ГЛАВА 9
Мужик поднял взлохмаченную, месяца два нечёсаную голову и тупо заглянул в исписанный лист протокола.
— Читай, — Казанцев бросил на бланк ручку. — Что не понравится, скажешь.
Мужик трясущимися пальцами поставил подпись-закорючку, даже не взглянув на текст.
— Всё равно ни фига я не помню. Пишите как надо. Дай закурить лучше.
Костик бросил на стол пачку сигарет.
— Помнишь ты всё, родной, помнишь. А на плохую память теперь поздно списывать. Ты мне так объясни, без бумаг. Зачем?
Мужик поежился.
— Не знаю. По пьяни.
— Это слабый аргумент. Было уже.
— А что теперь-то? Пишите как надо.
— Да напишем, напишем. Я тебя понять не могу. Вроде не «баклан», вроде не блатной. Пьяница тихий. Да и повода не было. Что ж тогда?
— Просто так, значит…
Костик больше не стал терзать мужика бесполезными вопросами. От его вопросов человек не оживёт. Ни тот, ни этот. Они оба уже мертвы.
Он молча кивнул сидящему на дверь и поднялся со стула.
— Пошли.
Мужик потер руками покрасневшие после недельного запоя глаза и заковылял из кабинета в камеру. Казанцев, сдав его дежурному местного отделения, вернулся собрать разбросанные по столу бумаги.
На баланс группы можно было записать раскрытую «мокруху». Хотя какой там к чертям кошачьим баланс… Только для цифр на оперативном совещании. Стрёмно, жизнь, оказывается, может измеряться процентами. Минуточку, минуточку, просим не путать — не жизнь, а раскрываемость убийств. Это разные вещи.
Так-то, конечно, так, да только тому дядьке, что лежит сейчас в подъезде, по большому счёту уже всё равно, какой там процент раскрываемости. Он бы сейчас предпочел сидеть в своей квартире живым-здоровым и попивать пивко. Ну, или «Херши-колу». Без всяких процентов.
Костик скрепил листы и отнёс дежурному для передачи следователю прокуратуры, который вместе с экспертом всё ещё осматривал место происшествия.
Два часа назад задержанный мужик вышел на лестницу своего дома из загаженной квартиры взглянуть на мир божий после недельного «штопора». На свою беду в этот самый момент в подъезде находился сосед, ремонтировавший почтовый ящик. Дальше и объяснять не стоит. Слово за слово, что-то там кому-то не понравилось, сейчас уже не выяснишь. В итоге ныне арестованный, но живой, оглушил свободного, но мертвого, а когда тот упал, опустил на его голову тридцатикилограммовый вентиль, валявшийся у входа в подвал.
Задержан он был на месте преступления соседями, сопротивления не оказывал и просьб выпустить его не высказывал.
Раскрывать в этой истории было нечего. «Бытовуха». Убийство без причин. Просто так.
Ароматный запах шавермы — арабского сэндвича — защекотал ноздри. Белкин не успел пообедать, организм требовал удовлетворения.
Вовчик открыл кошелёк, оглянулся на киоск, разглядел цену и со вздохом сунул бумажник обратно в куртку. Денег хватало на тощий бутерброд с каменным сыром в привокзальном буфете. Ладно, говорят, голодание полезно. Петрович в таких случаях закусывает «беломорным» дымом. Белкин не курил, боясь испортить дыхалку, без которой на футбольном поле делать нечего.
Он потолкался среди пассажиров, сходил посмотреть на публику возле табло, послушал болтовню и, ничего полезного не высмотрев и не выслушав, направился в пикет милиции, чтобы переговорить с местными вокзальными операми.
С Московским вокзалом у Вовчика были связаны неприятные воспоминания. Примерно год назад, ещё работая в территориальном отделении, он со своими операми задерживал здесь одного товарища, совершившего разбойное нападение на квартиру и сматывавшего удочки из города на поезде. Товарищ был «гастролёром», его фотографии у ребят не было, поэтому они ориентировались по приметам, полученным от потерпевшей.
Одной из примет, если это можно назвать приметой, было обилие чемоданов и коробок с ворованным шмотьём и аппаратурой. Но товарищ оказался не дурак или заподозрил какой-то подвох. Он не потащил сам чемоданы на платформу. Он попросил сделать это двух дурочек, которых подклеил в вокзальном ресторанчике. А когда поезд тронулся, на ходу заскочил в вагон.
Оперы, прозевав товарища, бегали по платформе в полной растерянности, не зная, что делать. Все, кроме Белкина, который, заметив прыгнувшего дядьку, сразу врубился в произошедшее и тоже успел заскочить на подножку уходящего поезда.
В вагоне, с помощью пистолета, матюгов и пассажиров, он скрутил грабителя, пристегнув его «браслетами» к опоре купейного столика.
Всё вроде ничего, но поезд, зараза, оказался дальнего следования. Первая остановка ожидалась только через четыре часа. Таким образом, в Питер Вовчик вернулся только утром следующего дня. Примчавшись домой, он застал пустую квартиру. И так у него с Татьяной было не гладко, а тут… не прийти домой в её день рождения, к которому оба так готовились. Они рассчитывали хоть на этот день позабыть о своих неурядицах. А Вовчик не пришёл. И не позвонил.
Потом он, конечно, объяснил, но это потом. Оправдания — это всего лишь оправдания. Они очень бледно звучат. Поэтому, знаешь, Вовчик, погорячились мы с женитьбой. Давай-ка лучше разбежимся. Вовчик тяжело переживал случившийся факт, потому что женился на Татьяне всё-таки по любви и терять её не хотел. А выход был один — либо ментура, либо она.
Вовчику всё же удалось в очередной раз найти компромиссное решение; Татьяна вернулась, но холодок внутри остался, и до сегодняшнего дня семейное счастье Белкина держалось на тоненькой ниточке.
Татьяне, как, впрочем, любой другой нормальной женщине, хотелось максимального внимания, спокойной жизни и неиспорченных нервов. А какое от Вовчика внимание, если по три дня его не бывает дома и неизвестно, где он и с кем? Незнание вызывает подозрения, подозрения порождают неприязнь.
Казанцев, не обременённый семейной жизнью, постоянно подтрунивал над Белкиным, чем злил беднягу Вовчика. Для Вовчика вообще женская тема была болезненной.
Не признавая никаких авторитетов среди мужиков, он полностью терялся при общении с женщинами, прятал глаза, бормоча полнейшую чепуху и бред. Познакомиться с девушкой было для него неразрешимой проблемой, и случайное появление Татьяны в своей жизни он воспринял как подарок судьбы.
Где-то в душе он завидовал Казанцеву, так легко чувствовавшему себя в обществе любой женщины. Поэтому, когда возникала необходимость поболтать с какой-нибудь дамочкой по служебным делам, Белкин просил это сделать Казанову, которому до фени было кого допрашивать — гостиничную проститутку или английскую королеву. Костик мог выжать из дамочки всё, что нужно, Белкин же — нет.
На этой почве он даже сошёлся с одним бандитским авторитетом, который также получил от матушки-природы чересчур большую порцию застенчивости перед женским полом. Правда, тому было проще — для него находили женщин подчинённые и доставляли в готовом к употреблению виде, если так можно выразиться. Но душа есть душа, и, как у О. Генри, Белкин с бандитом имели родственные души.
Болтовню Казанцева о любовных похождениях он слушать не любил и старался либо перевести разговор на другую тему, либо просто уходил из кабинета.
Погружённый в грустные воспоминания, он дошёл до трёхэтажного здания вокзального отделения.
На вокзал его попросил съездить Гончаров, который дрых после дежурства дома. «Время, Вовчик, упустим, сгоняй, а?»
Один из вокзальных оперов оказался на месте. Выслушав Белкина, он достал толстый журнал и открыл в нужном месте.
— Череп? Знаем этого плешивого. Крутится на вокзале. Правда, сейчас пропал куда-то. Погоди-ка.
Опер вытащил из кармана портативную рацию и назвал позывные.
— Серега, Черепа знаешь? Когда он тут светился?
— Недели две назад. Сейчас не видно.
— Понял.
Белкин кивнул на рацию:
— Далеко берёт?
— Не очень, дома мешают. В поле — километров на десять хватило бы. Это спонсорские. Что там Череп сотворил?
— Может, и ничего, проверяем просто. А здесь он чем промышляет? На вокзале?
— Да всем подряд — кражи багажа, кидалово валютой. Педикам старым пацанов поставляет.
— Судим?
— Да, был у него влёт. С травкой прихватили. Условно получил.
— На игле?
— Возможно. Да они все тут — на игле или на «дуре».
— Он один бомбит?
— Почему? Приятели есть. Он хитрый — крадут-то малолетки, а он их в кулаке держит.
— Витя какой-то у него есть. С бритыми висками. Не слышал?
— Не помню. Надо поспрашивать. Он малолетка?
— Чёрт его знает. Вроде ровесник.
— Череп, вообще-то, только с пацанами крутится.
— Он питерский?
— Да, местный. Адрес прописки есть — в центральном районе, только там он никогда не жил. Там мать у него, пьяница.
— А он где?
— Сложно сказать. Но где-то в городе дохнет. Может, у бабы какой.
— Человека может завалить?
— Я не спрашивал. Как-то повода не было. Но вообще, борзой.
— Данные его есть?
— Переписывай.
Вовчик чиркнул в блокноте сведения из гроссбуха опера.
— С кем из пацанов покалякать стоит? Кто самый болтливый?
— Колобов треплив, «Колобок» кличка, Вадик Антонов, «Лизун», только их отловить сложно. Беспризорники. Ночуют в отстойниках или в подвалах в центре.
— А на вокзале?
— Попробуй. Под вечер они часто появляются. Дедушкам задницы ставят.
— По сколько им?
— Лет по двенадцать. Но кручёные, жизнь уже знают.
— Старый, если хапнете случайно, брякнешь?
— Без проблем. Правда, Игры доброй воли на носу, рейды сплошные, они пока тихарятся.
— Понятно. Вот наш телефон. Меня или Гончарова спросишь.
— Ладушки.
Вовчик переписал данные пацанов, поговорил ещё немного о Черепе и, простившись, вышел из отделения.
На вокзале он ещё немного покрутился в толпе, купил на всю наличность бутылку «Пепси» и поехал в свой район.
Казанцев уже вернулся из отделения. Дожидаться окончания осмотра места происшествия он не стал, решив заняться более серьёзными делами, как-то: обед и назначение свиданий. Когда Белкин зашёл в кабинет, Костик во весь голос рассказывал какую-то байку Таничеву и мичуринцам.
— Ну, дурни, а? Устроили потеху. Заметьте, господа, если я расскажу эту хохму гражданскому человеку, меня назовут лжецом и пошлют куда подальше. Но вы мне поверите ввиду службы в системе внутренних дел.
Короче говоря, я в дежурку ихнюю зашёл материал отдать, а там заявочка проходит — неизвестный кавказской национальности по дереву пытается проникнуть в квартиру. Машины, как водится, в дежурке не оказалось. Местный опер с участковым руки в ноги — и бегом. Оба по гражданке одеты. Оперу форма и не полагается, а второй замаскироваться решил. Замаскировался, ха-ха!
Через десять минут новая заявка — перестрелка возле дома. Ёлы-палы!
Тут уже все рванули, кто в отделении был. Даже я. Охрана подъехала. И что оказалось? Оказывается, команда оперов с другого района приехала делать обыск в наш район у какого-то бандита. Прибыли втроём — двое пошли в «адрес», а третьего — грузина по национальности, новенького, так сказать, ещё необстрелянного — поставили под окно. Ну, правильно, чтобы бандит не принялся в форточку криминал сбрасывать или всякие улики. Я, честно говоря, не знаю, что они там у него искали.
Вот этот кавказец стоял-стоял, скучал-скучал, а потом решил поучиться, как обыск проводить. А тут как раз дерево под окном. Обыск на втором этаже. Грузин, являясь сыном гор и будучи ловким и смелым, моментально вскарабкался на берёзу и начал высматривать в окне своих коллег.
Додумался, а?!
Тут какая-то сознательная бабуля его засекла, быстренько «02» набрала и обрадовала — чёрный товарищ лезет в форточку.
Дальше получилось так. Наши, завидев грузина на берёзе, решили: «Ага, сейчас мы ворюгу с поличным хапнем». Стволы повытаскивали и бегут к берёзе.
Тот на дереве, увидев бегущих к нему хлопцев с пистолетами, думает: «Тех двоих в квартире бандиты уже завалили, теперь моя очередь. Мама!» Прыг с берёзы и ходу.
Ну, наши, видя такое дело, поняли, что невиновный человек в «пятнашки» играть не станет, а поэтому на всякий случай стоит открыть огонь. Дали по залпу вверх, для предупреждения. По инструкции.
Опер-грузин глаз на затылке не имел и, следовательно, решил, что по нему палят. Он, не долго думая, сиганул в кусты и открыл ответный огонь, только на поражение. Наши тоже залегли. Страшно, когда пули свистят. Граждане, что по улице шли, мигом разбежались кто куда. Догадались — бандитская разборка, надо валить. Кто-то тоже залег. Правильно, кстати. Пуля — дура.
А эти голуби знай на гашетку жмут. Поливали, пока патроны не кончились. Потом сошлись врукопашную.
Итак, господа, мораль вышерассказанной истории? А мораль такова: огневая подготовка у сотрудников находится на крайне низком уровне, и теперь РУВД придётся оплачивать ремонт домов, в которых эти ухари повыбивали стекла. Слава Богу, жильцов не зацепили.
Белкин бросил за диван пустую бутылку из-под «Пепси»:
— Классно рассказываешь. Но надо решить два вопроса: первый — кто мне одолжит тонн пять до получки, и второй — кто поедет на Московский вокзал ловить Черепа и его черепков.
— А что, местные не могут? — уточнил мичуринец Лёша.
— Местным это не очень-то надо, у них своих заморочек по горло, а на случай рассчитывать не приходится. Когда там они их прихватят? К Дню милиции, если не к Новому году. Сами поедем. Я Гончару позвоню, хватит харю давить, пока другие воюют. Дай-ка мне, Петрович, телефонную книжку…