Глава 13
Оставляю Азамата переминаться в дверях, а сама, с трудом найдя между коробками место для ног, принимаюсь распаковывать. Начинаю с той, где видела одежду – можно сразу будет убрать в шкаф и освободить пространство.
Там не просто одежда. Там платья. Длинные, тонкие, из яркого тамлингского шелка всех цветов радуги – к счастью, не больше двух цветов на платье. Их там штук двадцать, наверное. У меня аж в глазах рябит. Вытаскиваю подряд, прикидываю на себя – как раз должно быть. Боже мой, я не носила таких с двадцати лет! Хочется немедленно влезть во все сразу, но я тогда до ночи не управлюсь с подарками.
– Какая невероятная красота! – решаюсь наконец разбавить словами нечленораздельные восторженные звуки, которые издаю с момента извлечения первого платья.
Азамат вздыхает с облегчением. Неужто думал, что мне может не понравиться?
– Сейчас померить? – спрашиваю напрямую.
– Да вы устанете столько мерить, – поднимает брови.
– Ладно, будем постепенно, – охотно соглашаюсь я и аккуратно сгружаю все содержимое коробки в шкаф. Собственные покупки я еще не разбирала, так что там пока есть место.
В соседней упаковке – примерно полкубометра размером – как я уже знаю, всякие шампуни и прочие гели. Я распаковываю ее больше для вида, и так понятно, что мне теперь на пару лет хватит. Сверху несколько флаконов разных средств той же фирмы, какой у Азамата бальзам, под ними невероятно дорогие кремы, потом… да тут все на вес золота. Мне даже как-то неудобно становится, я явно стою дешевле, чем все, что тут напихано.
– Тут целое состояние, – говорю благоговейным шепотом. – Мне страшно представить, сколько все это стоило…
– Что-то не так? – переспрашивает Азамат.
– Нет-нет, – говорю быстро. – Все прекрасно. Просто так много… и все такое дорогое…
Его явно напрягает моя растерянность, а я не могу найти в себе сил с ней справиться. Не знаю, как правильно радоваться, чтобы ему было приятно. Ладно, будем действовать на физиологию.
– Иди сюда, – маню его рукой, чтобы нагнулся.
Он наклоняется ко мне, всем своим видом выражая стремление хоть что-то понять в моем поведении. А я прихватываю его под скулы и целую в обе щеки.
– Спасибо тебе, солнце, – говорю растроганно. И еще обнимаю для пущего эффекта. Когда отпускаю, в глазах у него звездное небо – никакого космоса не надо. И руки дрожат слегка. Ого, да он так не доживет до тех пор, когда я закончу все подарки смотреть.
– Я рад, что вам нравится, – говорит неверным голосом. Надо его как-то отвлечь, пока еще на ногах стоит.
– Давай это сразу в ванную, – прошу.
Одна я эту коробку не то что не подниму, а даже и не сдвину. Ну он, конечно, кивает и переносит ее куда указано, лавируя между прочими подарками, и на вид ему это стоит не больше усилий, чем перенести пляжный надувной мяч – размер большой, веса никакого.
Я тем временем берусь за тару поменьше в надежде, что там будет что-нибудь, не вызывающее у меня спазмов в кошельке. Ага, понадеялась одна такая. Там бук! Ну что ж, это сильно облегчает жизнь, хотя от Азамата я не ожидала. Его, по-моему, устраивало, что я к нему хожу за каждым письмишком.
Бук большой, диагональ побольше, чем у капитанского, но это и хорошо. Таскать мне его вряд ли придется, а большой экран удобнее, да и по клавишам попадать… сенсорные ведь небось. Открываю на всякий случай – ба, да там альтернатива! Встроенная сенсорная клавиатура и подключаемая человеческая! Вот это я понимаю: все продумано. Азамат уже опять пробрался к двери, и я поднимаю на него затуманенный счастьем взгляд:
– Спасибо! Это прямо как специально для меня модель! – улыбаюсь на все тридцать два зуба.
Он тоже слегка улыбается. Кажется, шок от моих бурных благодарностей немного прошел. Погоди у меня, еще сегодня привыкнешь.
Бук торжественно водружаю на стол, где ему и место. В соседних с ним коробках обнаруживаются телефон, камера, отдельный нетбук, нечто звуковоспроизводящее марсианского вида, тоненький карманный бучок для чтива и заметок, еще какая-то фигня, объединяющая в себе функции всего вышеперечисленного, и целая коробка с техникой, о назначении которой я могу только догадываться. Складываю коробки в аккуратные штабеля на столе, не прекращая расписывать, как мне жизненно необходимы все эти устройства и как он удачно выбрал самые подходящие модели.
Лучше всего Азамат попал с телефоном, он тоже с альтернативой кнопки или сенсор. Впрочем, у Алтонгирела, кажется, похожий, так что это, видимо, просто модная на Муданге модель. Но меня ужасно радует, что можно задвинуть клаву и не бояться случайно прикоснуться к сенсорной поверхности, а можно отодвинуть – и в два движения добыть нужный контакт. И вся опознаваемая мной техника совместима между собой!
– А это что? – спрашиваю, тыча пальцем в коробку.
Теперь я прокопалась к стулу, и его можно выдвинуть. Азамат подходит поближе посмотреть, про что спрашиваю, и я, пользуясь моментом, залезаю на стул и повторяю номер с поцелуями. Он глядит, как будто постиг Дао, и мне становится смешно. Ах да, ему, наверное, странно, что я не брезгую прикасаться к его обожженной щеке. А я уже и забыла, что должно быть неприятно… Алтонгирел удавился бы, если б узнал, что все его напоминания напрасны.
– Вам… действительно интересно, что там, или это был отвлекающий маневр? – хрипловато спрашивает Азамат.
– Одно другому не мешает, – говорю, осклабившись.
Он тоже ухмыляется. Кажется, начинает осваиваться с моими причудами.
– Это ларец с расширенным внутренним пространством. Восемь кубометров…
– Их уже пустили в продажу? – удивляюсь я. Сашка принимал какое-то косвенное участие в разработке этих штуковин, правда, давно, но он следит за процессом. Он бы мне сказал…
– Ну не совсем, – довольно улыбается Азамат. – Это пока еще тестовая партия… Но я вас уверяю, они прошли уже достаточно проверок, чтобы можно было спокойно пользоваться.
Это он где-то свистнул… или купил дивайс, которого и на рынке-то еще нет?! Вот это да…
– Ничего себе, – говорю. – Мне еще никогда таких крутых подарков не дарили, да еще так много!
– Да где много… – отмахивается он. – При нашей с вами разнице в положении, да еще если учесть, что я до женитьбы ничего не дарил, должно было быть несколько сотен предметов, но я многое не решился взять, потому что плохо знаю ваши вкусы. Тем более что далеко не все традиционные подарки уместны в космосе.
Несколько сотен!
– Слушай, Азамат, – начинаю осторожно, – не надо несколько сотен. Побереги кошелек для чего-нибудь более полезного.
– А что может быть важнее для меня, чем ваш комфорт? – говорит он с лукавой искоркой в глазах.
У меня опять возникает это безумное чувство, что я знаю его уже сотню лет. Но от его слов я слегка смущаюсь и отвожу взгляд, который падает на фотокамеру. О! К счастью, все причиндалы уже внутри, так что я успеваю сделать снимок прежде, чем Азамат отшатывается.
– Ну зачем, Лиза? – Он закрывается на случай, если я попытаюсь еще пощелкать. – Я этого так не люблю…
– Прости, – делаю щенячьи глазки. – Понимаю, но мама очень просила прислать фотографию. Ну не обижайся.
Приходится снова намотаться ему на шею – это гораздо удобнее, когда стоишь на стуле. Я чувствую, как он начинает расслабляться и – о чудо! – даже обнимает меня сам. Не иначе неподалеку взорвался Красный Гигант.
Мы зависаем во взаимообернутом положении, но я слишком наклонилась вперед, и стул подо мной решает, что ему пора на место. Я соскальзываю, и Азамат воспринимает это как сигнал поставить меня на пол. Ладно хоть не дал упасть, а то знаю я его, еще постесняется ловить…
Следующая партия подарков несколько менее приятна – это духи. Не то чтобы я имела что-то против духов в принципе, просто мне запахи нравятся – один на миллион. И я очень, очень сильно сомневаюсь, что у нас с дорогим моим инопланетным дикарем может быть одинаковое представление о приятных ароматах. И еще отдельно я не хочу распылять все эти пахучие жидкости у себя в каюте. Не знаю, с какой скоростью тут вентилируется… Вот только как все это объяснить Азамату?
– Честно говоря, я просто взял все, что на слуху, – винится мой благоверный. – Подумал, может быть, вы на досуге выберете что-нибудь.
О-о, мне кинули спасательный круг.
– Ты мое солнышко, – целую его в плечо. – А не проще было со мной в магазин сходить?
– Ну это уже тогда как бы не подарок, – протягивает он.
Боже, как все сложно.
– Ладно, – говорю, – я обязательно все перенюхаю.
Следующим номером нашей программы оказываются драгоценности, и вот тут мне уже становится нехорошо. Я не понимаю, как можно в здравом уме потратить столько денег. Оно, конечно, все красивое и блестит, но я-то хорошо если раз в месяц надену деревянные бусики, а сережки и вовсе одни и те же годами ношу, не снимая. И что я буду делать с сотнями каких-то колье с изумрудами? Не говоря уже о кольцах, которые вообще не ношу. Лучше б деньгами выдал, честное слово.
Изо всех сил стараюсь изобразить восторг и проваливаюсь с треском.
– Вам не нравится, – с печальной улыбкой констатирует Азамат.
– Ну что ты, конечно, нравится! – делаю последнюю жалкую попытку исправить положение. – Все такое красивое…
– Зачем вы врете? – удивленно и настороженно спрашивает он.
Вот так вот! Я аж зубами клацнула от неожиданности. Вот вам и весь такт. Пялюсь на него, как солдат на вошь, глазами хлопаю.
– Ну-у, как бы не хочу тебя расстраивать, – говорю наконец. Ладно, если тебе так надо, чтобы я призналась, что мне не нравится…
– А чего мне расстраиваться? Вам и так понравилось гораздо больше вещей, чем я ожидал. Хотя теперь уже не уверен, что это правда…
Приехали. Я тут изо всех сил стараюсь как лучше, а он меня подозревает в подлоге. Замечательно!
– Ну хорошо, хорошо! – внезапно начинает тараторить он. Видно, я что-то такое выразила на лице угрожающее. – Если вам удобнее, чтобы я считал, что вам все нравится, то пожалуйста, я верю!
Господи, даже рассердиться на него нельзя! Это же надо, какая предупредительность. Так, подруга, давай-ка без ссор. Тебе и так достался мужик высшего сорта, нечего тут по мелочам возбухать. Надо спокойно постараться принять чужие правила. В конце концов, это я у него на корабле, а не он у меня.
Разгребаю часть кровати от золота и бриллиантов и приземляюсь в образовавшуюся проталину, жестом приглашая Азамата присоединиться. Он садится без вопросов. По крайней мере, никаких заморочек с моим предложением сесть не возникает.
– Хорошо, – говорю. – Если хочешь честно, то будем честно. Я редко ношу украшения, и почти никогда драгоценные. Это вряд ли изменится. Мне безумно приятно, что ты готов тратить на меня такие бешеные деньги, но я… как бы… не совсем привыкла к такому… стилю жизни, что ли.
– Вы… из небогатой семьи? – спрашивает он осторожно.
– Я из обычной семьи, – пожимаю плечами. – У мамы всегда был неплохой доход, но не такой, чтобы скупать все ювелирки вокруг.
– А как же отец? Почему ваша мать должна была работать? – не понимает Азамат.
– Нету никакого отца, – развожу руками.
– О, простите.
– Да ничего.
Кажется, он решил, что я сирота.
– Ну а брат? Он ведь старший…
– Младший.
– О!
Похоже, больше ему сказать нечего. Никогда бы не подумала, что моя семейная история может кого-то так опечалить.
– Ты не переживай, – говорю. – У меня нормальная семья, мы не какие-нибудь лишенцы.
Азамат кивает, одновременно пожимая плечами. Дескать, как скажете, но у него свое мнение по этому вопросу. Ох, ведь сейчас решит восполнить нехватку роскоши в моем детстве.
– Только не надо меня заваливать всякой дорогой фигней в надежде, что я привыкну, – предупреждаю на всякий случай.
Он кисло улыбается:
– Да, я уже понял, что у вас устоявшиеся жизненные принципы.
Смеемся. Кажется, у нас опять все хорошо.
На этой оптимистической ноте я обращаюсь к самой гигантской коробке.
– Там правда комод? – спрашиваю.
– Да. Я подумал, что вам ведь придется куда-то складывать все, что решите оставить.
– А что ты сделаешь с остальным?
– Что-то верну, что-то раздам ребятам. Боитесь, что выкину?
– Нет-нет, я твердо уверена, что ты разумный человек.
– Лиза, пожалуйста, не надо считать мои деньги. Вы и так зачем-то хотите продолжать работать, хотя я прекрасно мог бы вас содержать. Если вы еще и не дадите дарить вам подарки, то я вообще не понимаю, зачем было жениться.
Я и хочу, и не хочу напомнить ему, что я не собиралась за него выходить. Однако я ведь скоро устану от его представлений о супружеских отношениях. То есть это все, конечно, прекрасно, но мне попытки меня содержать представляются посягательством на мою свободу. Потому что после таких даров будет очень трудно ему в чем-то отказать. Он, конечно, мягкий и застенчивый, но вдруг я его избалую? Тем более Азамат теперь считает, что чуть ли не детдомовку подобрал – а вдруг это резко сокращает социальную дистанцию между нами?
– Помоги открыть, пожалуйста. – Мне надоедает бессмысленно ковырять уголок коробки.
Азамат легко обдирает пластикартон, как будто это папиросная бумага. А у нас гонят, что этот материал выдерживает сколько-то там десятков килограмм… Комод чудесный, светленький, с мозаикой из разных видов дерева. Кстати, он и правда деревянный. С ума сойти, я последний раз деревянную мебель в музее видела. Хотя… надо будет повнимательнее присмотреться к мебели на корабле. Я как-то по привычке решила, что пластик…
Ладно, так вот, комод. Он не очень глубокий, много места не занимает. Задняя стенка сверху чуть-чуть торчит, и на ней вырезаны всякие завитушки. Изящненько так. Дергаю ящики.
– Ух ты, как легко катаются! И не скрипят! – Люблю добротные вещи, ну очень, очень люблю!
Азамат прикрывает глаза ладонью, бормоча что-то про гордую нищету и дерьмо с водой в качестве строительного материала. Ладно, он и так во многом показал себя интеллигентом, где-то же должен быть предел.
Среди прочих подарков обнаруживаются меха, которые в космосе, конечно, просто жизненно необходимы, но для меня натуральный мех – изрядная диковинка, так что я вполне искренне радуюсь. Носить, конечно, не буду, но потрогать приятно. Дальше следует набор самых невероятных сумочек – под платья, и под меха, и под (о ужас!) мои самошитые штаны. Такая голубенькая в цветочек… Отсмеявшись, снова лезу к Азамату с осязаемыми благодарностями, на сей раз для разнообразия целую в нос. А он-то думал, уже ко всему привык, ха!
Мне кажется, что меня смыло волной бесконечных приобретений и я никак не выгребу сама. Надеюсь, дорогой супруг сократит размах ухаживаний, а то мне и правда как-то неудобно.
Азамат тоже не в восторге от нашего культурного обмена, но делает вид, что все хорошо. Помогает мне настроить бук, и я немедленно обнаруживаю в почте письмо от мамы:
Ладно, жду. Скажи лучше, какие ему цвета нравятся, а то я тут недавно в старом журнале нашла такую модель мужского блейзера – закачаешься! Уже даже спицы нужного размера купила, разорилась на деревянные!
Так ты теперь когда вернешься-то?
Далее следует длинный список латинских названий сортовых лилий.
– У тебя какой любимый цвет? – спрашиваю Азамата.
– Красный, – отвечает, не задумываясь. – А что?
– А-а, так, – пожимаю плечами. Пусть будет сюрприз. Кстати, теперь понятно, почему у нас корабль такой гламурный. И тут меня осеняет. – Кстати, ты не против что-нибудь из украшений послать в подарок моей маме? Она-то их носит с удовольствием.
– Конечно, конечно, – легко соглашается Азамат.
Я тем временем скидываю его фотку с камеры. Хорошо получился, кстати. Ровно такая улыбка, которая его больше всего красит. Прикладываю в обратном письме и принимаюсь вбивать давешние обмеры. Азамат некоторое время смотрит, как я перепечатываю с листочка цифры и, похоже, окончательно решает, что мы общаемся шифровками. Потом я сажусь отбирать для мамы золотишко, а он внимательно следит. Запоминает на будущее небось. Охх…
* * *
– Кстати, Лиза, не знаю, сказали вам или нет, – заговаривает он после того, как мы вместе распихали его подарки и мои покупки по каюте, – через пару часов будет вечеринка по поводу прощания с ребятами, которые уходят. Не здесь, а в каком-нибудь ресторане. Вы пойдете?
– А ты пойдешь? – спрашиваю в ответ. Одной не очень хочется, хоть и все относительно свои.
– Да, естественно.
– А как это будет выглядеть?
– Ну как… застолье… Может, в карты поиграем, не знаю.
Вот как. То есть ты их уволил, а теперь все вместе пьем на прощанье. Удобно.
– Ты с ними обоими остаешься в хороших отношениях?
– Да, конечно. А чего ссориться с хорошими людьми из-за ошибки? Только их не двое, а трое. Алтонгирел тоже уходит.
Я выпучиваю глаза и вытягиваю шею.
– А он-то почему?!
– Он не хочет оставлять Эцагана одного. И правильно, в общем. У мальчишки опыта никакого, а голова горячая. Я бы тоже не оставил.
Я слегка перевожу дух. Думала уж, из-за свадьбы. Ну то есть в любом случае все из-за меня. Но неужели Алтонгирела тут больше не будет?! Господи, вот самый лучший подарок!
– Ну вот, – говорю с плохо скрываемым торжеством, – из-за меня твой друг уходит…
Азамата не проведешь, конечно. Ухмыляется.
– Не думаю, что вы очень страдаете от этого. А мне не привыкать, так что все в порядке.
Как-то это не слишком убедительно звучит. Ну да ладно, я и так сегодня своим нытьем ему много крови попортила.
– Так вы пойдете? – переспрашивает.
– Да, конечно.
* * *
Я решаю тут же надеть одно из свежеподаренных платьев. В конце концов, они действительно невероятно красивые, да и Азамату будет приятно. Кстати, можно сделать вид, что про его любимый цвет я спрашивала для этого. Надеваю красное.
На сей раз ребята заказывают такси из расчета, что все выпьют. Ресторан у них тут уже примеченный – это даже скорее паб. Огромный бар, а меню небогатое. Мое платье производит должное впечатление: Азамат медово улыбается, кое-кто из ребят краснеет. Слышу краем уха бормотание Алтонгирела, что, дескать, если ее по-женски одеть, то как будто не такая уж и стерва. В его устах – просто комплимент.
Мы употребляем довольно вкусные мясные пироги из слоеного теста (секрет которого мечтает раскрыть Тирбиш), а потом бармен выкатывает на середину зала большой полированный стол с какими-то фишками.
– А вы будете играть в бараньи? – спрашивает Азамат.
– Во что?..
Оказывается, что это такой первобытный вариант бильярда. На стол высыпаются раскрашенные в разные цвета косточки из бараньего коленного сустава. Косточка почти кубическая, чуть продолговатая, и у нее есть четыре стороны, которые по-разному выглядят. Задача – щелкнуть пальцами по одной косточке так, чтобы она проехала по столу и вышибла другую, лежащую той же стороной вверх. Если заденешь прочие – проштрафишься.
Игра оказывается азартной до невозможности. Народ болеет за игроков с хохотом и гиканьем, игроки шепчут заговоры и по-особому плюют на пальцы, официанты между собой делают ставки, кто сегодня больше всех выиграет. Муданжцы пьют пиво или хримгу – зеленоватое пойло из кислого молока. Я пробую его у Азамата из пиалы (что вызывает странное оживление среди команды) и понимаю, что смогу сделать еще глоток разве что под страхом смерти. Впрочем, Азамат так доволен, что я попросила отпить у него, что даже не замечает моей перекошенной физиономии.
В итоге пью какое-то тамлингское фруктовое вино и хорошо себя чувствую. Ирнчин, правда, с неодобрением отмечает, что в нем девять градусов – их-то напитки еще слабее. Я на это возмущенно отвечаю, что четыре или девять – разницы нет и оставьте меня в покое. А потом подключаюсь к игре, и у меня даже прилично получается, в общем, вечер удается на славу.
* * *
Почти. Непостижимым образом остаюсь единственной трезвой во всей компании. То есть Азамат тоже почти трезвый, но он, кажется, ограничился двумя пиалами хримги, а она, как я поняла, совсем слабенькая, и то у него так усилился акцент, что я еле понимаю, что он говорит. Ирнчин вообще перешел на бессвязное бормотание, хотя еще способен пройти по прямой. А вот остальных совсем развезло.
Мужик с родинкой во всю щеку – Орвой – затягивает пронзительно-тоскливую песню, и ее быстро подхватывают все, особенно провожаемые. На Азамата она действует угнетающе, не знаю уж, о чем в ней поется – поди разбери. Он извиняется и выходит подышать на улицу. Мне все-таки интересно послушать, вдруг что пойму, но там такие переливы… Поют они, в общем, неплохо, хоть и пьяные в дым. Вообще, так странно, неужели они реально столько выпили этих слабеньких напитков? Такие большие мощные мужики…
Через стол от меня кто-то уходит избавиться от лишней жидкости, кто-то возвращается, происходит ротация, и я оказываюсь напротив Алтонгирела. Он еще сохраняет человеческий облик, хотя на ногах стоит плохо. Салютует мне пивной кружкой. Я ему в ответ – своим бокальчиком. Ладно уж, напоследок можно и поласковее. Он не поет, хотя, когда запевала забыл слова, подсказывал. Духовникам не положено, что ли?
– Да ты не пьянеешь, барышня, – говорит он мне. На его дикции алкоголь почти не сказался.
– Да я почти не пью, – отмахиваюсь. Еще не хватало сейчас перед ним выпендриваться.
– Кане-эчно, – протягивает он язвительно. – Тебе надо, чтоб голова была ясная. Спьяну-то труднее притворяться, что он тебе нравится. А не будешь ласковой, не будет тебе брюликов. – Духовник делает шутливо-угрожающий жест по типу «идет коза рогатая».
– «Брюлики» меня интересуют в последнюю очередь, – отвечаю сухо. Что возьмешь с пьяного обиженного гея?
– Да, да, ты ж святая, – кивает он, расплескивая пиво. – Все женщины замуж выходят ради денег, а ты, конечно, из жалости.
Вот идиот. Уйти, что ли, к Азамату? А то опять заеду Алтоше куда не надо.
– Пра-ально, беги, пожалуйся ему на меня, – усмехается этот гад. – Один друг у него был, так тебе вот надо было нас поссорить!
– Да уж ты друг, – говорю. – При каждом удобном случае опускаешь его прилюдно, чтоб не забыл ни в коем случае, какое с ним несчастье случилось. В кои-то веки он кому-то понравился, так тебе надо обязательно все испортить. Хорошенькая дружба!
Алтонгирел с грохотом ставит кружку на стол.
– Я, между прочим, единственный, кто с ним остался!
– То есть все прочие совсем помет?
– Я еще посмотрел бы, осталась бы ты или нет, – кривится он.
И что это должно значить?
– Я уже осталась, если ты забыл.
– Ха! – Он откидывается на спинку стула. – Если б дело было в одной только роже, много кто бы остался. Но ты же самого интересного не знаешь.
Ага, расскажи мне, что у него и на груди шрамы есть. Я умру.
– Чего же?
– Не-эт, я тебе не скажу. – Духовник явно забавляется, что знает что-то, чего я не знаю. Может, мне все-таки слинять и не тешить его самомнение? Жаль, Эцаган задрых. А то мог бы отвлечь.
Алтонгирел осушает кружку и требует еще. Потом пронизывает меня расчетливым взглядом, насколько ему удается его сфокусировать.
– Или сказать, – размышляет он вслух. Ну нет, просить не буду, и не надейся. – Вот заодно и посмотрим, насколько ты в нем заинтересована.
Пожимаю плечами. Смотри, что хочешь. Мне бояться нечего.
– Его изгнали с Муданга, – внезапно очень четко говорит Алтонгирел. – Он вне закона. И никогда не сможет туда вернуться.
Я, наверное, все-таки слегка под мухой, потому что после этих слов начинаю ждать, что вот сейчас меня окатит, как холодной водой, осознанием, а оно все не окатывает. Я так увлекаюсь собственными ощущениями, что напрочь забываю как-то осмыслить услышанное. Ну изгнали. Небось тоже за лицо. Ну не может вернуться. Не очень-то и хотелось. Хотя ему, наверное, хочется. Завод там собирался построить, помню. Фотографии в иллюминаторе помню. Ностальгия, наверное. Бедный. У пафосных мужиков всегда ностальгия. А мне вот непонятно, ну было одно место, стало другое… Ну ничего, я ему сплету гизик, он порадуется, и все будет хорошо.
Сквозь сонное сознание слышу голос Алтонгирела:
– Что, охотница за капиталом, поняла, во что вляпалась? Нужны тебе деньги, добытые грязными руками? Уродство ты терпишь, а как насчет того, что Совет Старейшин не допускает его на родную планету? Или ты за деньги с любым уголовником трахаться готова?!
Я даже не заметила, как Алтоша встал и навис надо мной через стол. Глаза горят, на губах пена. Думаешь, напугал? Думаешь, я тебе спущу такие слова о моем муже?
Встаю, забираюсь на стул, если уж у нас тут конкурс, кто выше.
– Ты кусок дерьма! – объявляю звонко. – Все никак не переживешь, что он тебе не дал пятнадцать лет назад, а потом тебе самому противно стало! А теперь появляюсь я, и оказывается, что шрамы – не помеха для любви. Вот ты и убедил себя, что это у меня не любовь, а корысть. Тогда ты вроде как не виноват, что прикоснуться к нему брезгуешь, ведь все брезгуют, значит, ты не хуже всех! Ты его хочешь, а не можешь, а я могу, вот и все тут!
В этот момент на стол между нами ставят новую кружку пива, и с моей легкой ноги ее содержимое немедленно окатывает Алтонгирела целиком.
* * *
Домой на корабль народ возвращается довольно понуро. Мое сольное выступление не прошло незамеченным, и многие, похоже, разделяют мое мнение насчет мотивов духовника. Однако на меня никто не смотрит.
Азамат, как выяснилось, не просто пошел воздухом дышать, а прогулялся до самого корабля, да так там и остался. Видно, не очень-то ему на самом деле было весело провожать уволенных. Или Алтонгирела. Или этот гад и капитану что-нибудь приятное сказал. Небось про меня напоследок проникновенную речь толкнул.
На корабле я вижу Азамата только мельком – его кто-то окликает по делу. Топаю к себе. Вторая половина дня сегодня явно не удалась. Эх, а все так хорошо начиналось… Теперь ведь Азамат починит замок, и больше я к нему под бок не прокрадусь посреди ночи. И Эцагана жалко. Мало того что уволили, так еще я Алтонгирела разозлила, он теперь совсем невыносимым станет. Интересно, подозревает ли Эцаган, что у Алтоши чувства к капитану? Наверняка уж он-то должен понимать. Бедный мальчишка, и чего он с этим гадом связался?
Что-то все плохо. Иду в душ и заваливаюсь спать.
* * *
Стоит мне отключиться, как кто-то громко стучит в дверь. Ну кого принесла нелегкая? Стук настойчиво повторяется. Кому-то сильно надо. Ой, а что, если кому-то врач нужен?
Мгновенно просыпаюсь и открываю дверь. В каюту чуть ли не впадает Азамат.
– Что такое?! – спрашиваю, в спешке одергивая футболку (не доползла еще новую пижаму достать).
Он закрывает дверь у себя за спиной и выпаливает:
– Лиза, все не так, как вы подумали!
Мой мозг принимает вид кубика Рубика в положении, наиболее удаленном от «собрано».
– А как я подумала?
– Про то, что… Алтонгирел…
А! Господи, нашел из-за чего меня будить. Расслабляюсь, втягиваю ноги под одеяло.
– Успокойся, я понимаю, что ты с ним не спишь.
– Ч-что? – переспрашивает Азамат в полном замешательстве.
– Неважно, – смеюсь. Кажется, кто-то тут совсем неиспорченный. – Его фантазии – его проблемы.
– Это не фантазии, – мрачно вздыхает Азамат.
Что-то я уже ничего не понимаю. Двигаюсь поближе к стенке и хлопаю по краю кровати:
– Садись и объясни толком, что я, по-твоему, не так поняла.
Он садится, глядит на меня настороженно. Ждешь, что завизжу и шарахнусь? Щаз-з-з, я слишком спать хочу. Беру его под руку, пристраиваю голову на плечо. Вот она я, никуда не денусь.
– Мне передали, что он тебе сказал про… про изгнание.
– А-а, – говорю глубокомысленно. – Да, че-то такое брехал.
– Ты ему не поверила?
– Не помню. Я решила, что он опять пытается испортить тебе жизнь.
Азамат обреченно вздыхает. Что так?
– Ладно, раз уж я к тебе вломился ради этого, придется все равно рассказать. Я думал, ты ему поверила, и…
– Ну-у, так что там? Расскажи мне страшную сказку на ночь.
Он внезапно гладит меня по голове, бережно так, медленно, как будто хочет запомнить ощущение.
– Меня действительно изгнали с Муданга, – говорит он. – Уже пятнадцать лет как.
Я некоторое время жду продолжения, но оно не следует. Неправильная сказка.
– И что?
– Я должен был тебе сказать, но…
– Да ладно, ты еще много чего о себе не рассказал.
Он озадаченно прокашливается.
– Лиза… ты понимаешь, что по муданжским законам я преступник?
Я слегка поднимаю голову, чтобы заглянуть ему в лицо.
– Да они там все рехнулись на твоем Муданге, – говорю. – Ничего удивительного, что их джингоши завоевали, если выгонять таких, как ты.
Азамат пару секунд осмысливает мою позицию.
– Ты считаешь, что это было несправедливо?
– Конечно! – заявляю я со всей сонной пьяной уверенностью. – Ты у меня лапочка и ничего плохого не сделал.
Он начинает хохотать.
– Господи, Лиза, какая ты доверчивая, я не могу…
– Да ну тебя, ложился бы спать, вот охота рефлексировать! И вообще, знаю я вас, муданжцев. Небось из-за лица и выгнали.
Он снова вздыхает.
– Ну косвенным образом. От меня отрекся отец. Из-за лица. Я не был женат и по закону не имел права оставаться после этого на планете.
Вот тут я просыпаюсь.
– Что он сделал?!
– Ну он никогда меня особенно не любил, а тут… он уважаемый человек. Я бы портил ему репутацию. А у него есть еще младший сын, образцовый семьянин… В общем, отец предпочел от меня избавиться.
Кажется, я разучилась дышать.
– И… и никто не вправил ему мозги?
– А кому нужен человек, который не нужен собственному отцу? – горько усмехается Азамат. – Тем более отец – мудрый, влиятельный. Глупо с ним спорить.
– Нет-нет, погоди, ты что, считаешь, что он мог быть прав?!
– Ну… – Он как-то неуместно смущается. – А ты тоже считаешь, что нет?
Мне кажется, у меня глаза на стебельках вытянулись.
– Он. Не. Может. Быть. Прав. Он старый засранец, который не понимает, каким сыном его незаслуженно наградила жизнь!!
Азамат выглядит так, как будто сейчас заплачет.
– Вот и… Алтонгирел был единственным из моих друзей, кто так считал.
– И почему он за тебя не вступился?
– А что он мог? Ему было восемнадцать!
– А твой брат?
– Ему тоже. И не пойдет же он против отца. Тот человек решительный, мог и обоих нас выкинуть.
– А его самого выкинуть нельзя?! – взрываюсь я. – Что этот ваш Совет Старейшин? Неужели ничего нельзя было сделать?!
Азамат некоторое время смотрит в пол, потом качает головой:
– Ты не представляешь, в каком я был состоянии, когда очнулся и понял, что произошло. У меня несколько недель просто выпало из памяти, я был как в тумане. Помню, как отец зашел, увидел меня и сказал, что, пожалуй, я для него умер. А потом меня депортировали.
Я вцепляюсь в него мертвой хваткой, чувствуя, как слезы текут по носу. Господи, а мы-то на Земле боремся с пережитками патриархального мировоззрения… Думаем, это у нас проблемы… А тут отцу не нужен – и без суда и следствия… жены опять же нет…
– Слушай, но теперь-то ты женат, значит, можешь вернуться, – соображаю я.
– Все не так просто, – угрюмо говорит Азамат.
Ну да, а я наивная…
– Ну рассказывай, как именно непросто.
– Видишь ли… Алтонгирел ведь не Старейшина, он только выполнял функции посредника на корабле. Он нас, конечно, поженил, но это действительно только здесь, в космосе. А если я вернусь на Муданг, то придется получать одобрение Старейшин.
– Ну.
– Ну… ты же не полетишь со мной ради…
– Конечно, полечу! Да я бы слетала только ради того, чтобы оттаскать за бороду твоего чумного папашу, хоть он и не заслуживает такого высокого титула!
Азамат обнимает меня, но я чувствую в его жесте какую-то горечь.
– Ты чудо, – говорит он, – но Старейшины кого попало не женят. Они одобрят наш брак, только если сочтут, что мы подходим друг другу. Но ты посмотри, кто ты и кто я, – это совершенно невозможно.
– Ну я бы не была столь категорична. И вообще, ты что, не хочешь даже попробовать?
– Я… понимаешь, если они не одобрят, то мы не сможем быть вместе.
– То есть как?
– Ну брак будет аннулирован, и все. И мне нельзя будет быть с тобой.
– Что значит нельзя? Улетим на Землю и поженимся там, у нас только ID спрашивают, и никаких «подходим – не подходим».
Он качает головой.
– Нет. Ты, наверное, не поймешь. Нельзя – это нельзя. Все. Табу.
Прекрасно. То есть или он так и болтается до конца жизни в космосе из-за бешеного старпера, или нас разъединяют железным племенным законом. Чертовы дикари! Но не могу же я все так оставить… В конце концов, Старейшины – старые люди, у них болячек тыщи должны быть, может, мне удастся их уговорить на сделку? Да и вообще, по-моему, мы хорошо друг другу подходим. К тому же у Азамата много денег, а Старейшины тоже люди. Господи, вот черт, я ведь могу ему сильно исправить жизнь – но рискую его потерять.
С другой стороны… он тоже не железный. Закон законом, но легко ли ему будет расстаться со мной по приказу? Может, я его еще уведу с пути истинного? Ну не могу поверить, что нас разлучат. Ну вот же как я точно ему под мышку вписываюсь!
– Азамат, – говорю решительно, – надо обязательно попытаться. Я нутром чую, что дело выгорит.
– Это невозможно, – усмехается он, но в глазах у него я вижу проблеск надежды. – Но… если ты хочешь, то мы полетим на Муданг.
– Значит, полетим.
– Только… это, конечно, невероятно, но если они все-таки одобрят, то учти, что наш брак будет признаваться и на Земле. И ты не сможешь взять другого мужа, пока я не умру.
– Не вздумай, – говорю. – А то я приобрела устойчивую привычку следовать за тобой.
