ГЛАВА 19
Плахов вывалил на стол из сейфа пачку дел оперучета, приготовил чистый лист, порывшись в столе, нашел авторучку.
Мумий Тролль сидел напротив, готовый принять дела.
– Тащи тряпку из сортира, надо бы протереть. Давно здесь лежат.
Плахов вытянул наугад оперативно-поисковое дело 1928 года, дунул, подняв столб пыли. Дела переходили из поколения в поколение, вернее, они так и лежали в сейфе, а составлялись лишь акты передачи. Этим же сейчас предстояло заняться и Плахову – составить акт. Подобный архив имелся у каждого опера, строгий гриф «секретно» не позволял освободить сейфы от макулатуры.
Игорь открыл корочки. «Дело по аграблению частнова портнова Мефодина, совершеное неисвестным 25 сентября 1928 года в ево квартире 7 на улице Красной комуны». Плахов с удовольствием отметил, что как сейчас, так и тогда опера писали с ошибками. Едва заметная, почти стертая карандашная пометка в левом углу – «Раскрыто. В архив». Вероятно, вследствие рассеянности либо нехватки времени дело в архив так и не списали, а передавали год за годом посредством актов.
Плахов перевернул страничку, улыбнулся. «План перваначальных опиративно-слетственных действий. Абстоятельства дела… Первый пункт – праверка на причасность лиц, склоных к онологичным преступлениям. Срок. Исполнитель – Безручко».
Резолюция сверху: «Тов. Безручко П. Г., план составлен неконкретно, без учета социального происхождения потерпевшего». Подпись.
Дело хранило еще несколько документов, а в самом конце Плахов обнаружил объемную справку проверяющего. Проверяющий был строг и принципиален. «В ходе проверки дела мной установлено, что старший лейтенант Безручко П. Г. ведет аморальный образ жизни, не соответствующий званию комсомольца. Так, с 10 по 13 октября он прогулял работу, находясь дома у проститутки Софьи Алмазовой по кличке „Этажерка“, пьянствовал на ее деньги и заразился триппером. Вследствие этого работа по делу не ведется. Также им выявлено только три человека, занимающихся подпольным кустарным производством и частно-коммерческой деятельностью, вместо десяти по утвержденному руководством плану. Прошу применить к Безручко необходимые меры…»
Вспомнился Ильюха. Преемственность поколений налицо и ниже лица. Интересно, сколько стоило вылечить триппер семьдесят лет назад. А дело-то раскрыто. Нашел этот Безручко П. Г милого, что ограбил портного Мефодина. Может, как раз эта самая Сонька-Этажерка и шепнула между первой и второй…
На внутренней части серой картонной обложки просматривалась выцветшая бледно-голубая чернильная надпись: «Тов. Иванов, в связи с гибелью Безручко П. Г. срочно передайте дело другому оперативнику для списания в архив». Плахов захлопнул корочки, взглянул на кипу, выгруженную на стол.
– Колюня, мне тут, похоже, долго возиться, я когда акт нарисую, тебя позову.
– Лады, я у себя тогда, тоже попишу. Мумий Тролль исчез, и через секунду из в кабинета послышался рев гоночных автомобилей. Коллега резался на «Денди» в «Ралли Париж-Дакар».
Приказ кадровик выдал с опережением графика – во вторник вместо четверга. Утром дежурный передал радостную весть оперу и отобрал пистолет. После передачи дел Плахову вручат обходной лист и поздравительную открытку.
По поводу нового места работы Игорь не шибко переживал. Знакомые из охранных структур давным-давно заманивали сладкими пряниками, поэтому без хлеба не останется. Томило другое. Как-то все одновременно свалилось. Месяц, наверное, такой. Самый жаркий. Семьи лишился, с Настей черт-те что получилось, а теперь еще и с работы попросили… Значит, прогневал ты, Плахов, Боженьку, просто так и кошка не родит, не бывает наказаний без вины.
Самое смешное, что Игорю сейчас ничего не хотелось предпринимать. Он смотрел на происходящее устало и безразлично, сквозь какой-то туман, притупляющий все желания и чувства. Сегодняшнее утро он просидел за столом, тупо смотря в одну точку, а потом очнулся и принялся за сейф. Предстояло не только разгрести дела, висящие на его лицевом счету, но и пересмотреть все документы, даже мелкие бумажки, чтобы когда-нибудь после они не попали в чужие руки и не поломали чью-то героическую жизнь.
Он поставил цифру «один», 1928 год, номер дела, взял следующее. Процедура заняла чуть больше часа. Некоторые особо секретные дела хранились у зама в диване – в сейфе не хватало места. Шеф догуливал отпуск и должен был вернуться с Украины через недельку.
Закончив с актом, Плахов выдвинул верхний ящик стола, подтащил поближе мусорную корзину. Бумаг накопилось много – в основном ненужных. Обрывки телетайпных сводок, листочки с кучей телефонов, изъятые у шпаны и братвы записные книжки, фотки… Колода замусоленных карт, схема «Как проехать по Новоблудску». Плахов просматривал записи, рвал ненужное, бросал в корзину.
«В связи с активизацией чеченских бандформирований прошу проверить находящиеся на обслуживаемой территории общежития согласно плану и адресной программе. Отчет к такому-то…»
Вспомнился Безручко. Им тоже предлагали проверять. Согласно плану. Кажется, лиц, занимающихся коммерцией. Преемственность поколений. Проверять всегда найдется кого. Интересно, как он погиб?
«22.03.98 года в своей квартире №20 дома
№ 8 по ул. С. Буденного заявитель Рыжиков отдал своему знакомому Штусеру Владимиру Богуславовичу, проживающему в Англии, сто восемьдесят тысяч рублей для совместной коммерческой деятельности. Отданные деньги гр. Штусер поменял на 30 тысяч американских долларов и уехал в Англию…»
– Денег обратно не возвращает, вызов не присылает, а шлет Рыжикову одни лишь приветы и открытки на Новый год, – дополнил Плахов телетайпную сводку, скомкал ее и метнул в корзину.
«О, список какой-то… А, Баранов-Пилюлькин в больнице рожал, – вспомнил Игорь. – Посредники. Надо. Витьку Монахова навестить, обрадовать, что не зря милиция доппаек получает. Хотя ему-то какое дело? Как и мне, в общем-то…
А все равно клево, стукнули не стукнули, сидит Прелый и не кукарекает. Надо будет мужикам позвонить, может, колонулся оформитель? Так, из спортивного интереса узнать, где ж этот фантом-стрелок спрятался, когда я чуть Телегина не уложил…»
Плахов автоматически просмотрел список и отправил следом за телетайпом про Штусера… На мгновение замер, будто вспомнил что-то до боли знакомое. Нет, показалось. Надо прерваться, покурить. В гонки с Мумий Троллем погонять. Это все от нервных перегрузок. Игорь задвинул ящик, с полминуты поглазел на свою любимую трещину в стене… Нет, нет, не почудилось, не показалось.
Он быстрым движением пододвинул корзину, нашел только что выброшенный список, разгладил на столе. Все, вспомнил! Третьей сверху корявым почерком Пилюлькина было выведено имя – Чекулаев Андрей…
Игорь выдохнул. Спокойно, все это чепуха… Марь Санна сказала, что он учится в лицее, а летом подрабатывает. Ну и что? Даже если посредником? Очень может быть. Это вовсе не значит, что электрики пасли его.
…Не лезь, Плахов, не лезь никуда! Ты уже влез разок. И ты уже никто, это не твое дело… Угомонись! Электрики… Не было заявок, дом после ремонта… Убийца, хорошо зная место, знал распорядок дня посредников-продавцов. Ну да, это подтвердилось – у Прелого нашли записную… И главное – патроны. Не ломай башку, успокойся. Не более чем совпадение, Новоблудск – город маленький.
Плахов почувствовал, как застучало, забарабанило в висках. Да, нашли у Прелого патроны.
Где нашли и почему? Потому что кто-то позвонил и стукнул. Нашли в рабочем кабинете, в столе. Будет ли держать в столе, почти на виду, такие игрушки человек, за которым шесть трупов? Если только не совсем отмороженный? А Прелый совсем не отмороженный. Отмороженных смотреть за рынком не ставят.
Плахов попытался унять волнение, сунул в рот огрызок карандаша, потом сбегал в дежурку, стрельнул закурить. Затянувшись, взял интеллектуальную паузу, попытался переключиться на что-то другое. Надо бы объясниться с Настей, но она бегает, как маленькая… Ладно, о Насте потом.
…Электрики. Сосредоточился. Может, и раньше перед убийствами в подъездах якобы чинили проводку? Можно было бы спросить у Пилюлькина, не встречал ли случайно? Да кто ж знал?
Плахов вспомнил подъезд, где жил Баранов. «Как, ну как стрелок попал к квартире? Не на потолке же висел, как паук. Да и увидел бы я его. Негде ему было висеть… Лестница, площадка, дверь квартиры, коридор Пилюлькина, комната, европейский стандарт… Стоп, мотай назад… Евростандарт, коридор…»
Наверное, удар по темени веслом оказал бы на Плахова меньшее воздействие. Цепочка маленьких, никак не связанных друг с другом фактиков на какое-то мгновение образовала четкую и ровную линию, но всего лишь на мгновение, тут же распавшись на кусочки. Слишком смелой была картинка, почти нереальной. Словно облако, в очертаниях которого можно случайно заметить Венеру, но секундой позже не заметишь ничего, как ни всматривайся…
Плахов увидел. Не Венеру, конечно, но шедевр не менее впечатляющий. Убийца отталкивался не от момента продажи машины, он сначала выслеживал жертву и ждал, когда та продаст «тачку», чтобы спокойно, не суетясь, встретить ее в подъезде. С Пилюлькиным же вышло наоборот – Монахов позвонил и сказал, что ушла «тачка» и на девяносто девять будет налет. «Они не упустят такого шанса…» Он убеждал меня в этом! Но ведь я сам его попросил! Могло совпасть? Могло. Как и с электриками…
Мотив… Деньги? По двести-триста баксов с трупа? Может, и мотив. Для песенки про зайцев. Не нужны ему деньги. Азарт хищника, адреналин… Ломка без постоянного ощущения опасности. Он уже не может без этого, как наркоман без свежей дозы. Игра на краю пропасти, в кратере действующего вулкана.
Линия восстановилась, теперь Плахов цепко держал ее в голове; не давая ей развалиться. Электрики, патроны у Прелого, раненный в плечо Пилюлькин, евростандарт, стремянка… Он схватил трубку, поискал в блокноте номер. – Марь Санна! Это Плахов Игорь. Я насчет электриков. Не было больше? Понял. Я, главное-то, забыл спросить, как они выглядели? Так. Так… Здорово! Это не вам… Схожу за самоваром, схожу. До свиданья.
Плахов хлопнул в ладоши, выплюнул на пол окурок, зарычал – то ли от счастья, то ли от ярости.
Инстинкт охотника… Никто не понимает состояния человека, готового битых шесть часов стоять с ружьем наперевес в холодном болоте и Хдать утиную стаю. Никто, кроме стоящего рядом такого же человека. Когда забывается озноб, боль в ногах и спине, дальняя дорога, мировые проблемы и бытовые мелочи, когда ты готов застрелить любого, кто помешает тебе, пусть даже нечаянно спугнув добычу…
Никто не поймет охотничьего инстинкта сыщика, кроме другого сыщика… Все уходит в какой-то параллельный мир, остаются прицел, мушка и добыча…
Тот, кто не понимает этого, будет в случае твоего промаха барабанить ногами по полу, раздавать выговоры и увольнять, брызгать слюной, обвиняя в раздолбайстве и непрофессионализме. Кто-то просто покрутит пальцем у виска и скажет: «Да ты дурак, парниша, лечиться надо. Не понимаю я тебя. Чего ради? Какой мотив? Деньги? Так нет их. Престиж, слава? Так хоть разбейся, никто про тебя не вспомнит, наоборот, не дай Бог, не за тем погонишься – растопчут, размажут, заклюют. Чего ради, дурик? Чего ради ты ворочаешь трупы, гниешь в сырых подвалах, ловишь туберкулез в прокуренных камерах, рвешь нервы? Чтобы к сорока пяти, дотянув до пенсии, загнуться от инфаркта или спиться? Успокойся, милый, уймись, пора умнеть. Жизнь – не киношка».
«Да, наверное. Только шли бы вы, ребята, в это, как его, – в „очко“… А то подвернетесь под горячую руку со своими умными речами».
Плахов затоптал окурок, вышел из кабинета, толкнул дверь Мумий Тролля.
– Колька, бросай руль. Прокатиться надо.
– Далеко? – Кравченко умело обошел соперника на экранном повороте.
– Нет. На рынок. Снять кой-кого.
– Я дежурю, нельзя отлучаться, сам знаешь. Случись чего… Вон с Максом сгоняй, все равно ни черта не делает.
– У тебя пушка есть? Дай на всякий случай. Верну скоро.
– А твоя-то где?
– Изъяли за отсутствием разрешения на ношение. Уволили Петруху, Пал Артемыч, кадровик зарезал… Сегодня утром. Давай ствол, короче. Застрелиться хочу.
– Ты только это… – Колька нажал на паузу. – Не вляпайся. Оно тебе, вообще, надо?
– Если что, скажу, взял без разрешения, оглушив хозяина. Не гоношись, не вляпаюсь.
Мумий Тролль вытащил из навороченной импортной кобуры пистолет и передал Плахову.
Безумного Макса на месте не оказалось. Зато в коридоре повстречался участковый Телегин, примерявший перед доской почета новую форменную кепочку.
– Классно смотришься, Димыч. Просто Ди Каприо. Пены только не хватает.
– Какой еще пены?
– Морской. И сосулек на ноздрях. Поехали развеемся. Знаю место, где водяру гонят левую. Качество – круче заводского. Изымем, а то мне проставляться по случаю дембеля надо, ну и ты себе ящик-другой презентуешь.
– Чего, приказ был? Тебе ж до выслуги еще трубить и трубить.
– Я работаю на особых условиях – у меня год за три. Иди к машине, я сейчас. Телегин снял кепочку.
– С тобой как свяжешься, так потом свечку Господу ставь за спасение жизни.
– Я люблю тебя, Дима, и денег на свечку с оперрасходов выделю. Только ты расписку с батюшки возьми, что свечку купил и поставил. А то прогуляешь казенные пеньезы.
В дежурке Плахов застал водителя.
– Серега, до рыночка автомобильного туда и обратно слетаем?
Вмешался дежурный:
– Ты тут не командуй. Во-первых, машиной распоряжаюсь я как дежурный, во-вторых, у тебя приказ был, так что будь любезен на такси или на автобусе. А Сергей едет на скандал. Давай, кстати, поторопись, уже второй раз звонили, вроде как за ножи схватились. Шура!
Из комнаты отдыха вышел резервный милиционер.
– Давай на скандал.
Водитель свернул газету, развел перед Плаховым руками:
– Извини…
Игорь выскочил во двор. Старенькая, изъятая у рокеров «Ява» с нарисованной звериной мордой на бензобаке стояла возле окна дежурного, Плахов открутил крышку бензобака, стукнул по нему ладонью. Бензин есть. Выдернул провода – замкнул контакты. Рокер содержал «тачку» на высшем уровне, аккумулятор работал как часы.
– Садись, – кивнул Плахов Телегину.
– Обалдел? Я ж в форме!
– Водяра уйдет. Туда уже ОПЭП выехал, могут обогнать. На, накинь сверху,
Плахов стащил свою короткую курточку, оставшись в рубахе. Пистолет переложил в карман брюк.
– Ну, подставишь ты меня, фокусник…
– Не ссы, Ди Каприо, не утонем.
Игорь саданул ногой по педали, со второго удара мотор завелся. Пару раз крутанув ручку газа, Плахов вскочил в седло. Телегин перекрестился, плюнул и сел сзади.
– У брательника свадьба скоро. Может, и коньячок накроем! – прокричал он в ухо оперу.
– Накроем, всех накроем. Игорь отпустил сцепление, «Ява» сорвалась с места, перемахнула через газон.
– Куда, урод?! Изъят ведь по протоколу! До-ложу-у-у… – голос дежурного утонул в реве двигателя.
Плахов прибавил скорость, мотоцикл выскочил со двора, обогнул траншею с трубами и полетел по улице.
– Не гони так! Убьемся! Слева, слева смотри! – орал Телегин.
– Полет нормальный, Димыч! – Плахов не обращал внимания на вцепившегося в него участкового, лавируя между неуклюжими машинами. – Зато погуляем как!
Скорость он сбросил только возле рынка-стадиона.
– Сиди здесь, я сейчас, – Плахов заглушил двигатель. – Гляну, чтоб не спугнуть. Там, в шиномонтажке они тусуются…
Миновав ворота, он свернул в сторону автомобильного ряда. «Черт, а как его везти, если что? Не на руле же? Ладно, лишь бы тормознуть, а там разберемся. Еше никаких гарантий, что я попал в „яблочко“. Абсолютно никаких. Все эти теоретические выкладки хороши на лекциях в милицейской академии».
Нужного ему человека на месте не оказалось. Плахов, в общем-то, предполагал это и пожалел, что сразу не поехал к нему домой. Он окрутился минут пять среди торговцев, сбегал к лоткам автозапчастей. Пусто. На обратном лути к выходу навестил будку по оформлению сделок.
Внутри было трое, включая попугая в клетке. На месте арестованного Прелого сидел юноша с косичкой, а за его спиной курила у окошка стройная бухгалтерша. Клиенты отсутствовали, что избавляло Плахова от стояния в очереди, хотя он и так не стоял бы в ней.
– Хозяин, «тачки» сегодня уходили? Хозяин настороженно поднял глаза.
– А собственно?..
– Тебе привет от Прелого. Увидеться не желаем? Могу организовать. Давай телись. Милиция.
Плахов светанул не отданным еще удостоверением. «Косичка» обиженно насупился, но в журнал полез. Бухгалтерша перешла от окошка к своему столу, наверное, чтобы спрятать патроны.
– Девушка, это не вы случайно наколочки на посредников даете?
– Я, – честно призналась бухгалтерша.
– Я это сразу почувствовал. Ну как насчет «тачек» – то, чемпион? Чего ты там роешься, можно подумать, у тебя тут конвейер.
– А можно повежливее? – сделала замечание дама.
– Нельзя. Потому что мешает.
Парень закрыл журнал.
– «Форд-скорпио» сегодня продали, девяносто четвертого года.
– Кто посредник?
– Какой посредник? – уверенно-убежденно удивился «косичка».
– Собирайся, чемпион, – уверенно-убежденно ответил Плахов. – Я тебе сейчас объясню, какой посредник. Между мужиком и бабой во время любви.
– Что вы давите? Я же не могу вам так сразу сказать.
– Понимаю, не одобрят. Ну, будем считать, что я тебя допросил с первой степенью устрашения. Барышня подтвердит.
– Я вам не барышня, – огрызнулась барышня.
– Тогда ваше величество. Ну что, принц?
– «Тачку» Андрюха Чекулай продавал, трехсоточку наварил.
– Давно ушел?
– Откуда мне знать? Я чего, секундомер?
– Минут двадцать назад, – неожиданно подсказала бухгалтерша. – Я у окна стояла, он уходил.
Плахов вытер вспотевший от суматохи лоб и едва слышно прошептал:
– Ну вот я и в «Хопре»…
Через секунду он летел к выходу, расталкивая рыночных, словно вор, утащивший с прилавка ватрушку.
Телегин курил, поглядывая на часы.
– Ну где ты? У нас развод скоро, а я шефа не предупредил.
– Пушка с собой? – Плахов тяжело дышал, соединяя контакты.
– С собой… А зачем там пушка?
– Враги окопались и сменили точку на трассе. В случае задержания начнут уничтожать улики и оказывать вооруженное сопротивление, так что патрон в патронник настоятельно рекомендую заслать.
На ближайшем перекрестке вышла заминка – дорогу перегородила свадебная процессия длинной вереницы украшенных ленточками цветами дорогих лимузинов. Машины ползли медленно, как на похоронах, включив клаксоны.
– Тили-тили-тесто, жених и невеста, – пробормотал нетерпеливо Плахов и, чтобы не терять время, вырулил на тротуар. Не успел добавить газа, как мотоцикл нервно вздрогнул и заглох.
– Да что с тобой, двуногий друг? – Игорь яростно замолотил по рычагу, пытаясь завести мотор. – Карбюратор, что ли, старенький?
С четвертого удара двигатель ожил, но тут же снова заглох.
– Видно, не судьба… Слазь, Димыч, приплыли. Здравствуйте, девушки.
– Чо тако?
– Машина отказывается выполнять свой гражданский долг. Ножками придется.
– Далеко?
– Километра не будет. Минут в семь уложимся. Ты кроссы на зачетах бегал?
– Бегом, что ли, побежим?
– Ага. Иначе останется твой брат без коньяка на свадьбу. Сам видишь, с техникой туго.
Плахов прислонил мотоцикл к дереву, наручниками сцепил спицы с рамой, чтобы не утащили «Яву» как ,есхозно стоящую.
– Может «тачку» поймаем?
– Во-первых, денег нет, во-вторых, добежим быстрее.
– Ладно.
Парочка пустилась в бега: один – сверкая красными лампасами, второй – придерживая в кармане пистолет, чтобы не выпал и не перепугал мирных новоблудцев.
– Теперь сюда слушай, – сбивчиво сказал на бегу Плахов, пока не израсходовались силы. Помнишь подъезд, где я тебя чуть не того?
– Еще б…
– Я там все облазал, но так и не нашел, где этот козел сидел. Сейчас только доперло.
– Так мы снова?..
– Ага. Дубль два.
Участковый зацепился за поребрик, но на ногах устоял.
– Фиг ли с водкой-то накалывать? Мне серьезно нужно достать, и как можно дешевле. Так и знал, что не стоит с тобой связываться.
– Будет тебе, Димыч, и водка, и коньяк, и амаретто с чесноком…
Игорь сделал паузу, говорить становилось тяжело, а до дома Марь Санны еще два квартала.
– Так вот, – выдохнул он, – знаешь, где он сидел?
– Ну?
– В квартире этого раненого.
– У него ключи, что ли, были?
– Были… Фу, бляха-муха, тяжело… Баранов сам ему их отдал.
– Дурак, что ли, Баранов этот?
– Это мы дураки, а они ой какие умные. Погоди секунду, сдох…
Плахов затормозил, грудь тяжело ходила вверх-вниз, бок свело колющей болью.
Полноватый Телегин нуждался в отдыхе еще сильнее, к тому же он был в двойной обертке. Дима вытащил кепочку и вытер ею мокрый лоб.
– Кинули нас по всем правилам кидального искусства. Врубился как? В паре они молотят, понимаешь? Рана у Пилюлькина – тьфу, пустяк. Неужели в упор промахнуться можно? Стреляя в ничего не ожидающего человека? Даже слепой попадет. А тут надо же – промахнулся.
Ну козлы хитрожопые, чего только не выдумают, чтобы задницу прикрыть. И патроны Прелому – сто процентов их ручек дело.
– Какому Прелому?
– Бандюгану, который «тачки» оформлял… Все, бежим.
– Да ты объясни, куда бежим-то?
– Они посредника Чекулаева под видом электриков пасли. Чекулаев сегодня при «бабках». Минут двадцать назад с рынка отвалил. Кранты ему, если не успеем.
Менты вновь включили форсаж.
– Точно они пасли?
– Точно не бывает никогда. Я на «хате» у Баранова стремянку видел у стены. Уф… Старую такую, раздолбанную… А вспомни, какая у него «хата» – евростандарт, ничего лишнего, все на своих местах. И плюс Марь Санна мне стуканула, что один из электриков рыжий. Верной дорогой бежим, товарищ.
За спиной остались оба квартала, дом Чекулаева – во дворе, за поворотом.
– Так, не гони… – Плахов остановился возле угла последнего перед двором дома. – Если они там, то двор секут зорко, ушлые, меня сразу срубят. Парадняк в центре, всяко на глаза попадем. Ты давай этот дом обойди и в правый парадняк скройся. Я – в левый. Наверх поднимайся и на чердак лезь. Там перекрестимся и лестницу проверим. Если хлопцев нет еще – присмотрим, где сесть.
– Опять ждать, что ли? У меня развод. Первый раз вовремя на работу пришел, а опять по дыне получу!
– Да не ной ты! Разведут тебя еще, и неоднократно.
Плахов осторожно выглянул из-за угла и осмотрел пятиэтажку. Силуэтов в окнах центральной лестницы не заметил. Но это ничего не значило – окна отражали дневной свет, как зеркала.
– Все, давай. – Игорь вытащил пистолет, передернул затвор. – Сыграем партейку в пэйнт-бол.
Он подмигнул участковому и устремился обратно – вокруг дома. Телегин побежал в противоположную сторону.
Участковый достиг цели раньше – правая сторона дома находилась ближе. Он остановился на углу чекулаевской пятиэтажки, заметил Игоря, входящего с другой стороны во двор, а затем под окнами первого этажа прошмыгнул в парадную. Подъем по лестнице занял минут пять – Димыч слишком много сил отдал бегу. Вход на крышу был закрыт решетчатой дверью с замком. Телегин толкнул другую дверь – маленькую, обшитую железом, ведущую на чердак. Дверь тяжело пошла вперед, и, согнувшись, участковый перешагнул через порог. Кряхтя, сопя и ругаясь, он пересек низкий чердак.
Трах! Телегин вздрогнул и выпрямился, стукнувшись головой о балку. Звук породила потревоженная кошка, спрыгнув с балки на куски старых водопроводных труб, разбросанных по чердаку.
– Тьфу, дура серая!
Здесь оказалось темнее, зарешеченного окошечка не было, пришлось пробираться на ощупь. Наконец Телегин достиг дверцы следующей лестницы. Потянул за ручку. Словно и не тянул. Дверь то ли намертво забили гвоздями, то ли просто заперли на надежный замок. Делать нечего, придется возвращаться.
Чердак в доме был устроен по-идиотски, делился стенами, как корабль, на отсеки, и в каждой перегородке было по две двери – с левой стороны и с правой.
Плахову эта особенность конструкции не помешала. Все двери на его стороне оказались открытыми. Он гораздо быстрее Телегина преодолел полосу препятствий и уже стоял перед дверцей на заветную лестницу, когда участковый только залезал в последний чердачный проем.
Плахов вытер о брюки взмокшую ладонь и покрепче сжал пистолет. Аккуратно, как можно тише, потянул дверь на себя. Тихо открыть не удалось, дверь заскрипела, как старый диван. Понимая, что шухариться не имеет смысла, он дернул за ручку и выпрыгнул из темноты на светлую лестничную площадку. «Ну вот я и в „Хопре“…»
Внизу, на фоне яркого оконного проема, стояли двое.
