Поскриптум

— Ты, Кефир Александрович, — благополучный человек.

— Почему?

— Чем человек благополучнее, тем мельче неприятности, которые его расстраивают. Это не моя мысль, но Шопенгауэра.

— Ни черта себе мелочь! Шопенгауэру легко говорить. У него служебный автомобиль с секретными документами и жетоном не угоняли.

Евгений Александрович — шериф Юго-Западного округа, подполковник полиции плеснул себе кальвадоса и поднес бутылку к рюмке Панфилова.

— Мне хватит, — остановил его Родион, — я готовлюсь стать отцом третьего ребенка.

— Ты еще на сохранение ляг.

— Мне тоже не наливай, — предупредил третий участник застолья Михаил Геннадьевич Шурупов.

— А ты кем готовишься стать? Матерью?

— Бабушкой… Завтра москвичи приезжают, надо быть в форме.

— Какие москвичи?

— Из центрального археологического музея. Бригада. На наш камень со скрижалями глаз положили. Дескать, это достояние всего народа, и место ему — в столице.

— Тот самый? — уточнил Родион.

— Да… Если не отдадим — пришлют приставов. Прямо рейдеры какие-то…

— Кому в Москве понадобился твой булыжник? У них своих некуда девать. — Шериф Никифоров в одиночку маханул рюмку кальвадоса и довольно крякнул.

— В том-то и дело, что москвичам он не нужен. Это нашего Семиструева идея. Он в Госдуму баллотируется, причем в четырех партиях сразу. Вот и нашел повод для пиара, жук. Смотрите, какой борец за народное достояние! Переправляет в столицу провинциальные реликвии, чтоб весь рассейский народ мог любоваться. Заботливый! А какая в нашем Великобельске реликвия? Камень с письменами!

— Так пускай забирает, чего ты переживаешь? — хитро усмехнулся телеведущий. — А я еще в Москву позвоню, на пару центральных каналов, чтоб осветили. А потом разоблачим. В прессу просочится инфа, что камень поддельный, а раздуть из искры пламя никакой журналист не откажется.

— Да нынче журналисты не в авторитете. Замочить их — что в сугроб высморкаться, — мрачно констатировал Евгений Александрович, — вон, опять кому-то по голове настучали. Третий день в коме. Нам депеша пришла — ориентировать личный состав на розыск преступника. Ага. В Москве настучали, а мы должны искать. Ну, конечно… Великобельск — криминальная столица.

— А что за журналист? — спросил Михаил Геннадьевич. — Я просто не в курсе.

— Ну, ты даешь. Телевизор включай хоть иногда. Этот… Бородин. «Бремя славы» который ведет. Он тут на власти не по-детски накатил в эфире, а через пару дней огреб в подъезде. Запад опять на ушах — мочим демократию накануне выборов. Даже Обама с заявлением выступил — когда вы, наконец, прекратите расправляться с оппозицией?

— Ой, хорошо, что напомнил, а то я все забываю позвонить. Скажи-ка, — с интонацией интригана, готовящего дворцовый переворот, спросил Панфилов, — если, к примеру, ты выйдешь на заказчиков данного злодейства, тебе простят утрату служебного авто?

— Вряд ли. Его угнали не для того чтобы покататься. А чтобы меня убрать.

— Пистолет тоже украли не для того чтобы стрелять.

— Ну, если найду заказчиков… Может, Москва и заступится… Министр каждый день президенту докладывает о ходе расследования, а дело на нуле.

— Тогда после банкета поговорим в спокойной обстановке. Есть у меня для тебя кое-какая информашка. За умеренную плату готов продать.

К друзьям, сидевшим в отдельном кабинете харчевни «Крепкий орешек», заглянула официантка, наряженная в форму американского полицейского. Жетон, фуражка, дубинка, наручники — все без дураков. Правда, с совсем неформенным декольте. Перед ужином даже права зачитывала — вы имеете право взять первое, второе, третье и напиться… Сама харчевня, к слову, цинично использовала модный нынче тренд — полицию. Антураж американских полицейских участков был передан с максимальной реалистичностью: столики, разделенные пластиковыми перегородками, школьные доски со схемами мест преступлений, стенды с приколотыми фото разных подонков. И портрет Брюса Уиллиса вместо президента.

— Ой, Родион… А можно с вами сфотографироваться? Моя дочка вас так любит, так любит…

— Передайте дочке, что я тоже ее люблю. Только не говорите никому, что мы тут сидим. Хорошо?

— Хорошо, хотя уже все знают. Тут везде камеры слежения. А это правда, что вы живете с простой библиотекаршей? «Житуха» писала.

— Правда. «Житуха» никогда не врет.

Официантка приобняла за талию поднявшегося из-за стола Родиона, а Шурупов запечатлел их на ее мобильник. Обалдевшая от счастья «полицейская» чмокнула Панфилова в щечку и помчалась выкладывать фото в социальные сети.

— Слушайте, ничего не меняется, — заметил шериф, — словно и не было этого года. Ресторан только сменился. А у меня пропал не пистолет, а машина.

— Не согласен, — возразил Шурупов, — ты путаешь скоротечность времени с переменами. Лично у меня изменилось многое.

— У меня, кстати, тоже, — поддержал Родион, — а время действительно летит стрелою. Со скоростью триста шестьдесят дней в минуту. Хотя есть мнение, что время неподвижно, а движемся мы.

— А машина найдется. Главное, не унывать, — подбодрил Кефира музейщик, — не забыли? Уныние — один из самых тяжких грехов. Сходи, посмотри, может, она стоит за углом.

— Это вряд ли, — с грустью посмотрел на зарешеченное окно подполковник. — И чувствую, на этот раз никакое купание в снегу мне не поможет…

— Мы вернулись к исходной точке, друзья мои, — сделал неутешительный вывод Михаил Геннадьевич. — Вместо того чтобы хвастать успехами, опять плачемся в жилетку.

— Так устроен человек. Сначала — о плохом. Ты, между прочим, первым начал. Музей закрывают, камень отбирают…

— Музей не закрывают, а хотят перенести в другое здание. А старое продать с аукциона. Мол, на его ремонт все равно денег нет.

— Сам виноват, — Панфилов угостился креветкой, — нечего было карту отдавать. Тысяч на сто она тянула. У француза денег, как туристов у Эйфелевой башни. Не разорился бы.

— Ничего она не стоит.

— В смысле?

— Пустышка. Арина летом ездила во Францию. Она хорошо знает французский. Покопалась в архивах, поговорила со знающими людьми. Богарне прекрасно понимал, что за обозом вряд ли вернется, и прятать бы его не стал.

— А как же карта?

— В одном письме он упомянул, что изготовил фальшивку. Дескать, специально — чтобы доказать: сокровища остались в России, и во Францию он ничего не привез. Чтоб отстали. Пожалуйста — вот карта, езжайте, ищите. Да и не нужны ему были сокровища, человек-то не бедный. А если бы хоть что-то и оставил себе, за столько лет это обязательно бы всплыло.

— И что же? Перье, житель Франции, не смог это выяснить, а Арина смогла?

Шурупов улыбнулся.

— Влюбленный видит в человеке только хорошее и не желает знать о нем ничего плохого. Кладоискатель в чем-то тоже влюбленный человек. Он будет искать доказательства, что сокровища есть, но никогда — что их не существует… Анри с Вольфом были у меня летом. Хотели узнать, где можно найти дешевых рабочих для раскопок. Сначала я хотел рассказать о фальшивке, но, увидев их лица, передумал. Они просто светились от счастья. Не стоит убивать мечту… К тому ж, зря что ли Питер учил русский? Я свел их с молдаванами. Будущим летом они приедут снова.

— Да, мечту убивать нельзя, — согласился Родион, — лишь бы она не убила тебя.

— Хотя… Фальшивка ведь тоже может оказаться фальшивкой. Примеры в истории есть, и не один… А не выйти ли нам, други, на свежий воздух? — Шурупов поднялся из-за «полицейского» стола. — Смотрите, какой снег.

— Снежок на славу, — подтвердил Никифоров, выглянув в зарешеченное окно. — Но задницу макать в сугроб я больше не собираюсь.

Друзья стояли перед рестораном рядом с украшенной елочкой и молча таращились в черное небо, откуда, словно конфетти, кто-то невидимый по фамилии «Циклон» сыпал снежные хлопья.

Да, проблемы были, есть и будут. Как останется и вечная вера в чудесное исполнение загаданных желаний. Никуда не денутся счастливые и не очень случайности, холодный расчет или не объяснимые логикой внезапные порывы человеческой души. Останутся вера, любовь, грусть, ошибки… Полеты в небо вместе с птицами и падения вниз со звездами. Ибо только подобные хитрые переплетения и делают жизнь жизнью.

— Между прочим, в нашем музее есть картина «Крестьяне ищут медвежью берлогу». Говорят, на Руси был обычай — если найти берлогу и обойти вокруг нее три раза, исполнится любое желание.

— И что ты предлагаешь?

— Здесь рядом лес. Можно прокатиться.

— А искать как? На ощупь?

— Зачем? Спонсоры зачем-то подарили музею тепловизор. Не пропадать же добру. А у меня есть навигатор. Не заблудимся. Все в машине.

— А если медведь проснется?

— Не переживай. Его до марта из пушки не разбудишь. Природа.

— Ну, в принципе, идея не такая уж и абсурдная. Я бы кое-что загадал.

— И я бы тоже.

— Тогда — вперед, друзья!.. И пускай сбудутся все наши желания!

Стоявший за углом харчевни музейный сторож Саша, заметив условленный знак Михаила Геннадьевича, вернулся к своей «девятке» и забрался в салон, где на заднем сиденье лежала снятая с музейного чучела медвежья шкура.

P.S. Нашедшему наибольшее количество замаскированных песен полагается приз — возможность прочитать повесть еще раз совершенно бесплатно.