3. Акулов и Волгин.
Четверг, 19 октября
Акулов ждал Волгина на крыльце отделения. Заметив приближающуюся машину, спустился и пошел навстречу. Махнул рукой, предлагая остановиться и, когда «ауди» замерла, сел на правое переднее сиденье:
– Не торопись. В отделе нам ловить нечего.
– Как скажешь, начальник. – Волгин развернулся и на минимальной скорости повел машину к выезду со двора. – Куда двигаем?
– Есть один адресок… У тебя, значит, новостей никаких?
– Я же по телефону все сказал. Свидетелей пока не нашли, с утра повторный обход квартир будем делать, участковых уже настропалили на это дело. Вскрыли хату, куда Зава-ров вроде бы должен был заявиться…
– Пусто?
– Если он там и бывал, то передвигался исключительно по воздуху. Ни одной его шмотки не отыскали; на полу и на мебели полуметровый слой пыли. Как минимум, несколько месяцев в квартире никто не появлялся.
– Я так и думал. Не верится мне, что он наших ребят положил.
– Верится – не верится… Давай на ромашке еще погадаем! Один черт, без Заварова нам в этой истории не разобраться. Ориентировку по городу на него подготовили?
– Час назад передали по рации. Один шанс из миллиона, что его опознают и смогут задержать.
– Бывали прецеденты… – покосившись на лицо напарника, Волгин усмехнулся. – Может, поделишься своими соображениями? Я же вижу, ты что-то разузнал!
– Кое-что есть… В целом картинка выходит занятная. Для начала я поцапался с Борисовым.
– Меня это не удивляет.
Всему управлению было известно, что Александр Борисов, молодой да ранний начальник угрозыска 13-го отделения, был, говоря мягко, на руку очень нечист. Начальство это терпело, тем более что для многих руководителей он являлся человеком удобным, понимающим, всегда готовым оказать услугу деликатного свойства, начиная от организации баньки с девочками и заканчивая прозаическим конвертиком с деньгами. Назвать его воплощением коррупции Северного райуправления было бы сильной натяжкой; в мутной воде, отделяющей простых граждан от криминалитета, барражировали хищники намного крупнее Борисова как по размеру звезд на погонах, так и по масштабу проворачиваемых махинаций и урываемых кусков… Нет, на символ он, конечно, не тянул, но жил на широкую ногу. Менял квартиры и иномарки, ходил, обвешанный золотом, в костюмах от настоящих продавцов, а не с развалов вещевого рынка, словом, производил впечатление состоявшегося в жизни человека. Невысокого роста, кряжистый, от рождения он обладал непривлекательной внешностью – красноватая кожа, слегка выпученные бесцветные глаза, крепкий нос, который, казалось, не сломаешь и ударом молотка, крупные неровные зубы, среди которых не находилось и двух одинаковых, каждый высовывался из десны под своим углом и на разную длину. Около четырех лет назад, только придя на службу в РУВД, недавний курсант «Шмоньки» Сашка Борисов напоминал крестьянина, приехавшего из далекой деревни в город на ярмарку, недоверчивого и наивного одновременно, готового, словно губка, впитать весь спектр красок новой жизни, от белой до черной. Время пролетело незаметно, и тем разительнее казались перемены, происшедшие с ним за столь недолгий срок. Нынешний Александр Маркович, с лица которого, по-прежнему непривлекательного, но налившегося чувством силы и уверенностью, не сходила усмешка, означающая: «Кто не скурвился – я не виноват», теперь смотрелся как один из хозяев той самой ярмарки, ушлый и до невозможности деловой, успешно обувающий своих недавних односельчан, в которых отказывался признавать родню и друзей.
Прямых доказательств не имелось, но Акулов не сомневался в том, что Борисов приложил руку и к его, Андрея, аресту по состряпанному обвинению в превышении власти. Около двух лет Акулов отсидел в СИЗО и на суде был выпущен за недоказанностью вины. Уголовное дело отправили в прокуратуру для проведения дополнительного расследования, где оно валяется до сих пор и будет валяться, пока следак не соберется с духом его прекратить, так как доказать что-либо уже решительно невозможно, – «потерпевшие» от действий Акулова наркоман со стажем Олег Новицкий и его жена давно мертвы .
– Меня это не удивляет, – повторил Волгин и после короткой паузы высказал свою догадку: – Бориска знает, что мы летом задержали Заварова и, переговорив, выпустили с миром?
– Вот именно.
– Не вижу ничего удивительного. Скорее всего, Заваров сам ему об этом рассказал. Когда его задержали вторично, он наверняка пришел к мнению, что сделано это с нашей подачи, а история про «черного», который опознал его на улице, сочинена для обставы. Хотели остаться чистенькими, не нарушать своих обещаний, вот и загребли его чужими руками. «Все менты одинаковы» – я это прочитал в его глазах еще тогда. Может быть, после общения с нами Заваров начал думать о милиции лучше, но как только Борисов застегнул на его запястьях наручники, а прокурор санкционировал арест, он раскаялся в том, что позволил себе нам поверить.
– Ты его оправдываешь?
– Я его понимаю. Хотя сам бы так, конечно, никогда не поступил.
– Ты считаешь, что мы в чем-то виноваты? Приложили слишком мало усилий для доказательства своей искренности? По-твоему, теперь, когда мы его снова поймаем, надо будет встать на колени: Артурушка, зайчик, честное слово, мы не виноваты!
– Я так не считаю, и у меня совсем нет уверенности, что мы его когда-нибудь возьмем. Если он не круглый дурак, то свинтил из города сразу после того, как вышел из тюрьмы. Прошерстим всех знакомых, объявим федеральный розыск и будем ждать, пока он где-нибудь попадется.
– Он никуда не уехал…
– Знаешь?
– Чувствую.
– Куда рулить?
– Улица Заповедная. Там его друг живет, возможно – самый ближайший. Антон Шмелев, они вместе воевали в Чечне. Борисов про этот адрес не знает, я с трудом вытащил его из Светкиной мамаши…
– А если Артур действительно там отсиживается? Ты плохо знаешь те места; вдвоем мы его не задержим.
– Его там нет, я уверен. Но, если повезет, можно разнюхать что-нибудь полезное. Так вот, Борисов мне сказал примерно следующее: «Я, мол, понимаю, почему вы отпустили Артура. Но видите, чем это закончилось? Нормальные пацаны пострадали…» Говоря, он рассматривал мой пейджер, и на лице у него было написано только одно: «Что же ты продешевил? Если брать, то по-крупному».
– Ты ему в морду не зарядил?
– Еще предоставится возможность.
Пейджер был подарен Андрею младшей сестрой. В отличие от него, капитана милиции, занимающего элитную должность оперуполномоченного группы по раскрытию умышленных убийств, она танцевала в каком-то шоу-балете и зарабатывала нормально. Подарки от женщин Андрей принимать не любил. За исключением каких-то особых случаев, наподобие дня рождения, все другие варианты казались ему граничащими с оскорблением. «У нас не Америка с их оголтелым феминизмом, – говорил он. – В ресторане за ужин с дамой должен расплачиваться мужик. Он же должен убить и притащить домой мамонта, а она – уметь его приготовить». Сестра Виктория возражала, что у него устаревшие, консервативные и домостроевские взгляды, но он упрямо качал головой: «По-твоему, лучше, когда в кабаке выписывают два раздельных счета, а потом она подает в суд иск за сексуальные домогательства только потому, что он на нее посмотрел с интересом?». Танцовщица, которой в отличие от капитана бывать за границей приходилось неоднократно, только посмеивалась и подначивала, вышучивая его «серость» и «невежество», но он на провокации не поддавался и стоял на своем. Пейджер был вручен «на память об освобождении», и Андрей, скрепя сердце, принял дорогой, по сравнению с его доходами, подарок, частично обосновав свое решение нежеланием обидеть сестру и частично тем, что такая вещь ему необходима в работе.
Приближался день рождения, тридцатилетний юбилей, и Акулов поневоле задумывался, какой сюрприз сестренка с матерью приготовят для него на этот раз. Мать тоже зарабатывала неплохо, так что не приходилось сомневаться – подарок будет дорогой. Настроения это не улучшало…
– Борисову не морду бить надо, он только красивее от побоев станет, – проговорил Андрей, возвращаясь мыслями к работе. – Что толку просто так махать руками? Как говорил один десантный генерал, его надо ударить дважды. Второй раз – по крышке гроба.
– Этот гроб еще надо суметь подготовить. Некоторые пытались, и ничего у них не вышло. Всем все понятно, но доказать что-либо не получается.
– Ерунда. Не бывает здоровых людей, бывают только недообследованные. А у Борисова не то что симптомы болезни – трупные пятна начинают проявляться. Ладно, хорош порожняка гонять. Мы ведь не диссиденты, которые упиваются своим мнимым унижением, нам делом надо заниматься. Со Светланой история действительно непонятная. Мать говорит, что Заварова после освобождения дочка не видела.
– Ты веришь, что он ей не позвонил?
– Как ни странно, но верю. То ли вся любовь в тюрьме перегорела, то ли не представилась ему такая возможность. Так вот, ничего про него они не знали до сегодняшнего… то есть вчерашнего вечера.