Куплет шестой

Джерри возвращается не одна. С каким-то фраерком-студентом. Кожаная курточка, сине-белый «Рибок», крокодиловый «дипломатик». Подарки мальчику к совершеннолетию. Наверно.

Мальчик весело жестикулирует, прыгая вокруг Джерри, как обезьяна вокруг пальмы. Не иначе получил пятерку на семинаре. Джерри смеется, закрывая ротик ладошкой.

Оба заходят в подъезд. Юлькины предки на работе, мальчик, судя по улыбочке, об этом догадывается. Сейчас начнет проситься в гости, порешать математику. Знаем мы эти ученые темы. Икс плюс игрек в квадрате. А теперь поинтегрируем немножко.

Мне обидно. Студентик сбивает мне все планы. Джерри моя единственная надежда. В денежном отношении. Но именно в эту секунду обидно все-таки не из-за этого. Джерри с кем-то. Не со мной. По-детски смешно, но, кажется, я опять ревную. Где-то в подсознании, вслух же рассуждаю примерно так: «Послушай, Том, перестань забивать башку глупостями. Всякие Юльки-Катьки-Светки в жизни не главное. Это никуда не денется. Они будут всегда. Пускай они за тобой носятся. А ты мужик. Ты мистер! Ты, ты…».

Да, хорошо бы так. Но Джерри не бегает за мной. Джерри убегает от меня. Она взрослеет быстрее меня. И не мистер я для нее, а пацан. Все еще пацан. Обидно.

Я смотрю сквозь мутное стекло окна на ее подъезд и жду. Я хочу, чтобы сейчас она выбежала на улицу и устремилась ко мне. Чтобы бросилась на шею, зарыдала и стала говорить, что я единственный, неповторимый, не знаю какой там еще, а этот, с крокодиловым «дипломатом» и такой же наружностью, просто подлец, не дает шагу ступить, все норовит синтегриро-вать.

Ну, я бы поцеловал Джерри в лобик, отстранил ее твердой мистерской рукой и пошел чистить крокодилову рожу товарища в «Рибоке».

Не, Коля Томин, что-то не те мысли посещают тебя в последнее время. То Монте-Кристо с деньгами, то Джерри со слезами. Так не пойдет. Мечтать, конечно, здорово, но мечтами дело не поправишь. Не мечтать надо, мистер Том, а шевелиться. Крутиться, суетиться, творить, выдумывать, пробовать. Через «не хочу» и «не могу»… А стоя у окошка, можно заработать только бесплатный душ с третьего этажа.

Студент выходит с недовольной миной. Кажется, у юноши облом с интеграцией. Используем выгодный момент.

Я впрыгиваю в кроссовки, хлопаю дверью, пересекаю двор, цепляя расстроенного студента, и влетаю в подъезд Джерри.

– Саша, это ты? – голос Юльки звучит ровно, без недовольства.

Мне это не нравится. Я ожидал что-нибудь типа: «Ты еще не убрался, попугай кожаный?». Поэтому я чеканю железом:

– Это-не-Саша. Это Николай Григорьевич Томин.

Первое, что я хочу спросить, когда Джерри открывает дверь: что это за пумпиндель в «Ри-боке». Но быстро вспоминаю свой последний визит к Юлии и необходимость осмотрительности в выборе тактики. Поэтому опускаем глаза и шепчем:

– Можно?

– Проходи.

Джерри молодец. Воспитание, как у дворян французских королей. Не то что у Шурки. С порога: «Тебе чего?».

Следуя полученному разрешению, я прохожу. Джерри причесывается у зеркала в прихожей. Я воспринимаю это как знак внимания.

– Что такой кислый?

– Потому что кисло.

Юлька пожимает плечами.

– Представляешь, нам сегодня преподаватель стихи читал. Сказал, что так лучше понимается сущность его предмета.

– И что за предмет?

– Теория государства и права.

– Ну и как? Поняла сущность?

– Возможно. Хотя стихи были о любви.

– Я вот тоже потихоньку сущность государства узнаю. Правда, без стихов, но объясняется вполне доходчиво.

– Ты о чем?

– Юля, мне очень нужны сто долларов…

Последняя реплика произносится с максимальной жалостью и гнусавостью в голосе. Поэтому Джерри не сразу вступает в антитоминскую коалицию, а тихонько уточняет:

– Зачем?

Я, стараясь не слишком искажать факты, выкладываю ей историю с моим залетом. Джерри понимает не сразу:

– Тебя что, в тюрьму посадить могут?

– Могут. Они все могут. Ты пойми, Юлька, я не плачусь тебе, не прошу жалеть. Просто обидно. Ведь ни за что…

– Ни за что не бывает.

– Это, конечно, правильно, только меня действительно ни за что. По сути. Это не моя наркота. И я не хочу в тюрьму.

Юлька молчит. Потом неожиданно спрашивает:

– А ты не врешь, Том?

Я жалею, что выкинул следовательскую записку.

– Там потолок в дырочку.

– Где?

– В ментовской. Можешь сходить и проверить.

– Ты пробовал достать деньги?

– Да. Слишком мало времени. Шесть дней.

Джерри вздыхает. Я предвижу следующие слова. Поэтому упреждаю:

– Юль, не надо, а? Да, я дурак, пацан, никто, но я не хочу туда.

– Мать знает?

– Нет. Я не говорил, у нас все равно нет денег, зачем зря расстраивать?

– Когда сможешь вернуть?

– Как заработаю. Мне бы сейчас перехватить на время. Потом с Шуркой найдем.

Очень сомнительно. (Но это про себя.) Джерри встает с дивана и выходит во вторую комнату. Во мне затеплилась надежда. О Господи, лишь бы она набила что-нибудь.

Юлька быстро возвращается и протягивает мне стодолларовую бумажку. Я не верю своим глазам. Осторожно беру купюру и рассматриваю ее. Полноценный президент Франклин, чем-то похожий на нашего учителя истории, улыбается из своей овальной рамки. «Хундред долларс». «Унитед ста-тес оф Америка».

Я начинаю бормотать какие-то глупости. Юлька перебивает:

– Постарайся через месяц вернуть. Я взяла у отца. Он редко пересчитывает накопления. Если заметит, я совру что-нибудь. Но ты постарайся побыстрее.

– Конечно, Джерри, – бормочу я, даже близко не представляя, где через месяц достать такую же бумажку, но в душе лелею мысль, что Джер-рин папаша не следователь Небранский и с ним всегда можно договориться об отсрочке. Тем более, он меня знает.

– Джерри, ты человек. Спасибо. У меня правда вилы были. Тебе чего надо, ты говори. Хочешь, этого кожаного с «дипломатом» отошью, если достает?

– Вот это тебя как раз не касается. А будешь шпионить, больше не пущу.

– Не буду, не буду. Извини. Ну, я пошел. Тут один вариант намечается, попробую провернуть.

– Чтобы потом опять прибежать?

– Не, там все чисто. Коммерция.

Я хочу поцеловать Джерри. Скажем так, по дружбе, исключительно в знак благодарности. Она отклоняется:

– Перестань, Том…

Я пожимаю плечами и, ухмыляясь, морщу лоб. Но я не Саша с «дипломатом». Я Коля без «дипломата».

– Пока, Юлька. Спасибо…

Я бегу на рынок. Пожалуй, побыстрее, чем позавчера от президентских ребят. Все! Что я там плакался насчет зависти? Сейчас я никому не завидую. Гора с плеч. Русский кайф. Когда терпишь, терпишь, а потом… Почти наркотическое опьянение. Я живу.

На рынок я бегу, чтобы найти Шурку. Держать внутри положительные эмоции так же вредно, как и отрицательные. Сейчас мы отметим мое будущее освобождение. Я угощаю. Сегодня я угощаю. Помимо американских денег, мои карманы отягощены небольшим остатком русских. Как раз на пару бутылок пива. Нам хватит.

Шурка торгует розами. Цветочница Анюта. Ну, заливает…

Я встаю рядом и помогаю ему выбирать цветы для пожилой дамы с напудренными щеками. Дама смущается Шуркиных плоских острот, но к соседям не уходит, хотя розы там не хуже и подешевле.

Шурка прирожденный торгаш. Если б он не был троечником в школе и пошел по пути повышения своего образовательного уровня, то не исключено, что получил бы портфель министра торговли. Он был бы первым министром с серьгой в ухе. Ничего такой пацан.

Рядом сидит Сопля с пачкой патриотических газет. Под газетами он наверняка прячет наркоту в пакетиках. Очень удобное прикрытие. Мы не обращаем на него внимания.

– Шурка, я баксы достал.

– Ну?! Где?

Мне, конечно, хочется соврать что-нибудь героическое или хотя бы коммерческое типа: «Да, президент „Альфа-банка“ одолжил, мы тут с ним пивка попили». Но сочинять нет смысла. Потому что Джерри в нашем дворе фигура более известная, чем какой-то там президент «Альфа-банка».

– Юлька одолжила. У предков. На месяц.

– Достанешь?

– А, ерунда, главное с ментовкой разобраться. На, гляди.

Я достаю купюру и машу ею перед носом Шурки, как будто он никогда не видел долларов. Замечаю удивленно-завистливый взгляд Сопли. Мне приятно.

Помахав деньгой, я прячу ее в задний карман брюк и тяну Шурку к «скворечнику». Счастливый человек – искренний человек. Душа нараспашку.

Шурка, сунув Сопле двухсотенную, просит его покараулить розы, по пути мы берем в ларьке две «Балтики» и заходим к Вагифу. Свободных мест, как всегда, есть. Я беру со стойки откры-вашку и возвращаюсь за столик. Пьем из горла.

– Когда «бабки» в ментовскую понесешь?

– Завтра, наверное. Позвоню сначала. А-а-а, класс!!!

Пиво обычное, но сейчас у него привкус маленькой победы.

– Как Юльке отдавать собираешься? Если что, у меня тут один вариантик имеется.

После недавних событий при упоминании Шуркиных вариантиков меня слегка передергивает. Я вопросительно киваю.

– Витек Морозов просит с ним на «стрелочку» съездить. Так, для массовки. Какой-то фраерок ему пару «лимонов» задолжал, отдавать не хочет. Надо напомнить. Напоминать Витька сам будет, а нам так, рядом надо постоять. Фраерок по жизни лоховатый, сразу припухнет. Витек по сто «тонн» отстегнет. Ну как?

Я не знаю, кто такой этот Витек Морозов, кто там ему задолжал, поэтому отвечаю неопределенно:

– Прикинуть нужно.

– Побыстрей прикидывай. Завтра в шесть вечера «стрелка». За баней, на пустыре.

– Я подгребу, если надумаю.

– Ну, ты даешь, Том! Каким-то менжовщи-ком стал. Верняк же дело. Или тебе «бабки» не нужны? Миллионер, что ли?

Я не отвечаю. Встаю из-за столика и несу бутылки Вагифу. Вагиф сегодня не улыбается.

– Привет, Вагифчик, держи тару.

– Здорово, Том.

– Заморочки?

Вагиф недовольно морщится.

– Генерал вчера посидел со своими. Полбара выдули. За так, конечно. Хуже шакалов. А набили сколько! Глянь, в микроволновку бутылкой заехали. Совсем тронулись. Сегодня снова, наверное, припрутся. С телками.

– Так убери все лишнее в кладовку.

– А ну с бабами перепихнуться захотят? Туда и попрутся. Лучше уж пусть здесь все стоит, хоть на виду.

– Может, ментуру вызвать? Чего они у тебя за так обедают? Пусть отрабатывают.

– Шутишь? Чтоб на другой день Генерал кафе сжег?

Я пожимаю плечами и возвращаюсь к Шурке.

– Короче, надумаешь – позвони. Я с Витькой договорюсь.

– Лады.

Мы выходим. Шурка идет к розам, я – через рынок к дому. Пятнадцать минут бегаю глазами по стеклу ларьков, хотя вижу это каждый день. Рассматриваю названия видеофильмов на кассетах, хотя в ближайшее время поступление видеоаппаратуры в нашу семью не намечается. Подмигиваю продавщицам, любуюсь на свое отражение в темном стекле витрин. Мне хорошо. Меня ничего не тревожит. Я в расслабухе.

Вагиф как-то упомянул одну поговорку: «Покажите мне человека, у которого нет проблем, и я покажу у него шрам от трепанации черепа». Очень верно. Но у меня сегодня проблем нет. И нет шрама. Я абсолютно беспроблемный человек.

В подъезде я сталкиваюсь с дядей Севой. В руках у него словарь.

– Колька! Слышь, погоди. Ты знаешь, что такое «экстаз»?

– Примерно. Это когда очень хорошо.

– Э-э-э… Вот, слушай: «Экстаз – это чувство глубокого удовлетворения». Понимаешь?

– Ну да, чего тут не понять? Балдеж, одним словом.

– Хе-хе. Когда ты в пятилетнем возрасте стягивал трусы у девчонок в детском саду, это была самая распространенная официальная формулировка. К примеру: «С чувством глубокого удовлетворения наш народ воспринял присвоение звания Героя Советского Союза Генеральному секретарю партии Леониду Ильичу Брежневу». Или: «С чувством глубокого удовлетворения наш народ воспринял решение партии о продовольственной программе». Представляешь?! Получается, когда какому-нибудь упырю вешали звездочку, мы находились в экстазе! И вообще, мы постоянно жили в экстазе, почему-то этого не ощущая. Потому что не заглядывали в эту вот книгу! А заглянули бы, глядишь, нам ни перестройка не понадобилась бы, ни капитализм…

На часах десять вечера. Мать возится на кухне. Я смотрю телек. Какую-то викторину с кучей призов. Постояльцы сидят у себя. Даже носа на улицу не суют. Спокойные ребята, не то что прошлые, которые вечера без стакана протянуть не могли. Эти повоспитаннее. «Добрый вечер, доброе утро, можно воспользоваться вашим дуршлагом?» Интеллигенты.

Картавый пацан под окном опять ловит своего Баксика. Я закрываю форточку и возвращаюсь на диван.

Звонок в дверь. Интересно, кого принесло? К жильцам, может? Мы с матерью никого не ждем.

Вообще вечерние звонки к нам – обычное дело. Первый этаж. Стаканчик стрельнуть, как найти квартиру двадцать пять, где здесь живет Аграфена Михайловна. Полгода назад я повесил табличку «Все справки платные», после чего народ повалил потоком. Пришлось снять.

Наша комната ближе к выходу, поэтому к дверям иду я. На пороге стоит Сопля. Я, разумеется, удивлен.

– Том, можно тебя на минутку? Я выхожу на площадку.

– Ну?

Сопля мелко дрожит и теребит пальцы. Я подгоняю:

– Ну?

– Том… Ты, ты не мог бы мне одолжить денег?

– Чего-чего?

– Понимаешь, на Генерала нарвался. Он там в «скворечнике» гудит. Я как-то не отстегнул ему, он «счетчик» врубил. В общем, натекло.

Сопля смотрит в пол и говорит полушепотом.

– Да неужели? И каков же должок?

– Сто. Сто баксов.

– И где, сопливенький, я тебе их возьму? У меня, видишь ли, в денежнопечатной машине предохранители сгорели. Так что ничем помочь не могу.

– Том, у тебя же есть…

Я вспоминаю помахивание бумажкой перед носом Шурки и завистливый взгляд Сопли. Тьфу, мудозвон! Это я про себя. В кармашек надо было, да поглубже, чтобы никто и ничего.

– Есть, да не про твою честь. Отваливай, сопливый, пока еще раз по макушке не получил. Ты, сопливый, знаешь, что это за «бабки»? Это «бабки», на которые по твоей милости я в мен-товской влетел. И у тебя хватает борзоты сюда заруливать?

– Я верну, Том…

– Можешь не возвращать, потому что во ты их получишь, – демонстрирую я согнутую в локте руку. – Вали, убогий…

Я захожу в квартиру.

– Коля, кто там? – раздается голос матери.

– Ко мне.

Сопля придерживает двери.

– Погоди, Томик… У них… У них Васька.

Я притормаживаю.

– Что значит «у них»?

– Там, в «скворечнике». В подсобке. Генерал сказал, что, если через час деньги не принесу, они из Васьки девочку сделают.

Я замечаю, что Сопля плачет.

– Погоди, Сопля, может, на пушку берет?

– Они там пьяные все. Генерал совсем пробитый. Что у него на уме? Ваську жалко, изуродуют.

Сопля вытирает нос.

– Только бы эти баксы ему сунуть, чтоб отвязался… Там я отработаю. Мы с Васькой по ночам на заправке крутимся. За месяц верну, У меня сейчас нет, правда, Томик…

Я отворачиваюсь. Сопля продолжает шмыгать носом.

Докрутился. Довыпендривался. Человек без проблем. Граф Монте-Кристо.

– Понимаешь, Сопля, я на нары могу загреметь, если через пять дней деньги не принесу.

– Понимаю, Том. Может, еще достанем? Мне очень хочется улететь. От всех Генералов, Соплей, Небранских… Почему хотя бы на один вечер я не могу стать абсолютно беззаботным человеком? Почему Сопля притащился именно ко мне? Только потому, что я засветил деньги? Деньгами на рынке светят многие. Тот же Штанина или Рейган. Шел бы к ним.

Вряд ли Сопля вернет «бабки» через месяц. Я очень хочу, чтобы он сейчас исчез, растворился в подъезде. Зачем я открыл двери? Предупредил бы мать, что меня нет дома, и смотрел спокойно викторину.

Сопля не растворяется. Он ждет. А может, послать его? Это не мои проблемы. А Вагифчик как в воду глядел. Лучше все на виду оставлять. Они с девочками в подсобку полезут. Или с мальчиками…

Я ничего не хочу знать! Не хочу! Меня достали! От-ва-ли-те…

…Рука лезет в задний карман джинсов. Франклин уже не улыбается. Он потух. От-ва-ли-те…

– На! – Я резко протягиваю купюру Сопле. – Через месяц срок, иначе я сам из тебя девочку сделаю.

Сопля хватает деньги.

– Спасибо, Том. Я отдам, ты не волнуйся, ты человек, Том…

Я, не отвечая, с силой захлопываю дверь. Ах, как благородно, мистер Том! Ну, прямо д'Артаньян! Держи, Сопля, чего уж там. Тебе нужнее. Не стесняйся, не извиняйся…

Первым порывом было вернуться и отобрать деньги. Почему я должен идти на кичу из-за какого-то Сопли? Я ведь даже имени его не знаю – то ли Игорь, то ли Леха.

Ты дурак, Том. Дурак, каких поискать надо. Это ведь даже не твои, это товарища Небранского деньги. И что ты теперь этому товарищу заявишь? «Извините, но вашу сотню я отдал какому-то Сопле, чтобы его младшего брата не отодрали в „очко"“. На что» он ответит, что благородство – это похвально, но «вы ошиблись временем и местом, сейчас каждый за себя, поэтому ничем помочь не могу». Каждый свою судьбу выбирает сам. Банально, зато в точку! В очко!

Я падаю на диван. Ведущий викторины захлебывается от радости.

«Какой приз! Прекрасно, у вас сегодня, наверное, самый удачный день. Невероятно! Вы отгадали всю комбинацию. Такое бывает раз в сто лет!!! Вот приз от нашего спонсора, фирмы „Трансформатор-лэнд“! Чудесно! Прекрасно! О!»

Выигравший скромно жмется у микрофона. Интересно, сколько он отстегнет ведущему и тем ребяткам, что стоят за ним? Половину, как минимум. За то, что заранее знал эту комбинацию. Чтобы какой-то слесарь из Улан-Удэ получил нулевую «иномарку»? Это вы пенсионеркам слезливым показывайте… «Трансформатор-лэнд»!

А мне-то что? Ну, выиграл и выиграл. С подсказкой или нет, заплатит или не заплатит. Какая разница? Вам, мистер Том, какая разница? Завидно?

Дядя Сева запел.

Я закрываю глаза и вжимаюсь лицом в спинку дивана. Аэробика. Вилы. Вилы-ы-ы…