Глава 1
Говорят, самое трудное для рассказчика — придумать первую фразу. Я не буду заморачиваться и сразу перейду ко второй:
— Какая сволочь наблевала?!!
Фраза, спешу заверить, принадлежит не мне, а молодому человеку с пушкинским именем Герман. Или — сокращенно — Гере. Моему знакомцу-приятелю.
Вопрос задан эмоционально, с истинным интересом. Так эмоционально, что я вынужден проснуться и открыть тяжелые веки.
— Чего?..
— Кто наблевал, спрашиваю?! — Герин трясущийся от возмущения перст указывает на засохшую бурую кашицу на полу возле стола, в которой покоится бутылка из-под зажигательной смеси «Русский стандарт».
— Да какая разница, — вяло отвечаю я, — это ж не радиоактивные отходы. Не сдохнем…
— Да на зоне за такие косяки печень вырезают!
Не вырезают… Бывал, знаю. В худшем случае лицо набьют и убрать заставят, да и то, если ты в нижней части табели о рангах. А так — чуханы уберут… Просто Герман таким манером поднимает авторитет в глазах окружающих и зарабатывает копеечную популярность.
— Как это, наверно, несправедливо… — Я роняю голову обратно на свернутые джинсы, служащие подушкой, но глаза уже не закрываю.
С левой половинки дивана веет легким весенним перегаром. Это к вопросу об окружающих. Дама. Не сказать, что преклонных лет. Застряла где-то между восемнадцатью и тридцатью. Как звать, не помню, хоть убей, при том что провалами в памяти после застолья не страдаю. И сегодня не провалился, но ФИО не запомнил. А кто запомнит? Только накануне познакомились.
Дама тоже просыпается и, пугающе зевнув, обращает внимание на лежащее рядом тело. Мое тело, если его можно еще называть телом. О, майн Гад, какая прелесть! Глазки, как страшные сказки. На ночь в них лучше не смотреть. Хочется спрятать голову под подушку. Но подушки нет, есть джинсы. Не исключено, я вступил с ней в интерактивную половую связь. Я — чье воспитание и вкус практически безупречны!.. Водка творит настоящие чудеса.
— Паш, там сигареты на столе. Дай, а…
У дамы низкий сексуальный голос с шумовыми никотиновыми эффектами. Наверное, на голос я и повелся. Работал на слух. Она, кстати, мое имя запомнила. Или угадала.
Не вставая, нащупываю мятую пачку «Союза-Аполлона» и поджигалку.
Герман, закончив арию, удаляется в соседнюю опочивальню. К своей пиковой даме.
— Чего он разорался, Паш? — Женщина блаженно затягивается и выпускает в потолок паровозный столб дыма. — Сам же и наблевал, козлина…
— Точно?
— Мы с Галкой его с пола поднимали.
— А я где был?
— Ну ты за столом… Сидел.
— А потом?
Все-таки провалы бывают даже у стойких деревянных солдатиков.
— Потом на диван перенесли.
Похоже, работы на слух не было. И вообще ничего не было. По техническим причинам. После такой дозы даже Терминатор не сумел бы. Или было? Так, ради прикола интересно…
— А разделся сам? — Я украдкой глянул под диванное покрывало, служившее одеялом, и обнаружил, что нахожусь в одних носках.
— Ну, в общем, да… Почти.
Еще один осторожный взгляд на соседку. Она тоже без покрова. Неужели воспользовалась моим беспомощным состоянием?! Да еще вместе с Галкой? Плохая девочка! Надо бы поинтересоваться аккуратно, не страдает ли хроническими или наследственными заболеваниями, вроде синдрома приобретенного иммунодефицита или гриппа. Но сначала хорошо бы вспомнить имя. Как же ее… то ли Лена, то ли Света…
Пытаюсь воссоздать картину минувшего дня. Примерно в 15.30 по Москве встретились с Германом возле «Пятерочки». Он угощал. Где-то разжился денежными знаками. У меня были иные планы — филармония или на худой конец библиотека, но он уломал пойти в «Эрмитаж». Это рюмочная такая. Я не очень люблю эту подвальную забегаловку, предпочитаю «Три шестьдесят две», названную в честь стоимости социалистической поллитровки, — публика там более пристойная, окурки с пола не поднимает и двадцать грамм оставить не канючит. Салфетки, обратно, на столиках, бачок на унитазе не сломан, картинки на стенах серьезные… Но Геру почему-то тянет в «Эрмитаж».
Но ближе к делу. В «Эрмитаже» долго не задержались — скучно. А напиться — не самоцель. Для этого не обязательно по заведениям ходить, можно и в домашней обстановке. Хотелось чего-то теплого… светлого. Я в духовном плане, а не про пиво. Вот, нашли… Вернее, Гера постарался, пока я уточек у пруда кормил. Привел откуда-то парочку. В сумерках вроде бы симпатичные. «Знакомьтесь, это Паша». — «Очень приятно. Ну что, пошли на каруселях кататься? Или сразу party?» К слову, уже третье за неделю. «Конечно, сразу».
Party начинается с гастронома. Затарились в той же «Пятерочке». Шампанское для дам, остальное для мужчин. Гера шиковал — взял маслин на закусь. Потом поймал частника и за сотню домчал до своей хрущевки, находящейся метрах в пятидесяти от торгового учреждения. То есть по два рубля за метр. Дамы были сражены. Я — нет. Не люблю понты.
Поднимаясь на последний этаж, мы делились многообещающими анекдотами неполитического содержания. Чувствовалось, девочки любят посмеяться.
Гера живет с родителями, которые неделю назад умотали на дачный участок сажать лук. Поэтому никто не мог удержать нас в рамках приличий.
После третьего тоста «За тех, кто не с нами» Гера пригласил одну из дам на тур вальса. Магнитола не фурычила — падение с серванта и травма, несовместимая с жизнью. Аккомпанировал телевизор. Реклама, как правило, идет под звуки му. Когда зазвучала тема «Индезит», я тоже не удержался и пустился в пляс, хотя не очень люблю данное развлечение. По мне лучше на ринге пару раундов повальсировать.
Что было потом? Художественная самодеятельность. Гера показал свой коронный трюк: открыл пивную бутылку глазом. Барышни от восторга захлопали в ладоши: «Прелестно!» Я хотел почитать наизусть Ницше, но буквально после первого же предложения народ заскучал, и мы вернулись к пиву.
А дальше была потеря ориентации. В хорошем смысле слова. На последней картинке, всплывшей в памяти, был запечатлен голый по пояс Герман в отцовских кирзачах, кричавший, что вот-вот начнется война с Америкой, и мы пойдем под ружье. А потом щемяще, со слезой затянул: «Темная ночь, только пули свистят по степи…» Я, кажется, подпевал.
— Паш, пепельницу дай, — оторвал меня от воспоминаний бас соседки.
Я вновь протянул руку и достал баночку из-под маслин, до половины забитую окурками. Не глядя вручил. Не люблю отрицательные эмоции. Особенно на поврежденную алкоголем голову.
Гере надо очки подарить, чтоб видел, кого снимает. Это даже не триллер и не ужастик — это затянутый фильм-катастрофа. Экологическая. Хотя моя рожа тоже, конечно, не эталон мужской красоты.
Я приподнялся. Боль пронзила лобовую косточку, словно разрывная пуля. Координация движений тоже нарушена — «Стандарт» зацепил жизненно-важные органы.
Да, похмелье только в кинокомедиях вызывает смех. А по жизни больно и тоскливо, как в гестапо…
Соседку мучают те же проблемы, но ей проще — она курит. Я, как бывший большой спортсмен, к табаку отношусь с презрением.
Так было соитие или нет?
А какая, по большому счету, разница? Даже если и было. Не отбирать же назад, ха-ха-ха… Хоть кто-то получил удовольствие. А тесты в вендиспансере по-любому сдавать придется, на слово ей верить нельзя.
Куда она, кстати, дела мои трусы? Спрашивать как-то неловко — все-таки дама. Логика подсказала, что их стянули вместе с джинсами. Так и есть. Вот они, мои полосатенькие в горошек…
Черное дамское бельишко откровенного свойства раскидано по полу, но меня оно абсолютно не возбуждает. Тут же валяются вчерашней свежести «Коммерсантъ» и потертый «Newsweek». Это уже серьезней, но тоже не возбуждает. Меня вообще ничто сейчас возбудить не может.
Я натягиваю трусы и поднимаюсь с ложа. С третьего раза попадаю ногой в штанину. Беру паузу и сажусь на стул. Дама тушит окурок, прячет его в маслины и тоже встает с дивана. При этом совершенно не стесняясь постороннего мужчины, пусть даже временно нетрудоспособного. Н-да, ножки, как два мешка картошки. К ним бы свиные ушки — неплохой бы студень получился…
Дама одевается не спеша, украдкой наблюдая за моей реакцией.
Ага, сейчас повалю на диван и надругаюсь… Не дождетесь. Под угрозой ядерной боеголовки не надругаюсь.
Настроение пасмурное, как день за окном. И это не от похмелья и не от созерцания раннего целлюлита незнакомки. Оно последние три месяца все время пасмурное. С того счастливого дня, когда освободился.
Нет, на зоне тоже не веселуха, но долгожданная воля пока не радовала. Долгожданная, разумеется, для меня. Для кого-то четыре года за высоким забором с проволокой — как на шашлыки съездить. Но я-то не урка по жизни, а просто заблудшая овечка. Заблудилась по скудоумию и попала в переплет. Вернулась в стадо, а там ее никто не ждет. Никому я в стаде уже не нужен, кроме Геры. Да и то потому, что на зоне в одном отряде с ним хоровод вокруг вышки водили.
И даже не поэтому. А на перспективу. Для больших и славных дел. А то, что Гера не успокоится, он не скрывает. Мне его планы не очень интересны, но послать однополчанина не могу. Все-таки на зоне поддержал как начинающего.
Да и после зоны. Привел к большому, но скромному человеку по кличке Тихоня, отрекомендовал: вот Паша, недавно откинулся, сидит без копейки, помоги.
«Отчего же не помочь? — сказал добрый авторитет Тихоня. — Держи, Паша, подъемные. Отдашь, как сможешь. Или, в крайнем случае, отработаешь…»
Паша свалял дурака, взял. Тратил денежки с размахом, на плотские удовольствия копейку не жалел. В итоге копейка вот-вот закончится, а отдавать ее не с чего.
Гера с Тихоней пока на должок не намекали, но все равно ведь отдавать придется. Или отрабатывать. Тем более что Гера активно ищет тему. Не мелочь какую-нибудь, а серьезную тему. Хочет стать миллионером. Безо всяких телешоу.
Освободившись, честно пытался заняться общественно-полезным трудом. Но в охранное предприятие меня не взяли — увидели в моей биографии грязное пятно. Можно подумать, сами белые и пушистые…
В коммерческие структуры тоже без блата не пролезть. Да и что я там буду делать с дипломом спортивного техникума? (Вообще-то, я мечтал стать кинорежиссером, но состоял на учете в милиции, поэтому никуда и не взяли.)
Пробовал по специальности — детским тренером. Мимо кассы. Даже слушать не хотят. Сидел? До свидания!
Да у нас пол страны сидело!..
Устроился было на заправку, но на третий день выгнали. И главное, из-за чего? Какая-то кукла блондинистая подкатила на спортивном «бумере» и велела залить полный бак. Нет проблем: полный так полный. Она сунула мне червонец, уселась в машину, а движок не заводится.
Что за чудеса? Машина нулевая, только из салона.
Стали разбираться.
Оказалось, движок дизельный, а кукла бензину закачала. Ей-то по барабану, что лить, хоть мочу ослиную. А она мне предъяву — почему не предупредил?! Да еще не в дружеской форме. С накатиком. А я не люблю, когда накатывают, особенно не по делу. Не зря в характеристике написано «не сдержан».
Ответил. Чтоб не питала иллюзий по поводу материальной и моральной компенсации.
На этом моя карьера заправщика закончилась.
Но, если откровенно, характеристика отчасти права. Действительно не сдержан. Но исключительно в стрессовых ситуациях. А так я — мирный атом. Хоть и в периоде полураспада. И без причины незнакомых людей по морде не бью. Ударишь — а потом окажется, что это твой биологический отец.
А если даже бью, то ненависти не испытываю, а ощущаю лишь легкую, быстро проходящую неприязнь.
После бензоколонки я собирал пустые тележки на паркинге перед супермаркетом. Есть такая профессия. Творческая и даже с элементами рефлексии.
Но не прошел испытательного срока.
Не уступил тележкой дорогу «тойоте». И пристыдил хозяина, когда тот встал в боксерскую стойку.
Качественно так пристыдил, кулак до сих пор ноет.
Хорошо хоть без ментовки обошлось…
Герман, узнав о моих трудовых подвигах, искренне переживал:
— Ты чего, Паш?! Какая работа?! Ты еще на завод пойди в ночную смену! Ты же наш, безработный по жизни! А деньги будут! Много денег! Потерпи чутка!
Сказать, что я не их, не безработный, духа не хватило. Встал бы вопрос о долге. И я позорно промолчал.
Вот с тех пор и болтаюсь, как окурок по канализации. День прошел — и ладно…
Наверное, это неправильно. Наверное, нельзя раскисать. Надо, как учат мудрые, хотеть, стремиться, верить. Ставить задачи и выполнять, преодолевая трудности.
Я с этим согласен, но…
Не ставлю и не выполняю. И не верю.
Ну преодолею, а дальше что? Отдыхать и ничего не делать?
Так я и так ничего не делаю!
Незнакомка тем временем натянула дырявые колготки и стала похожа на вареную колбасу в прозрачной обертке.
Интересно, какие она себе задачи ставит? Какие жизненные цели преследует? До пенсии болтаться по чужим хатам, глушить некачественный алкоголь, трахаться с некачественными мужичками и бегать по вендиспансерам?
Вряд ли. Хотя это не твое собачье дело, Павел.
И нечего рваными колготками попрекать. У тебя и таких нет…
Шаркая шлепанцами, женщинка отвалила на кухню. Я подобрал с пола бутылку из-под «Спрайта», приложил ко лбу.
Не помогло.
Но похмеляться, как советуют знатоки, опасаюсь — от одного запаха водки тянет в пляс. Но пивка бы проглотил.
На часах полпервого. Страна давно у прилавков, за компьютером, на стройке, за рулем… А я вот разлагаюсь. Морально и материально.
Никто в моих услугах не нуждается. Никому я не нужен.
Да и по хрену!..
Дама вернулась с мокрой тряпкой и совком, чтобы убрать непереваренные Гериным организмом маслины. Как же ее звать… Уй, как больно головушке… Да какая разница? Пусть будет Анжелина. Джоли. Наверное, она все же неплохая женщина. Другая бы, пользуясь ситуацией, ценности бы из квартиры выгребла и умотала. А эта чужие рвотные массы убирает.
Гера пока из своей опочивальни не вылез. Судя по доносившимся оттуда звукам, он обнаружил, что в кровати не один, и теперь наверстывает упущенное, несмотря на утренний упадок сил.
Моя дама, слыша недвусмысленный скрип пружин, бросает на меня голодные обиженные взгляды. Дескать, бери пример, а не лежи, как Илья Муромец на печи. Устрой sex в большой комнате.
Похоже, мы с ней все-таки не согрешили.
Чтобы избежать неловкости, включаю телевизор. Идет сериал про ментов. Переключаю канал. Блин, и тут менты! Обложили, никуда не спрятаться… «Мент в загоне», «Мент в запое»…
Во, а здесь про зону. Бутафория. Для кого эти сказки снимают?
С четвертой попытки нарываюсь на судебный процесс. Такой же настоящий, как и сериальные сюжеты.
«Подсудимый, вам предоставляется последнее слово… Ваша честь, я жертва стечения обстоятельств, оказался на месте происшествия случайно, никого не убивал и не грабил…»
Щелкаю дальше. Во, тот же убийца. За стойкой банка, в переливчатом костюмчике. «Лучший способ сберечь ваши деньги — паевые фонды!»
А говорил, никого не грабил…
«Если стресс и работа ослабили ваши жизненные силы организма, пейте…»
При слове «пейте» срабатывает рвотный рефлекс, и я выключаю телевизионный приемник.
— Что, мутит? — сочувствует Анжелина. — Водочки надо. Или пивка. Хочешь? Там еще осталось. Если слить.
Тоже мне народный целитель… Малахов минус Малахов.
— Чайку бы. — Неимоверным усилием воли я сдержал защитную реакцию организма.
— Слушай, а ты правда сидел?
— Нет… Я лежал.
— А за что?
— Геноцид и массовые репрессии.
Я натянул футболку с надписью во всю грудь «ME BUSCA POLICIA!» Не знаю, на каком это языке и что означает. Футболку вместо чаевых подарил иностранец, которому я умело заправил тачку и накачал колесо. В один из трех счастливых дней, что провел на бензоколонке.
Женщина снова исчезла, а я уставился в почерневшую от времени картину «Медведи в лесу», висевшую над опустевшим ложем. Вот кому хорошо — косолапым. Ползают уже второе столетие по дереву, и ничего их не волнует. Ни долги, ни работа, ни похмелье, ни жизненные перспективы… В лес надо, в лес — на природу, к медведям!
Запищал мобильник в кобуре на ремне. Кобура у меня ковбойская, купил на вокзале в ларьке. Револьвера пока нет, я в ней мобильник храню.
Мобильник, к слову, Герман подарил. Сказал, что нашел в парке на скамейке. Причем уже без сим-карты, с обнуленной памятью и со сломанной дужкой для цепочки.
Я не стал отказываться: дареному мобильнику в память не смотрят. Нашел так нашел. Повезло.
Гера вообще везучий. Получил девять лет за вооруженный разбой, а вышел через три года за примерное поведение. Не то что я. Все четыре года отмотал, хотя вел себя не менее примерно… Ничего. Когда-нибудь и мне повезет.
Прилетела SMS-ка: исходящие вызовы блокированы, пополните ваш баланс.
Не буду. Отключайте. Некому ковбою звонить, даже лошади.
Вновь появился везунчик Герман. Уже без злобы в сердце, но с усталостью в глазах.
— Здорово, — приветствует он, сканируя стеклотару в поисках спасительной влаги.
— Привет…
Я не протягиваю руки. Сил нет.
Мой приятель скапывает в стакан остатки со всех бутылок, добавляет туда несколько «бульков» из флакона с туалетной водой «Адидас», размешивает и с блаженством выпивает половину. Наверное, вычитал рецепт коктейля в «Коммерсанте».
— Будешь?
— Нет, благодарю.
Он допивает коктейль и молодеет на глазах.
— А Джоли где?
— Кто?! — переспрашиваю я.
— Ну, эта… Анжелина.
— Ее Джоли зовут?
— Нет. Анжеликой. Предки выпендрились. А Джоли — погремуха.
Надо же, угадал… С первой попытки. Надо записаться в программу «Битва экстрасенсов».
— На кухне… Чай делает.
— Ты как ее, оприходовал?.. — подмигивает Гера.
— Подозреваю, что да. Но не уверен… Напомни, где у тебя ванна. Мне надо привести себя в порядок.
— Из комнаты сразу налево. Первая дверь в коридоре… В смысле: она там вообще одна.
Врубаю навигатор GPRS и следую указанным курсом. Со второй попытки нахожу.
Ванна сидячая, старинная. Трубы музыкальные, с потеками. Вода ароматизированная, с оттенками ржавчины. А мы лезем в ВТО…
Подставляю голову под струю и минуты три отмокаю. Потом смотрюсь в настенное зеркальце. Вижу человека, остро нуждающегося в помощи МЧС.
«Простите, не узнал вас в гриме. Кто вы, Юрий Никулин?..»
Нет, не Юрий.
Паша. Двадцати семи лет от роду. Крещеный. Образование средне-специальное. Не женат и даже не пытался. Судим. Морально неустойчив. Социальный статус — много ниже среднего класса. Не работает. Не болеет за «Зенит». Имеет спортивный разряд по боксу, но на ринге давно не выступает. Ни разу не был в ночном клубе и бутике. Не пользуется Интернетом, не играет в боулинг. Не знает, что такое Prada. Не ест суши и не смотрит MTV. Про него не снимут программу типа «Один день из жизни…» или «Главный герой».
Потому что не главный. И вообще не герой…
Снова затошнило.
«Господи, как мне х… плохо… Одна радость — носки надевать не надо».
Полотенца не нахожу. Обтираюсь плесневелой шторкой для ванны и возвращаюсь в гостиную. Там уже полным ходом идет чаепитие.
Герина подруга Галя, как и Анжелина, не блещет внешними данными, но Германа это не смущает. Он, попивая чаек, нежно обнимает ее за жировую складку в районе талии.
За столом продолжается активный спор: настоящие сиськи у Анны Семенович или силиконовые? Анжелина клянется, что поддельные. Мол, какая-то ее дальняя родственница лежала с Анютой в одной чебоксарской клинике. Эксперт Галина утверждает, что это грязные сплетни, и в качестве доказательств оглаживает собственный бюст пятого размера. И вообще: есть вещи, которые не купить за деньги. Человека надо любить таким, каким он есть.
Спор не имеет никакого отношения к моему повествованию, но верно характеризует атмосферу.
Присаживаюсь к столу, жадно припадаю к чаше.
— Плесни еще.
Анжелина берет заварной чайник. Глядя на него, Герман о чем-то задумывается.
— Погоди… У меня же нет чая… И кофе. Ты чего заварила?
— Как нет?.. Полпачки целых. «Принцесса Ури».
Герман быстрым гепардом мчит на кухню и через две целых четыре десятых секунды возвращается, тряся в руке «Принцессу».
— Эта?!
— Ну да…
— Это не чай… Это совсем не чай…
В звенящей тишине мне слышатся звуки траурного марша.
— Это средство от лишая… На травах и кошачьей моче. Мать нахимичила… Сдохнем…
— У тебя лишай?!! — хором уточняем мы.
— У кота!
Я пару секунд смотрю на застывший в руке Анжелины цветастый чайник и подставляю чашку.
— Наливай…
