ГЛАВА 2. Дантист

Андрей сплюнул в жестяную, доверху заваленную окровавленными и мокрыми тампонами тару. Успел рассмотреть пару чьих-то удаленных гнилых зубов и окурок сигареты «Лайка». Выпрямился, запрокинул голову на валики, зажмурился и сжал подлокотники. Свет лампы нестерпимо бил в глаза, и Андрею вдруг показалось, что он на допросе. Он кожей почувствовал, как к лицу приближаются уродливые щипцы палача-дантиста, вжался в кресло.

– Шире рот, шире! Не стесняйся, не в трамвае, «вафля» не залетит.

Андрей не стеснялся, просто устал. Мужик ковырялся в его челюсти уже минут пятьдесят, периодически устраивая перекур. Лицевые мышцы давно занемели и не слушались. Вероятно, врач применял новейшую технологию – сначала пломбировал зуб, а потом его удалял. Светило стоматологии.

– Я сейчас сам тебе рот открою!

Андрей вспомнил симпатяжку в очках, рекламирующую зубную пасту. «Мой дедушка, старый маразматик, использовал для отбеливания зубов соду, а я применяю более эффективное средство – отбеливатель „Ас“. Прекрасные ощущения!» Хрусть! Хрустнуло не яблочко, откушенное девочкой. Хрустнул коренной зубик оперуполномоченного Воронова. Как скорлупка грецкого, ореха. Звякнул о плевательницу и скрылся среди слюнявых тампонов. Фу-у-у…

– В регистратуре возьмешь номерок на правую четверку. Не затягивай, там пульпит. Следующий!

В коридоре Андрей вытер лоб. Прекрасные ощущения. Хорошая, кстати, пытка. Расколешься тут же и чистосердечно.

– Ну как? Что-то ты долго. – Широколицый Палыч поднялся со скамьи.

– Му-му, – ответил цитатой Андрей.

– Понимаю. Ну что, в отдел?

– Угу.

– Ты давай в гардероб, возьми и мою шинельку, вот номерок, а я в регистратуру заскочу, там телефон есть. Говорят, депонент дают, Витька Мальцев получил сегодня.

Андрей с неким злорадством в душе посмотрел на ожидающих своей очереди несчастных, но, вспомнив про собственный пульпит, застонал. Может, нет никакого пульпита? Не болит же зуб. Брать номерок, опять дрожать в очереди, плевать в тампоны, нюхать перегар зубоживодера, плакать от нестерпимого света?

На улице, перед входом в поликлинику, Андрей выплюнул вату в сугроб, уже захарканный тампонами, и приложил горсть снега к горевшей щеке. Ка-а-айф…

К поликлинике строем подходил взвод отряда милиции особого назначения. Без песен. Жалко ребят. Легче пару заложников вытащить, чем больной зуб.

Из дверей вывалился злой, как раненый вампир, Палыч.

– Вот чего творят! Нет видишь ли, денег! Ох, аферисты! Они, чувствую, на наши деньги бизнес крутят!

– Не крутят. – Андрей наконец восстановил речь. – Я тут с главбухом пил. Весь депонент ушел на закупку «Колгейта». Только не трепли никому, это секретная информация. Мне Михална на ушко сообщила, по пьяному делу.

– «Колгейт»? Это что, компьютер, что ли? Или аппаратура какая?

– Зубная паста.

– Ах да… Слушай, мне мяса надо купить домой, а тут гастроном недорогой. Я заскочу. Хочешь, подожди.

– Нет, у меня материалов гора.

– Ну, смотри. Будут меня искать, я еще в поликлинике.

– Хорошо.

Андрей двинулся к остановке. Пип-бип! Опер обернулся. Черный «ниссан-патрол» мигнул фарами.

– Дюша!

Щурясь от отражаемого снегом солнечного света, Андрей разглядел водителя, кивнул и открыл дверь машины.

– Здорово.

– Тебе куда, в отдел?

– Да, подкинешь?

– Садись.

«Ниссан» бесшумно тронулся и занял место в потоке.

– У тебя ж «мерс» был. Темно-зеленый такой.

– Жене подарил. Да и надоел. Нужен прогресс. Пару фирм на днях под «крышу» взяли, да банк один развели на кредит. Вот, прикупил. Ничего «джип».

– Что за фирмы-то?

– Ты, Андрюха, не беспредельничай. Я ведь тебе по дружбе.

Андрей усмехнулся. Борька Чернов, его земляк и почти однокашник, сейчас сидящий слева, тоже приехал в свое время в город ловить удачу. Наверное, поймал. И держал ее за горло своей мускулистой лапой. При всем желании удача не то что не могла выскользнуть из рук Чернова, но даже пискнуть не смела. Борька подъедался бригадиром бандитской группировки, держащей весь город, и носил кликуху «Дядя Бенс» – может, из-за фамилии, а может потому, что первая фирма, на которую он наехал, занималась продажей кетчупа. Судя по «ниссану», кетчупом дело не ограничилось.

Андрей иногда сталкивался с ним – в основном лбом. Учреждения, представляемые двумя земляками, все-таки были антагонистичны. Однако во время этих столкновений Андрей занимал нейтральную позицию, вспоминая детский садик, где оба писали в один горшок. Былую дружбу в оперативных целях он не использовал (так и дурак может), но и не сливал дяде Бенсу никакой милицейской информации, кроме той, что и так была всем известна.

Возможно, и сейчас у Борьки под сиденьем лежал заряженный «бульдог», но у Андрея даже в мыслях не было ломать Чернову руки и изымать оружие. Благодаря чувству дистанции, при котором служебные вопросы не пересекались с личными, приятельские отношения между Борькой и Андреем на протяжении последних лет не портились.

Раньше из-за этих отношений у обоих возникали определенные проблемы – Андрея дергал в кабинет замполит, а Борьку – на «стрелку» пахан, – но все заканчивалось благополучно. Андрей ссылался на оперативное внедрение в банду, а Борька прикидывался, что вербует человека во внутренних органах. В конце концов все привыкли к этому бесконечному внедрению и не обращали на него внимания.

– Зуб, что ли, драл?

– Заставили.

– Ты дал, реально. Кто?

– Начальник.

– В отделе?

– В управлении. Поголовная стоматологи-за… тьфу, язык сломаешь! Короче, операция «Чистые зубы».

– Чистые руки?

– Зубы. Все на борьбу с кариесом.

– Чего-то я не въезжаю, реально.

– И слава Богу. Я сам не въезжаю.

– Я не понял, это Педагог придумал?

– Слабовато у вас с информацией. Газеты-то читаешь? Радио, Ти-Ви?

– А чего я там услышу? Или увижу? Рекламу? Бредни про террористов? Для организации террористического акта я беру только самый свежий тротил и самый надежный бикфордов шнур. А теперь мой маленький секрет. Зажигалка «Крикет». Ба-бах! Спасибо моему маленькому секрету. Ха-ха-ха!

Борька заржал над собственной шуткой.

– И напрасно не читаешь. Педагога скинули.

– Ну?! За что?

– Точно никто не знает. По слухам, на деньги, выделенные министерством для покупки школьного инвентаря, он отгрохал себе трехэтажный особняк. Официальная версия – в связи с уходом на пенсию по возрасту. Поставили нового. Бывший дантист. Вот, первые шаги к укреплению правопорядка.

Андрей ткнул пальцем в щеку. Борька снова хихикнул.

– А я гляжу, чего возле зубной поликлиники ментов столько. Думал, заминировали.

– Да лучше бы заминировали.

Приятели замолчали. Выскочивший на дорогу пацан, продававший обычно газеты, бегал вдоль притормаживающих на светофоре машин и рассовывал в окна рекламные портреты. На город надвигались выборы губернатора, из двух кандидатур горожанам предлагалось добровольно выбрать достойного. Избирательная активность населения была невысока, кандидаты пытались стимулировать ее самыми невероятными способами. Одна валютная проститутка в сугубо доверительной беседе рассказала Андрею, что сутенер заставляет их во время работы агитировать за одного из кандидатов. За агитацию платит зелеными. Причем вовсе не из кармана клиента.

Пацан сунул проспект в «ниссан». Борька скомкал бумагу и протер чуть запотевшее стекло.

– Кондишен барахлит. Надо съездить в салон разобраться, реально. У нас, Андрюха, тоже проблемы. Просто беда. Ты только никому, а то ведь разборки будут.

Андрей кивнул.

– Папа наш тут приболел.

– Автоген?

– Он самый. Сердечко прихватило. Ну, пацаны врачам-то «бобов» отмаксали реально, те операцию сбацали. Крутую операцию, ребята на всякий случай врачей из Штатов привезли. Для консультации. Конкретных врачей. Ну все, починили Автогену мотор. А у него амнезия приключилась после наркоза. Прикинь? Ничем не снять. Автоген почему-то решил, что он мать Тереза. Стал по больничкам ездить, по приютам. Весь общак на милостыню да одеяла перевел. Реально забыковал. Врачам-то пацаны сами после этого операцию сделали. По пересадке мозга друг другу. Без базара. Но толку? С Автогеном что делать? Грохнуть нельзя, он же имя, он – Автоген, пахан. Без него с нами никто и говорить не станет. Пока выкручиваемся кое-как. Возим на «стрелки» в «тачке», но из машины не выпускаем. А то начнет одеяла раздавать. Так, издалека показываем, а трем на «стрелке» сами. Мол, Автогену западло с вами тереть, не того вы полета, сявки. Но слухи-то ползут. Расколют нас, тогда хреново. Борьба за стул начнется. Классовая и кассовая.

– Жидкий?

– Что жидкий?

– Стул.

– Да нет, у меня нормальный.

«Джип» притормозил у крыльца отдела милиции.

– Ну, давай, братан. Ни пуха,

– Взаимно.

Дежурный крутился в огромном стоматологическом кресле, специальная медицинская лампа освещала пульт, не отбрасывая тени. На стеклянной перегородке, где раньше висел гипсовый герб, теперь лыбилась саблезубая американка, рекомендующая «Орбит». Лыбилась, конечно, фотография американки, что раздражало. В углу, возле «аквариума» с двумя пьяницами, валялись обломки глобуса.

– Мне есть что? – Андрей кивнул на книгу происшествий.

– Там, в коридоре, целая делегация. По твоей земле, какая-то заявочка непонятная. Вроде разбой. Я им велел тебя подождать, чтобы напрямую. Разберешься, зайди, не забудь.

– Хорошо.

Андрей достал из кармана платок, намочил его из графина, приложил к щеке и вышел в коридор.

Платок давно высох, но Андрей по инерции прикладывал его к щеке. Рана от удаленного зуба уже не дергала острой болью, но противно ныла. Это здорово отвлекало. Андрей никак не мог сосредоточиться, по нескольку раз повторял одни и те же вопросы и не сразу вникал в услышанные ответы. Происшествие, в общем-то, было незамысловатым. Натурально-реально обычный разбой.

В коридоре Андрея ждали трое. Первым он пригласил одетого в длинное элегантное пальто молодого человечка. Молодой человечек положил на стол сумочку-визитку и довольно нервно объяснил, в какую неприятную ситуацию (кто бы мог подумать?!) он попал не далее как час назад. Он назвался Груздем Александром Алексеевичем, коммерческим директором акционерного общества полузакрытого типа «Люмпен Пролетейшн».

Этот самый «Люмпен» закупил партию новейших компьютеров «Покер» в крупном республиканском центре. Вся партия влезла в трейлер типа «КамАЗ». Денежки перевелись через банк, документация в полнейшем порядке. Стоимость товара – один миллион (лимон) американских долларов США. Сюда, в город, «КамАЗ» перегоняли два мудака-дальнобойщика, увы, без охраны (не успели заказать, понимаете, не успели), которым было велено без всяких остановок доставить груз из пункта А в пункт Б со скоростью сто километров в час. А они, уроды, все-таки не послушались старших. Остановились. И какая досада – на территории, охраняемой оперуполномоченным Вороновым, в то самое время, когда зуб оперуполномоченного летел в плевательницу-пепельницу. Или чуть раньше. Или чуть позже. Что не суть. Ссуть, как известно, в парадных. Если очень приспичит.

Старшему водиле-драйверу очень приспичило. За двадцать минут до пункта Б. И ничего под рукой – ни экологического унитаза, ни пустой бутылки, ни памперса, на худой конец. Не в форточку же… Холодно и некультурно.

Пришлось наказ нарушить, тормознуть возле невзрачного подъезда невзрачного дома буквально на две минутки – вывести жидкость из организма. Вот тут-то беда и приключилась. Когда поймавший «русский кайф» драйвер с легким мочевым пузырем и сердцем подходил к «КамАЗу», из остановившейся «копейки» без опознавательных знаков выскочили три сказочных молодца и под угрозой предметов, похожих на пистолеты (да настоящие!), в грубой форме произвели выемку второго шофера из кабины. Недальновидных дальнобойщиков этапировали в обгаженный кем-то подъезд (все зассали, сволочи!) и пристегнули парой наручников к паровой батарее, пригрозив расправой, если те начнут орать и звать подмогу. Для наглядности в кровь разбили старшему драйверу нос.

Когда, вдоволь нанюхавшись цветочного парадного аромата, водители, освобожденные от оков пробегавшим мимо сантехником (спешу, мужики, спешу на заявку, клиент прежде всего), вышли на улицу, то ни «копейки», ни «КамАЗа», ни тем более компьютеров там не обнаружили. Чем и поспешили обрадовать акционерное общество «Люмпен Пролетейшн». Потерпевший Груздь не стал играть в детектива-частника и, схватив в охапку убитых горем драйверов, помчался в милицию. Вот вроде бы и все. «Поможите, чем могите, дай вам Бог здоровья и долгих лет бытия, мы в долгах не останемся. Зубы болят? Что ж вы молчите? У меня прекрасный врач. И берет недорого, тысяч пятьсот за зуб, хотите познакомлю?»

Андрей записал показания директора, попросил принести заявление с печатями, затем опросил старшего водителя, которому не вовремя приспичило, после вызвал молодого.

В настоящую секунду тот в красках (зеленые, синие, белые) пытался передать Андрею весь пережитый ужас. Ужас передавался очень натурально, без каких-либо расхождений с предыдущим рассказом.

Андрей, привыкший, а точнее, наученный горьким опытом не верить никому на слово, задавал коварные вопросы, стремясь на мелочах уличить во лжи потерпевших. Как известно любому сыщику, можно сговориться в целом, но в мелочах никак не договоришься – даже при наличии каспаровской шахматной памяти.

Водители, не обладающие шахматной памятью, в мелочах не расходились. Врать настолько уверенно физически невозможно. Поэтому Андрей прекратил бесполезные потуги и целиком переключился на обстоятельства похищения-разбоя «КамАЗа» с оргтехникой.

Парень, немного простоватый здоровяк, уже успокоился (стены, стены!) и довольно подробно называл приметы машины и преступников.

– Синяя такая «копеечка», старушка, крыло левое менялось, не родное. Диски бежевые, недавно крашенные. Салон не разглядел, стекла замерзшие. Что еще? Движок, возможно, барахлит. Пару раз глох, когда уходили.

– Откуда знаешь? Ты ж не видел?

– Ухо – не брюхо. С этим у меня без нарушений. Я ж шофер.

– Хорошо. Может, что еще расслышал? Имена, кликухи позорные. Бывает, в запарке слетает с языка.

Парень почесал подбородок.

– Да вроде не было. Так, когда грозились, понтовали. «В натуре» там, «кончай базар». Обычный, в общем, жаргон.

– Ладно, в глаза что-нибудь бросалось? Приметы особые, шрамы, наколки, бородавки? Прыщи?

– Да нет, ничего такого. Нормальные бычьи рожи, только что без рогов, но зато в «петушках». Нет, вру. Старший в кепке был. Ему в районе тридцатника, это молодняк в «петушках».

– Так, Леха, я сейчас договорюсь с экспертами, составите фоторобот. Ты хорошо лица запомнил, опознаешь, если что?

– Глаз – не противогаз. Попробую. Вроде на память не жаловался.

– Ну и отлично. Напарник тоже будет составлять, только перед тобой. Мы потом проверим, у кого из вас глаз вернее. Все, подожди в коридоре, я брякну экспертам.

Водитель встал, помял в руках мохнатую шапку (зачем их все мнут?) и шагнул к дверям. На пороге в нерешительности остановился (вспомнил, вспомнил!).

– Ну?

– Вы про жаргон спросили. Была одна фраза, не такая, как обычно. Я вспомнил. Когда в подъезде молодой Михалычу по носу саданул, на него этот, в кепке, наехал. «Что, – говорит, – а-зэ упало?» Да, да, так и сказал: «А-зэ упало». Может, это ругательство какое новое? Типа «крыша поехала», вы не слышали раньше?

Андрей пожал плечами.

– Нет. Сейчас этих неологизмов развелось, без словаря не прожить. «Пушки», «терки», «бобы»… Наверное, и это оттуда. «А-зэ». Натурально.

– А, ну, хорошо. Я так, на всякий случай.

– Передай своему напарнику, что в следующий раз… Словом, пускай терпит.

Шагая по коридору в дежурку регистрировать материал, Андрей увидел, что со стены исчез стенд с правилами правописания. Вместо него возник новый, более красочный. Зуб в разрезе. Назывался стенд «Причины возникновения кариеса».

«Хорошо, не сифилиса», – подумал Андрей и открыл дверь в дежурку.

Вечером, закончив работу, он завернул к дому, возле которого случилась драма. Никаких следов от драмы уже не осталось. Легкий снежок припорошил двор, лужа в подъезде подсохла, а окурков валялось столько, что собирать их и вычленять нужный стал бы только псих или проверяющий из управления. Андрей обошел квартиры. Драма подтвердилась. Люди видели «КамАЗ», видели «Жигули», видели бандитов и водителей. Звонить в милицию не стали, подумали, что совершается преступление. («Их же грабили, грабили! Что я, враг своим детям – в милицию звонить?!») Спасибо, что хоть рассказали и вышли на звонок.

Многие, впрочем, не выходили и не рассказывали. Но Андрею хватило свидетелей, чтобы убедиться, что история водителей имела место быть и они не спрятали «КамАЗ» сами, намереваясь толкнуть компьютеры налево, а все свалить на неизвестных в «петушках» и кепочке. Конечно, не исключено, что троица сговорилась с водителями и компания разыграла драму, как в театре, разбив для убедительности одному из участников шнобель, но доказать это на сегодняшнюю минуту реальной возможности не представлялось. Даже несмотря на обещанное Груздем поощрение. Сам Груздь ни на кого из сотрудников фирмы не грешил («Меня же все любят!»), никаких подозрений не высказывал («Кто знал про сделку? Господи, да все знали!»).

Получается, «КамАЗ» перехватили на въезде в город и висели на хвосте вплоть до полной остановки трейлера. Миленько. А если б не приспичило драйверу? Или терпел бы он, сжав зубами баранку? Это вопрос. Всем вопросам вопрос. Хотя кто его знает, какой план был у супостатов? Может, гаишник засланный машинку тормознул или дамочке козлоногой плохо стало на обочине? Мало ли… Драйверов опускают стабильно и регулярно. Они такие беззащитные.

Мороз щипал за обнаженные части тела, и Андрей поспешил на остановку. Город плотно оккупировала матушка-зима, принеся с собой пневмонию, бронхит и гололед. Андрей поплотнее запахнул легкую куртку – в прошлом году неделю валялся в горячке, как раз перед Рождеством. Добегался по морозу.

У Марины было тепло. Во всех отношениях. Андрей блаженно оттаивал, сев на маленький стул и прислонившись спиной к паровой батарее. Марина хлопотала на кухне, откуда в комнату проникал аромат жареной картошки.

Когда они сели к столу, Марина предложила выпить. «Чтоб дети грома не боялись!» Выпили. Андрей напряг память и вытащил из чулана два запыленных анекдота. Марина сделала вид, что ей смешно. Андрей сделал вид, что ему тоже. Выпили еще. Андрей похвастался вырванным зубом. «Бедненький, тебе было больно». – «Не очень. Но если б не приказ, в кресло не сел бы. Жалко зуб, даже больной. Он ведь мой, его корни во мне, а мои нервы в нем. А теперь он валяется в жуткой плевательнице, словно в морге. Мертвый. Отслужил. Отжевал. Лишняя деталь больного Воронова».

– Что с тобой, Андрюша?

– Старею. Извини, под каждую ерунду подвожу теорию. Глупости, конечно. По жизни надо шагать с высоко поднятой головой, радоваться всему, что нас окружает, и воспринимать все с благодарностью. Как в песне.

– Ты устал?

– Усталость вовсе не самое страшное состояние. Она не возникает просто так. Это реакция. Ты устаешь, когда отдаешь энергию. У тех, кто не устает, энергия уходит вхолостую. Налево. Может, я опять теорию подвожу или чепуху полную несу, но я очень хотел бы устать. Сейчас я живу вхолостую.

– Боже, какая глупость. Вхолостую… Может, у тебя хандра?

– Может быть.

Марина закурила.

– Как Пашка?

– Нормально. Две тройки, но четверть закончил прилично

– Остальные двойки?

– Обижаешь.

– На каникулы никуда не отправляешь?

– Мать приедет.

– А Новый год?

– Я, ты и он. У меня. Да?

– Да.

Они помолчали немного, наблюдая за узорами табачного дыма и слушая свист ветра за окном.

– Знаешь, мне кажется, я знаю, в чем твоя беда. Ты слишком близко воспринимаешь каждый пустяк. При твоей работе надо быть толстокожим, как бегемот. Чтобы дробь шкуру не пробивала. А убиваться из-за каждой мелочи типа зуба здоровья не хватит.

– Я не убиваюсь.

– Поверь, я хоть и не психолог, но сущность людей угадываю довольно точно. Ты именно такой человек. И это не зависит от тебя. На Западе давно придумали пилюли для людей такого типа.

– Пилюли? Чепуха какая.

– Практичность. Когда ты предчувствуешь наступление неприятной психологической ситуации, глотаешь пилюлю. И все в порядке.

– То есть по боку? Так у нас давно придумано аналогичное средство. – Андрей щелкнул по бутылке.

Марина улыбнулась.

– Возможно. Люди, воспринимающие среду очень остро, спиваются. Или гибнут от инфарктов.

– Это моя перспектива? Спасибо, дорогая.

– Найди способ освобождаться от ненужных эмоций. А еще лучше – не пускай их, не придавай значения тому, чему действительно не стоит придавать значение. Создай внутри себя некий фильтр. Хочешь интересный пример? Индусы своих покойников сжигают, а пепел пускают по ветру над речкой. Но дрова у них вещь дорогая, на каждого не напасешься. Так они мертвеца чуть подпалят и сбрасывают в Ганг. Те плывут, пока их рыбы не съедят или стервятники не склюют. Целыми косяками плывут. А индусы Ганг за священную реку держат, пьют из нее, купаются, моются в ней. И никто не умирает от этого. Но если я или ты выпьешь, то тут же в косяк попадешь. Почему так? Они просто не обращают на это внимания. Они искренне верят, что никогда не отравятся, ведь Ганг священен. Фильтр на уровне подсознания.

– Фильтр? – грустно повторил Андрей, наливая в свой бокал «Хванчкару». – Это, конечно, здорово, но, если честно, не хочется в пылесос превращаться.

С любовью в тот вечер покончили быстро, минут за пятнадцать. Гуд лак – гуд лак.

Возле дома Андрея опять окружили собаки. Маленькие помойные друзья. Клацали челюстями, наклоняли мохнатые лишайные головы к оставленным Андреем следам, пускали слюни. Псов прибавилось, свора осмелела. Две собаки приблизились к человеку вплотную, как бы оценивая возможную жертву.

«Почему их никто не ловит? – подумал Андрей, последние пять метров до подъезда преодолевая со скоростью хорошего спринтера. – Загрызут ведь, твари колченогие». В подъезде он стукнул по поясу, убеждаясь, что пистолет не выпал во время вынужденного рывка. Поднявшись на второй этаж, он увидел, что стая разбегается в разные стороны, как шайка разбойников после неудачного налета. «Неужели собрались вместе только для моей торжественной встречи? Спасибо, милые мои, но я уж как-нибудь сам».

Пашка еще не спал, по обыкновению наслаждаясь сериалами.

– Ужинал?

– Да, пельмени варил. Надоели.

– Там еще макароны остались. Что в школе?

– Сказали принести по пятьдесят тысяч.

– Зачем?

– Завтра идти к зубному. А поликлиника платная. У школы денег не хватает.

В кошельке оставалось тысяч шестьдесят. До получки, которую, по слухам, задержат на десять дней. Не надо было покупать Пашке книгу, как-нибудь протянули бы.

Андрей достал книгу из пакета. Она была яркой, с красивой обложкой, с крупным шрифтом и шикарными иллюстрациями. Но и стоила двадцатник. «Ариэль».

– Держи. Это лучше сериалов.

– «Ариэль»? Это про стиральный порошок?

– Нет, – негромко ответил Андрей. – Фантастика. Про мальчика, который умел летать, как птица.

– Опять сказки?

– Не сказки. – Андрей достал кошелек из куртки. – Вот деньги.

Он положил пять червонцев на стол.

– Мы елку покупать будем?

– Ты хочешь?

– Конечно.

– Хорошо, купим.

Андрей убрал кошелек и отправился в ванную.

– Людей надо любить, – Фанат Херувимов по обыкновению развернул свежий номер «Вестей». – Это я не про себя. Я цитирую заголовок. Содержимое раскрывать?

– А'а, – кивнул Грицук. Оперы собрались в кабинете шефа на утреннюю сходку, сам шеф еще не появился.

– Вопр.: «Что сейчас, на ваш взгляд, является первостепенным для стабилизации работы правоохранительных органов, для повышения раскрываемых преступлений и улучшения криминальной обстановки?»

Отв.: «Мое глубокое убеждение, основанное прежде всего на жизненном опыте, заключается в том, что все должен решать человеческий фактор. К людям надо повернуться лицом. Людей надо любить. Людям надо улыбаться. Тогда и люди будут вас любить и потянутся к вам. Когда мы и люди окажемся в одной железной связке, никакая преступность нам не страшна».

Вопр.: «Что конкретно вы собираетесь предпринять на новом посту?»

Отв.: «Как я уже заметил, люди должны видеть наши улыбки. А что главное в улыбке? Это зубы. Хорошие, крепкие, белые зубы! Без кариеса, без больных корней, без искривлений. Вы посмотрите, что сейчас происходит. Человек, придя в милицию, натыкается на дежурного, у которого не улыбка, а сплошной пародонтоз. У участкового – запах изо рта, у постового – дырка на дырке от никотина. Разве такому сотруднику гражданин может доверить самое сокровенное? Разве может он надеяться на какую-либо помощь? И еще один немаловажный момент. Хватит идти на поводу у преступности! Хватит обращаться с ней как с невинной девочкой. Пора преступности показать зубы! Но хорошие, надежные зубы! Хватит лаять на нее, как слон на Моську! Кусать так кусать!»

Вопр.: «Сейчас в городе проводится операция „Чистые зубы“. Каковы ее основные задачи?»

Отв.: «Задачи те же, о которых я упомянул ранее. Выявление не желающих работать по-новому сотрудников и удаление их из наших рядов. Щипцами! Без новокаина! Я уже отдал приказ в подразделение о составлении списка таких лиц и лично займусь аттестацией каждого. Но мы не забываем и о поощрениях. Возрождаем институт почетных грамот, благодарностей, досрочных званий. Людей надо, надо любить…»

Фанат Херувимов свернул газету и мрачно прокомментировал:

– Да плох тот дантист, что не мечтает стать начальником милиции. Тоха, ты чем зубы чистишь?

– Ко'да «Помарином», а ко'да ничем.

– Ты первый кандидат в список. Мужики, кого под танк бросим? Вернее, под бормашинку? В приказе сказано, одного человека от отдела.

– Отжеребимся.

Женька Ермаков поковырял ногтем мизинца в зубах и подцепил застрявший в огромном дупле кусочек сыра.

– Эх, чудны твои дела, Господи. Полный пи… Не успели к учителю привыкнуть с его диктантами, нового назначили. С зубами. И соответственно, с новой командой. Слышали, кто у нас теперь начальником городского розыска?

– Ну?

– Бывший протезист. Он с нашим в медицинском училище учился. Шире рот, господа, шире рот! Вчера приказ пришел.

Оперы замолчали. Андрей достал маленькое зеркальце и попытался рассмотреть пульпит в своей «четверке». Не получилось, слишком темно. Тоха бросил в нечищеный рот подушечку «Дирола» и громко зачавкал. Ермаков продолжал манипуляции мизинцем.

Появился задержавшийся Петр Сергеевич Поперечный, начальник уголовного розыска отдела, по кличке, естественно, «Продольный». В отличие от Михалыча, начальника всего отдела, оперы к Поперечному относились без особой симпатии. Петр Сергеевич отвергал основную заповедь спецслужб – в разведке все равны, начиная с солдата и заканчивая генералом. Все имеют право голоса. Субординация в разведке чревата дипломатическими скандалами, концом дружбы народов, потерей военной техники, поражением на выборах и так далее, в зависимости от целей разведслужбы. Порядок, конечно, должен быть, но порядок и щелканье каблуками – вещи немного разные.

Поперечный аккуратно повесил куртку на плечики, поправил челку перед зеркалом и сел за стол, бросив перед собой книгу происшествий.

– Грицук, что там по драке в ресторане?

– А шо? Нормально там все. Черножопо'о на «перо» посадил сынок управляюще'о 'ородским коммерческим банком. Я вчера двух свидетелей крутанул. Да и сам черный опознать сможет. Се'одня сыму это'о сынка и по полной про'рамме. Нехер в кабаках ножом махать.

– Это точно он? – Поперечный потер подбородок.

– Точнее не бывает. Натуральный 'авнюк! Раз папашка шишка, можно быковать. Я ему po'a обломаю.

– Никому ничего обламывать не надо, – неожиданно и строго произнес Поперечный. – Поедешь к черному в больницу и возьмешь заяву, что он ничего не хочет. Материал спишешь.

Тоха нечаянно проглотил «Дирол».

– Как это? Там же ножевое, проникающее! В любом случае возбуждаться надо.

– Хорошо, возбудим как «глухарь».

– Какой «'лухарь», Петр Сер'еевич? Сынок же…

– Ты что-то не понял, Грицук? Сейчас показатели никого не волнуют, нам этот «глухарь» до задницы. К вечеру подготовишь материал. И никого снимать не надо.

Андрей улыбнулся. Милицейский расчетный счет находился в городском коммерческом банке, и зарплата сотрудников в прямом и переносном смысле находилась в руках управляющего. И можно было не сомневаться, что Поперечный уже получил указание держать ситуацию с сынком на должном контроле. Чтобы без неожиданностей. А то и так с зарплатой и материальной базой органов сплошные недомогания.

Тоха, как молодой и глупый (да просто дурак), политику чувствовать не умел и мог наломать дров. Андрея, правда, удивило другое. Лет пять назад начальник ни в коем разе не давал бы прямых указаний. Или как-нибудь намекнул бы, или что-нибудь смухлевал. Но… Значит, время стесняться прошло. Что естественно, то не позорно. Тоха опять загундосил:

– Да вы шо, Петр Сер'еевич? Я вчера полдня на свидетелей у'робил! А завтра этот сынок в ресторации 'ранату взорвет. И шо? Опять 'уляй, Вася? Пускай сидит!

Поперечный выдержал дипломатическую паузу и, прищурив левый глаз, спросил:

– А у тебя с зубами все в порядке? Ты у врача был?

Грицук растерянно заморгал:

– Ко'да ж я успел? Тю! Я по этому ножевому крутился! И при чем здесь зубы, Петр Сер'еевич?

– При том, что в городе идет операция «Чистые зубы», ясно? И идет она для всех без исключения! В том числе без исключения для оперуполномоченного Грицука. Или тебя не интересуют установки управления? Смотри, Грицук, список пока не составлен…

– Да я…

– К вечеру вместе с материалом принесешь справку от врача. Все, вопрос снят.

После сходки Андрей посоветовал Грицуку:

– В нашу ментовскую поликлинику не ходи. Там не врач, а коновал. Я всю ночь на анальгине сидел.

– В платной доро'о.

– Тогда терпи.

– А с материалом шо?

– Ну, слышал же… Ничего.

Когда Тоха уехал, в кабинет виновато заглянул фанат Херувимов.

– Братан, такое дело… Я вчера в вашем кабинете торпеду шлифовал, понимаешь?

– Чего делал?

Херувимов до прихода в милицию долго служил на подводной лодке и частенько пользовался морской терминологией.

– Ну, девчонку насиловал. На вашем диване. У меня своего-то нет. Ты глянь по столам на всякий случай, ничего не пропало? А то я ее на улице заторпедировал.

– Охерел совсем?! – Андрей дернул ящик стола. – У меня тут «сообщенки», «установки»… А покрывало кто стирать будет? Тетя Ася? Не покрывало, а «Поле чудес». В натуре а-зе упало!

Последняя фраза сорвалась совершенно случайно – просто в голове Андрея сидела вчерашняя история с ограблением драйверов.

Херувимов поменял виноватое выражение лица на крайне удивленное.

– Хе-хе… Братан, ты, что ль, тоже лодочник?

– Я убью тебя, лодочник! Какой еще лодочник? Все, блин, поставлю новый замок, ни одну клячу не притащите! Свои диваны доставайте!

– Да погоди ты! Ты на какой лодке служил?

Теперь уже Андрей обалдело уставился на фаната.

– Ну, ты сказал: «А-зэ упало». Или мне послышалось?

– Сказал…

– Ну?! Так на какой?

– Я не служил… Это… Это…

Андрей почувствовал, как участился пульс. Словно у гончей, почуявшей дичь.

– Это случайно. У меня один знакомый так ругается. Я по инерции. Кстати, а что это значит?

Херувимов сел на диван.

– А-а… Я уж думал, братан, мы с тобой одной крови. «А-зэ упало» – это полный пи… ну, то есть все, кранты. Твой кореш что, на атомной служил?

– Да вроде.

– Я так и подумал. Это словечко у каждого атомщика на зубах. «А-зэ» – аварийная защита реактора. Когда она выходит из строя, то есть падает, лодка превращается в радиоактивный кусок железа. Это самая большая жопа, которая может случиться в походе. Попадание торпеды по сравнению с этим – комариный укус.

Андрей кинул взгляд на карту города. В северной части размещался порт, несколько ремонтных баз, небольшой заводик-верфь.

– А у нас здесь атомные лодки появляются?

Вопрос был задан коряво, но Андрея интересовал сейчас не слог. Фанат Херувимов понял, что имел в виду коллега.

– А откуда ж я, по-твоему, взялся? Пять лет назад ракетный подводный крейсер стратегического назначения системы «Акула» пришвартовался к пирсу нашего любимого городка для производства ремонтно-профилактических работ. Как пришвартовался, так до сих пор и стоит. Сначала не было запчастей, потом – денег, потом – еще чего-то. В конечном итоге лодку выкупил у российского флота какой-то деятель и устроил в ней гостиницу с рестораном. Ресторан кормил толстосума где-то год, потом закрылся. Что сейчас стало с лодкой, я понятия не имею, но она наверняка еще у пирса торчит. Скорее всего ее распилят и продадут прибалтам как металлолом контрабандным образом.

– А экипаж? Экипаж-то куда делся?

– Да разбежались кто куда. Я год помаялся, уволился и сюда, в ментуру, подался, благо в городе жил. Многие тоже уволились, но по домам разъехались. Кое-кто тут осел.

– Ты знал весь экипаж?

– Нет, конечно. Сто восемьдесят человек, а наша команда была сборной, с разных лодок, вместе всего пару месяцев оттрубили. Своих-то, естественно, знаю.

– Других лодок в городе нет?

– Нет, наша одна красавица.

– И где можно узнать список экипажа?

– А зачем тебе?

– У меня материал тут один… Возможно, с лодки люди.

– Ну, лет пять назад существовал штаб ремонтной бригады в порту. Там были списки экипажа.

Андрей уже заряжал чистый лист в машинку.Запрос был готов через минуту.

– Мне дадут сведения по такой писульке? Это не секретная информация?

– А ты поставь в углу «секретно», и вся любовь. Но я думаю, от тех секретов одно название осталось. Рокеры да панки всю лодку баллончиками разрисовали. Это теперь не лодка, а морской пейзаж в стиле Матисса.

Андрей допечатал в углу гриф, бросил бумагу в папку и, накинув куртку, помчался в порт. На автобусе.

Ко второй половине дня он уже кое-что имел. Штаб, как ни странно, еще функционировал, Андрея поначалу даже слушать не захотели, но, увидев предъявленный лист с магическим словом, тут же извинились.

Моряков из числа местных жителей в списке насчиталось девять человек вместе с фанатом Херувимовым. Примерно сто двадцать человек рассосались по просторам родимой страны, уволившись к черту, о чем имелась отметка, пятнадцать остались во флоте и бороздили океаны, потопляя вражеские суда и гоняя пиратов. А все остальные осели здесь. Возможно, без прописки. Обрадовавшийся было Андрей к концу изучения секретных материалов призадумался. Отыскать тридцать человек даже в небольшом городе о-о-очень, блин, тяжко. Если тратить день на человека, плюнув на все… Ого, месяца полтора.

Тем не менее Андрей аккуратно выписал всех бывших подводников – пока есть над чем работать, надо работать, другого-то все равно ничего нет.

Вечером случилось ЧП. Когда Андрей вернулся из путешествия по городским паспортным столам, фанат Херувимов загробным голосом поведал ему о трагедии.

– Тоха влетел.

– Куда влетел? По пьянке?

– Хуже. На мель сел. Пошел утром зубы ремонтировать. К частнику. Цены увидел, ствол достал и говорит: «Чини зубы, красноперый, если жить хочешь!» Патрон в патронник. В кресло забрался. Докторишка, Айболит несчастный, вместо новокаина снотворное Тохе зарядил. Ну и все! Так Тоху в кресле и повязали. Отдел собственной безопасности. Прокуратуру слету подключили. Тоху на трое суток в камеру. Полный пи…, полный. С тебя треха на передачку. Сам знаешь, какая в изоляторе кухня. Макароны с говном да компот из сточных вод.

– Что возбудили? – Андрей достал кошелек.

– Не знаю точно. То ли разбой, то ли превышение служебных полномочий. Я Тоху понимаю, у него кариес на кариесе, а в нашей зубодерне бормашины с педальным приводом. Спятишь, пока досидишь, или тик наживешь.

– Слушай, трехи не наберется, сдай за меня. С получки верну.

– Хорошо.

– Наши поехали разбираться?

– Поехали, а толку-то… Если не посадят, так уволят. Тоха на святое покусился, на зубы. Ты ж понимаешь, в свете решений партии… Обойдется, если начальника скинут, дантиста.

«Господи, за что ты так не любишь милицию?» – подумал Андрей, возвращаясь в кабинет. По пути он завернул в туалет и глотнул воды из-под крана. Противной, скользкой болью напомнила раненая верхняя «четверка». Потревоженный холодом нерв-червячок недовольно задергался в своем домике. Андрей приложил теплую ладонь к щеке. Червячок успокоился.

В кабинете он вытащил из папки несколько ксерокопий «несгибаек» с фотографиями храбрых морских волков. Маловато. Всего семь штук. Это те, что получали паспорта в их городе. Фотографии остальных придется доставать окольными путями. Он сравнил их с фотороботами. «Роботы» были примитивными, эксперт имел навыки работы с компьютером, но как художник никуда не годился. Однако на безрыбье…

Один из морячков нес на своем лице отдаленное сходство с творением мастера. Андрей пробежал глазами «несгибайку». Тридцать лет, родина в каком-то Белозубове (где это?!), поменял паспорт на удостоверение личности офицера, затем вернул себе гражданский облик. Не женат (подозрительно!), русский, родители, место жительства… Место жительства. Оба-на! Воронов, на каком месте жительства были твои глаза?! Вечно они смотрят вдаль! Тихо, тихо, тихо… Машина… С замерзшими стеклами! Если бы они ехали за «КамАЗом», стекла всяко оттаяли бы. И двигатель! Пару раз глох. Конечно! Попробуй слиняй на непрогретом движке!

Андрей опять почувствовал, как застучало в висках. Спокойно, спокойно… Всякое бывает, наперед не загадывай.

Бывший моряк с «Акулы» жил в соседнем от места происшествия доме. Класс! Но… Бомбить фраеров рядом со своим домом? Риск же! Сумасшедший риск! Любая соседка, тетя Ася, или там дедок с лавочки (шпионы хреновы) высмотреть могут. Случайно-специально. «Здравствуй, сынок. Ты никак грабишь кого?» – «Да, Егорыч, вот чуваков на компьютеры опускаю». – «Ну, Бог в помощь, мне штучку не оставишь?» Поэтому спокойней дыши, Воронов, спокойней.

Андрей снял трубку, набрал номер. Молодой драйвер оказался дома. «Давай, пулей сюда!» Второго не застал, тот вышел по делам. Ладно. «Передайте, что жду».

Проглотил холодную сосиску с булкой. Запил чаем без сахара. Быстрее, быстрее! Предчувствие победы. Предчувствие кайфа. В башке только это. Ни начальников, ни зубов, ни даже бедного Тохи. Все улетело. Осталось возбуждение азартного игрока. «Вот две шкатулочки, в одной миллион баксов, во второй – почетная грамота. Выбирай!» Ура, угадал! Сбылась мечта идиота! Теперь я уважаемый человек. С грамотой.

Молодой драйвер прибыл, как велели. Пулей. Андрей разложил «несгибайки» на столе, как пасьянс. Выбирай.

Парень выбрал с первой попытки. В десяточку.

– Вот он, плесень, вот!

– Уверен?

– А то! Я его, козла, ночью узнаю, на ощупь!

– На ощупь не надо. – Андрей быстро собрал «несгибайки» и спрятал их в столе. – Слушай внимательно и запоминай. Я тебе ничего не показывал, и ты ничего не видел. Так положено по закону. На днях тебя вызовут и предъявят его живьем. В присутствии понятых. Вот тогда и опознавай на здоровье. Но есть еще и другая причина. Не вздумай ляпнуть об этом своему напарнику.

– Ваське? Да быть не может! Почему?

– Потому что ссать ему приспичило!

– Он «пепси» всю дорогу пил. Рекламы насмотрелся. «Новое поколение», «новое поколение»! Бутылок пять высосал. Я бы тоже не вытерпел.

– Плохому киллеру свидетели мешают, понял? Все, бегом домой и о нашей встрече ни-ни. Иначе на твоих похоронах «пепси» будем лакать.

Водитель кивнул, натянул шапку и на цыпочках вышел.Андрей с улыбкой потер руку. «Все, ребятки, теперь вы мои. Теперь я из вас что угодно вылеплю, как из пластилина. Хоть памятник бакинским комиссарам».

Андрей прикурил сигарету. «Так, все хорошо, но одного опознания маловато. На одном опознании никого не арестуют, максимум задержат на трое суток, как Тоху. Нужны компьютеры. Единственная и неповторимая улика. Поищем, хорошо поищем. С усердием».

В кабинет заглянул второй водитель, Вася-Василек. Явочку с повинной не принес? Напрасно. Она, как известно, смягчает кожу (тьфу, дурак, это ж не «Джонсоне Бэби»), то есть наказание.

– Вызывали?

Колоть или?.. Рановато будет. Физиономия у него к доверительной беседе не располагает. Обидеть можно человека подозрением. Да и повод дать к началу активных действий по зачистке следов. Нет, нет, поиграем в «подкидного дурака».

– Да, Василий Михайлович, формальность. Несколько фотографий достал, может, кого признаете?

Вновь пасьянс, но уже без опознанного ранее субъекта. (Спорим, не опознает?)

Внимательное, внимательное изучение. Натуральный, экологически чистый интерес. Кряхтение, прищуривание, наклон к свету… (Тебе, папаша, в кино сниматься, Шварценеггера играть, все «Ники» твои.)

– Вот в этом что-то есть. А так никто…

Ничего в «этом» не было и быть не могло. Но сыграно прекрасно. Теперь мой ход.

– Очень хорошо, Василий Михайлович, очень хорошо. Мы его тоже подозреваем. Ранее судимый, в детстве проявлял садистские наклонности, душил кошек. Мерзавец, одним словом! (Бедный подводник!) Мы им сегодня же займемся. А вам огромное спасибо. До свидания. Ждите ответа.

«Так, что там нам Груздь обещал в случае удачи? Безмерную благодарность? Ну уж пульпит он мне бесплатно вылечит. И чтобы без боли. Иначе полное свинство с его стороны. Зубы! Черт, про Тоху забыл! Его ж наверняка крутить начнут. Отдел внутренних расследований не даром хлеб кушает. Они за шкуру каждого изобличенного предателя тоже почетную грамоту имеют. Значит, придут, век свободы не видать, придут».

Андрей пересел за стол Грицука и принялся рыться в ящиках, отыскивая всевозможный компромат. В столах оперативников всегда столько компромата, что хватит посадить целый отдел. «Наши тоже хороши. Деньги на „дачку“ собирают, а о главном забыли».

Грицук, должно быть, специально складировал дерьмо на самого себя, будто ждал, что его будут обыскивать (эх, молодежь, молодежь). «Зажатые», незарегистрированные заявы, дела оперативных разработок с кучей сов. И просто секретные бумажки, различные расписки. Тут же контрацептивы корейского производства, карманный «шиш-беш», порно-порнографический журнал, какие-то допросы, бланки. Все вперемешку, как в салате Оливье. Вместо майонеза липкая, засохшая бормотуха – след недавно отмеченного Дня милиции. Моральный упадок, одним словом. Дебош! Набегает лет на пять с выговором в личное дело.

Андрей рассортировал все по местам, секреты убрал в сейф, «зажатые» заявы спрятал в диван (тайник), контрацептивы и порнографию уничтожил. На столе как символ прогресса в органах красовался японский телефон с автоответчиком

– подарок Грицуку одного богатого потерпевшего. Убрать? Ведь изымут, решат, что нетрудовой доход.

Нарисовался фанат Херувимов.

– Домой идешь?

– Что, диван нужен? Свободен, товарищ. Хоть сегодня совесть поимей, Грицук на нарах, а ты на его диванах…

– Да не собирался я. Просто время уже, пошли, нам по пути.

Андрей взглянул на часы. Действительно, хватит государство на шею сажать. Оно, государство, этого не оценит. Гуд лак.

«Частная собственность. Вход строго запрещен!»

Андрей прочитал покосившуюся табличку на парапете пирса и пожал плечами. «И что дальше? Стрелять будете? Или ракету пустите?»

Красавец (когда-то) ремонтный подводный крейсер стратегического назначения, украшенный надписями типа «RAP – говно», «Skin», «Хайль Гитлер», «Fuck you», «Сталин, вставай – Россию продали» и прочими перлами, намертво врос в лед. Огромная, двухсотметровая сигара чернела на фоне белоснежного залива, как пятно от кофе на постиранной обычным порошком скатерти. Неоновые буквы на рубке, некогда горевшие, а ныне потухшие, указывали, что раньше на крейсере ютился коммерческий ресторан «У Лексеича». Кто такой рубаха-парень Лексеич, вряд ли кто знал наверняка, но без сомнения последний имел капиталистический тип мышления. Ют лодки облепили грязные чайки, со швартовых, паутиной тянущихся к береговым кнехтам, свешивались метровые сосульки, грозя трепанацией черепа проходящим под ними любителям зимней рыбалки. А любителей, судя по еще не замерзшим лункам, обитало здесь в изобилии, как чаек на юте. Правда, сейчас, в четвертом часу, сидел всего один – либо уснувший, либо уставший по причине принятия согревающе-тонизирующего внутрь.

Въезд с дороги в порт никем не охранялся, хотя имел грозный шлагбаум. Кроме лодки, у пирса не было ни одно судна, ближайший причал выплывал из тумана метрах в трехстах.

В целом очень, очень заманчивая натура для съемок мрачного триллера в стиле «Восставших из ада».

Андрей, поправив табличку о частной собственности Лексеича, перелез через парапет и спрыгнул вниз, на лед. Сюда он приехал без особых надежд, решив до конца проверить полученную утром информацию. Информацию прошепелявила бабуля, имевшая общую стенку с налетчиком – экс-мичманом Юрием Лаптевым, однофамильцем моря в северных широтах Родины.

После увольнения из флота названный пацан длительное время пропивал накопленное в морях состояние, потом устроился вышибалой в ресторан («Жратву домой таскал неподъемными сумками!»). Тогда же прикупил машину («В марках не разбираюсь, но цвет синий»). Дальше, бабка, дальше. А дальше опять от рук отбился. Что ни день, то компании бандитской направленности (пьянки, мат, гульба), женщин очень любит, косяками водит (странная бабуля, кто ж их не любит?). На какие-такие материальные средства живет – неведомо, потому что в общественно-полезном труде не задействован. Короче, загулялся Лаптев на свободе. Пора его или назад, в однофамильное море, или сами знаете куда. Спасибо, мамаша, а в какой ресторации он вышибал? Да известно в какой. В порту, в подводной лодке. По старой памяти, наверное, морская душа всегда молода.

Окна Лаптева выходили как раз на место злополучной остановки. Очень удобно. Сиди и наблюдай. Увидел машину – и вперед, к перископу. А дальше дело пяти минут. Может, поэтому они тут все и затеяли? Кепочку на глаза, воротничок повыше. Машина? Ну, мало ли синих машин? И потом, ни одному менту в голову не придет, что преступник до того оборзел, что грабит в собственном дворе. Пришло тебе, Воронов, в голову? Не пришло. (Ну, если честно, то тебе давно в голову ничего не приходит.)

И «КамАЗик»-то, кстати, сегодня утром нашелся. Целый и невредимый, разве что грязный и пустой, как старый тюбик «Аквафреша». Без компьютеров, конечно. («А вы надеялись?» – «Ну, всякое бывает».)

Обнаружился трейлер аккурат на противоположном от порта конце города. И аналитический ум опера Воронова, нашпигованный глубочайшими знаниями психологии, дедукции и криминалистики, мгновенно среагировал на занятный факт. Вот он, коварный замысел рецидивиста, – раз здесь «КамАЗ», где-то рядом и груз. Ищите! Непременно поищем.

Рыбачок не спал. Услышав приближающиеся шаги, он обернулся, свернул находящуюся в руках газету и снял с носа очки. На Андрея глянули слезящиеся неподдельной болью, повидавшие жизнь глаза.

– Вы поглядите, до чего дожили! – отчаянно-возмущенным жестом стукнул он по газете. – Послушайте только: «Вчера сотрудники ОБЭП нашего города задержали братьев Огогоевых, выходцев из Закавказья, которые организовали в одном из подвалов производство фальсифицированных видеокамер „Sony-handycam“. Дело было поставлено на поток. В жутких, антисанитарных условиях из низкокачественного сырья аппаратура собиралась местными бомжами за мизерную плату, после чего выставлялась на продажу в ларьки, снабжалась липовыми сертификатами качества. Проведенной экспертизой установлено, что видеокамеры Огогоевых хотя и превосходят по некоторым параметрам „Sony“, но зато явно уступают им в цене. Гастролеры из Закавказья арестованы, ведется следствие. Нанесен еще один удар по кавказской мафии». Ну, как вам?

– Беспредел, – согласно кивнул Андрей.

– Эх-эх-эх, – гневно вздохнул пенсионер. – Распустили черных. Жириновского пора, Жириновского. Порядок нужен. Ты поблесновать пришел? Зря. Хреновый сегодня клев.

Рыбачок покосился на двух дохлых рыбешек, валяющихся возле лунки.

– Не, отец, не любитель. Я в ресторан, перекусить. Где вход-то тут?

– Так закрыто заведение. Уж как год. Вход-то вон, с носа. Через торпедные аппараты. Дверь железная с замком.

– Как закрыто? Я в газете рекламу читал! Европейская кухня, обслуга, дешевые цены. Да и мужики сказали, что продукты на днях завозили.

– Никаких к черту продуктов! Я в тот день блесновал. Тоже перепугался. Неужели снова откроют? Тогда прощай, рыбешка. А тут место знатное. Глубокое, и берег рядом. Подошел, спросил у мужиков: «Что, снова?» Успокоили: «Сиди, батя, дальше, за поплавком наблюдай. Вещички похраним». Так что врет реклама.

– На то она и реклама, – согласился Андрей. – Мужики не на «КамАЗе» приезжали?

– Да, кажись.

– Коробки в лодку грузили?

– Ага, белые такие.

– Вот сволочи! Разыграли! Это корешки мои. Ресторан, ресторан… Хорошо, хоть не с бабой пришел.

– Да, за такое морду бьют.

Дедок достал из тулупа другую газету и углубился в чтение, давая понять, что собеседник ему надоел.

Андрей обогнул лодку, остановившись возле ее широкого носа. Действительно, именно здесь располагался вход в ресторанчик, а не в рубке с неоновой вывеской. Крупную металлическую дверь, напоминающую огромную заплату, скреплял с корпусом массивный навесной замок. «Добро пожаловать». Андрей по привычке дернул замок. Еще раз добро пожаловать. Знать бы наверняка, что оргтехника здесь, можно и перепилить. Дужка-то дерьмовая.

Слева по борту, от ватерлинии к палубе, тянулись приваренные к корпусу металлические скобы-ступени. Андрей поглубже натянул шапку и смелым альпинистом пополз наверх. Ступни привели прямиком к торпедо-погрузочному люку. Люк был задраен не металлической массивной дверью, а стеклянным цветастым витражом, сквозь который в ресторан проникал дневной свет. «Ни хрена не видно, однако» – такой вывод сам напрашивался в голову. «Будем бить, возможно, ногами. Крейсер не обидится, над ним уже вволю потрудились. Кстати, сколько эта посудина стоит? Говорят, две таких игрушки недавно продали Ирану. Мать твою, неужели наш Лексеич богаче ихнего шейха?»

Осколки искрящимся водопадом полетели вниз, звонко рассыпались по натертому паркету. Все равно темновато. Андрей опустил руку с фонариком в пробитую амбразуру и напряг зрение. Есть!!! Белые коробки стройными рядами стояли вдоль переборки. Ура! Пульс вновь заиграл туш. Победа! Ни с чем не сравнимое чувство гордости и блаженства. Хочется прыгнуть с палубы и лететь к берегу.

Андрей быстро выпрямился, отряхнулся от снега, плюнул в разбитый витраж и спустился на лед.

Рыбачок возмущался очередной проделкой мафии – довольно громко и искренне. Наверное, какие-нибудь братья Садыковы собирали с народа деньги в пользу земляков-беженцев, обещая тысячу процентов годовых. В том случае, конечно, если беженцы не убегут.

Андрей, чтобы не мозолить деду глаза, обошел лодку с другой стороны и вскарабкался на пирс. Ломать замок он сейчас не будет. Во-первых, нечем, а во-вторых, рано. Товар спрятан основательно, забирать его налетчики, пока пена не уляжется, вряд ли станут, а поэтому торопиться не будем. «Завтра захвачу Херувимова, Тоху (если из тюрьмы отпустят), понятых, постановление на выемку, инструмент, самосвал, и с Богом, в добрый час. После этого как вы, ребята-налетчики, ни выкаблучивайтесь, вы уже никакие. У-са-дим! Без комментариев».

Через час Андрей вернулся в отдел. Тоху, продержав ночь в камере, действительно выпустили под подписку о невыезде и направили по месту его службы постановление об отстранении от должности. Тоха кипел, словно смола в котле, рассказывая, как «'андурасы из отдела внутренних расследований пытались выбить из не'о признанку». Грицук держался, сколько мог, затем топнул ногой и загорланил народную песню «Виновата ли я?». Заработав тем самым себе свободу – «да он же дурак абсолютный».

Заглянул замполит и, сверкая белоснежной челюстью, довел до личного состава, что пришла очередная телеграмма из управления. Рекомендуется вылечить зубы не только сотрудникам, но и членам их семей, чтобы члены не оказывали пагубного воздействия на личный состав. А ближайшая суббота объявлена «Днем здоровых зубов». О мероприятиях на этот день будет сообщено дополнительно.

– Интересно, – заметил фанат Херувимов, когда замполит ушел, – что гражданину важнее – здоровая улыбка сотрудника или найденное барахло? Когда у меня прорвет трубу и говно попрет наружу, мне до фонаря, что творится во рту у сантехника. Лишь бы он трубу залатал, а там хоть вообще без зубов пускай ходит.

– Ты не прав. Порядок в голове начинается с порядка во рту.

– Черт с ними, с вашими зубами, – довольно сказал Андрей, – я компьютеры нашел!

– Ну? Где?

– В вагоне-ресторане, тьфу, мать вашу. В подводной лодке. Завтра подгребайте пораньше, съездим, извлечем. Себе штучку оставим, пригодится. Всех подучетников туда забьем.

– Круто, – почесал затылок Херувимов. – Как вышел? Стуканули?

– Конечно.

– Кто?!

– Да ты и стуканул! «А-зэ упало»!

– Ах, леший!

Андрей улыбнулся и, пожав руки коллегам, отправился на территорию к знакомому шоферу договариваться насчет самосвала.

– Демократия залезла ко мне в постель. – фанат Херувимов перевел дух и вытер рукавом куртки вспотевший лоб. – Насилую вчера любимую женщину, а она в самый решающий момент шепчет: «Валера, ты за кого голосовать собираешься

– за старого губернатора или за кандидата?» Я ей чуть по фейсу не зарулил. Скоро дети будут рождаться с предвыборной платформой. Натурально.

– Не сачкуй, давай жми.

– Да все уже. – Валерка пару раз вжикнул полотном ножовки по дужке, и замок развалился.

Андрей с Антоном приоткрыли тяжелую дверь и, включив фонарики, устремились в чрево корабля. Заскрипел паркетный пол.

– 'ероические ребята! Ты 'лянь, Андрюха, шо они сотворили из национальной 'ордости! Бордель с ядерной боеголовкой!

– Помолчи. – Андрей заметил наверху стеклянный витраж. – Вот здесь.

Через пару секунд он лихорадочно тыкал в темноту лучом, не видя перед собой ничего, кроме отделанных китайским шелком ресторанных стен. Коробок не было.

– Что за (пи-и-и-и), Тоха?! Вчера же (пи-и-и) были! Вот тут, прямо под дыркой!

– Может, показалось?

– Я еще не совсем (пи-и-и)! Во, гляди!

Андрей нагнулся и поднял кусок белого картона.

– «Покер»! На, читай!

Он в отчаянии отшвырнул картонку и бросился к двери. Копаться в недрах лодки не имело никакого смысла. Компьютеров на крейсере-ресторане не было. Ничего не объясняя стоявшим у дверей, Андрей спрыгнул на лед и добежал до берега. На снегу четко отпечатались следы грузовика. Ментовский самосвал остался перед шлагбаумом. Андрей сорвал шапку с головы и с ожесточением швырнул ее под ноги.

– Сволочи!!! Увели!!! Кинули!!! Пи-и-и!!!

Выпустив пар, опер потихоньку возвратился к железной логике.

«Кто-то предупредил. Кто? Вчерашний дед? Чего он тут с газетами своими маячил? Нет, нет. Что ж, из-за каждого любопытного прохожего менять точку на трассе? Разбитое стекло? Тоже вряд ли. Пацаны могли разбить, рокеры те же. Свои застучали? Тоха? Фанат? Ерунда! Ермаков мог бы, но он ничего не знал. Мужики проболтались? Вполне, вполне…»

Андрей давно знал, что любой секрет, залетая в стены их отдела, через полчаса превращается в анекдот или сплетню. А теперь хрен вычислишь. «Бабайка» компьютеры увел. Рогатый такой, с бородой.

Андрей поднял шапку, отряхнул ее от снега и, бормоча под нос непристойности, медленно побрел к лодке. Грицук размахивал перед коллегами и пританцовывающими на пронизывающем ветерке понятыми металлической вилкой.

– Я с вас, москалей, тащусь! Выбрасывать миллиарды на эту атомную посудину, шобы потом экономить на вилках! Видал, Андрюха?

Он указал Андрею на дырку, просверленную в ручке вилки.

– На полу нашел. Они в вилках дырки сверлят, прикинь! Интересно, а рюмки у них на цепочках или как?

Андрей, не ответив, кивнул на берег:

– Поехали назад. Нет тут ни черта. Показалось, наверное.

– Я ж 'оворил…

В машине Андрей резко встрепенулся, будто проснувшись.

– Нет уж, господа! Цыплят по осени… Витек, сейчас налево. Заскочим по пути в адресок, человечка снимем.

– Куда еще? – недовольно проворчал фанат. – И так сколько времени угрохали. Меня человек в отделе ждет. Я его целый месяц уговаривал прийти по повестке. Еле уговорил. Несолидно получится.

– Ладно, мы с Тохой справимся. Тем более его сажать в кабину придется, в кузове прохладно.

Оперы теснились втроем на двух креслах «КамАЗа».

– Вот здесь тормозни, – фанат указал на обочину. «КамАЗ», пшикнув пневматикой, замер.

– Удачи, мужики. – Херувимов спрыгнул на снег.

Через десять минут машина остановилась на злополучном дворе, приспособленном под разбойные нападения на любящих «пепси» водителей.

– Витек, минут пять, а?

Водитель нехотя кивнул. На ментовское «спасибо» семью не прокормишь.

Бывший подводник по фамилии Лаптев ухаживал за цветами. Он стоял на пороге в спортивном костюмчике (ой, как традиционно) и с маленькой леечкой (а вот это уже свежо).

– Да?!

– Руки вверх! Милиция!

Грубовато, грубовато… Человек без ума от кактусов, а его в наручники.

– Позвольте… – пришла в движение заезженная пластинка.

– Тоха, помоги Юрию одеться. На улице мороз.

Андрей заглянул в комнату. Ничего сервировка. Помимо кактусов подводник интересовался итальянской мебелью (индивидуальный заказ), японской дребеденью типа «DDD», голландской живописью в золоченой раме (ха-ха-ха!) и спортивными тренажерами от «Кетлер». Духу западной цивилизации было явно тесно в одной двадцатиметровой комнате, но когда очень хочется, то, как известно, можно.

Андрей отчленил лишнее, пытаясь выявить в увиденном основное. Компьютеров, разумеется, не было, что вполне объяснимо. Их присутствие выглядело бы по меньшей мере издевательством над органами. Опытный глаз остановился на другом. Телефонный аппарат с автоматическим определителем номера. И соответственно, с памятью на двести – двести пятьдесят поступивших звонков. Классная игрушка. Особенно для заинтересованных лиц. Граждане, которым есть что терять, таких игрушек дома не держат. Умные граждане. Тебе, Юрик, стало быть, терять нечего, либо… Ну, извини.

Андрей быстро набрал нужную комбинацию. Аппарат не отличался особенной сложностью, имея типовое устройство. Высветилось время звонка и номер звонившего. Минуточку… Андрей достал авторучку, блокнотик. Переписал номер, щелкнул кнопочкой. Следующий, следующий… На сегодня все… Дальше.

Дальше…

Какого черта?!

Юрий, заметив, чем развлекается опер, бросился в комнату, забыв про наручники (зубами, зубами!), но упал на ковер, споткнувшись о подставленную Грицуком ногу.

– Ты шо?! 'Анрену наживешь. Не дер'ай-ся так.

Лаптев грозно зарычал, отметив, что «хитрые вы, менты, с подходцами вашими, только бормашинок у нас на всех хватит».

Андрей вновь повернулся к телефону.

Дальше…

Музыкальная пауза.

Красные ниточки индикатора высвечивали номер его, Андрея, служебного телефона. Время? 20.03! Что за леший?!

Он опустился в кожаное кресло. Вчера, в 20.03, кто-то позвонил сюда из кабинета Андрея. Нет, хорошенькое дельце.

– Тоха, ты во сколько вчера домой слинял?

– Че'о?

– Во сколько?!

– Да часов в восемь, за тобой следом.

Андрей хлопнул блокнотом по колену. Так ведь и не сменил замок! Ищи теперь бабайку… Может, моряк знает?

– Кто тебе звонил?!

Юрик зло ухмыльнулся и прошипел:

– Согласно статье пятьдесят первой, Конституции Российской федерации, я имею полное право не давать показаний против себя и своих родственников. Так что катись таблеткой…

Тоха, стоявший сзади, сверкнул цитатой из Леонида Филатова:

– «Ты, милок, широк в плечах, А умом совсем зачах, Вот умишко и поправишь – На казенных на харчах».

– Пошли, Витька ждет. – Андрей решил оставить все разговоры до отдела. Дома, как известно, и стены помогают.

Юрия посадили в кузов «КамАЗа». Чтобы не спрыгнул, пристегнули к борту. Ему не привыкать, пусть вспомнит морскую романтику. «Я на палубе стою, прямо в океан смотрю…» Кабина рассчитана на троих. В Конституции же насчет провоза подозреваемых в кузове на двадцатиградусном морозе ничего не сказано.

– Давай, Витек, с ветерком.

В отделе подводник продолжал упорно молчать. Может, по причине пятьдесят первой статьи, а может, челюсти свело на ветру. На все вопросы он отрицательно качал головой и молчал. (Да Бога ради! Куда ты денешься, куда ты денешься, когда согреешься в моих руках!)

Андрей прекрасно понимал, что теперь моряку точно терять нечего и стоять в отказе он будет насмерть, как скала в Гибралтарском проливе. Ну и пусть стоит. Постоит, постоит и сядет. Даже без устрашения третьей степени.

Битый час ушел на подготовку к опознанию. Тут лучше не торопиться, мероприятие ответственное и, возможно, единственное, после которого любителя кактусов можно будет отправить в изолятор.

Андрей вызвонил молодого драйвера, договорился с дежурным следователем, нашел подсадных и понятых. Следователь почитал материал, озабоченно-критически посетовал на слабую доказательную базу (маловато, батенька, маловато), но опознание провести согласился, а если его напоят кофе с коньяком, то он, пожалуй, решится и на арест моряка. В случае, конечно, положительного исхода. «Будет исход! Стали бы тебя отрывать, предполагая обратное. Ты, главное, не увиливай».

Водитель ждал в коридоре. Чувствовалось предэкзаменационное волнение парня, поэтому Андрей подбодрил:

– Не дрейфь, старик. Все в ажуре. Ты что, принял?

Водитель виновато опустил голову:

– Да, чуть-чуть.

– Ладно, пустяки. Главное, не стесняйся там, не будь девочкой, первый раз увидевшей… Хм, ну, понял, в общем. Уверенно, спокойно, без мандража. О'кей?

– О'кей.

Минуты две спустя Андрей пригласил драйвера в кабинет. Следователь, выполнив процессуальные формальности, предложил взглянуть на сидящих и напрячь память.

Парень взглянул не сразу, осторожно, вжав голову в плечи, будто ждал оплеухи от занесенной над ним невидимой руки. Скользнув взглядом по сидящей троице, быстро повернулся назад, к следователю:

– Нет, я никого не знаю.

– Да ты чего?! – непроизвольно вырвалось у стоящего у дверей Андрея.

– Товарищ Воронов, вы нарушаете уголовно-процессуальный кодекс, – напомнил бдительный следователь. – Опознание провожу я. Просьба не вмешиваться.

Следак склонился над бумагами, занося в протокол результат опознания. Андрей сверлил глазами драйвера. Тот сверлил затертый линолеумный пол.

На ощупь, говоришь…

Да поздно. Слово не воробей…

Просьба не вмешиваться!

– Итак, вы не опознаете никого из сидящих перед вами? Что ж, распишитесь. Вот здесь. Все, вы свободны. Спасибо, до свиданья.

Андрей не побежал догонять водителя. Просьба не вмешиваться! Кому сказано, Воронов? Не вмешиваться! Ты должен был понять это еще там, в ресторане стратегического назначения. Где тебе тонко намекнули. Сейчас еще разок намекнули.

Еще намеков желаем? Не желаем. Спасибо, до свиданья. Зачем тебе, Воронов, глаза, если они не видят очевидных вещей? Лучше бы ты ослеп.

И оглох. Лучше бы…

Андрей достал сигарету и, не произнеся ни слова, вышел из кабинета. По коридору плыла секретарша Леночка с чайником в руках.

– Андрюша, набери, пожалуйста, водички в мужском туалете. В нашем что-то с краном.

– Давай.

В сортире, благоухающем бодрящим ароматом, одну из стен, грозящую обвалом, подперли рекламным щитом «Дирола». «Оберегает вашу голову с утра и до вечера».

Андрей набрал воды, вернулся в коридор.

– Спасибо, Андрюша. Да, кстати, ты, кажется, разведен?

– Да, а что такое?

– Извини, но я тебя в список включаю.

– В какой еще список?

– Пришел приказ из управления представить в отдел собственной безопасности списки всех разведенных или разводившихся сотрудников.

– На хера?! – забывшись, ругнулся Андрей. Леночка воспитанно не заметила.

– В ходе операции «Чистые зубы» необходимо выявить морально неустойчивых сотрудников.

Андрей начал сползать по стене, словно получил удар ниже пояса. Леночка, пожав плечиками, скрылась в канцелярии. Мимо прошла серая тень отработавшего на совесть следователя, тени ворчащих понятых-подсадных, контур пышущего счастьем моряка-подводника.

У Андрея не осталось сил. Тот же фанат Херувимов вряд ли успокоился бы. Он бы бился до последнего. Колол бы и расколол драйвера («Говори, курва, кто тебя застращал!»), нашел бы свидетеля-пенсионера, случайно видевшего из окошка налет (нашел бы, нашел!), тряхнул бы поактивней морячка…

Но Андрей не фанат. Он нормальный. Вернее, среднестатический. Как все. Нет сил.

– Ты чего расселся, как нищий на вокзале? Мы из управления бригаду ждем с минуты на минуту. Обалдел?

Строгий голос замполита поднял Андрея с пола.

– Зубы почистил?

Андрей, как раненый, опираясь на стену, встал на ноги.

– Чего?

– Зубы почистил?

– Да. Еще утром.

Сгорбившись, он пошел в свой кабинет. Грицука не было, умотал по вызову в прокуратуру на собственный допрос.

Андрей упал на диван, уставился в потрескавшийся потолок. За окном смеялись дети, играя в чеченских террористов. «Теперь твоя очередь быть Басаевым! Так нечестно, я тебя первый в заложники взял!»

На подоконнике, спрятавшись за занавеску, стоял маленький глобус. Тоха все-таки раздобыл. Обидно, не пригодился земной шарик. Новый командир с высоких трибун клеймил позором своего предшественника, вызывая восхищение у прессы и населения смелостью и прямотой. Предложение (приказ) расстаться с позорным прошлым поступило (поступил) незамедлительно. Тоха ослушался (все ж платил кровные!) и спрятал школьное пособие за занавеску.

Андрей встал с дивана, подошел к окну и выкинул в форточку смятую, так и не прикуренную сигарету. Опустил глаза на глобус. Рядом лежала маленькая блестящая коробочка. Что еще за безделушка?

Пудреница. Андрей щелкнул замочком, открыл крышку. Зеркальце, тампон, пудра. Из дешевых, ларечных. «В нашем полку завелись „голубые“? Тоха, что ли, нос пудрит? Ленка забыла? Нет, она сюда сама никогда не заходит, к себе приглашает. Да и, кроме Франции, ничем морду не мажет, брезгует». Вчера безделушки не было, это точно, Андрей искал свою записную, обшарил весь кабинет, прежде чем нашел ее в кармане. Не было пудреницы! Не было!..

Опять стучит. Ой, как стучит! Андрей сжал ладонями виски. Не стучи! Заткнись, заглохни!

«Демократия залезла ко мне в постель. Насилую вчера любимую женщину…» Женщину. 20.03…

Андрей выскочил из кабинета и столкнулся с Ермаковым.

– Ермак, ты вчера в вечер молотил?

– Ну.

– Фанат в моем кабинете торпеду не шлифовал?

– Опять не прибрался? Понимаю.

– Так что?

– Было дело. Только, Андрюха, я тебе ничего не говорил. У нас ведь образцовый коллектив.

– Ладно.

Фанат – бывший подводник! Ну и дурень же ты, Воронов.

Андрей метнулся к двери Херувимовского кабинета, рванул ручку. Фанат разложил на столе несколько упаковок с зубной пастой и составлял из них икебану.

Андрей сжал кулаки.

– А, Андрюха, ну, как дела?

– Фанат, ты же фанат! Ты же наш до гроба! Почему?!

– Что почему? – Голос Херувимова отличался спокойствием и невозмутимостью.

– Зачем ты меня вломил? Бабки? Компра? Чем тебя взяли?

– Никто меня ничем не брал. И вообще о чем базар-то? Вчерашний материал с кошельком? Так извини, я все, что мог, из терпилы выжал.

– Выключи дурку, Херувим! Где компьютеры?!

– Ты дал! Откуда я знаю?

– Ты звонил вчера из моего кабинета своему корефану Лаптеву! В 20.03! В следующий раз пусть вырубает АОН! Я сам, конечно, еще тот дурик, язык от счастья распустил! Верил потому что. Тебе, фанат, верил!

– Ха-ха… Мало ли кто мог звонить. Тот же Грицук. Или Ермак.

– Нет, голубь. Только ты у нас на диване свою торпеду шлифуешь. И вчера у тебя зачесалось. А между делом звякнул с телефона, что был под рукой! Что, не так?!

Андрей распахнул пиджак, пуговица спрыгнула на пол и спряталась под сейфом.

– Драться собираешься? – убийственно спокойно спросил Херувимов.

– Сволочь ты, – бессильно прошипел Андрей. – Не гоношись, коллега. «Орбита» хочешь? Как хочешь. Чего ты так разнервничался? Твои, что ли, компьютеры? Или справедливость покоя не дает? Неужели ты не видишь, что происходит? Да сядь, не маячь!

Андрей подцепил ногой стул, выдвинув его в центр кабинета. Сел. Фанат закурил и убрал икебану.

– Неужели тебе нравится наш нынешний мудак? С его «Чистыми зубами» и бредовыми псалмами?

– А при чем…

– Все при том же, милок. При правительстве. Ты думаешь, этого клоуна оставит новый губернатор? Пинком под зад, вместе с кариесом и пародонтозом! С сахаром и без сахара! С музыкой! Дантист ведь не сам по себе у нас объявился, ты ж не дурак, догадываться должен!

– Что с того-то? Ежу понятно – это чудеса нынешней администрации. Но компьютеры-то…

Херувимов развел руками, не дав Андрею закончить.

– Правильно, головушка ты наша мудреная! Правильно! Канун выборов! Кандидаты готовы утопить друг друга в дерьме! Скормить собакам! Облить грязью! А нынешние правители завязли в коррупции, как в гнилом болоте. Где ни копни – выроешь! Так зачем же рыть? Пусть милиция зубы драит да лыбится на всех углах! Не надо, не надо рыть! Так спокойней, На претендента пока не нароешь – он еще не успел много наворовать. Усекаешь, Штирлиц? И будет наш дантист командовать еще пять лет, если сейчас губернатора не подвинуть. Поэтому надо подвинуть. Но на это денежки требуются, большие денежки. Понял, где твои компьютеры?.. За «глухарь» не уволят. Сейчас белые зубы в почете, а не раскрываемость, не переживай.

Андрей вытер вспотевший лоб.

– А фанатизм, – продолжил Херувимов, – так он тоже предел имеет.

– Валютный?

– И валютный тоже. Кому мой фанатизм нужен? Министерству, губернатору, дантисту? Можно валютный. Я свое государству отдал, хотелось бы по совести расчет получить. Но не дает государство, не дает, акромя бесплатного проезда…

– Старая песня, Херувим.

– Эта песня никогда не будет старой. Это хит всех времен и народов! Вечный шлягер.

– Где компьютеры?

– Понятия не имею. Честно говоря, я даже не знал, что их спрячут на лодке. Ты молоток, лихо вычислил. С твоими способностями не в ментуре киснуть надо.

– Я не кисну.

– Вот я и говорю. Беги отсюда, пока молодой.

– Подожду бежать. Ты кариес не заговаривай. В курсе ведь…

– В курсе, в курсе, – с милой улыбкой перебил экс-фанат Херувимов. – Компьютеры увел Груздь Александр Алексеевич. Сам у себя.

«Лексеич, – мелькнуло в голове у Андрея. – Совпадение? Кто его знает?»

– Моя роль – пустячок: проследить, чтобы все в ажуре было по милицейской линии. Я перед тобой кривляться не собираюсь, не привык. Виноватым себя тоже не считаю и угрызениями не страдаю. Юрок ко мне обратился по старой памяти, по морской. Так и так, помочь надо кандидату, хороший он мужик, порядок наведет, ментуру из беспросвета вытащит. Поможем.

– За так?

– Ой, только не пой про мораль.

– Какой смысл самому у себя воровать товар? Что-то ты не то грузишь.

– Смысл? – простодушно переспросил Херувимов. – Прямой смысл, старина. Груз застрахован в одной частной компании на миллион долларов…

Андрей сглотнул слюну. Да, Воронов, да. Не вписался ты в тематику. Куда ты суешься со своей дедукцией, со своими замерзшими стеклами, математическими расчетами, психологией преступника? Ничего, кроме снисходительной улыбки, ты не вызываешь. Резвись, юноша, резвись, играй в благородных сыщиков. Покуда. Правильно Херувимов меркует – вечный это шлягер. Золотой!

– Не маловато ли лимона для кандидата?

– Ну, я думаю, что заветных мест много… Поднакопит.

– До выборов неделя. Они не успеют получить страховку.

– Полноте! А для чего существуют банковские кредиты, общественные фонды? Есть где взять в долг. На время. А потом отдать…

– Или не отдать. У власти не отнимешь.

– Не знаю, это их проблемы.

– А если бы я перехватил компьютеры?

– Тебе бы сказали «спасибо». Груздь остался бы при своих. Но разве это последняя сделка Груздя? Не вышло сегодня, выйдет завтра. Зачем задавать глупые вопросы, Андрюша?

Андрей поднялся со стула. Он понял, что оставаться здесь не имеет никакого смысла.

– Не боишься, Херувим?

– Ко-го?! Иди, застучи! Только телефончик-то в Юркином аппарате твой завис, а не мой. А слова? Так они ж и есть – слова! Мало ли что я по пьяни тут наговорил? Дурачок я по жизни, контуженный. Кессонная болезнь.

Херувим еще раз приветливо сверкнул белоснежными, совершенно здоровыми зубами.

– Гони, Андрюха, тучу-печаль! Политика во всем виновата, политика проклятая…

– Ты, Херувим, политику с блядством не путай.

Андрей шарнул дверью. Единственное, наверное, чем он мог себя успокоить.

Длинный, длинный коридор. С белыми, как голливудские зубы, стенами. Не имеющий поворотов и темных мест. Без изъянов. Идти бы да идти. Шагать без устали. В даль. В светлую.

Ну, Воронов, ты дал…

Спятил. Не иначе…

«Здравствуй, милая моя, жестяная плевательница. Вот и снова мы рядом, лицом к лицу. Надо же, я и не знал, что ты так элегантна. Какие совершенные формы, какой возбуждающий шарм, изводящий слюной и выворачивающий душу. Позволь же скорее от всего сердца после стольких дней разлуки плюнуть в твою серебристую увлажненно-пурпурную плоть, доставив тебе хоть секундное наслаждение, ибо предназначение твое на этом свете – собирать чужие плевки и зубы. Как, тебе не нравится?! Это невозможно! Тебе должно нравиться! Каждый обязан с благодарностью нести свой крест. И радоваться. Верно? Радуйся. Тьфу!!!»