ГЛАВА ВТОРАЯ
Хрен с луком и круглое яйцо
Итак, Лазурный берег, Канны,
Всемирный кинофестиваль.
Здесь все престижно и шикарно
И мне, признаться, очень жаль
Тех, кто не видел это чудо
(Себя мне тоже жаль). Не буду
Писать про море и песок —
Для этого мой скуден слог.
Посмотрим лучше, что за рожи
Собрались на тусовку здесь
Талантов всех не перечесть
Но кой-кого узнать возможно.
Из всех искусств для нас важно
Лишь голливудское кино!..
Вот пресловутый Терминатор
Бредет с кастрюлей отрубей,
А вот Ван Дамм ручной гранатой
Орехи колет для детей.
Наевшись чеснока и сала,
На пляже Депардье усталый
Играет с Рурком в домино,
(Тот, как всегда, небрит давно).
Вот незабвенный Кевин Костнер
С Уитни Хьюстон пиво пьет,
А это что за старый черт?.. Т
ак это мистер Иствуд кости
Свои бессмертные песет,
В руке сжимая верный кольт.
Короче, всех не перечислишь,
От звезд уже рябит в глазах,
И наши тоже здесь не лишни —
Они в работе и в делах.
Все голливудские гиганты
Сулят приличные контракты,
А Стивен Спилберг — бог кино —
Не раз с друзьями пил вино
И строил маршальские планы.
Он даже в мыслях не имел,
Что перед ним совсем не те...
А между тем фиеста в Каннах,
Как и положено всему,
Катилась медленно к концу...
И тут опять судьба вмешалась
В наш героический роман,
Любовь нечаянно подкралась
И сокрушила верный план.
Случилось это на банкете,
Где все предстали в лучшем свете,
Но круче всех Аркадьич был,
Он женщин просто покорил
Галантностью и обаяньем,
И дамы все из кожи вон
Старались, лишь бы только он
Им уделил чуть-чуть вниманья.
— Что за чушь?! — удивился Плахов, дочитав листок и передавая его Рогову.— Прямо опера «Евгений Онегин»! Ты где это взял?..
— Из Интернета распечатал,— признался эксперт главка Семен Черныга. У него в связи со спецификой служебных обязанностей был неограниченный доступ в Интернет.—- Слова и музыка некоего Горностаева. А чего, по-моему, бойко излагает... И много намеков на вашу предстоящую поездку.
— Например?
— Ну вот: «Он даже в мыслях не имел, что перед ним совсем не те». В смысле, инкогнито из Петербурга. Вы же там будете «не теми» представляться.
— Ну,— протянул Плахов,— это смотря кому.. А еще?
— А еще вот: «круче все Аркадьич был».
— Это ты на Егорова намекаешь?..— потребовал полной ясности Рогов.— Но его же не пустили с нами. Вроде обошлось...
— Эге, друзья! — ехидно пропел Семен.— Да вы, оказывается, самого главного еще не знаете...
— Не ври! — испугался Плахов.
— Я и не вру.
— О чем это вы? — затревожился Рогов.
— Да все о том же: с вами едет Егоров. Он так подстроил, чтобы вызов и на него прислали...
— Екарный бабай! — только и вымолвил Рогов. Плахов тоже хотел сказать что-нибудь екарное. Но,
будучи человеком воспитанным, промолчал.
— Старшим группы,— уточнил добрый эксперт Семен.
— Ясен пень, что не младшим... — вздохнул Василий.
Чего только не видел на экране своего монитора таможенник Редькин из «Пулкова-2». Например, огромный чемодан, забитый сушеной воблой: один тип вез брату в Америку, где рыбу не сушат и вобла не водится. Однажды в плотно закрытой сумке через его транспортер пытались протащить даже изрядных размеров лемура. Но вот, поглядывая на экран в промежутках беседы с новой молоденькой инспекторшей Алисой, таможенник разглядел в очередной спортивной сумке контур пистолета. А вокруг него кишмя кишели однородные небольшие предметы в форме примерно матрешек.
— Что это у вас? — напрягся таможенник.
— Матрешки и пистолет,— бодрым голосом ответил грузный пассажир в белой рубахе и легком черном пиджаке.
— Пистолет игрушечный?.— еще больше напрягся таможенник.
— Почему игрушечный? — обиделся пассажир.— Настоящий. Марки «Макарова». И две обоймы.
У таможенника от сердца отлегло. Просто хохмач.
— Куда летите? — на всякий случай уточнил он.
— На Каннский фестиваль.
— Артист,— усмехнулся таможенник.— Следующую давайте...
Егоров поставил на ленту тяжелый чемодан.
Рогов тем временем прощался с тестем Федором Ивановичем, который подкинул Василия в «Пулково» на своем старом «жигуленке». Плахов тоже ехал с ними. У Федора Ивановича была к зятю просьба, которую он при Игоре огласить не решился. В аэропорту он отозвал Василия в сторону и показал вырезку из цветной рекламной газеты — из тех, что засовывают в почтовые ящики.
— Привези мне, Васек, оттуда одну штуку. Очень прошу...
— А что за штука-то?
— Вот, сам почитай... Бальзам из прованского корня. На спирту. «Вечная молодость». Написано, от всего лечит. А главное, жизненные силы придает и иммунитет поднимает.
Рогов внимательно проглядел заметку. Бальзам действительно обещал и богатырский иммунитет, и жизненные силы, и много чего еще хорошего. Но продавался в Петербурге по целым пяти адресам. Искать его за пол-Европы в ходе ответственного задания никакого смысла не было.
— Пап, так он же у нас продается! Смотри — на Литейном, на Большевиков...
— У нас дорого, Васек,— пояснил тесть и торопливо добавил: — Да мне бальзам и не надо. Что у нас, спирта своего нету, что ли? Ты главное корешков привези или семян, а гнать я сам буду. Ну, в смысле — готовить. Я узнавал — Канны, это как раз Прованс.
— Уверен?
— Говорю: узнавал. Славен еще каким-то сладким белым луком, но лук — хрен уж с ним. Это когда в следующий раз поедешь... Держи вот. У меня тут заначка, сто долларов, на все и купи.
— Пап, и ты веришь в этот «аленький цветочек»?..
Василий укоризненно покачал головой. Он хотел было рассказать тестю правдивую историю, связанную с одной из таких газетенок. Появилось объявление о сексуальных услугах со стороны самца-пуделя какой-то суперэксклюзивной породы. То ли трулю-мулю, то ли шамба-хрямба, язык сломаешь, короче... Услуга редчайшая, и брал за нее пудель — ну, то есть не сам пудель, а его хозяин — очень дешево. Все счастливые обладатели хрямб женского пола немедленно ломанулись по объявлению. Смысл состоял в том, что хозяин (то есть и не хозяин никакой: пуделя у него не было) собирался убивать привлеченных объявлением владельцев, а собак продавать через другую подобную газету. По счастью, круг владельцев этих сисек-мисек оказался крайне узким, злодея пресекли после первого убийства, да и жертва попалась удачная: некий мерзавец, которого давно искали за детскую порнографию. Так что кончилось все хеппи-энд и даже ни одна собачка не пострадала.
Но рассказывать эту назидательную историю Васи-пни не стал — некогда было. Да и, в конце концов, не ВСС, конечно же, объявления такие...
А Федор Иванович в бальзам верил:
— Ты что, Васек! Мужики брали — говорят, все как рукой снимает!,. Только матери не говори.
— Ладно, поищу, если время будет,— Рогов нехотя забрал вырезку и деньги.
Подошел Плахов.
— Поищи, поищи! — попросил тесть.— А лук —
хрен с ним...
— Что он сказал про лук? — спросил Плахов, когда
они отошли подальше.
— Про лук?.. Говорит, лук — хрен с ним.
— Мудро...
Благополучно пройдя регистрацию, таможенный и паспортный контроль, офицеры оказались в зоне вылета. Василий сунулся к буфету и быстро отпрянул:
— Ешкин кот, рюмка водки — три доллара!..
— Заграница началась,— кивнул Плахов.— Пошли в «дыоти-фри», возьмем бутылку с собой. Пузырь вискаря за восемь. Пошли-пошли, у меня есть...
...Под крылом самолета расстилалась бесконечная гряда облаков, похожая на снежное поле. Так, наверное, выглядит пейзаж где-нибудь в Антарктиде.
Но Вася знал, что внизу, под облаками, расстилается Лазурный берег. То есть лазурное там — море. И теплое, как парное молоко. А сам берег — зеленый от обилия пальм...
И тут самолет мягко, как сквозь вату — как сквозь сахарную сладкую вату,— опустился ниже облаков и перед Василием открылся бесконечный залив. Вода уходила за горизонт, сколько хватало взгляда. В самолете словно воздух изменился, словно свежестью пахнуло и почувствовал солоноватый, ни с чем на свете не сравнимый запах моря. Рогов прильнул к иллюминатору. Ему захотелось немедленно — да хоть прямо отсюда, на парашюте — спуститься в море, упасть на волну, взметнув фонтан брызг, и поплыть мелкими саженками (Рогов плавал только по-собачьи) туда, за далекий горизонт...
— Пристегните ремни, гражданин,— довольно сурово сказала ему бортпроводница. Оказывается, обращалась она к нему уже не в первый раз.
Рогов отлип от окна. Пристегнулся, блаженно потянулся. Спросил Плахова:
— Игорь, а ты с парашютом прыгал?
— Ну прыгал,— без энтузиазма ответил Плахов.
— Здорово?.. Красота, поди, неземная?
— Это точно — неземная.
— Еще хочешь?
— Нет.
Рогов помолчал, потом снова спросил:
— Игорь, а ты купальные принадлежности взял?
— Плавки, в смысле? Ну взял. Вы, однако, не расслабляйтесь, старший лейтенант Василий Иванович! Не на отдых летим!
Рогов гордо тряхнул подбородком:
— Я еще не выкурил свою последнюю сигарету!..
Первое, что увидел Рогов, покинув здание аэровокзала,— пальмы. Огромные, почти как наши липы. Непривычная, очень рельефная, приятная на ощупь, горячая на солнце кора... Хочется, типа, щекой прикоснуться. Нет, Плахов прав, пора заканчивать с курортным настроением. Работать приехали.
Рогов поискал глазами Игоря и Сергея Аркадьевича. Они стояли и тоже глазели по сторонам. Рогов подошел, хотел — от переизбытка чувств — что-нибудь сказать по-французски, но вспомнил лишь «се ля лют-те финале». Это соответствовало сути задания, но настроению пока не соответствовало.
К ним приблизился лысеющий, чуть выше среднего роста, среднего возраста неприметный человек с бледными глазами. Идеальный агент: из тех, на ком совершенно не останавливается взгляд. Сказал по-русски с сильным акцентом:
— Вы из Петербурга? Полицейские?
Голос был неприятным, скрипучим. Рогову не понравился.
— Вы Перес?..— широко улыбнулся Егоров.
— Детектив Анри Перес,— сухо уточнил агент,
— Очень приятно! Подполковник Егоров... Сергей Аркадьевич. Старший группы. А это наши лучшие сыщики...
— Разрешите посмотреть ваши паспорта,— неожиданно протянул руку Анри.— Это такая необходимость... для идентификации личностей.
«Убойщики» недоуменно переглянулись, но достали документы. Перес бегло просмотрел их и вернул хозяевам.
— Все в порядке. Теперь...
— А теперь ваши документики, будьте добры! — не дал договорить ему Рогов.— Так, чисто для идентификации...
Плахов прыснул в кулак. Анри и Егоров закашлялись, но возразить было нечего. Анри вынул удостоверение личности и резким жестом выставил перед собой. Рогов вежливо взял у него из рук закатанный в пластик документ, долго изучал, поглядывая то на фотографию, то на Анри, пока агент не выдержал и не спросил нервно:
— Похож?!
Нижняя губа его дернулась.
— Похож,— важно кивнул Рогов.
— Ну ты даешь, Василий,— шепнул ему на ухо Плахов.— Такое слово без запинки... И-ден-ти-фи-кация!
— Не нравится мне этот шаромыжник... — тихо буркнул Василий.
Напряженность, установившаяся с первой секунды ответственной встречи между представителями правоохранительных органов двух великих держав, только увеличилась возле автомобиля. Егоров не мудрствуя лукаво по-хозяйски залез на место рядом с водителем. Анри потерял дар речи — стоял-топтался у передней дверцы и пыхтел. Намекать жирному гостю, что надо бы вылезти, было ниже достоинства талантливого агента. Сам же гость вовсе не тяготился паузой — сидел себе, улыбался, вертел головой. Шофер тоже молчал. Рогов явно наслаждался ситуацией.
Пауза тянулась неприлично долго, пока Плахов не пришел на помощь незадачливому агенту. Сказал негромко Сергею Аркадьевичу, что это, похоже, место Анри. Егоров, ничуть не смутившись, спокойно перебрался на заднее сиденье. Поехали, наконец.
— Далеко до Канн? — спросил Егоров.
— Около часа,— скрипнул Перес. Губа его продолжала дергаться.
— А курить можно, Анри? — поинтересовался Плахов.
— Нежелательно,— неприветливо отозвался Перес.
Теперь и Плахов обиделся. Не запрету курить, а тону. С ним Анри мог быть и повежливее: ведь именно Плахов расчистил ему переднее сиденье от габаритного подполковника.
— В какой мы отель? В «Маркотт»? — бодро спросил Егоров. Пожалуй, он один чувствовал себя совершенно естественно.
— Отели оккупированы,— обрадовал Анри.— К нам на фестиваль со всего мира съехались. Отели за полгода заказаны. Многие спят даже на пляже.
«Врет!» — подумал Вася, но Анри не врал. Гостиницы в дни фестиваля на Лазурном берегу и впрямь бывали переполнены, а оставшиеся стоили таких денег, что некоторые киноманы и журналисты и впрямь ночевали на пляже, благо климат позволял. А душ принимали днем в номерах более удачливых коллег.
— Где же мы жить будем? — расстроился Егоров.
— На полицейской квартире.
— В общаге, что ли?..— пошутил Плахов.
— На полицейской квартире,— повторил Перес, не знавший слова «общага» и удивлявшийся тупости русских.
На несколько минут повисла вязкая гнетущая тишина.
— Слушай, Анри, а откуда ты русский знаешь?..— вкрадчиво спросил Рогов.
— Моя прабабушка — русская графиня. Из Москвы. А после вашей революции она уехала. К счастью. Здесь вышла замуж.
— Значит, ты граф? — уважительно протянул Рогов.— Молодец!
— Да, я граф! — вспылил Анри, сразу вспомнив все старые обиды.— Но это только титул! Моя прабабушка была вынуждена бежать—уходить и потеряла все угодий и накоплений, а крестьяне сожгли усадьбу!..
— И ты с тех пор зол на русских? — понял Плахов.
— Французы славятся хорошей памятью,— кивнул Рогов.
Анри скрипел зубами. Егоров, который не прислушивался к разговору, а любовался видом роскошных вилл на трассе Ницца—Канны, вдруг громко сообщил:
— Красивые дачи!..
— Это виллы знаменитых людей,— сдержанно пояснил Перес, пытаясь успокоиться.— Спортсмены, артисты...
— У нас сейчас тоже такие строят,— откликнулся Егоров.
— У вас их строят мафиози,— снова начал заводиться Анри.— Вроде вашего Троицкого. А у нас — мировые звезды!
—Можно подумать, что здесь мафии нет... — буркнул Рогов.
— Что ж вы на фестиваль его пригласили? — ехидно спросил Плахов.
— Это не мы... Это комитет. Полиция не знала.
— А полиция что,— не французы?.. Анри не ответил.
— Так арестуйте его сами и нам выдайте. Какие проблемы?
Анри снова не ответил. Включил радио. Салон заполнила зажигательная песня. Мелодия была до боли знакомая, а слова — непонятные. На французском. Через пять секунд Плахов и Рогов узнали песню и рассмеялись.
— Что, Анри, нравится тебе песня? — вкрадчиво начал Василий.
— Неплохая мелодия нот,— сквозь зубы ответил Анри.— А содержание — о свободном человеке, который бежит впереди всех.
— «Нас не догонят»,— перевел на русский Плахов.
— Анри, это русская группа,— пояснил Рогов,— потому и мелодия нот неплохая. А называется она «Та-ту». Запомни, Анри: «Та-ту»!
— Вась, а знаешь анекдот, как называется соответствующая мужская группа?.. Ну, дуэт милых мальчиков?..
— Как?
— «Тот-Того»... Засмеялся даже Егоров...
Полицейская конспиративная квартира не слишком впечатлила питерских «убойщиков». Маленькая комната и маленький балкон с огромным кактусом, крохотная кухня и миниатюрный душ.
— Это вам,— Перес передал ключи Егорову.
— М-да,— промычал Рогов.
— Говорил же, общага,— напомнил Плахов.
— Это просто небольшая конспиративная квартира. Для встреч с агентами.
— И для интимных тоже,— хохотнул Егоров.
— Может, это у вас в России так,— возмутился Анри,— а здесь такое не принято.
— Ну да, во Франции, как известно, секса нет! — усмехнулся Плахов.
Анри шутки не понял
— Здесь же всего два дивана! — встревожился Рогов, оглядев комнату.
Ему не улыбалось делить ложе с коллегами.
— Есть еще эта... как ее... говорилка?
Все недоуменно воззрились на Анри и успокоились, лишь когда он, кряхтя, извлек из-за шкафа раскладушку.
— Говорилка — это беседка,— пояснил Плахов.— А это — раскладушка.
— Складушка,— согласился Анри.
— Как раз для Рогова,— сказал Егоров.
— Почему для меня?!
— Тебе для роста полезно.
— Конечно, все лучшее всегда для меня... Складушка-нескладушка...
Василий только делал вид, что недоволен жизнью. На самом деле ему все нравилось: и квартирка, и вид с балкона, куда он уже успел сунуть нос, и даже раскладушка, и слово «говорилка» понравилось, а самое главное — что он сейчас примет душ (надо думать, у французов не отключают летом горячую воду; хотя и холодной можно — не графья!..) и пойдет гулять по Каннам.
— Когда Троицкого будем задерживать? — спросил добросовестный Плахов.
— Это я с комиссаром должен иметь тактический совет. Завтра показ его фильма.
— А где он сейчас?
— У себя на яхте. Напротив маяка.
Егоров вытащил из сумки матрешку, повертел ее двумя пальцами в воздухе, вкусно причмокнул.
— Это вам, детектив. Сувенир на память.
— Мерси! — сдержанно поблагодарил Анри.
Как человеку с русскими корнями, никогда не бывавшему на своей заснеженной исторической родине, все знакомые, попадавшие в Россию, считали своим долгом привезти ему в подарок матрешку. У него дома их скопилась уже целая полка. Этот русский полицейский еще ладно — привез маленькую. А то ведь случалось... Одна матрешка была размером примерно со слона — с Шаляпиным на переднем плане.
— Скажите, а во Дворец попасть можно? — несмело заикнулся Егоров.—- Билет достать или контрамарку? Для старшего группы. Это моя мечта.
— Билетов давно нет,— развел руками Анри.— Их раскупают за много месяцев. Поймите, это же Каннский фестиваль...
— Тогда провести? Вы же полиция?
В Петербурге он, Егоров, уж нашел бы способ провести на просмотр в Дом кино французского полицейского!.. В Доме кино, впрочем, Егоров ни разу не был, но знал, что такой существует и что там бывают просмотры.
— Невозможно.,.—решительно помотал головой Перес— Да, совсем забыл. Здесь деньги за билеты и ваши расходы. На всех.
Перес вручил конверт Егорову.
— Командировочные,— деловито кивнул Егоров.— Я распределю.
— А это моя визитная карточка. На ней телефоны... Там у вас прямо внизу кафе, там можно брать завтрак за пятнадцать евро. По фестивальному сезону это не очень дорого. Бывает подешево, но не сильно.
— И что же входит в завтрак? — подозрительно спросил Рогов, чья теща упорно считала эталоном завтрака тарелку манной либо овсяной каши.
— О, все! — воскликнул Анри.— Апельсиновый
джюс, кофе, круглое яйцо...
— Крутое? — догадался Плахов.
— Да-да! Крутое!.. Крутой завтрак: сок, кофе, яйцо, круассан. Все входит, все включено!..
— 15 евро,— прикинул Рогов,— 525 рублей за кофе с пирожком! Елкин блин!
— Ты яйцо забыл,— подсказал Плахов.
— Все равно дорого!
— Можно брать яйцо в супермаркете, вариться здесь. Есть плита, кухня... Извините, мне пора,— Перес как-то успокоился и стал повежливее. Может, матрешка подействовала.— Фестиваль. Много работы. Я утром заеду.
— Террористов боитесь,— с пониманием кивнул Егоров.
Он видел в телеочерке, что в Париже даже особая конструкция урн —- кольцо на манер баскетбольного с прозрачным пластиковым пакетом вместо сетки. Чтобы бомбу было видно. Это у них такой теракт был — бомбу в урну засунули. Давно еще, за много лет до моды на терроризм. Вот они и боятся больше других.
Довольно глупо, кстати, про урны. Бомбу же куда угодно можно. В землю, например, закопать. И что потом? Землю же прозрачной не сделаешь...
— Опасаемся,— уклончиво ответил агент.
— То-то я смотрю возле Дворца культуры три кордона. Только ведь могут и с моря. Катер взрывчаткой загрузят — и «Аллах Акбар»!.. Или с воздуха.
Егоров перешел на снисходительный тон: надо же указать французику на те опасности, которых они, возможно, не учли.
— К сожалению, могут,— кивнул Перес,— На то они и террористы. Всего не предусмотришь. До свидания.
На пороге агент помедлил — не пожать ли руки русским полицейским? Но никто из коллег к нему не шагнул, и Перес откланялся.
— Тоже мне граф Перец! — фыркнул Рогов, едва захлопнулась дверь.— Точно шаромыжник. Его бы к нам в розыск поработать... Спесь сбить.
Вася бы очень удивился, если б узнал, что уничижительное «шаромыжник», которое он уверенно считал сугубо русским выражением (от слова «на шару»), имело на самом деле французские корни. После разгрома Наполеона остатки его воинства шлялись по русским деревням и жалобно просили: «Шер ами!.. Хлеб!» Вот крестьяне и прозвали их «шерамыжниками».
— Вася, береги нервы...— посоветовал Плахов.— Сергей Аркадьевич, а это что у вас?
Не то что он не узнал «Макарова», которого Егоров как раз проверял, выудив из сумки матрешек. Узнал. Много раз встречался. Он просто не поверил своим глазам.
— Вы через границу его провезли?! — икнул Рогов.— В самолете?!
— Я, Вася, на задержание без оружия не хожу,— назидательно заявил Егоров, отродясь, впрочем, не бывавший на задержаниях. И зачем-то понюхал ствол.
— А на таможне что сказали?
— Секрет. Русское ноу-хау.
— А все же?
— Правду сказал.
— Да-а,— протянул Василий,— в высшей степени
русское ноу-хау..
— Вась,— вдруг взял его за руку Плахов.— А что такое «шаромыжник»?..