Глава 3
Услышав соловьиную трель звонка, Стас бросил недокуренную сигарету в пепельницу и кинулся к двери. Костя отряхивал с плаща капли дождя.
– Ну, где ты был? – Стас взволнованно посмотрел на друга.
– А то ты не знаешь.
– Ты вчера обещал вернуться.
– Значит, не успел! Да и с билетами напряг. У спекуля брал. Ты не паникуй, проясни заморочку.
Оба прошли в комнату. Стас раскурил брошенную сигарету.
– Заморочка… Наехали! Дождались наконец-то! Что ж вы, мальчики, так долго? Я, между прочим, предупреждал, что нефиг с этим бизнесом связываться, все равно ничего хорошего не получится, так нет…
– Не стони.
– Тебе, конечно, хорошо говорить. Ты нигде не засвечен, вся документация на меня, и, случись что, я крайний. Вот, уже случилось.
– Послушай, мне до фонаря эти документы. Мы в одной упряжке и расхлебывать вместе будем. А бизнес? Сидел бы сейчас в своем КБ на госокладе, сто тридцать рэ до пенсии, ездил бы по овощебазам да колхозам. Глядишь, к полтиннику получал бы сто шестьдесят. Не жизнь – малина! Зато траву косить научился бы. Кто наехал, что хотят? Давай рассказывай, я в поезде не выспался ни фига.
– Кофе будешь?
– После.
Стас взял вторую сигарету.
– Я вчера часиков в пять с налоговой вернулся в контору, поковыряться надо было с бумагами, вдруг дверь – бам, нараспашку! Без стука, по-борзому. Ты Малахов? Ну, я. Рожи у всех, е… твою мать. Не рожи, а сплошные челюсти. Двое быков в «Адидасе», третий в костюмчике. Он, в основном, и разговаривал.
«Что за проблемы?» – спрашиваю. Этот, в костюмчике, достает блокнотик и начинает читать мой распорядок дня, представляешь! Когда ухожу, когда прихожу, где обедаю, куда срать хожу. Потом про Настю. Когда в садике гуляет, когда в поликлинику ходит. А Настя вот-вот родить должна. Обалдеть! Я дурачком прикинулся: ну и что, мол? А этот так ехидно, сука:
«Мы что ж, уважаемый, зря все эти сведения собирали? За так?» Ну, ребята, это ваши проблемы. «Нет, мил человечек, твои». А головорезы в «Адидасах» ухмыляются да суставами на лапищах щелкают. «Ты, – говорит костюмчик, – совсем заелся. Машинку прикупил, участочек в Ольгино – не жирно ли? Давай-ка, приятель, делись, если сыночка увидеть хочешь».
Ты представляешь. Костя, представляешь? Настя на просветке была, сказали, мальчик родится. Они, сволочи, даже это узнали!
Костя хмуро смотрел в пол, перебирая пальцами кушак от плаща.
Стас не успокаивался:
– Короче, говорят, две штуки баксов каждого десятого, либо можно взять абонемент на полгода. Остряки. Спятили. Откуда у нас такие «бабки»? Едва на ноги встали. Я им, разумеется, сказал… Только заржали.
– Кто такие, назвались?
– Да вроде Михайловские. Мол, Пашу Михайлова знаешь? Если кто еще придет, скажешь, что он тебя прикрывает. «Крыша». И, гады, опять про Настю намекают: гляди, если что, родить не сможет – шпаны на улице полным-полно, да и ты сам назад не оглядываешься.
– Про меня упоминали?
– Нет. Они думают, я один кручусь. В общем, Костя, ты как хочешь, а мне таких подарков даром не надо. Мне ребенок будущий дороже. Завтра же продаю кооператив, и к чертовой матери этот бизнес-капитализм.
– Не писай кипяточком, еще не вечер. Прикидывай лучше, как они про нас узнали.
– Да мало ли как? У нас счет в банке, помещение снимаем, торгуем. Вот еще что. Я одного из этих, такого, с угловатой рожей, будто Буратино недоструганный, с Гамидом, кажется, видел.
– Точно?
– Я ж говорю, кажется. Но вроде он.
– Гамид, я слышал, бригадир у Михайлова. Он, наверное, и был.
Друзья замолчали.
Идея с кооперативом принадлежала Косте. Полгода назад, когда его вытурили с завода в неоплачиваемый отпуск, он уговорил Стаса валить из КБ, где тот прозябал на инженерском окладе без всяких жизненных перспектив, и рискнуть. Кооперативное движение набирало обороты, появились первые миллионеры, коммерческие банки, фирменные магазины. «Челноки» оккупировали ширпотребные страны, ларьки запестрели ярлыками.
Само собой, из подворотен и спортзалов стали всплывать урки и качки; объединившись в команды, они занялись естественным «отбором». Правда, про них средства массовой информации не распространялись – явление, не заслуживающее внимания и скорее всего временное. Поэтому молодые капиталисты не брали их в расчет. Мафия? Ну, это меня не коснется, я не того полета. Что с меня взять? Но… Мафия начинается с гардероба. Коснулось. Первые заказные убийства, первые заложники… Огнестрельное оружие было пока редкостью. На разборках и наездах ценились бицепсы, треугольные подбородки и спортивные разряды.
Стас, подумав пару недель, все взвесив, написал заявление по собственному. У Витьки заняли денег в долг под хороший процент. Витька уже вовсю крутился и плавал по морю коммерции свободно, как кашалот. Он же выручил с регистрацией и прочей бумажно-финансовой кухней. В помещении Дома быта сняли две пустующие комнаты без окон, навесили железные двери, наняли бухгалтера с небольшим стажем и принялись наращивать капитал.
Тот же Витька помог с объектом бизнеса – свел со знакомым финном, торговавшим на своей родине колбасой. Жратва – вещь всегда необходимая, так что бизнес сулил стабильность. Первые две машины, закупленные на Витькины деньги, раскидали по универсамам и ларькам. «Салями» ушла влет. Сделку обмыли в ресторане, кооператив окрестили «КиС» по первым буквам имен компаньонов-друзей.
Однако все учредительные документы для простоты были оформлены на Стаса, Костя же для отчетности числился менеджером.
Пару месяцев спустя к колбасе добавился спирт «Рояль», к бухгалтеру – секретарша, к калькулятору – компьютер. Налоговая душила по мере выхода правительственных указов, что вынуждало слегка хитрить с бухгалтерией.
В личном бюджете компаньонов также наметился положительный сдвиг. Стас прикупил «восьмерку», о чем, сидя на инженерском окладе, даже и не мечтал, участок в Ольгино – правда, без дома, но ведь не все сразу. Костя разъехался с родителями, взяв себе однокомнатную квартиру в соседнем доме.
В общем, до вчерашнего дня сожалений о решении капитализировать самих себя у Стаса не возникало. Третьего дня Костя умотал в Петрозаводск пробивать новые места сбыта. В Питере становилось тесновато.
Стас оставил ему на автоответчике сообщение о «наезде» и просил немедленно зайти по возвращении.
– Я в ментуру на всякий случай сходил, – вспомнил вдруг Стас.
– Ну и?..
– Вообрази, там Скворец уже до опера дорос. Целый старлей. Я к нему – так и так, посоветуй, как быть. Он бумагу на стол кидает. Говорит: хочешь, пиши заяву, забивай с ними «стрелку», мы задержим, Разберемся. Что значит «разберемся»? Посадите? Может быть. Только учти, до суда показаний не менять, встречных заяв не писать. «Но вы хоть охранять меня будете?» – спрашиваю его. Скворец смеется: «Вот это вряд ли. Даже по старой дружбе не смогу. У нас и так работать некому». Короче, там дело пустое.
– Зря в ментуру пошел. Только шорох лишний. Где Настя-то?
– Я ее сразу к теще отправил.
– От вулкана в палатке не спрячешься. Но вообще-то правильно.
– Так что извини, Костя, но я умываю руки.
– И чем займешься?
– Найду.
– А я?
Стас отвел взгляд.
– Ты даже не спросил, как я съездил.
– Да что толку?
Костя взглянул на часы:
– Поехали. У тебя тачка на ходу?
– На ходу. Куда?
– Я тебя втянул, мне и расхлебывать. – Он решительно встал и шагнул в прихожую. – Ко мне заедем, я переоденусь.
У себя дома Костя ополоснул лицо, побрился, переоделся в короткую кожаную куртку.
– Я сяду за руль.
Ехали минут десять. Костя затормозил в пятидесяти метрах от районной достопримечательности – ресторана «Иволга».
«Иволга» пользовалась в народе дурной славой – бандитские тусовки, регулярные мордобои, грабежи подвыпивших клиентов, поножовщина.
Костя еще раз бросил взгляд на часы:
– Пошли, он сейчас здесь. Ужинает.
Кто?
– Михайлов. Стас вздрогнул:
– Ты что?..
– Пошли.
Костя хлопнул дверцей «восьмерки». Халдей на воротах, облаченный в бордовую ливрею, заметив незнакомых клиентов, сделал упреждающий шаг.
– Мест…
– Паша здесь?
Какой Паша, халдей понял прекрасно и сразу убрал руку-шлагбаум.
– О, извините, не узнал. Второй этаж, пожалуйста, ваши все в сборе.
Костя, не вынимая из карманов куртки рук, прыгая через три ступеньки, взлетел на второй ярус. Стас поспешил следом.
Зал был прямоугольной формы с колоннами по периметру, небольшой эстрадой для оркестра и прямоугольником для плясок-танцев. Посетителей было немного. Посторонних посетителей. Те, кто нужно, сидели за П-образным столом и ужинали. Ритуал.
Несколько голов повернулись в направлении зашедшего дуэта. Стас узнал недоструганного Буратино, парнишку в костюмчике, Гамида. Гамид удивленно вскинул брови-сабли и опустил руку со стаканом. Заметив пустующий стул рядом с Пашей Михайловым, авторитетом – крестным отцом. Костя пересек зал и, бесцеремонно оттолкнув двух вставших у него на пути быков, упал на свободное место. Стул стоял в основании буквы «П», как раз напротив сидевшего во главе стола хозяина.
– О, – узнал Гамид бывшего недруга, – Костик. Чего хотел?
– Кто это? – Шкафообразный Паша с пудовым крестом на груди чуть повернулся к бригадиру.
– Так, пристебай местный, Костя Синицкий, а это его корешок, Стасик Малахов, – кивнул Гамид на стоящего у стеклянных дверей зала Стаса. – Эй, Стасик! Ты зачем в ментуру побежал? Белено же было не беспокоить.
К Косте тем временем подошли отодвинутые им качки и пристроились по бокам, зажав в «клещи».
– Чего ему надо? – Паша нацепил на вилку маринованный огурец и отправил в рот.
– Неувязочка, – вполголоса ответил Костя. – Твои ребятки погорячились. Вот это, – указал он большим пальцем на Стаса, – мой человек. Он платит мне.
– Да? – безразлично спросил авторитет. – И кто ты у нас такой? Что за Рембо?
– Он контуженный, Паша, в Афгане малость повредился, не обращай внимания.
– Гамид налил рюмку. – Костик, ты там ларек на проспекте видел? Значками торгует. Сходи купи самый большой, самый белый. С надписью «Мудак». Повесь и не приставай к нормальным людям. Эй, Макс! Выведи товарища, он пьяный.
Один из быков схватил Костю за шиворот, намереваясь оторвать от стула и спустить с лестницы, но вдруг замер, увидев жест Михайлова.
На фарфоровую тарелку, где только что нежился последний маринованный огурчик, с мелодичным звоном упало маленькое колечко. Закрутилось-завертелось и, сделав финальный оборот, замерло в центре.
– Ой, колечко, – благодушно улыбнулся один из качков.
Паша, однако, не улыбался. Он опустил вилку, вытер губы салфеткой, причем сделал это по возможности плавно и медленно, не отрывая взгляда от колечка. Затем так же медленно и осторожно поднял глаза на Костю.
– А где остальное?
Костя вытащил руку из кармана и, не разжимая кулака, поставил рядом с тарелочкой рифленую, темно-зеленую «лимонку».
– Боевая? – уточнил Паша.
– А то. «Ф-1». Радиус поражения – двести метров. Эй, Стас! Вали в машину и сиди там. Я сейчас! Договорюсь пока.
Стас, не видевший происходящего, покинул зал. Костя второй рукой подцепил колечко и, размахнувшись, швырнул в приоткрытое окно.
– Так спокойней. Я вижу, ты знаток в оружии. Устройство этой штучки знаешь? Я отпускаю вот эту скобку и через четыре секунды мы всей семьей разлетаемся по стенкам. Лично мне такой вариант до глубокой задницы, ведь я контуженный. Верно, Гамид?
Несколько человек, въехав в ситуацию, поспешили на выход.
– Руки у меня, кстати, не железные, – продолжал Костя. – Немеют. Долго скобку я держать не смогу, а перекладывать опасно, поэтому время у нас ограничено. Ну, а если потасовка начнется, сам понимаешь…
Паша жестом велел бойцам отойти от Кости.
– А ты, парнишка, не динамишь? Может, в твоей машинке карамель вместо заряда?
– А ты проверь.
– Ну, и что тебе надо?
– Я ж сказал. Вы ошиблись адресом.
– Слышь, кореш, мы ж тебя завтра на кусочки нашинкуем, – с ненавистью прошипел сидящий рядом с авторитетом Гамид.
– Ты, джигит, сначала доживи до завтра. А если доживешь, сходи на проспект, там ларек есть, значками торгует. Купи такой большой, белый. С надписью «Везучий мудак». Повесь и радуйся. Я так вижу, что базар не получается.
– Погоди, погоди. – Паша растопырил пальцы. – Сейчас все уладим. Гамид, не пыхти. Гера, вы вчера «крышу» ставили? Не надо больше к ним ходить. Они рассчитались. Ну вот, доволен? Только помни, сегодня – это сегодня, а завтра
– это завтра.
– Так я могу абонемент на полгода выписать. Паша неожиданно громко и благодушно расхохотался.
– Люблю безголовых. Ладно, корешок, никто твоего дружбана не тронет. Эй,
– Михайлов посмотрел на своих, – учитесь, как разбираться надо. Лихой ты парнишка, а лихость уважения заслуживает. Но ты не думай, что я твоей машинки приссал, я тоже контуженный. Этак все бы с гранатами в кабаки на разборки ходили. Ума большого не надо. Но ты мне понравился. Только давай уж до конца пойдем. Чтоб все по понятиям. Если твоя «лимонка» настоящая – базара нет. А если фуфло тряпичное – извини. Идет?
Костя хмуро улыбнулся:
– Идет. Поехали.
Рука потихоньку немела.
– Гера, съезди с парнишкой, проветрись. Но поосторожней там.
Костя встал из-за стола и, не сказав больше ни слова, направился к выходу. Гера и Буратино двинулись за ним.
Вместе с Герой Костя сел в машину Стаса. Буратино пристроился в хвост на «семерке». Гера осторожно поглядывал на уже посиневшую кисть Константина. Что у этого контуженного в башке? – Быстрей, Стас. Гони к железной дороге, там насыпь.
Стас и так мчался на пятой передаче. Проскочил переезд, свернул на грунтовку, тянущуюся вдоль железки и вновь набрал обороты. Костя велел остановиться где-то через километр. Оглядевшись и прикинув, что до ближайшего строения всяко больше двухсот метров, он сказал:
– Пошли.
Взбежав на насыпь, он посмотрел по сторонам, убедившись, что собаководов, влюбленных и просто прохожих на пустыре не наблюдается, размахнулся и Швырнул гранату в поле. Посоветовав военным наблюдателям поступить точно так же, скатился за насыпь. Карамель все-таки.
Те, правда, по Костиному падению догадались, что машинка на ходу. Взрыв заложил уши, никто не услышал свиста промчавшихся над головой осколков. «А род подумал – ученья идут».
Костя встал с насыпи, отряхнулся.
– Как машинка? Хотите – повторю?
Буратино, потирая ухо, пошел заводить «семерку».
– Ты Бэтмена из себя не строй, – зло посмотрел на Костю Гера. – Паша завтра протрезвеет, тогда и разберется по существу. Это он по-пьяни любит в благородство играть. А гранаты и у нас имеются. Захотим, через час от вашего корыта одни «дворники» останутся. А если не захотим, через месяц сами к нам прибежите под крылышко. Только ставочка уже поднимется. За борзоту. Долг платежом красен.
– Не пугай, не боюсь. Мы в долг у вас не брали. – Костя сел в машину. – Погнали, Стас. Минуты три ехали молча.
– Откуда у тебя граната? – наконец спросил обалдевший Стас.
– Сувенир армейский. Про запас.
– Может, зря ты это… Он, слышал, что сказал?
– Одно дело сказать, другое – сделать. Хоть уважать будут. А дали бы слабину – присосались бы, пока бы все не выдоили. Я не знаю, как ты, а я дойной коровой быть не собираюсь.
На другой день встретились с Витькой. Тот, выслушав историю, покачал головой:
– Это вы не правы. Платить все равно придется, все платят. Обязаловка. Без «крыши» бизнеса нет. А это чистой воды ребячество. Паша не вечен. Либо сядет, либо грохнут.
Костя курил, глядя в небо. Витька продолжал наставлять:
– Леху из 10-в помните? Коровина? Он тут «девяточку» купил. Новенькую, муха не срала. Гаража нет, хранит во дворе. И тоже выпендриваться стал. Нет, чтоб обычную сигнализацию поставить, с сиреной там или, на крайний случай, с собачьим лаем. Какой-то радиолюбитель ему специальную штучку сварганил – матом трехэтажным кроет. Мол, на сирену никто из окон даже не выглянет, привыкли, а тут… Интересно, кто ж так громко? Да если что, не очень обидно. Моральное удовлетворение. Психология. Ну и получил, изобретатель-психолог.
Ночью поддатый мужичок через двор полз. Облокотился передохнуть на Лехину «девятку». А та как понесет, ватт на двадцать. Мужик аж охерел, кто это его так и, главное, за что? А хмель в головушке бродит, осерчал. Видит, это ж тачка! Ах ты, корыто! Схватил кирпич и так Лехину «девятку» разрисовал, будто с крыши уронил. Это я к чему – не надо, Костя, выеживаться, дешевле выйдет.
Стас согласно кивнул.
Костя ничего не ответил, продолжая смотреть в осеннее небо, где никому не подвластный ветер рвал пузатые, тяжелые облака.
Звучала тревожная музыка.
