Волгин, Андрей не относился к числу знатоков клубной стороны жизни города. — Там что, перед сифилитиками пляски устраивают?
Вторичная подначка на старую тему заставила Градского на секунду потерять хладнокровие. Проявилось это в том, что он дёрнул правой коленкой и потянул за пуговицу на своей дублёнке, при этом, видимо, мысленно считая до десяти.
Когда счёт был окончен, Феликс Платонович пояснил:
— Это развлекательное заведение, открыто в девяносто шестом году, зал вмещает до трёхсот человек. Полное название звучит следующим образом: «Кабачок вонючих декадентов». Нетрадиционные виды застолья, скандальные шоу-программы, конкурсы любительского стриптиза, постоянно действующая экспозиция фаллических символов и другие эксклюзивные фишки. Многим нравится, хотя встречаются и яростные противники такого вида досуга. Совершенно случайно у меня есть с собой пара пригласительных билетов, я оставлю их вам, чтобы вы могли прийти в удобное время, посмотреть нашу программу и составить собственное мнение.
Градский потянулся к карману дублёнки, выудил две продолговатые картонки, розового и голубого цветов, с ярким золотым текстом, разогнул смятые уголки и положил билеты на стол.
— Буду рад видеть вас в нашем клубе.
Благодарности он не дождался, тихо вздохнул и продолжил:
— Всю неделю Анжелику провожали домой ребята из «Кентавров». «Чёрные» никак себя не проявляли, и мы решили, что продолжения не последует. Я позвонил знакомым в ГАИ, поинтересовался, как идёт розыск машины. Мне ответили, что водитель в городе вообще не прописан, и где его искать, они не знают. Если попадётся — будут с ним разбираться, а больше ничего и не сделать. Примерно такого ответа я ждал и потому не очень расстроился. Порекомендовал Анжелике хороший автосервис, договорился там с мастером. Она должна была поставить машину в ремонт сегодня вечером… — Понурив голову, Градский некоторое время молчал, потом встрепенулся и заговорил чуть быстрее, как будто старался отвлечься, отогнать вставший перед глазами образ убитой: — Так вот! Всё было нормально, сегодня ночью девчонки отработали полную программу в «Позолоченном ливне», примерно в пять утра разъехались по домам, а без четверти шесть мне позвонила Анжелика. Она была просто в истерике, я не сразу понял, что же случилось. Оказалось, что, едва она зашла в квартиру, раздался телефонный звонок. Голос с кавказским акцентом пообещал с ней расправиться за то, что она обратилась в милицию. Прямо так и сказал: убьём. Я предложил ей позвонить в отделение или прислать пару «кентавров», но она ото всего отказалась. Сказала, что немедленно уедет в какое-то надёжное место, где её никто не сможет найти. Я поинтересовался, что это за место, но она не захотела говорить, только пообещала позвонить, когда туда доберётся. Мне показалось, что она заподозрила меня или кого-то из наших, из тех, кто знал про аварию, в дурацком розыгрыше.
— А что, могли быть основания?
— Да кто бы стал так шутить?! Особенно в шесть утра?
— Вам не пришло в голову, что за Мартыновой могли следить, если позвонили сразу, как она вошла в квартиру?
— В точности то же самое я сам ей сказал, но она меня уверила, что никакой слежки не было. Дескать, ехала домой по совершенно пустым улицам и не могла прозевать «хвост».
Акулов пренебрежительно нахмурился, но потом согласно кивнул. Подозревать в кавказских отморозках мастеров скрытого наблюдения было бы легкомысленно. Действительно, если б и стали следить, то без особых ухищрений. Да и к чему заморачиваться? Если хотели убить или похитить, то воспользовались бы первым подвернувшимся случаем, каковых ранним воскресным ноябрьским утром наверняка было предостаточно по всему пути следования Анжелики от клуба до дома.
— Скорее всего, ей названивали всю ночь, — предположил Волгин. — Сидели где-нибудь в кабаке, бухали, бухали, набухались и придумали развлечение.
— Я тоже так думал. До тех пор, пока не случилось вот это… — Градский потупил глаза, а потом кивнул головой вправо и вниз, в том направлении, где располагался спортзал. — Что теперь думать — не знаю. Может быть, они не пьянствовали, а в карты играли, и проигравшего заставили выполнить обещание. Не знаю! Всякое ведь может быть…
— Она позвонила из своего «безопасного места»?
— Да, позвонила. Примерно через сорок минут, я даже заснуть не успел. Я спросил, где она, но она опять не ответила, только сказала, чтобы я не переживал, что она будет на репетиции, а после мы поговорим.
— Вы договорились о встрече?
— Не совсем. Я должен был проводить в аэропорт свою невесту. Она улетала в Афины, рейс 2917 в 14.35, но я опасался, что самолёт задержат из-за погоды, и не мог чётко спланировать распорядок. Сошлись на том, что я сам позвоню Вике на трубку, если освобожусь во время их репетиции, а если не успею, то Анжелика, добравшись до своего надёжного места, будет периодически звонить мне. Я предупредил её, что собираюсь отключить телефон до тех пор, пока Нина не улетит.
— Зачем?
— Видите ли, с тех пор, как она оставила сцену, моя работа её раздражает. Она считает, что я уделяю слишком много времени работе и слишком мало — ей. Плюс ревность… Одним словом, она сильно раздражается, когда мне в выходные дни звонят по всяким дурацким вопросам. Постороннему человеку, наверное, это сложно понять.
— Может быть, ты выключил трубку из-за того, что поверил угрозам? Поверил настолько, что боялся вмешаться, если тебе позвонят и попросят о помощи? — спросил Акулов.
— Нет.
Ответ был настолько поспешен и твёрд, что возникали сомнения в его искренности, Акулов недобро прищурился:
— Тогда объясни мне, пожалуйста, почему ты, зная, что Мартынову обещали убить, не обеспечил охрану зала, никому ничего не сказал и поехал в аэропорт, сделав все, чтобы тебя никто не мог найти?
Вопрос прозвучав как обвинение. Градского это ничуть не смутило.
— Я не поверил в реальность угрозы. Кто станет убивать из-за дурацкого ДТП? Стоимость трубки, которой пользовалась Анжелика, с избытком компенсировала стоимость ремонта иномарки чеченцев.
— А ты видел их машину?
— Анжелика описала их повреждения. А её телефон я сам покупал за четыреста баксов, новая модель со всеми мыслимыми наворотами. Лучше, чем у меня.
— Зачем ей была нужна такая дорогая штуковина? И почему её покупал ты?
— Это был подарок ко дню рождения. У нас в коллективе так принято.
Андрей подумал о своей машине. Феликс Платонович продолжал:
— Никто не знал адрес этого зала. Мы специально держали его в секрете.
— Что, одолевали поклонники?
— Могли возникнуть проблемы. Знаете, на выступления разные люди приходят. Некоторые, например, считают, что за деньги можно купить все, и пристают с дурацкими предложениями. Потанцевать на частной вечеринке, например. А то и вовсе — в какой-нибудь сауне.
— Такие предложения вы отклоняли?
— Конечно! Хотя… — Градский замялся, — Хотя мне приходилось слышать, что Мартынова несколько раз соглашалась.
— От кого?
— Что — от кого?
— Кто говорил об этом?
— Администраторы в «Ливне». В точности никто сказать не мог, но слухи ходили. Как и про то, что я с Мартыновой сплю. Я пытался её расспросить, намекал, что у меня есть точная информация и ей будет лучше признаться, но Анжелика только рассмеялась. Мне показалось, что она врёт, что подобные выступления имели место в действительности, но доказать этого я не мог.
— А что бы было, если бы удалось доказать?
— Сложный вопрос. С одной стороны, такие «халтуры» подрывают нашу репутацию. С другой — не выгонять же её! Попытался бы ещё раз поговорить, пристыдить, что ли, как-то… Не знаю! Иногда мне казалось, что лучше ничего не знать по этому поводу.
Волгину было заметно, что Андрею хочется спросить про сестру, про её отношение к приработкам на стороне, но по какой-то причине он сдерживается.
— Я не воспринял угрозу реально и не принял мер безопасности. Признаю свою вину. — Градский помолчал, склонив голову с чётким белым пробором.
— Когда возвращается Нина?
Феликс Платонович посмотрел на Акулова, задавшего этот вопрос, и усмехнулся:
— Будете проверять моё алиби?
— В первую очередь.
— Боюсь, что для этого вам придётся поехать в Грецию. Пятнадцатого декабря я лечу к Нине, перед Новым годом мы регистрируем брак. Я вернусь в феврале, она — не раньше будущего лета. В аэропорту мы были вдвоём, свою машину я ставил на обычную, неохраняемую стоянку. Документы у меня никто не проверял, я не ссорился с кассиршами и не падал в обморок, так что вряд ли кто-нибудь меня вспомнит. Но в связи с этим хочу сказать, что от смерти девушек мне никакой выгоды нет. Кажется, для раскрытия преступления надо понять мотив, которым руководствовался преступник? У меня не было никакой корысти их убивать. Сплошные убытки. В том числе похороны, которые, видимо, придётся оплачивать мне.
— Конкуренты? Кто-то ведь должен выиграть от того, что «Сюрприз» прекратил существование.
— Я думал об этом. Конечно, есть люди, которые желали нам зла, но до подобных методов никогда не доходило. Здесь не такие доходы, чтобы стоило нанимать киллера… Тем более, нет никаких гарантий, что я, например, стану приглашать на выступления в КВД или «Ливень» коллективы со стороны. Мне кажется, прежде чем стрелять в девчонок, должны были приехать ко мне, попытаться договориться. Но никто ко мне не приезжал, последнее время всё шло, как обычно.
— Проблемы с «крышей»?
Градский отрицательно покачал головой:
— Как таковой, её у нас просто нет. Безопасность клубов обеспечивает охранное предприятие «Шельф». Насколько мне известно, эта фирма существует давно и считается очень приличной. Все вопросы с бандитскими наездами разруливают они, но я даже не помню, когда в последний раз им приходилось этим заниматься. Кажется, года четыре назад было что-то такое, но проблему удалось решить мирно и быстро.
— Чего ж тогда Мартынову охраняли какие-то «Кентавры», а не профессионалы?
— Я же говорю, что мы восприняли ситуацию несколько легкомысленно.
— Феликс Платонович просто зажался, не захотел лишний раз тратиться, — пояснил Акулов напарнику так, словно Градский в кабинете отсутствовал. — Круглосуточный телохранитель для Анжелики встал бы ему в копеечку.
— Думаете, похороны обойдутся дешевле? — Фраза не содержала издёвки. Градский просто отмечал факт, возможно, ускользнувший от чужого внимания, и было видно, что мысль о предстоящих затратах пришла ему в голову не сейчас, что он давно всё обдумал и подсчитал. Может быть, в тот момент, когда ему сообщали о расстреле «Сюрприза».
Волгин подумал, что Акулов может не сдержаться, и поспешил изменить направление разговора:
— С конкурентами и «крышей» всё понятно. Потом, наверное, у нас возникнут новые вопросы, но для начала достаточно. Что вы можете сказать про Каролину?
Феликс Платонович кивнул, будто хотел дать понять: наконец-то занялись делом и бросили дурацкие вопросы.
— Мы обсуждали эту версию с вашим начальником.
— Какую версию?
— Сейчас объясню. Считаю, правда, своим долгом отметить, что лично мне она представляется довольно сомнительной, однако вам, конечно, виднее. Суть такова: немного закрепившись в нашем городе, Каролина «выписала» из родного посёлка своего парня. Некий Миша, фамилия мне неизвестна, её ровесник. Кажется, они учились в одном классе. Абсолютно пустой молодой человек! Приехал сюда и живёт за её счёт, как будто так и положено. Мало того, что Каролина оплачивала квартиру, которую они снимали, и покупала продукты, так он ещё заставлял одевать его и давать какие-то деньги на развлечения.
— Вам доводилось встречаться?
— Видел однажды. И очень много наслышан.
— Охарактеризуйте его поподробнее.
— Дело в том, что о нём совершенно нечего сказать. Довольно приятная внешность, и это его единственная положительная черта. Кропает какие-то вирши, бренчит на гитаре — как я понимаю, в ихнем посёлке многие этим грешили из-за отсутствия других развлечений.
— А конкурсы красоты?
— Его провели один раз и случайно. Кроме Каролины, принимали участие ещё восемь девушек. Победительнице в качестве приза выписали тысячу рублей, которую получить так и не удалось — там все давно живут натуральным хозяйством… Так вот, что касаемо этого Миши: непризнанный гений. На самом деле он, конечно, ничего не умеет, но сумел убедить и себя, и Каролину, что ему просто мешают пробиться. Дескать, истинный талант должен заниматься исключительно творчеством, а не продвижением своего товара на рынке; для такого рода толкотни у него слишком тонкая нервная организация, а потому он будет валяться на диване и ждать, пока появится добрый спонсор.
— Так ему «мешают пробиться», или он даже не пробовал этого сделать? — уточнил Волгин.
Градский развёл руки:
— Можете понимать это, как хотите, но его позиция именно такова. Однажды я поддался уговорам Каролины и согласился с ним побеседовать. Знаете, уже через десять минут я не знал, куда мне деваться, а пришлось терпеть больше часа. Абсолютно бесперспективная личность! Как в творческом, так и, боюсь, в широком жизненном плане. Я дал ему это понять предельно мягко, посоветовал больше работать над собой и учиться, но он, как мне кажется, затаил на меня злобу. Видимо, решил, что я один из тех, кто его затирает. Позже я слышал, что он делал попытки встретиться с другими продюсерами, но проку из этого не получилось. Кто-то из них даже обращался ко мне, спрашивал мнение, и я не стал кривить душой… В октябре Каролина пришла на репетицию с синяками на руках. Я поинтересовался, в чём дело, но она мне не ответила прямо. Тем не менее я догадался, что это сделал Миша. На моё предложение помочь она ответила категорическим отказом. Настаивать я, понятное дело, не стал. В конце концов, личная жизнь — это личная жизнь, лишь бы на работе не отражалось. Однако от Анжелики мне стало известно, что этот Миша на почве комплекса неполноценности стал выпивать, шляться по злачным местам, завёл знакомства среди подозрительных личностей и неоднократно распускал руки, поколачивая Каролину. Причина старая, как мир: работа. Ему, видите ли, стало неприятно, что она танцует в ночных заведениях. Он, видите ли, стал ревновать. Дело в том, что ни одного выступления «Сюрприза» Миша не видел, Каролина специально его, так сказать, отсекала. Была уверена, что ему не понравится. А кто-то из новых знакомых этого, так сказать, гения донёс, что во время выступлений иногда приходится раздеваться. Наплёл, наверное, и ещё каких-нибудь небылиц, вот Миша и взбеленился: ведь, насколько я понимаю, Каролина говорила ему, что у нас — нечто типа мюзик-холла, в котором фривольнее канкана ничего не бывает.
Феликс Платонович помолчал, готовясь, видимо, сообщить главное. Оперативники ждали, пауза слегка затянулась. Градский кивнул, выражая благодарность за то, что его не понукают, дают возможность собраться с мыслями и найти нужные выражения, и стал говорить, сперва не очень уверенно, словно пробуя ногой тонкий лёд. Постепенно темп речи убыстрился, приобрёл силу:
— Последние недели Миша вёл себя совершенно неадекватно. Каролина много раз плакала, однажды вдруг заявила, что хочет бросить выступления, подыскать себе другую работу. Насколько я понимаю, Михаил её банальным образом шантажировал, угрожал бросить, если она не сумеет подыскать себе пристойной работы. — Слово «пристойной» Градский произнёс так, словно ничего более благонравного и респектабельного, нежели танцы «Сюрприза», покойная Каролина найти б не смогла. — Она жаловалась Анжелике, с которой была довольна близка, что деньги не принесли счастья и, пока не слишком поздно, надо начать жизнь с чистого листа. Каролина боялась, что Михаил решится на что-то более страшное, чем скандал и, так сказать, развод. Когда я прямо спросил Каролину, почему она сама не хочет с ним расстаться, она мне ответила так: старая любовь не ржавеет.
— Что ты имел в виду под «более страшным»? — спросил Акулов.
— Я не удивлюсь, если у них дома хранится оружие…