7.6. ТАЙНА СМЕРТИ АЛЛИЛУЕВОЙ
Есть тайны, которые могут остаться тайнами навсегда. И все же факты способны накапливаться в таком количестве, что в целом в некоторый момент времени они дают новый взгляд на события, с присущей ему логикой, здравым смыслом и высокой степенью вероятности.
В сентябре 1920 года убили спутницу жизни и соратницу Ленина Инессу Арманд.
У Ленина прогрессировала болезнь, Арманд тяготила его. Она также раздражала его разговорами о том, что жестокость новой власти в России – это не то, о чем они мечтали раньше. Она лично знала об источниках денег для Ленина, так как участвовала в их получении и передаче. Она многое знала, она знала все и собиралась писать о своей жизни. Участь ее была решена.
1 декабря 1934 года убили Кирова. В том, что это была операция сотрудников НКВД, в наше время ни у кого не может быть сомнений.
Киров был верным соратником Сталина, его выдвиженцем, преданным ему и в делах, и в мыслях. Был соучастником темных дел Сталина. Но он был слишком популярен среди членов партии, его прочили на место Сталина. Он мог оказаться в центре заговора, даже помимо своей воли, то есть представлял собой опасность для проекта «Сталин». Кирова не стало.
Убили Серго Орджоникидзе. Он с некоторой поры был единственным, кто позволял себе спорить со Сталиным. Эти споры нередко носили резкий характер, они были публичными и наносили вред репутации Сталина. Согласно доносам, Орджоникидзе участвовал в разговорах о возможности замены Сталина. Он вследствие своего горячего кавказского темперамента мог представлять опасность в смысле физической расправы со Сталиным. Риск такого развития событий должен был быть исключен. Он был опасен для проекта «Сталин», как и Киров. Орджоникидзе убил по приказу начальник его собственной охраны Ефимов. Официальная версия – сердечный приступ [46].
Эти случаи убийств видных большевиков, показывают, что репрессивные структуры ОГПУ – НКВД просчитывали и убирали все риски, но часто делали это настолько топорно, настолько полуприкрыто, что даже поголовное уничтожение участников этих преступлений и их родственников в целях сокрытия следов не давало эффекта полного соблюдения тайны событий, а, наоборот, свидетельствовало против этой тайны.
Надежда Аллилуева – молодая женщина, не склонная к депрессии, в расцвете лет, первая леди государства, невольно гордившаяся своим положением, мать двоих любимых детей, дававших ей не только радость материнства, но и надежду на их успешное будущее, устроенная, благополучная жизнь в царских условиях, о которых другие только мечтали.
Были, конечно, и споры, и ссоры с мужем, нередко по политическим вопросам. Сталин уставал от состояния борьбы, которую он вел и держал в напряжении целый день, каждый день. Ему не хотелось продолжать эту борьбу дома, в кругу семьи, их ссоры были острыми, но, как и в каждой семье, они заканчивались обычным образом. Сталин любил свою молодую жену, о чем говорят письма к ней во время расставаний. Возможно, у Сталина могли быть временные «дежурные» привязанности на стороне, но они не наносили вреда семейным отношениям. Семейная жизнь была для Сталина «тихой гаванью», «крепостью», где он отдыхал от своей сложной, противоречивой, двойной жизни.
«Те, кто был вхож в дом Сталина, утверждали, что он был очень жестоким отцом и еще более суровым дедом, но с женой и с женщинами вообще умел быть обаятельным, неотразимым, при этом был чрезвычайно ревнив, заставлял жену подробно отчитываться, когда она отлучалась из дома, и перепроверял все, что она рассказывала» (журнал «Биография», № 3, 2009 г.). Надо полагать, что их личная супружеская жизнь была вполне благополучной. Подозревать сдержанного, всегда владеющего собой Сталина в убийстве жены – нет серьезных оснований.
Он любил ее, а еще больше трепетно любил своих детей, особенно дочь (его дочь не позволит в этом усомниться). Оставить их без матери, то есть без ухода и заботы, при его загруженности работой – бессмысленно.
Однако был у Аллилуевой один серьезный «недостаток», который, в конечном счете, и стоил ей жизни. Она, как и Инесса Арманд, знала все. Одно время она работала в секретариате у Ленина и познала там темные сверхсекретные тайны верхушки большевиков. Аллилуева была в курсе двойной жизни своего мужа и не могла не понимать, что он был пешкой в чужих руках. Царившая вокруг тьма террора и насилия отравляла ей жизнь. Она периодически досаждала мужу своими небытовыми разговорами. Но эта беда не была беда. К сожалению, она иногда делилась своими тревожными мыслями с теми женщинами в Кремле, отношения с которыми могла считать близкими и дружественными. Особое место среди них занимала Полина Жемчужина, жена Молотова, через которую мысли вслух Аллилуевой попадали в ее тайное досье в спецструктурах НКВД. Немаловажной темой разговоров было подброшенное Аллилуевой письмо Рютина.
Есть несколько версий смерти Аллилуевой, но среди них самая малоубедительная состоит в том, что она обиделась на слова Сталина: «Эй, ты!» – и застрелилась. Известны несколько показаний о переживаниях Сталина, о его словах «Не уберег…» От кого не уберег?
Нет точных данных, позволяющих понять, что послужило толчком к принятию решения об убийстве жены Сталина. Или это были планы, о которых она неосторожно проговорилась Жемчужиной, или это были ее опасные знания «обо всем», или Сталин стал давать «слабинку» в своем руководстве машиной террора и его решено было «одернуть» таким жестоким образом раз и навсегда. Возможно, мы этого не узнаем никогда.
Согласно одной версии, Аллилуева была обычной правшой, но пулевое отверстие оказалось на левом виске. Обычного ожога кожи вокруг пулевого отверстия при стрельбе с близкого расстояния – не было видно. Маленький «Вальтер» валялся на расстоянии от тела, хотя в случае самоубийства должен был находиться или в руке, или рядом с рукой, рядом с телом. Согласно другой версии, она была убита выстрелом в грудь. Протоколы вскрытия тела, извлечения пули и анализа ее калибра – не известны, они не существуют, уничтожены.
Можно представить чувства Сталина в это время. Пришлось смириться с этой потерей. Урок послушания был усвоен и не нарушался им вплоть до войны и после нее. Озлобления не было. Была готовность играть по сценарию ту роль в Большой игре, которая ему досталась, и ждать момента, чтобы из нее выйти. Этот момент настал вместе с его смертью.
