— Ты версии начальнику РУВД будешь строить или проверяющему из Главка. А нам они без надобности. Когда будет за этим столом Марат-акробат сидеть в наручниках, вот тогда и будем умничать.

— Да не строю я версий. Так просто рассуждаю.

Казанцев недовольно скомкал испорченный бланк «усовки» — запроса в информационный центр для проверок на судимость — и метко закинул его в корзину.

— Не, писать бумаги в такую жарищу строго противопоказано. У тебя в поликлинике никакого блата нет? Справочку бы сотворить, что товарищу Казанцеву К. Н. категорически запрещено писать какие-либо бумаги — позволительна лишь роспись в ведомости на зарплату — в связи с тяжёлым состоянием здоровья. Ну, или что-нибудь в таком духе. Представляешь, поднял бы меня начальник РУВД на совещании, начал бы вставлять по поводу какого-нибудь ОПД, а я раз и справочку на стол, извиняемся, мол, не можем.

— Тогда после совещания тебе всё же пришлось бы написать одну бумажку — рапорт на увольнение. Наше министерство держится на трёх китах — на бумагах, процентах и проверяющих. И если один кит утонет, ведомство тоже рискует пойти ко дну. Чёрт, где там Белкин с мичуринцами? Время пить «Херши».

Как бы услышав вопрос Гончарова, на пороге «убойного» кабинета возник Вовчик.

— Виноват, господа. Сами знаете, наш суд — самый тягомотный суд в мире. Я уж и так, и эдак. А мне всё одно талдычат: «Вы оказывали психологическое давление на подсудимого? Он утверждает, что оказывали. А ещё он утверждает, что вы заставляли его курить наркотики и под их влиянием он дал вам обличающие себя показания». Я им: «Ясное дело, заставлял. Двое ему рот раскрывали, а я дым вдувал». Тут они давай мне вопросы наводящие задавать, один другого умнее. А не обзывал ли я товарища «козлом»? А не угрожал ли товарищу тюрьмой? Мне в конце концов надоело, я и спросил: «Граждане участники процесса, скажите толком, что вам от меня надо? Мне на задержание ехать пора». А они опять за своё: «Не было ли у вас внутреннего убеждения, что подсудимый не виновен…» Насилу вырвался. Ну что, ломанулись?

— Да, поехали. И так опаздываем.

Время близилось к шести вечера. Номер телефона, полученный от дачника, был установлен в гостинице «Северная», на другом конце города. Днём Казанцев сгонял в отель, навел справочки и узнал, что в одной из комнат второго класса, то есть с телефоном, действительно проживает парнишка по имени Марат, по фамилии Гасымов, по профессии коммерсант. Вероятно, на букву «Б».

Как пояснила всезнающая коридорная, господин Гасымов живёт один в двухместном номере, оплачивая обе койки. Раньше семи в отель не возвращается, посторонних антиобщественного поведения не приводит, в употреблении спиртного и женщин замечен не был, вежлив, морально устойчив, внешне приятен.

Приятность внешности «убойный» отдел не интересовала, но за остальное Казанцев сказал милой женщине большое милицейское «мерси», а заодно успел забить с ней стрелочку завтра вечером у Мариинского театра. Коридорная, оказывается, балет обожает. Какое совпадение. Надо же, Казанова тоже без него жить не может.

Сейчас, взяв напрокат служебный «жигуль» начальника районного розыска, пару жилетов и дубинок, господа дружно двинулись к «Северной».

Ломать голову над задержанием Марата не стали. Простота — залог успеха. В городе канун Игр доброй воли, вся милиция на ушах, чистка гостиниц — вещь обычная. Здрасьте, это мы, будьте любезны «аусвайс». Ах, нету? Хо-хо, тогда пошли. А бронежилеты с дубинками — на случай непредвиденных глупостей.

В машине, чтобы скоротать час дорожного времени, Белкин вновь принялся излагать правдивые истории из своей жизни:

— Меня постоянно по судам таскают. Чуть кто в отказ — Белкин, ну-ка, бегом сюда, давайте разбираться. А одна мамаша ворюги малолетнего, знаете, что удумала? Пришла ко мне, пока отпрыск её суда в тюрьме ждал, и давай меня трёхэтажным крыть. Такого наплела, в гопкомпании не услышишь, и всё больше с уклоном в эротику. Я, сами понимаете, ответил. Поскромнее, но ответил.

Поорали друг на друга минуту-другую и разбежались. Ну, вернее, она убежала, а я остался. Так и не понял, что ей от меня надо было. Сначала не понял. Вот ведь бестия. У неё в сумке, оказывается, магнитофон был спрятан. Она потом свои реплики стёрла и на суд запись принесла. Так и так, вот каким образом сотрудники милиции ведут себя с посторонними. А теперь представляете, что они творят с подозреваемыми? Представили? Ну, и сынок с адвокатом в ту же дудку — избил, обкурил, оказал психическое воздействие.

Я стою на трибуне, то есть перед судьей, отдуваюсь как могу. А потом говорю — дайте час и все вопросы отпадут сами собой. И мигом к себе. Не, думаю, не получится у вас честного парня Володю Белкина оклеветать. Опорочить его светлое ментовское имя. Потому что у Володи Белкина тоже в столе магнитофон имеется на всякий случай. И выключатель в дверном косяке. Как кто заходит — внимание, запись. Дубль первый, натуралистический.

Я магнитофон извлёк, в дипломат его и на суд. Как врубил мамашины цитаты про любовь на весь зал… Мамашку потом еле водой отпоили. Судья с чувством юмора мужик оказался, влепил хлопцу по максимуму. Не, я, конечно, родителей и близких понимаю, они ради того, чтобы оправдали, на всё готовы, но зачем на нас-то выезжать?! Особенно такими методами? А что, я не прав?

— Прав, Вовчик, прав. Только помолчи немного, надоел трескотнёй.

— А чего ты мне рот затыкаешь? — обиделся Белкин. — Потаскали б тебя с моё по судам, тоже слюной бы брызгал.

— Кончайте, — прервал спорящих Паша. — Как обставляться будем? Перед Маратом? Он же сразу срубит, откуда адресок узнали. Не хотелось бы дачника подставлять.

— Да пошёл он подальше. Мы из-за него целую неделю потеряли, а теперь ещё и обставляться должны, — зло ответил Белкин.

— Я согласен с коллегой, — поддакнул Казанцев. — Будем работать как обычно — проверка паспортного режима. Если что — в рог.

Машина с трудом продиралась сквозь дорожные пробки, постепенно приближаясь к заданной цели. Маячок на крыше слабо действовал на других водителей, желание побыстрее проскочить загруженные участки в большинстве своём пересиливало необходимость уважения властей.

Всё верно, власть нынче неуважаема. Вследствие этого неуважения господа сыскари слегка запаздывали. Тем не менее в начале восьмого «Жигули» остановились у торца гостиницы «Северная». Водитель остался в машине, а Паша, Вовчик и Костя кинулись к парадному входу.

Сунув в нос швейцару потрёпанные красные корочки, оперы поднялись на лифте на пятый этаж и оказались в небольшом холле, покрытом вытоптанным бордовым паласом.

Костина знакомая находилась на своём посту, за столиком, под листьями огромного декоративного кустарника. Она сразу узнала Казанцева и растянула рот в улыбке:

— Ой, Костик…

— Добрый вечер, ласточка. Что наш соколик, в гнёздышке?

— Да, сегодня рано вернулся.

— Чёрт, опоздали. Лучше б его в холле было прихватить. Ну ладно, что ж теперь… Пойдём, малышка, поможешь.

— Куда?

— Да ты не бойся. Ты, главное, постучи, и если он спросит: «Кто там?», то соври что-нибудь, типа: «Смена белья» или «Милиция». Шутка. Ну, что у тебя нет повода зайти? Да, кстати, если он откроет, пригнись, пожалуйста, мы его тихонько… Договорились? Тогда вперёд.

Проинструктировав коридорную, Костик галантно вывел её из-за стола и пропустил перед собой, указав двумя руками направление движения.

Леночка поправила чёлку, одёрнула юбку и, покачивая роскошными бедрами, направилась к нужной двери.

Казанцев переглянулся с остальными и показал большой палец.

Леночка остановилась, ещё раз посмотрела на оперов и, поймав их дружный утвердительный кивок, постучала кулачком в полировку дверей. Три секунды спустя из комнаты послышался настороженный мужской голос:

— Кто там?

— Марат Киримыч, вам счёт телефонный. За междугородние переговоры.

— Минуточку, я вроде никуда не звонил, — ответил голос, но дверной замок всё же защёлкал.

Дверь распахнулась, Леночка, чётко следуя полученным инструкциям, резко нагнулась, а ловкий Вовчик по-футбольному подпрыгнул и с криком «Проверка паспортного режима!!!» въехал головой в грудь застывшего в проёме Марата.

Грохот последовал неимоверный. Прямо как в фильме «Терминатор». Один плюс два. Вовчик загремел всеми костями, дубинками, ключами и мелочью в карманах, Марат загремел ещё сильнее. Леночка, должно быть, впервые увидела тихое милицейское задержание и, правильно рассудив, что если таким образом ребята проверяют паспортный режим, то обыск в номере может привести к полному разрушению отеля, на всякий случай ринулась к лифту.

Паша и Костик уже контролировали руки Марата Киримовича, который, правда, и не пытался оказать какого-либо ощутимого сопротивления, а лишь пускал пузыри изо рта и раздувал щеки. До вторжения ребят в его частную жизнь он принимал душ; под его халатом, кроме мокрого тела, ловкие и опытные руки сыщиков ничего не обнаружили.

Через секунду он сидел на диване, рассматривая сковывающие запястья «браслеты».

— Вольдемар, с каких это пор ты работаешь ОМОНовскими методами? Кости все целы?

— Меня разозлили. На суде. А потом мне его голос не понравился — «Кто там?» Ни фига себе, к нему из отдела по раскрытию убийств приходят, а он: «Кто там?» Нахал. Слышь, Марат Киримович, ты чего такой невоспитанный? Виктюка в детстве, наверное, не читал. Да хватит сопеть, лучше паспорт найди.

— Вы, вы из милиции?

— Ага. Из русской народной милиции. А вы откуда? Вероятно, из горячих точек? Не журналист часом?

Казанцев, не тратя времени на пустые разговоры, уже шарил по шкафам и чемоданам. Среди рубашек, брюк, носков, ботинок и прочего хлама наркотиков, боеприпасов, огнестрельного оружия, к сожалению, не попадалось. Попадались бритвенные принадлежности, пара часов (одни сломанные), упаковочка кондомов, консервный нож и календарик-открытка. Вещей, пропавших у Юры, также не наблюдалось. Собственно, на это никто и не рассчитывал. Но всё равно обидно.

Марат, наконец придя в себя, начал крутить головой, не зная, к кому обратиться за разъяснениями.

Паша, поняв его трудности, связанные с языковым барьером, приложил палец к губам и прошептал:

— Тс-с, чуть позже… Всё в порядке, всё в абсолютном порядке…

Костик уже сворачивал в рулон грязный палас, пытаясь найти под ним хоть какой-нибудь криминал. Бесполезно. Кроме неизвестно каким образом попавшей туда листовки, рекламирующей достойного кандидата в Петросовет, он ничего не выискал. Листовка же говорила о том, что палас их номера не выносился на проветривание как минимум полгода.

Поднимать матрасы на кроватях Костик не стал, рассудив, что там он в лучшем случае найдёт чью-нибудь предвыборную программу.

— Одевайся, дядя, поехали.

— Куда поехали?

— Поболтать надо…

Таничев вышел из безоконного кабинета и, зайдя в «тронную залу», устало брякнулся на диван.

Присутствующие с надеждой смотрели на него, ожидая результатов его четырехчасового затворничества с Маратом. Едкий запах «Беломора», насквозь пропитавший одежду Петровича, начал распространяться по кабинету, но никто на это не обратил внимания.

Петрович, вероятно, не надышавшись вдоволь в душегубке, достал очередную папиросину, прикурил от огромной бензиновой зажигалки и вымученно произнёс:

— Пустышка, мать его…

— Что, совсем?! — уточнил Казанцев.

— Совсем.

— А может, ему… — Костик красноречивым жестом изобразил удар кулака по цели.

— Без толку. Он и так перепуган донельзя.

— Ладно, Петрович, не томи. Что там?

— Он действительно жил на Вишнёвке.

— Понятное дело. Если б он и это отрицал, тогда б я ему точно «бумс» устроил.

— Чего ж он съехал так быстро? — поинтересовался Вовчик.

— Я ж говорю, ссыт кипятком. А ты думаешь, чего он не выступал после задержания? Да он рад-радёшенек, что вы ментами оказались, а не теми, кто его ищет.

— Ещё бы он был не рад. На нём хоть царапина есть? То-то. Будь на нашем месте СОБР или спецназ, лежал бы он сейчас где-нибудь в больнице имени Володарского.

— Да я не о том. Маратик бегает вовсе не от милиции. Он по весне фирмочку одну опустил. Товар забрал и смылся. Ликёры там, шоколад, сигареты, косметика. На приличную сумму. Фирмочка московская. В Питере он по своим землякам товар раскидал. «Бабки» не говорит где. Да и чёрт с ними, это не так важно. На Вишнёвке хату случайно нашёл. На вокзале парень какой-то предложил. Надо будет, кстати, у дачника уточнить, что там ещё за пацан. Никто про эту хату не знал. Но Марат страховался на всякий случай. Знаете, спиченки в косяки дверные вставлял, вещи запоминал, как лежат. Ну, чтобы засечь, если кто-то без его ведома зайдёт. Так вот, однажды, после очередного возвращения на свою конспиративную квартиру, он обнаружил, что в его гнёздышке кто-то побывал. Очко у товарища усиленно заиграло. Газет начитался и книжек про мафию. Решил, что его выпасли. Не, может, и на самом деле выпасли, чёрт его знает. Что делать? Срочненько валить. Бегом. Тут как раз дачник за жратвой приехал, он с ним и рассчитался. Через своего приятеля в «Северной» место нашёл. Это со своим знакомым он тогда ругался по телефону. В цене не сошлись. Потом хозяину телефончик оставил, чтоб тот перезвонил, если спрашивать будут. Ну, и всё. До сегодняшнего дня жил в «Северной».

— Что-то он легко про кидалово своё рассказал. Прямо дева Мария на исповеди.

— Это он от радости. Я ж говорю, когда вы влетели, он решил, что это бандиты, которых та фирма наняла. Вовчик, ты в следующий раз хоть объясняй гражданам.

— Я ж предупредил, что проверка паспортов. Там коридорная была, подтвердить может, если что…

— Да ладно. Так что, на радостях он мне всё выложил. Ну, конечно, не только по этому. Я там подавил его маленько.

— А шприц?

— Шприц не его. Мамой клянется. Я, конечно, клятвам его не верю, но, с другой стороны, он не похож на наркошу.

— А что за фирма? — вступил в заседание большого совета Паша.

— Контора солидная. Поэтому он так и тихарился.

— Может, он в розыске, те вполне могли в ментуру московскую заявить.

— Те в ментуру не пойдут. Сами в воровстве по уши увязли. Не в обычном, разумеется, — налоги всякие, неучтёнка. А из «крыши» своей могут «быков» нанять для розыска и наказания обманщика Марата. «Крыша» там тоже вроде солидная.

— Слушайте, значит они его и вправду выпасли! Ну, и с Юрой перепутали. Всякое бывает.

— Ну да, восемнадцатилетнего студента с южным мошенником спутали.

— Да мало ли! Может, пытали, а потом того, зарезали. На бандитские разборки очень похоже.

— Сомневаюсь. Совсем без башки, что ли? Гасить-то его зачем было? Лишний раз рисковать только. Могли бы припугнуть, ему бы хватило, молчал бы до конца жизни.

— Стойте-ка, — вдруг осенило Пашу. — А ключи? Вы врубаетесь? От хаты было только два комплекта — один у чёрного, второй у дачника. Но ведь у Марата кто-то был. Хозяин отпадает, он бы рассказал. Стало быть…

— Был ещё один комплект.

— Точно. И главное. Помните, что мать сказала? Юра любил музыку. Врубаетесь?

— Не совсем. Музыка-то тут при чём?

Паша постучал кулаком по столу, затем по лбу:

— Мы ведь совсем забыли про это. Нет, не забыли. Мы даже не думали об этом. Вы помните обстановку в квартире? Замки на дверях целы, стало быть, дверь открыли ключом. Кровь только в комнате.

— Ерунда, Юра мог сам открыть дверь.

— Не мог. Он не слышал звонка. Он слушал плейер. И плейер похищен не был потому, что разбился. Разбился, когда Юру ударили. Или завалили на диван. Тот, кто проник в квартиру, не рассчитывал, что застанет Юру. Он позвонил и, убедившись, что дома никого нет, отпер дверь.

— По-моему, ты усложняешь.

— А стали бы нормальные бандиты забирать кроссовки и часы? То-то и оно. А эти подмели всё, что хоть какую-то ценность имело.

— Да перестань ты. Вон, «мокруху» на Тихом бульваре помнишь? Явная «заказуха», а под грабеж обставленная. Тоже часики, кроссовки, даже водку забрали.

— Короче, — прервал спорящих Таничев. — Пишите рапорты, что Марат сопротивление оказал и отправлен на пятнадцать суток за неповиновение, а за две недели, глядишь, ещё что появится. Сейчас отпускать его нельзя. Я его клятвам не очень-то доверяю.

— Боюсь, в суде не проскочит, — заикнулся Гончаров. — Он вроде не сопротивлялся.

— Ты что, первый день в ментуре? Не стройте из себя чистоплюя, граф. Он вас же мудаком обозвал. Половина гостиницы слышала, — не выдержал Вовчик.

— Леночка точно слышала, — подтвердил Костик, — и даю гарантию, что она, как возмущённая гражданка, даже подпишется под этим. Правда, мне придётся ещё разок в отель слетать.

— Во, лишь бы повод найти. Бабник.

— Попрошу без оскорблений. Я, между прочим, ради святого дела. Человека наказать за сопротивление. Ишь, взяли манеру ментов не уважать.

— Однако уже два ночи. Мы по домам планируем? — спросил Белкин, взглянув на часы.

— На чём? Лично я остаюсь. Что я, пешком через весь город пойду? Вон, стулья составлю и перекантуюсь.

— Тогда бывайте. У меня и так с женой сплошные очаги напряжённости из-за этой работы. До завтра, вернее, до сегодня.

Белкин накинул лёгкую куртку, висевшую на спинке его стула, и вышел из помещения вытрезвителя в тёплую питерскую ночь.

— Я тоже остаюсь, — вздохнул Казанцев, — на диване лягу.

— Диван мой, — напомнил Таничев.

— Что ты жмёшься?

— Я старый человек и тоже, между прочим, домой не собираюсь.

— Так раздвинем, не развалится. Как-нибудь уместимся.

— А Марат?

— Да пускай сидит в тёмной. Наручниками к трубе водопроводной прикуём. Не хуже «Северной». Не фиг было ликёры тырить. А ты что, его с собой положить хочешь?

— Ладно. — Петрович поднялся и начал раздвигать диван.

Данный предмет мебели он собрал, работая ещё в отделении, из разных запчастей, найденных где только можно, вплоть до мусорных свалок.

Красотой и изысканностью форм диванчик не отличался, как не отличался и прочностью. Однако путь в кузове грузовика от отделения до вытрезвителя он выдержал с честью, не развалившись во время движения и погрузки. Таничев особенно гордился этим фактом.

Мало того, проводивший инвентаризацию завхоз РУВД приклеил на диван бирку с номером, а стало быть, сей антиквариат был поставлен на баланс в бухгалтерию. В ведомости он значился как «диван старинный, без обивки». Петрович только осваивал данное ремесло, и пока что полосатый матрас и сиденье просто прикрывали драповым пледом, изъятым с какого-то обыска.

Петрович бережно отодвинул своё произведение от стенки и начал снимать спинку. В этот момент боковины, державшиеся на гвоздях, раздвинулись, и сиденье рухнуло на пол, по пути придавив ноги Петровича.

— А, мать твою! Рухлядь старая! Ну что за блядство! Это называется элитное подразделение по раскрытию убийств. Хуже помойки…

— Это вы, герцог, напрасно. На нас в министерстве сделаны большие ставки.

— При чём здесь ставки? При чём здесь министерство или Главк? Я про диван говорю. Дрыхнуть-то на чём будем, господа офицеры?