Глава 7

Интересный нынче денек, однако. Прямо вечер встречи. Сначала Ксения с автоматом, теперь Султанчик с домкратом. Шучу. Это так, для рифмы. Он и без домкрата красив. Здорово его, однако, разнесло за эти годы. Кроме пестрой юбки-трусов с иероглифами, я не замечаю на Султане никакой одежки. Как будто купить негде. Сходил бы в «Литлвудс».

Его затылок мягко выбрит, а волосы завязаны в тугую длинную косу. Ну что за мужики пошли? То серьги в уши, то косы, то юбки. Скоро до «Тампаксов» дело дойдет.

Автомат лежит возле заветной двери. За спиной Султана. Потерялся. Жаль, очень жаль. Именно сейчас мне нужна горячая поддержка.

Ксения в ужасе замерла у соседней колонны. Где пистолет-то, дура? В номере небось забыла? Эх… Султан мерзко кривит губы. Затем поворачивается к ближайшей колонне и начинает размеренно лупить по ней ногой. После каждого удара пол подо мной вздрагивает. Султан даже не морщится, будто у него не нога, а отбойный молоток. По башке бы себя лучше побил.

— Султан, когда в моем подвале дворники заколотят дверь, я тебя непременно позову. А сейчас извини, у меня делишки кое-какие. Был рад встретиться. Если что, звони.

Урылов отталкивается от колонны и прыгает в центр освещенного круга.

— Нет, Бешеный. Халява не проскочит. Ведерко с молоком не забыл?

— То, из-за которого ты убил хозяина коровы?

— Хозяин объелся «Милки Уэй», я его пальцем не тронул. Так вот. Меченый, я-то не забыл. Как насчет продолжить базар?

— Легко, Султанчик, легко! Завтра в полдень возле монастыря. Сегодня у меня день расписан буквально по минутам. Не веришь, позвони секретарю.

— Никаких завтра. Я слишком долго ждал этого момента. И сама судьба свела нас сегодня.

Только тут я замечаю в ухе Султана знакомый микрофончик, от которого тянется проводочек к юбочке. Пятый охотник. Безо всякого оружия. Впрочем, зачем такому оружие? От одной видухи вытошнит. Я понимаю, что от поединка не отвертеться. Мало того, нельзя попускать ударов в голову. Замкнет еще какой-нибудь проводочек, вот потеха будет. А что у нас на табло? О-о-о! «Цигель-цигель». На финальный поединок отпущено пятнадцать минут.

Вспоминается классика. За пятнадцать минут в стране добывается, выпускается, сходит с конвейера, спускается со стапелей… Но хватит ли этого времени на малого в юбке? Особенно принимая во внимание, что у него не башка, а силикатный кирпич.

Султан-кирпич смотрит прямо в мои глаза. Я не отвожу взгляда. Имидж — ничто, жажда — все. Не дай себе заглохнуть. Я полагаю, что победы по очкам не получится. Один из нас с ринга не уйдет.

Ксения опустилась на пол и закрыла глаза руками.

— Это кто? — Султан кивает на мою спутницу.

— Так, журналистка. — Я решил не впутывать Ксению в свои проблемы. — Хочет написать репортаж об охоте на людей. Ты не волнуйся. Султан, она под псевдонимом напишет.

Султан отворачивается от Ксении, встает в боевую позицию и, показав свои локти, пренебрежительно наклонив голову, легкой поступью бронтозавра шагает прямо на меня.

Я успеваю скинуть куртку, чтобы та не стесняла движений, и показываю Султану… Хм, ну, в общем, показал и показал.

Первый раунд. Для начала попробуем уже проверенный «за-ши-бу». В связке с двойным «акселем». Н-на! Просто смешно. Кирпич даже не улыбнулся. Как шел, так и идет. Такое ощущение, я ударил ногой по гранитному бюсту дважды героя социалистического труда.

Когда герой наконец дошел, его нога, только что бившая колонну, начинает бить меня. Но я, извините, тоже не пацан зеленый. За мной девять раскрытых грабежей и убийств. Я Яшку Шустрого брал… Ой, это не по теме.

Короче, блокируем! По-тихому, по-малому. По-большому еще рано. Каждый мой блок — маленький шедевр рукоделия.

Только без рукосуйства, Султан, без рукосуйства! Легче, легче!

Приходится упасть. По просьбе трудящихся. Зубы целы? Це-е-лы. «Еще мой дедушка, зубной врач, применял для их укрепления соду». Но я-то где живу? «Блендамед», стоять насмерть!

А что там у нас на арене? О, на арене какие-то непонятные дела! Был бы рефери, давно бы прекратил бой за явным преимуществом одной из сторон. К счастью, у нас бой без правил. Восьмиугольник.

Я закручиваю тройной «сальхов» с поддержкой партнера. Неплохо, бюст чуть пошатнулся. Но тут же ответил таким наборчиком, что снова срочно приходится упасть. А я лягу-прилягу…

Но лежать на полу — смерти подобно! Султан грозно топает ногами и норовит попасть грязной пяткой в лицо. Глаза у него добрые-добрые, а лобная кость — широкая-широкая. Лежать на цементном полу холодно и унизительно, а посему: «Ро-та, подъем!»

«Двойной тулуп», и я на ногах. Качаюсь, но стою. «Товарищ, вам плохо? Может, „скорую“ вызвать?» — «Спасибо, мне в кайф!»

Эх, махнуть бы сейчас на рыбалку, отсидеть вечернюю зорьку. Вообще хочу сказать, что описывать финальный поединок — крайне неблагодарное занятие. Не хватает наглядности. Киношникам проще — только успевай каскадеров менять. А попробуй-ка объясни на пальцах, как ты летишь со скоростью километров этак сорок в час и останавливаешься только возле колонны с лампочкой. «Что, товарищ, ключи потеряли?» — «Потерял». После встречи с препятствием начинаешь медленно по нему сползать, словно сопля с забора. Ну как, как передать это словами?

Левый глаз улавливает Ксению. Она машет над головой двумя табличками «5» и «50». Цифры написаны мелом. Понятно, треть пути позади. Поторопиться бы надо.

Так, а что это там на меня несется? Батюшки, Султан! А чего ты тут делаешь? Иди, иди отсюда.

Я вовремя сажусь на шпагат. Что-то ухает над головой. У-ух! «Акелла промахнулся!» Да так, что колонна не выдерживает и начинает медленно падать. Слышь, братан, ты полегче. Следи за базаром. Без крыши ведь останемся.

«Прикончи его, прикончи!» — поддерживают меня трибуны в лице Ксении.

Момент-то, кстати, благоприятный. Султан ловит чертиков, гуляя по арене, и перешибить ему позвоночник или опустить почку можно легким движением ноги. Но увы, вернуться в стойку со шпагата немножко не получается. Годы — гады, отложение солей, отвердение костей. Отсутствие регулярных занятий и силы воли. Сколько раз заставлял себя завести в подвале тренажер от «Кеттлер». А ведь предлагали, настойчиво предлагали. Не завел.

Султан тем временем с чертиками заканчивает, а я как сидел в позе перевернутой буквы «Т», так и сижу. «Румумбу-ха, ра-мумбуру». Ногу свело. Заодно с головой.

Молодец, Ксюша, девочка из плюша. Сбегала в кафе, принесла сковороду с молотком и сыграла гонг. «Тефаль», ты всегда думаешь о нас.

Султан замер и отправился в свой угол.

Я кое-как распрямился и пополз в свой. Фу, покурим.

Подходит девочка, толкая перед собой столик-тележку. На девочке белая рубашка и красная кепочка.

— Здравствуйте, сеть ресторанов быстрого обслуживания «Макдональдс». Не хотите перекусить? «Не хочу. У меня от одного названия отрыжка».

— Есть гамбургер большой, есть маленький. Картофель фри, «Кока-кола», «Фанта», «Спрайт», мороженое «Валио». Все свежее.

— Слышь, катись ты отсюда со своей тележкой.

— Фу, грубиян.

Девочка катится к Султану. Этот проглот успевает за тридцать секунд не только разобраться с гамбургером и колой, но и потанцевать с официанткой. Хорошо, что в зале нет окна. Ведь выкинул бы девчонку, к попу не ходи.

Я поворачиваюсь к Ксении. Она сорвала с себя комбинезон и машет им на меня, как веером.

— Дыхание, Флавиан, дыхание. Он плохо работает левой. Совсем не работает. Больше атакует по корпусу на короткой дистанции. Может, у него аппендицит вырезали, глядишь, шов разойдется. По лицу не бей — бесполезно. Помни о своей голове. Все нормально, ты сделаешь его, сделаешь.

— Он убивает меня, Ксения, — шепчу я, — это не человек, это паровой молот. Где пистолет?

— Забыла в номере. Да ладно, не ной. Ты его и так укачаешь.

— Ксения, может быть, мы разговариваем в последний раз. Скажи мне что-нибудь хорошее.

— Я хотела бы объять своей любовью все человечество, согреть его и очистить от очисток.

— Это не твои слова, Ксения. Это Дзержинский. А ты?

— На тебя не угодишь. «Фирма „Дом“ объявляет об осенней распродаже. Снижены цены на все виды обоев, кафель, сантехнику, ковровые покрытия…»

— Хорошо как…

— Ладно, пора, мужик, не расслабляйся.

Ксения бьет в гонг «Тефаль». Второй раунд. У меня семь минут.

Султан сменил тактику. Видя, что голыми руками меня не взять, он смочил ладони клеем и опустил в битое стекло. Сейчас он кружит вокруг меня, пытаясь нащупать брешь в обороне. Я внематочен, в смысле, внимателен и щупать себя не позволяю.

Хочется броситься цитатой. Чем-нибудь из Екклесиаста. Емким до одурения и тяжелым. Но в голову, кроме правил проезда в поездах дальнего следования, ничего не лезет. «В соответствии с указом Президента N… лица, проезжающие на крышах вагонов, будут привлечены к уголовной ответственности».

Я раскрываюсь. Чуть-чуть. Султан клюет. Ишь ты, герой. Это тебе не арбузами, на перекрестках торговать. Я мгновенно наношу расслабляющий удар, как рекомендуется в наставлении по рукопашному бою. Жаль, нет саперной лопатки. Я б его тогда просто зарыл.

Султан валится на колени, ужасно гримасничает и пытается протестовать на своем диалекте. Но тут протестуй не протестуй… Игра без правил. Ничего, Султанчик, ничего. Доктор Щеглов, психотерапия, массаж. Ты еще будешь настоящим мужчиной. Вылечишься.

Не в правилах желтых павианов добивать раненого противника. И хотя со временем у нас как с колбасой при социализме, я жду, пока противник займет боевую позу.

Занял. С трудом, но занял. Ксения вовсю машет табличками. Черт, мы пялились друг на друга, ходили вокруг да около целых пять минут. Может, он, гад, время тянет? Чтоб выиграть по очкам?

А Ксения как хороша! Без комбинезона.

Султан рычит и кидается вперед. Я подпрыгиваю и приземляюсь уже за его спиной. Резко бью ногой в коленный сгиб, хватаю за косу и, обернув шею, нежно перехожу на удушающий. Султан хрипит, пытаясь подняться. Но я не даю. Он опять пытается, но я снова не даю. Тьфу, совсем забыл, что нас обучали задерживать дыхание. Султан, когда минировал «Эйзенхауэр», продержался под водой целых тридцать минут. Жаль, что его американцы откачали.

Я резко дергаю за косу, раскручивая Урылова волчком. И не дожидаясь полной остановки, прыгаю с разворотом корпуса и вмочаливаю Султану ногой по морде.

Из темноты зала на меня смотрит Ли Му Пай.

«Опомнись, Флавиан, лошадь устает одинаково…». — «Послушай, сэнсэй, достал ты меня своей лошадью. Прислал бы лучше водки».

Но я рано успокоился. Султан не так благороден, как обещал. Быстро выйдя из комы, он сует руку под юбку и извлекает битую бутылку молдавского портвейна. «Розочка»? Пожалуйста.

В бригаде «Павиан» никто не мог сравниться с Паровозовым умением баловаться «розочкой». Даже я.

Ксения кричит и начинает считать. Десять, девять, восемь… Абзац! Кажется, я не увижу свою недвижимость.

Султан стоит между мной и дверью.

Семь.

Я в отчаянии сую руку в карман.

Шесть!

Щипчики для ногтей. Иногда и иголка — оружие.

Пять!

Рука выстреливает щипчиками.

Четыре с половиной!

Полет нормальный. Султан хватается за правый глаз, роняет свою стекляшку и приседает на одно колено.

Три! з Я разбегаюсь и, оглашая пространство ревом раненого павиана, отрываюсь от пола.

Два!

Промежуточная опора в лице Султанова лица. Толчок! Ксения затыкает уши и прячется за колонну.

Я лечу к двери.

Один!

Дверь разбивается в щепки, и в ту же секунду над моей головой щелкает контакт.

Я падаю на пол.

Ноль.

Успел.

Перевернувшись на спину и раскинув руки, я смотрю в потолок. Плохо, плохо побелили. Сплошные разводы.

Я не помню, сколько пролежал. Пот растекся подо мной липкой лужей. Пот, граждане, пот! Наконец отдышавшись, я сорвал с себя чертов шлем и прижал к уху. Не тикает. Но где Ксения, почему она не бежит ко мне, почему не поздравляет?

Я вытираю лицо, кое-как поднимаюсь и ползу в зал. Вот она, тяга к сладкой жизни. Дверь-то открывалась в другую сторону. Поднимаю выпавший автомат.

Султан лежит в паре метров без признаков бытия. Щипчики торчат из правого глаза. Очень много крови. Может, конечно, это клюквенный сок, но какая разница? Зато красиво. Как в кино.

Но где, однако, Ксения? Почему нет женских слез?

— Положи автомат!

— Куда, говорите, сбегать-то?

— Автомат, говорю, положи. И медленно, медленно. Поворачиваемся. О, вот и Ксения. Как чувствовал, не стоит стрелять на голос. Впрочем, даже сейчас можно попасть. Но надо бы узнать, что от нас хотят.

Их величество нежно обнимает левой рукой обнаженную Ксюху за шею, а правой метит в висок из пистолета. Разумеется, не в свой висок. Кому что, а девке — парень.

— Вот так, умница. А теперь отойди на, пять шагов назад.

— На пять не могу. Тут всего три до стенки.

— Отойди на три. И подними руки, чтобы я видел.

— Да ладно вам, ваше высочество.

— Величество. Подними. Или… Ксения сжимает глаза. Я поднимаю.

— Хорошо, хорошо, — урезонивающе произношу я. — Не будем кипятиться. Насколько я помню наш договор, все условия мною выполнены. Как насчет царского слова?

— А никак. Мы что, заверяли его у нотариуса? Может, юноша, ты в суд хочешь пойти?

Царь громко хохочет. Я различаю запущенный кариес в верхней двойке. Вот так всегда, запустят зубы, а потом отыгрываются на простых людях.

— Вы хотите меня убить?

— Само собой. А ты надеялся на мирные переговоры?

— А ее?

— Она пойдет домой. Она ведь охотник.

— Почему бы не отпустить нас обоих?

— У меня, к сожалению, из-за тебя и так слишком много проблем. Никак не ожидал, что ты окажешься такой резвой птицей. Так что извини, но нам лучше расстаться с миром. То есть вам. Светлая память. Имей в виду, отпевать в церкви тебя не будут, так что можешь покаяться сейчас. Если есть в чем. Так и быть, грехи отпущу. Да, вот еще. Ты напрасно искал жучков в шлеме. Жучки прямо на тебе.

Я внимательно смотрю на свою грудь. Маленькие блошки-жучки прыгают по коже. Своих-то я знаю в лицо. А эти… Н-да, прокол.

— Ну что, каяться будем?

— Конечно.

— Тогда побыстрей. Нам надо еще прибраться и вынести твой труп.

— А вы и вправду не дурак. Хотя косите весьма умело. Но ничего, в Скворцова-Степанова вас быстро расколют. Поэтому давайте не будем отрицательно влиять друг на друга. Раскроем картишки. Я ведь тоже не совсем простой бомж.

Царь слегка нахмурился.

— Какой же ты бомж? Может, у тебя блохи особенные?

— Да нет, блохи-то у меня обыкновенные, только в этот раз вышла у вас, государь Петр Алексеевич, промашка. И дело даже не во мне. Не я, так кто-то другой оказался бы на моем месте. Обязательно бы оказался. А теперь слушай внимательно, император. Я исповедуюсь…

Год назад городское правительство прекратило финансирование грандиозного проекта — тридцатиэтажного бизнес-центра. Не рассчитали как следует финансовые затраты, и результат налицо. Обморожение. Заморозили стройку. Денежки кончились. Выборы, перевыборы, аварии, забастовки, голодовки взяли да и скушали бюджет.

Но люди-то ждут. Серьезные, деловые люди. Которым не терпится занять новые, шикарные офисы. Они начинают наезжать на строительные компании. Справедливо, ведь часть денег внесена из их частного кошелька. Строители плачутся в жилетку и просят их не бить. Нет у них денежек на кирпичи и дубовый паркет, нет. Хоть обыщите. Но денежки есть. Они всегда есть, другое дело — как их отыскать.

И наши управители находят! Сотни новых богатеев не знают, на что выкинуть свои зеленые условные единицы. Они попробовали всего, пресытились, и сейчас им скучно. Понимаем, понимаем. Не волнуйтесь, ребята, мы вас развлечем. Охота на живых людей, что может быть заманчивей? Нет высшего наслаждения для интеллигентного человека, чем уничтожить произведение искусства или убить себе подобного. Красиво убить.

Охотники поохотиться откликнулись тут же. Сколько стоит? Всего-то? Держите! А это на чай. Ответственные люди в мэрии заговорили о скором возобновлении отделочных работ, а в прессу просочилась информация, что в недостроенном бизнес-центре происходит охота на людей. В качестве жертв используются бомжи из ближайших подвалов.

Все, конечно, посмеялись над очередной газетной уткой, а корреспондент, выдавший эту информацию, умер от простуды, перед этим попав под «Запорожец». Но спецотдел секретной государственной организации «Скорпион» не смеялся. Там не любят смеяться. Достаточно вспомнить нашумевшие разоблачения с негласной переброской американских куриных окорочков в цинковых гробах. А подпольное производство резиновых девок, зараженных СПИДом?

Накрыть вашу контору с наскока было делом весьма затруднительным. В случае малейшей опасности уничтожались как жертвы, так и охотники. Ксения, черная коробочка на твоем поясе не только приемник. Одно нажатие кнопочки и игре конец.

Ну, а весь этот маскарад с царями, «Думами», «выходом» рассчитан на нашу милицию, но не на спецотдел «Скорпион». Если какой опер сдуру и хапнет вас с поличным, то извиняемся, но мы сумасшедшие, мы — цари и президенты, травма в детстве, помутнение на почве телевидения и литературы. Какой с нас спрос? Дурачки-с.

Да и если какая курва застучит, то не шибко стукачу поверят. Самого в больничку отвезут. Допился, «барабанчик», допился. Хотя воспитывали.

Попасть к вам под видом охотника тоже непростое дело. У вас неплохая контрразведка. Кандидаты негласно проверялись, на совесть проверялись. Извини, Ксения, но у них есть видеозапись твоего общения с одним известным художником.

Ксения пожала плечиками и не покраснела.

— Я просто позировала.

— Да, беби. Позы там на редкость хороши. Поэтому, — продолжил я, — было решено запустить к вам человека под видом жертвы. Выбор пал на меня. Капитана Кларина, сотрудника специального отдела «Скорпион». Свою задачу я выполнил на все сто. Единственное, что мне остается узнать, — кто организовывал это шоу для новых русских мальчиков и девочек. Может, сами скажете, ваше высочество?

— Вели… Хотя… — Царская рожа застывает в слащавой ухмылке. — Черта с два вы что докажете. Кто свидетель? Ты свидетель? Показания сотрудников в расчет не принимаются, это раз, тебя, прежде чем сюда привезти, до нитки обыскали и микрофонов не нашли, это два…

— Вы мудак, ваше преосвященство, это три. Даже сейчас наш разговор записывается. У вас свои жучки, у нас свои.

Я поймал блоху и посадил ее на ноготь.

— Облади-облада! Дом окружен внутренними войсками и милицией. Ты бы бросил пистолет, на суде зачтется, попадешь на общий режим.

Царь зеленеет, как недозрелый помидор. Это видно даже при свете тусклых лампочек.

— Нет уж, Кларин! Вы все равно окажетесь в полной жопе! За нами стоят такие люди, что ваш «Скорпион» обломает клешни, а что касается тебя, то мои планы не меняются! Как кони на переправе!

Царь убирает пистолет от виска Ксении и направляет в мою сторону.

— В одну шахту лифта не входят дважды, царь. И нельзя стать немножко беременным!

С этими словами я отдираю со спины пластырь, которым приклеено к коже опасное лезвие «Жилетт». Рука рассекает воздух, и лезвие, бешено вращаясь, словно дисковая пила, несется в цель. Вжик! Есть!

Царь вскидывает руки, несколько раз палит в потолок и с грохотом падает на пол тяжелым мешком с говном. Финита. «Жилетт» — лучше для убийства нет».

Ксения в обмороке. Я подхожу к царю и подбираю пистолет. Лезвие вошло точно между бровей, разрубило кость и проникло в мозг. Глаза открыты. Из уголка губ течет тонкая красная струйка. Хорошая сталь. Не держите на меня зла, ваше величество. Ничего не поделать, работа.

Я поднимаю Ксению на руки и несу к выходу. Бедняжка, вся помада сошла.

На улице прохладно. Я дышу полной грудью и отгоняю комаров. Кладу Ксению на траву. Наших еще нет. Они ждут условного сигнала. Крика гладкошерстного павиана.

Ксения открывает глаза. Она прекрасна, фиг ли говорить. Но, увы, она не улыбается. И не плачет. Она безразлична. Что является самым страшным.

— Значит, все было игрой, Флавиан?

— Не совсем. Там, в комнате с «Ангелиной», все было по-настоящему.

— Я ведь верила тебе, Флавиан. А ты? Ты воспользовался моей наивностью и сделал жертвой похоти. Все вы, мужики, одинаковые. Самцы.

— Поверь, Ксения, — падаю на колени я. — Я не знал, что встречу именно тебя. А раскрыться сразу я не мог. Мы все ж с тобой не в парке Горького гуляем. Опаску имел. А ну возьми ты и настучи царю.

(Кстати, уважаемый читатель, я вынужден извиниться и перед вами. За то, что сразу не объяснил, кто есть кто. Но что поделать? Миссия совершенно секретная, а стукачей сейчас больше, чем негров в Африке.)

— Все равно, Флавиан. В культурном обществе так не принято. Прощай, дай Бог, чтобы мы больше не увиделись. Я буду присылать тебе открытки на Новый год.

— Нет, Ксения, нет! Ведь работа — это вся моя жизнь. Тогда, в пятилетнем возрасте, я был заброшен в Китай под видом жертвы катастрофы. У меня нет никого, кроме тебя и начальника. Поверь, Ксения! И прости, если сможешь. Все у нас получится.

— Значит, у тебя и поместья в Северном Батуте нет?

— Нет. Но зато у меня хороший оклад, пайковые, надбавка за выслугу лет и за вредность, квартальная премия. Это не так и плохо. А Батут всего лишь легенда прикрытия. Шеф придумал. Он любитель комбинаций с изюминкой.

— Вот и оставайся со своим шефом и его изюмом.

Ксения бросает на траву шнурок с ракушкой и направляется прочь.

— Ксения, опомнись! У романа должен быть счастливый конец! Хеппи-энд!

— Не будет конца.

Хлынул ливень. Потоки смыли кровь с моего тела, дерьмо с рук, но не смыли обиду с души. Почему? Почему она ушла? Опять просится цитата. Но хватит, хватит словоблудия.

Ксения растворяется в первых утренних лучах солнца, словно богиня любви в пене шампуня «Ультра-Ду». Я протягиваю к ней руки, но стена дождя намертво встает между нами. Сверкает молния.

«Кодак» — напрокат.

И тогда, забыв, что многие еще не проснулись, я, нарушая общественный порядок, запрокидываю голову к сумрачному небу, поднимаю вверх руки и, уже не контролируя себя, испускаю жуткий рев бешеного желтого павиана…

— Дяденька, ты чего кричишь?

— Иди отсюда, мальчик, не мешай.

— Тут ваши носилки, не забудьте. Казенные ведь, потеряете — стоимость из получки удержат…