Глава 10
– Хотите, я напишу, что убила этого Витьку? Только помогите найти Катьку. Я никуда больше не убегу. Правда. И все напишу. Помогите.
– Слушай, между нами, как ты ухитрилась удрать из изолятора?
– Охранник приставать начал, выпить предложил. Я ему в стакан капнула. Клофелина.
– Молодец. Он в рапорте написал, что ты шпилькой открыла замок камеры, связала его и напарника, отняла ключи и удрала. Их так и нашли связанными. Ну, хитрецы, лишь бы обставиться. Им, кстати, начальство поверило.
Казакова поднялся, выключил большой свет, создав интим.
Он сегодня дежурил. Когда раздался звонок, Костик смотрел видик, наслаждаясь очередным мордобоем. Настроение было поганым, он полаялся сегодня со своей последней подружкой, поругался с Белкиным из-за какого-то старого дела и, главное, не смог пригласить на дежурство какую-нибудь даму сердца У одной дела, у другой муж, третья ушла на концерт “Браво”. Какое “Браво”? Он сам “Браво”.
И тут такой подарок! Набегалась, девочка? Правильно. Раньше сядешь – раньше выйдешь.
– Подумай как следует. Не торопись. Кому ты понадобилась?
– Ума не приложу. Кроме вас, я никому не нужна.
– Не скажи. Дело в том, что тот убитый не был рекламным агентом, как указано в его визитке. Он, помимо рекламы, баловал разной дрянью. И довольно успешно баловал. Разумеется, в команде таких же “озорников”. Которые, может, и не слишком любили Витеньку, но найти его убийцу жаждут. Чтобы наказать. Такой вариант не исключен, если убийство не связано с их внутренними делами.
– Да, но как они узнали про меня, про Ольгу, про Катю? Только здесь было все известно.
– Это ты так думаешь.
Костя давно привык к утечке информации – обыденный и вполне реальный случай. Однако он все же рассчитывал, что девочка прокололась где-то еще. Тем более, из своих мало кто знал расклад. Убойщики, следователь прокуратуры… Музыкант. Да, в тот день он был здесь. Еще хотел остаться поколоть. Но Серега “б мог слить информацию. Он по природе свой. Нет, это не наши…
– Чай будешь? Не дрейфь, разберемся.
Женька кивнула. Она еще не согрелась. Казанова воткнул кипятильник в сеть.
– Подружка твоя, значит, знала, где ты?
– Не ругайте ее, пожалуйста. Она хотела помочь мне.
– Вот, сколько ни объясняй, что врать не стоит, все равно врут. Чего теперь ругаться? Поздно жевать “Орбит”, когда челюсть в стакане.
– Ольга хорошая.
– Она твоя родственница?
– Нет. В детдоме вместе росли. У меня никого нет, кроме нее.
– А у нее?
– Тоже никого. Только дочка. Ее мать в роддоме оставила.
– А квартиру она как получила? Значит, кто-то есть?
– Нет никого. Это спонсоры. Раньше детдом знаете какой кормушкой был! Первая заведующая себе домину в Репине отгрохала – закачаешься. Учета ведь никакого. Гуманитарная помощь, денежные переводы, продукты. Получают на сто человек, а кормят пятьдесят. Еще бы не нажиться. Потом ее прихватили, она уволилась. Новая детдом приватизировала, сделала частным. Великий почин. Спонсоры тут же нашлись. Нам-то хуже не стало. Частный – так частный, лишь бы жилось нормально. Спонсоры даже несколько квартир подарили. Вот Ольге, как одной из лучших учениц. Я после детдома к ней перебралась.
– А дочка? У нее есть муж?
Женька отрицательно покачала головой. – По глупости залетела. Месяц встречались, потом он пропал. Ольга не стала оставлять Катьку в роддоме.
– Тебя тоже оставили?
– Нет…
Костик насыпал заварку в металлический чайник достал бутерброды.
– Ну и чего вам не хватало? Клофелинить-то зачем? Неужели нормального занятия не найти? Женька промолчала.
– Ладно, воспитание не мой удел. Бери бутерброд.
– Спасибо.
Стекла кабинета дрожали от проезжающих машин, Трещала троллейбусная печка, грозя коротким замыканием.
– Я так понимаю, что идти тебе сегодня некуда, – жуя бутерброд, подметил Казанова. Женька не ответила.
– Останешься здесь. Оно и удобнее и надежнее, А то снова куда-нибудь потеряешься. Женька оглянулась за спину.
– Ляжешь на диване, я пойду в кладовку. А утречком прикинем, как быть.
Он стряхнул крошки со стекла, посмотрел на список телефонов убойных отделений города.
– Так, сейчас. – Костик стал накручивать диск. – Адресок-то проверим на всякий случай. Но смотри если мужики дверь вынесут, а там все в порядке, чинить сами будете.
– Хорошо.
– Алло, алло! Здоров, братан. Коллеги беспокоят. Тоже из убойного. Казанцев. Есть халтура по вашей земле, не поможете? Адресок надо проверить. Старичок, я понимаю, что тачки нет. Тормозить никого не надо. Есть сомнение, что там не все в порядке. Человечек стуканул, что труп в адресе. Человечек баламут, конечно, но ты б проверил на всякий случай. Черт его знает. Сделаешь? Лады. Пиши адрес. Можете вынести дверь, если что – все стрелки на меня.
Продиктовав адрес. Казанцев положил трубку и допил оставшийся чай.
– Сейчас сгоняют, проверят. У нас западло в таких просьбах отказывать. Они перезвонят сюда.
– Боже мой, труп…
– Да это я так, для убедительности. Ты близко-то не принимай. Ничего с вашей тетей Шурой не случится.
Опер вылез из-за стола, сходил в кладовку, принес замусоленную подушку и одеяло.
– Давай, ложись, а то замученная ты какая-то. Женька все равно не смогла бы заснуть. Тяжелые мысли напрочь прогнали сон. Она посмотрела на диван.
Костик трактовал этот взгляд по-своему:
– Да не бойся ты. Никто тебя не тронет. Что я,
Бык какой? К телефону не подходи. У нас в кладовке параллельный. Все, спокойной ночи, беби.
Он нажал на выключатель настольной лампы и вышел из кабинета.
– Почему они забили “стрелку” в Пассаже? – Петрович скомкал гильзу папиросы. – Столько народа… Рассчитывают, что она не пойдет в ментуру. А если пойдет? Они ж понимают, что в таком месте засаду устроить – проще некуда. А если девчонка вдруг визг поднимет?
– В любом случае до шести мы должны быть там и прикрывать ее. Сейчас десять. Нас четверо. Музыкант со своими подтянется. Итого девять человек, Маловато.
– Я позвоню, пришлют постовых и участковых по гражданке. Володя, сгоняй в Пассаж, прикинь там на месте, где встать можно. Поговори со службой безопасности, предупреди, что, возможно, устроим шум.
Казанова вернулся из кладовой, стукнул кулаком о ладонь:
– Черт, она никакая до сих пор. Как пьяная. Боюсь, зашкалит у нее в самый неподходящий момент.
– Да, серьезные ребятишки. Бабку завалили, девчонку забрали. Чего ради?
– Что местные по этой тете Шуре думают делать?
– Сразу возбуждать дело не стали. Будут ждать вскрытия. Чисто внешне там черепно-мозговая. Тупым предметом. В общем-то они не очень обрадовались. Глухарек. Ну, если только мы сегодня никого не зацепим.
– Да, хорошо б зацепить. Хоть одного. Все вытрясем.
– Так, а что с этой Куколкой делать? – В разговор вступил Гончаров. – Она вроде как подозреваемая, да и из изолятора сдернула.
– Сначала девчонку вытащим. Это важнее. А там видно будет. Сгоняй лучше в дежурку, возьми рации. Все, что есть. И аккумуляторы свежие.
Казанова вытащил из стола плечевую кобуру.
– Петрович, девка божится, что, кроме истории с Шерифом, у нее никаких заморочек не было. Серьезных заморочек. Получается, сегодня ее будут ждать его ребятки? Но, кроме нас, никто не знал, что девка при делах. Откуда водичка протекает? Паш, ты по пьяни никому ничего не ляпнул?
– Ага, корреспонденту из газеты. И по телику выступил.
– Я к тому, что если водичка протекает, то сегодня они будут в курсах. Опять стрелять придется.
Казанцев покрутил кобуру и швырнул ее назад в стол.
– “Ствол” я, конечно, захвачу. Но палить не буду, предупреждаю сразу. Хватит, настрелялся.
– Ты все запомнила? Как только подойдут, переложи пакет в другую руку. Самое главное – никуда не уходи из зала и тем более не садись с ними в машину. Гоняться по городу на наших “ведрах” опасно Для окружающей среды. Да и все равно не догоним. Головой по сторонам не крути, стой спокойно. Если будут тащить силой, кричи. Так, сейчас без четверти. Пора. Спустись в переход, будто приехала на метро. Все нормально. Ступай.
Женька вышла из машины. Скорей бы все это закончилось.
Пассаж, превращенный в настоящий западный супермаркет, заманивал публику своими стильными витринами, гарантирующими отличный товар и низкие цены. Цены, может, и не были низкими, но удачное расположение универмага автоматически давало преимущество перед другими магазинами. Толпы горожан ныряли в его высокие двери – в большинстве своем не ради покупок, а просто чтобы погулять под стеклянным сводом, поглазеть на недоступное нашим производителям качество, в конце концов, погреться или съесть пончик в одном из уютных буфетиков.
В это время суток наблюдался максимальный наплыв посетителей, хотя “час пик” уже подходил к концу. Торговый муравейник. Хаотическое движение людей-молекул. Гомон, шум, треск, ругань, смех, анекдоты, мат. Вопросы-ответы.
– Молодой человек, это какого размера колготки?
– Минуточку. “Двоечка”.
– А какие вы мне посоветуете? Эти или эти?
– На ножку можно взглянуть? О! Блеск! Берите любые. А лучше никакие не берите, вам идет без.
– Вы странный продавец.
Костик убрал колготки под прилавок и обернулся к сидящей на табуретке продавщице.
– Боюсь, я вам немного товарооборот понижу. Но она б меня еще про бюстгальтер спросила.
Молоденькая продавщица улыбнулась. Отдел женского белья был самым близким к месту назначенной встречи, не считая цветочного, конечно. В цветочном торговали Паша с Вовчиком, нарядившись в фирменные куртки и нацепив идиотские кепочки. Казанова выбрал женский отдел, как более близкий сердцу. Остальные рассредоточились по залам как обычные покупатели. Три человека перекрывали центральный выход.
Костик заметил Женьку, взглянул на часы. Десять минут до встречи. Они торчали здесь уже больше часа, бездарно торгуя цветами и колготками, заодно производя визуальную разведку. Разведка оказалась делом пустым – распознать в такой толпе человека, зашедшего с “умыслом”, мог только старик Мюллер.
– Скажите, это натуральный шелк?
– Конечно! А цветочки ручной вышивки. Работа китайских мастериц. Три китайки под окном пряли поздно вечерком…
– Заверните.
Лениво проплыл местный охранник в униформе, без меры пестрящей всевозможными лейблами, блестящими, как сопли на заборе.
Почему, почему они забили “стрелу” здесь?
Костик увидел Музыканта. Серега мерил джинсовую куртку. Кончай, кончай. Время.
Женька остановилась рядом с колонной, как и было условленно. Круговой обзор.
Без пяти.
Очень много людей…
Охранник метнулся по направлению к служебной Двери, на ходу прижимая рацию к уху. Еще двое спускались по лестнице со второго этажа. Костик проводил их взглядом. Случайность? Перекур? Кофе со Кивками?
Белкин неумело заворачивал цветы. Паша хихикал с девочкой.
Спокойно, все спокойно.
Еще двое. Вместе с администратором. Комсомольское собрание? В рабочее время? Так, местные менты тоже засуетились.
Без трех.
Глухой стук по микрофону.
– Раз, раз, раз… Уважаемые покупатели, убедительная просьба немедленно покинуть универмаг. Соблюдайте спокойствие. Повторяю. Универмаг закрывается по техническим причинам. Запасной выход в торце центрального зала. Соблюдайте спокойствие и не допускайте паники.
– Паники, паники… – двукратным повтором отозвалось эхо.
Паники? Лет десять назад на подобное объявление никто бы не обратил внимания. Ну, трубу прорвало, ну, ОБХСС нагрянул. Лет десять назад панику вызвала бы информация, что в 5-й секции продают туалетную бумагу. А нынче? Какие такие технические причины? И если причины, то почему без паники?
Публика притормозила, с легким недоумением озираясь по сторонам. Пауза. Ерунда, померещилось. Гуляем дальше.
– Повторяем. Убедительная просьба немедленно покинуть универмаг…
Так, это уже заявка на победу. В самый разгар финального матча дунуть в свисток! Что там, “башню” у судьи заклинило? Мужик, “на мыло” захотел? В чем дело-то?
Как в застойные годы, так и в демократическое время публика всегда делилась на две большие категории – сообразительные и чрезвычайно сообразительные. Тут уж ничего не поделаешь. Закон эволюции.
Торговые залы Пассажа в настоящую секунду наполняли все те же категории. И реагировали на объяву-просьбу по-разному, каждая – по-своему.
Без паники? Ясно! Как скажете. Мы сообразительные, могли бы и не повторять. А ну, с дороги!
Сообразительные без паники ломанулись на. выход.
– Очумел?! Куда прешь?!
– Полегче, полегче…
– Оглохла, старая? Корму-то разверни!
– Нахал!
Возник водоворот. Из входяще-выходящих. Вернее, из выбегающе-входящих. Узкий предбанник Пассажа на такие водовороты не рассчитан. Недоделки архитектора. Халтура.
Секьюрити несколько запоздало и неумело стала перекрывать вход в супермаркет, создавая дополнительные помехи.
– Дорогу! Дорогу! Освободите проход. Универмаг закрывается! Я тебе что, мужик, сказал?! Куда лезешь, по-русски не понимаешь, е!..
– Экскьюз ми.
Народ с Невского, будто опилки к магниту, потянУЛСЯ к Пассажу.
– Что там? Что?
– Скажите, что я заняла за вами…
Несколько охранников из зала побежали на подмогу – обеспечивать свободу выхода. Оставшиеся принялись подгонять покупателей.
– Господа, господа! Пожалуйста, не задерживайтесь. Все вон. Дама с тележкой, проснись. На выход! На выход!
С верхних этажей в центральный зал лавинообразно пополз народ. Народ, не привыкший к закрытию по техническим причинам. Это у них, у загнивших, сказано: “вон” значит “вон”. А у нас – почему это вон? Хотим ответа.
Казанова выскочил из-за прилавка и добрался до ближайшего охранника.
– Что за беда, старичок? Тот узнал опера:
– Позвонили по “02”. Представились чеченами. Пообещали в восемнадцать десять рвануть три кэгэ тротила. Через семь минут. Бомба находится в урне, стоящей под первой от входа лестницей. При попытке обезвредить будет взорвана по радио. Аллах акбар.
– Если б хотели взорвать, не предупреждали бы.
– Там действительно коробка.
– Может, с кирпичами.
– Нет, проверяли. Тротил. Если рванет, Пассаж превратится в мираж. Так что пора смазывать лыжи.
Костя обернулся. Лестница находилась менее чем в десяти шагах от него. Несколько человек остановились на ней, решая, куда, в конце концов, им идти.
Но уже через секунду бешеный напор толпы начал сметать все на своем пути, закручивая в водоворот все больше и больше людей-молекул. В толпу просочилась водичка. Одно короткое слово. Бомба! В метро рвут, в автобусах рвут, а сегодня до торговли добрались, идиоты!
"Работали мы как-то с Максом “гоп-стопом”. Глотнул я “Абсолюта” и рванул тачку. А Макс взял и заминировал круте-е-ейший автобус. Я снова выпил и взорвал настоящий поезд, прикинь! А Макс вообще решил, что ему все позволено. Впрочем, зла на него за это я не держу”.
Единственное, что теперь могли делать охранники и прибывшие районные менты, – это разгонять толпу зевак с проспекта, обеспечивая более-менее свободный выход. При этом средства уже не выбирались. Применялось все подряд, кроме пулеметов.
Паника! “Броненосец “Потемкин" – !.
Костя кинул взгляд на цветочный отдел. Он давно уже все понял. Мудила охранник грубо толкнул стоявшую Женьку.
– Замерзла, что ли? На выход!
Белкин с Гончаровым перепрыгнули через прилавок и, стараясь не упускать Женьку из вида, тоже двинули к дверям.
Костя вернулся к отделу женского белья, вытащил из-под прилавка свою куртку. Продавщицы уже не было – жизнь дороже колготок.
Музыкант хлопнул Казанову по спине и кивнул:
– Давай за ней, быстро!
Хорошо бы быстро. Тут сейчас хуже, чем на пересадочных станциях метро в час пик. Тут власть толпы. Перебор!
Серега начал бешено вгрызаться в народ, работая корпусом-тараном. “Вы слышите меня, бандер-логи?”
– Сволочь, что ж ты творишь? Детей хоть пропусти, паразит. Совесть-то достань из кармана!
Водоворот вихрем закрутил Женьку, засосав в эпицентр, и через несколько секунд прижал ее к косяку одной из дверей, ведущих в предбанник.
– Что ж ты уперлась, дура! Живей, живей! В кашу ведь превратимся!
Внизу, в предбаннике, и без взрыва стала завариваться каша. Давка – вечная спутница культмассовых мероприятий.
Детские крики, вопли старух, безудержный мат… Через мгновение затрещат кости. В дверях застряла тележка. Быстрее, мать твою, быстрее!
Женька с огромным усилием повернула голову. Краешком глаза заметила Гончарова, барахтающегося в толпе, как утопающий в морской стихии. И больше ни одного знакомого лица.
Она уперлась в косяк, пытаясь удержаться перед дверьми хоть на секунду, дождаться кого-нибудь из прикрывающих ее ментов.
Пустое дело. Чья-то сильная рука дернула за плечо и ввернула в дверной проем. – Не суетись, красотка. У Женьки все оборвалось. Гады! Гады! Она ткнулась в турецкую кожу как минимум пятьдесят шестого размера. Фигура, облеченная в эту кожу словно ледокол, проламывала торосы людей. И не менее мощный буксир толкал Женьку вперед. “Женское счастье – был бы милый рядом…”
Ей оставалось только кричать. Но кричали все, и на ее слабый визг никто даже не обернулся.
Администрация весьма вовремя врубила рекламный блок:
– “И как хорошо, что именно сейчас появился “Сникерс” больше прежнего на десять процентов. Это еще больше орехов, еще больше шоколада, еще больше карамели…”
"Еще больше говна!” – зло добавил про себя Музыкант, беспорядочно работая руками и корпусом. Он уже увидел парней, зажавших Женьку в тиски, до них было не так уж далеко – метров пять. Всего ничего – в нормальной обстановке. А сейчас надо прорубить эти пять метров, как туннель в скале. Руками.
Серега не слышал криков и ругани, не видел своих окровавленных кулаков, разбивающих чьи-то носы, не чувствовал боли от ответных ударов. Он прорубал туннель, ни на мгновение не упуская из виду цель.
"Я вас достану, паскуды! Достану!”
Паша с Вовчиком безнадежно отстали. Казанова что-то кричал за спиной.
Еще пара секунд! Последний рывок. До дверей четыре шага. Ему – четыре. Им – один. Да сопротивляйся ты, сопротивляйся, дура! Мне надо полсекунды! Всего!
Он поймал ее взгляд.
Ужас вперемешку со слезами.
"Я сейчас, сейчас! Не дрейфь!”
Два шага до выхода. Они уже там, на Невском. Черт-т-т! Быстрее. У-у-у!
Детский крик. Где-то внизу, под ногами. Девчонка, блин! На полу.
– Аня, Аня! Подождите, умоляю! Аня-а-а! Кровь. Кукольная масса. Игрушка! Тряпичная большая игрушка. Рычание толпы вместо ответа.
Музыкант рубанул локтем. Резко, назад. Хруст зубов. Прикушенный язык. Вскинутые вверх руки.
– Ты что творишь, падла?!!
– Аня-а-а! Умоляю!.!!
Викуловская куртка треснула по шву. В Турции таких нагрузок не предусмотрели.
Еще один удар. Притормози-ка! Знака не видишь? Осторожно, дети!
"Ну что ж ты так, давай поднимайся! Бегом, бегом. Потеряешься”.
Девчонка не шевелилась. Музыкант захрипел и, нагнувшись, выдернул из-под ног маленького человечка. Подняв девочку до уровня груди, плечом выбил пробку из двух застрявших в дверях толстяков и наконец оказался на Невском.
Мать тут же забрала дочь и, держа на руках, побежала к дверям соседнего магазина.
Викулов совсем обезумел. Любой подошедший к нему с вопросом имел реальный шанс заработать по роже.
Он потерял ее! Он не видел ее! С-с-суки! Две секунды – слишком большая фора. А где мужики? Где остальные?
– Серега?! Где баба? – Опер из его отдела прорвался к Викулову.
– В манде! Вы сами-то где были? Сказали ж, вход перекрывать!
– Серый, да какое тут…
Пассаж выплюнул Казанову.
– Костя, давай к Садовой! Бабу увели! Казанцев, перепрыгнув через леер-цепочку, чуть не угодил под “КамАЗ”.
– Идиот, глаза разуй!
Все! Лохи! Трижды лохи!
Сзади гудел “Икарус”. Костя замер в центре Садовой, перекрывая движение. Все! Сотни тачек, и уже темно! Попробуй угадай! Тут тебе не Валдис Пельш!
Костя убрался с проезжей части. Устало сел на гранитные перила подземного перехода.
Пожинайте плоды дешевого подхода, товарищ Казанцев. Непродуманные оперативно-массовые мероприятия имеют обыкновение с большим успехом проваливаться. На слепую удачу ставят только игроки в лото. А вы что хотели? Покривляться за прилавком, хапнуть, как в прежние времена, на “стрелке”, выколотить дубиной все, что надо, и На доклад бежать?! Вот это уж вряд ли. Вы в догоняющих! И с о-о-очень большим отставанием. Догоняйте.
Появился Музыкант с оторванным рукавом куртки. Присел рядом с Казановой, достал сигареты.
– Слушай, Казакова, тебе не надоело выглядеть дураком? Мне, если честно, во где уже! Сплошная перхоть.
Костя тоже закурил. Откуда-то проявились Белкин с Гончаровым.
– Что, мусора, обкакались?
– Похоже. И подтереться нечем. Делать-то что будем? Ждать, когда она кого-нибудь из них клофелином угостит? Только вряд ли ее украли, чтобы пригласить в ресторан.
Зачем-то приехали пожарные машины. Несколько милицейских “фордов” и “Жигулей”, вращая мигалками и противно завывая, выстроились вдоль тротуара. Замелькали папахи и лампасы, объективы видеокамер, пластиковые щиты, каски, сапоги, камуфляж, автоматы.
– Спорю на что угодно, что никакого взрыва не будет. – Белкин взглянул на свою “Ракету”.
– Можешь не спорить. Время вышло. Бутафория. Они не сумасшедшие.
Последние покупатели освобождали Пассаж, пробегали пространство, ограниченное щитами, и растворялись в толпе.
– Лучше бы рвануло, – зло, вполголоса высказался Паша. – Не так обидно бы было. Вовчик, ты чего такой бледный?
– Холодно.
– Ладно, мужички. – Музыкант щелкнул окурком. – Проиграли – надо платить.
– Знать бы чем и кому.
– Есть у меня небольшая заначка. Без заначки сейчас никуда. Погнали, хватит курить.
На противоположном углу скопилась группа протестующих.
– Вот, глядите, глядите! Де-мо-кра-тия! Докатились, в центре города-героя процветает терроризм! Прислушайтесь, прислушайтесь к нашим голосам и отдайте свои за наше движение. Мы выведем вас из тупика!!!
– Да расстреливать всех надо, и сразу порядок будет!
– Присоединяйтесь, присоединяйтесь!!! Твой сегодняшний голос – это завтрашнее процветание России! Ура!!!
