Глава 10
Последние несколько дней, что Сашка с мамой проводят на Муданге, мы все сидим в столице. На Азамата наваливается такая гора работы, что я его вообще не вижу, хотя вроде в одном здании сидим. Мама и здесь организует бурную деятельность: наводит марафет на остатки старого сада, среди которых построен дворец, а потом еще облагораживает Дом Старейшин, чтобы никому мало не показалось. Еще она набирает с собой кучу электронных справочников по муданжским растениям с целью дома найти переводчика и их опознать. Сашка обещает в следующий раз прилететь с женой и детьми. Азамат ужасно доволен встречей с моими родичами. В космопорту мы всей семьей учим Алэка махать ручкой на прощание.
А дальше все возвращается в привычную колею: ребенок, клуб, скучная работа за буком. Правда, работу по большей части удается спихнуть на Эсарнай. Пока у нас гостили мои родичи, с Эсарнай я почти не встречалась, зато наутро после их отъезда ее пышные формы были первым, что я увидела, выйдя к завтраку. Алэк после кормления на рассвете отказался спать дальше, и я его выставила с Тирбишем гулять и завалилась обратно. А теперь, значит, вместо тихого завтрака в одиночестве у меня неожиданно светский прием.
— О, — говорю вяло, протирая правый глаз. — Доброе утро. Как муж?
— Ой, улетел вчера, — невпопад отвечает Эсарнай, настолько отвлекшаяся на мой вопрос, что даже забывает поздороваться. — Странный он какой-то. Сначала все молчал и смотрел косо, потом устроил мне допрос, как я живу. А мне как раз в статье попалась цитата из какой-то земной книги, и я никак не могла понять, что она значит. Всю Сеть перерыла, даже в платной библиотеке зарегистрировалась, а толку ноль. И тут еще Экдал со своими вопросами. Я ему и говорю, мол, тебя все лето не интересовало, как я живу, чего теперь-то пристал, когда все наладилось? Лучше бы, говорю, словари мне привез, как я просила. А то наволок опять платины, как будто ее на Муданге мало, а мне ее и надевать-то некуда, потому что в обычный клуб я не хожу, у Хотон-хон никто украшений не носит, а муж меня никуда не водит и вообще видеть не желает.
— А он что? — спрашиваю нервно, мгновенно проснувшись. Похоже, мои миротворческие попытки все совсем испортили…
— Обиделся, — жалуется Эсарнай. — Говорит, я от тебя ничего не требую, даже детей не прошу, что ты меня попрекаешь? Ну, мне как-то неудобно стало за упреки, действительно ведь он меня почти не трогает. Иной раз думаю, хоть бы поприставал, а то я уж и не помню, каков живой человек на ощупь. Ну и говорю ему: я никогда тебя не просила так ограничиваться. Хочешь детей — давай детей, я хоть не одна тут в четырех стенах сидеть буду.
Ее прерывает слуга с завтраком.
— Смелое решение, — вставляю я, не зная, что еще сказать. Мне приходила в голову мысль, что Эсарнай может пойти на пользу размножение, но я даже побоялась ее обдумать, не то что высказать.
— Вот и он тоже удивился, — продолжает Эсарнай, вгрызаясь в тост с джемом. Теперь я поняла, почему она к завтраку пришла — на Муданге джема не делают. Она меж тем продолжает: — Сказал, мол, я не копил на ребенка. А я ему — мне твои деньги тут и тратить не на что, лучше натурой отдавай. Чтобы прилетал хотя б раз в месяц и три раза звонил, я бы хоть знала, что у меня муж есть. Он на меня так посмотрел странно и говорит: да, видно, тебе тут совсем плохо, если уж сама предлагаешь родить за спасибо. А потом посидел, подумал и говорит этак осторожненько: правда, что ли, я тебе так нравлюсь? Я отвечать-то не стала, отмахнулась только, но вы ведь знаете, у него лицо такое… Ой, в общем, зарделась я, как в первый раз его увидела.
— Ну вы помирились? — спрашиваю с надеждой.
— Вроде того. — Эсарнай мечтательно улыбается. Потом спохватывается: — Ой, я самое важное-то не сказала! Я же пришла спросить, вы, наверное, умеете как-то узнавать, понесла женщина или нет? Да, и еще, если все-таки понесла, то пиццу можно? С ветчиной?
Положительный тест мою гостью обрадовал, после чего я отдала ей остатки джема и отправила восвояси, пока ее обильное слюноотделение не попортило мне ковер. Похоже, Экдалу придется привезти для жены с Гарнета повара, потому что сама она к плите теперь уж точно не встанет, а полуфабрикаты я ей категорически запретила.
Однако у меня самой возникла пара вопросов к специалисту. А именно к Ирнчину. И буквально эти вопросы звучат: где мой домофон и какого рожна гости ко мне являются раньше, чем я проснулась?!
В Ирнчина я почти врезаюсь на пороге его кабинета.
— Хотон-хон, — приветствует он меня легким кивком. — Я как раз шел к вам. Капитан мне передал ваше предложение провести видеофон в вашу гостиную, но разработка оборудования заняла некоторое время. Теперь все готово, пойдемте, я лично поставлю.
— Разработка? — моргаю я, пятясь. — А купить было не проще?
— Не проще, — хмурится Ирнчин, выдвигаясь на меня и закрывая дверь. — Система безопасности дворца должна быть абсолютно уникальна. Все приличные охранные системы сейчас делаются на Арее, а нам совершенно не нужно, чтобы ареяне смогли вскрывать наши замки. Не беспокойтесь, наша система качественная и отлаженная.
Когда мы доходим до жилой части, Ирнчин просит у меня пульт от комнаты, с него вызывает на стене у чайного столика гравитонный крепеж и прилепляет к нему извлеченный из кармана плоский прозрачный экранчик, аккуратно его выравнивает, чтобы не косо висел, после чего нажатием кнопки на пульте увеличивает гравитонный поток настолько, чтобы экранчик нельзя было оторвать человеческими силами.
— Все очень просто, — говорит он, оживляя экранчик двойным постукиванием. — Отсюда вам видно парадный вход, отсюда черный. — Он пролистывает изображение вправо. — Если нужно видеть сразу оба, стяните их пальцами одновременно. Если захотите посмотреть покрупнее, можно вывести на любой другой экран через общую сеть, но разрешать вход можно только с этого устройства. У дверей установлен умный датчик движения, по сигналу которого этот экран будет включаться и звонить. Вот здесь можете настроить громкость звонка, мелодию, отключение на ночь… все как везде. Допуск осуществляется вот таким движением, попробуйте.
Я несколько раз тыкаю в экран с поворотом, и шайтан-машина приятным мужским голосом сообщает мне, что «дверь открыта», а после минутного простоя, что «дверь закрыта».
— Вот здесь вы можете удлинить или сократить время открытия двери, для каждого отдельного визита или постоянно. Очень вас прошу не выкручивать на максимум, это все-таки делается для вашей же безопасности, — строго добавляет Ирнчин. — Если хотите, я могу открыть доступ на вашем телефоне, чтобы, находясь не дома, вы все равно могли бы впускать гостей. Мне эта идея не очень нравится, но капитан попросил, при условии что вы будете всегда держать телефон при себе и запароленным.
— А мне его паролить не нужно, — усмехаюсь. — У меня в нем все меню на родном языке, и сменить его нельзя. Это мне Азамат так сделал. Теперь кроме него никто там ничего не найдет.
Ирнчин задумывается на секунду, потом нехотя принимается ковыряться в моем телефоне. Моя защита срабатывает: пункты меню выстроены по алфавиту того языка, на котором они написаны. Ирнчин ухитряется методом тыка найти дворцовую сеть и загрузить необходимые приложения, но на установке обламывается полностью. Приходится ему помогать. Зато теперь он верит, что никто чужой моим телефоном не воспользуется.
— Да, еще один важный момент. Вот через это меню, — Ирнчин снова переходит в управление на стенном экране, — можно связаться с офисом охраны и потребовать удалить посетителя от дверей или из любого другого места дворца.
— А потребовать сказать посетителю, что я сплю, можно? — хихикаю я.
— Можно, — серьезно кивает Ирнчин. — Я рассмотрел вашу жалобу и перенабрал штат охраны, так что теперь все вежливые, и еще сделал им строгое внушение слушаться вас как самого Императора.
— Вот это отлично! — радуюсь я. — Спасибо тебе, дорогой Ирнчин, ты, как всегда, оправдал мое доверие! Нет, правда, классно все продумано.
Ирнчин меня знает и кланяется только после последней фразы, которая была всерьез.
— Уверены, что не хотите телохранителя? — уточняет он напоследок.
— Теперь-то зачем? — пожимаю плечами.
Он качает головой и уходит.
У Азамата в последнее время дел невпроворот. Оказывается, при старых Императорах была такая форма отчетности населения — Император со свитой нагрянывал с неожиданной проверкой в какой-нибудь занюханный угол континента, посмотреть, как наместники справляются, помочь советом или делом, ну и для себя составить представление, какие в глубинке проблемы. В те давние времена Император при этих визитах еще и налоги собирал, но после смерти Аэды эта обязанность легла на Старейшин, и Азамат не спешит что-то менять. Старейшины-то все время на местах сидят, так что срок отчисления налогов можно установить, чтобы все заранее готовились. А копить весь год, не зная, когда появится Император, — это как-то уж очень нервно. Да и потом, Азамат считает, что сбор налогов портит имидж, а ему для присмотра за наместниками нужно доверие населения.
Так вот, сейчас они со Старейшинами реанимируют эту программу, а заодно стараются разрешить как можно больше неотложных проблем, пока Азамат еще никуда не уехал. Мне остается только отдыхать на природе и ждать, пока у него кончится аврал. В поездках я его буду сопровождать, вот тогда и наобщаемся.
На Доле начинается настоящая осень, по склонам гор вдоль побережья становится хорошо видно, где лес хвойный, а где — широколиственный и от этого окрашенный во все теплые цвета спектра. Самая большая перемена, пожалуй, — это тишина. Весной и летом тут непрерывно верещали самые разные птицы, а теперь вот тихо. Только изредка, раз в несколько дней высоко в небе протащится неторопливый косяк чего-то перелетного с унылым клекотом, да и все, больше никаких звуков. Во всяком случае, днем. Ночью, по контрасту, становятся слышны загадочные скрипы, шорохи и тявканья, предположительно издаваемые лесными млекопитающими. Окна я закрываю поплотнее и завешиваю шторами, да и дверь комнаты частенько запираю: у Алэка под боком Тирбиш обитает, а мне одной как-то жутковато.
В целях успокоения паранойи я каждый вечер обязательно выставляю к скале банку со сливками или маслом — авось демон откушает и не пошлет за мной свою лесную дружину. Наутро банка всегда пустая и чистая. Судя по всему, лесной житель ее вылизывает, а потом споласкивает. Я пыталась наскрести со стенок материала на анализ ДНК, но ничего не наскреблось. Может, он небелковый? Но тогда зачем ему сливки?
Запись нашего ночного приключения Азамат отдал специалистам почистить и прояснить, а затем послал в музей вместе с большим экраном, на котором ее можно постоянно крутить для удовлетворения любопытства зрителей. Правда, оказалось, что на камере был выключен звук, поэтому ни наши реплики, ни голос демона не записались, но так, по-моему, даже лучше. Нечего кому попало слушать, как мы извиняемся. Долхотские Старейшины, конечно, такой экспонат высоко оценили, а вот Унгуц, не любящий оставаться в стороне, когда все занимаются какой-нибудь интересной мистикой, намекнул Азамату, что если бы мы этого демона прикормили, то можно было бы и получше заснять. Или нарисовать. А то вот уже пора переиздавать пресловутых «Ирликовых детищ», а в старом издании изображение демона делал какой-то охотник, не сильно одаренный изобразительным талантом, зато сильно напуганный. То есть клыки, когти и шерсть во все стороны, как иглы дикобраза.
Для зарисовок с натуры Азамат направил ко мне Бэра — кого ж еще? — на казенном унгуце с пилотом, отчего Бэр, никогда раньше не летавший на унгуцах, был в полном восторге и за четыре часа пути исчеркал набросками пейзажей два блокнота.
— Представляете, — рассказывает он нам с Тирбишем за обедом, — мне даже пришлось отказаться от двух заказов! Со мной такого никогда раньше не было! Но тут то книги, то демоны, то столичные красотки, а я все-таки не могу, как Ахмад-хон, круглые сутки работать. Вот, пришлось двух клиентов другу передать, потому что уже никак не вмещались. Я и здесь-то самое позднее до завтрашнего вечера, потом за мной прилетят — и домой, а то послезавтра опять чью-то жену на сносях рисую, откладывать нельзя…
Поскольку днем демон не является, то после обеда мы с Алэком и Тирбишем сводили художника за грибами (тоже чрезвычайно живописными), а потом оставили в покое разбираться со свежими эскизами. Ближе к вечеру я перевела окна в прихожей в односторонний режим и усадила Бэра с биноклем наблюдать, как наш лесной приятель приходит за лакомством. Снаружи через окно не видно не только Бэра, но и лампы над его мольбертом. Демона же наш портретист рассмотрел хорошо, а потом еще утром встал и пронаблюдал возвращение банки. Половину следующего дня Бэр трудится над красочным полотном, которое должно занять целую страницу в большеформатной новой энциклопедии. Тирбиш периодически подходит заглянуть через плечо и передергивает плечами.
— Как подумаю, что тут такое водится, так и хочется вас с князем в охапку подхватить — и в столицу бегом! — замечает он мне потихоньку на кухне.
— Если бегом, то по дороге еще десяток таких встретишь, — усмехаюсь я. — Да ладно, не переживай, он же не агрессивный. Милый такой мальчик, мало ли что демон…
Вечером Бэр представляет нам свое творение: мой лесной знакомый осторожно вылезает из густого лесного подроста на открытое место, обеспокоенно озираясь и растопырив уши-локаторы. Одна рука, которой он отодвигает ветки, вполне человеческая. Другая, немного выставленная вперед, мохнатая и с когтями, на случай неожиданной встречи. Вид одновременно грозный и милый: сосредоточенная мордочка, пушистые уши, подростковая костлявость. Хочется погладить по голове и покормить. Ну, мне во всяком случае. Тирбиш тихо молится.
Осень на Муданге длиннее, чем на Земле, и весьма беспорядочная. То дождь, то снег, то вдруг опять солнце и все тает, и жарко — хоть купаться иди. В плохую погоду на унгуце летать паршиво: его то и дело прибивает к земле дождем, и он тут же переоценивает свой вес, снова набирает высоту и подскакивает, так и летишь, прыгая вверх-вниз на пару метров каждые несколько секунд. Можно, конечно, подняться над облаками, но тогда не видно, где летишь, а навигатор в плохую погоду тоже паршиво работает. Так что в столицу я выбираюсь редко, в основном сижу дома с мелким или — в хорошую погоду — гуляю с ним по лесу, привесив спереди ребенка, а сзади корзину для гигантских осенних грибов. Поедатель сливок днем не показывается, видимо, и правда спит. Пару раз казалось, что в кустах мелькнул рыжий хвост мангуста, но с уверенностью ничего сказать не могу, под ногами листья всех оттенков, тут родную бабушку увидеть можно, не то что рыжий хвост.
Яна пересиживает плохую погоду в столице, хотя, кажется, погода — только предлог, под которым можно заниматься делами амурными, не привлекая внимания. Она даже ленится лететь на Дол, чтобы сделать Алэку прививки, так что приходится мне мотаться. Впрочем, чем ближе к зиме, тем яснее небо, хотя уже ощутимо подмораживает. Тирбиш просится до зимы повидаться с семьей, поэтому в очередной раз мы прилетаем все вместе.
Живет Янка в примечательном здании, которое для земных целителей специально спроектировал Онхновч, считающийся одним из лучших инженеров по жилым зданиям. Задумка «больницы» примерно такая же, как у нашего дворца, — одна половина жилая, вторая рабочая. Правда, в данном случае здание поделено горизонтально: на первом этаже кабинеты и оборудование, на втором живут врачи.
Яна среди земных врачей — единственная женщина. Азамат предпочел набрать в основном мужчин, чтобы у населения шаблон порвало не прямо сразу, а потихоньку-полегоньку. Да и страшновато было нашим девушкам лететь невесть куда на дикую планету. Та же Янка благополучно всем раструбила про милую муданжскую традицию выдавать замуж симпатичных сотрудниц.
Никто теперь в этом, конечно, не признается, но по муданжским меркам Яна еще красивее меня. Она невысокая, рыжая (что муданжцам, не слишком просвещенным в книжном деле, гораздо привычнее, чем блондинка), пухленькая и любит приодеться. И голос у нее низкий и проникновенный, что здесь считается для женщины очень красивым. Она, правда, не поет, но ее все время пытаются на это подбить. Певцов мужского пола они при этом предпочитают от тенора и выше, такая вот инверсия. В общем, ничего удивительного, что десяток муданжских парней, по году торчащих в космической глубинке, соблазнились на этот подарок судьбы.
Как выяснилось, к команде она оказалась приписана, потому что тамлинги сочли врача элементом охраны, а охраняли летучий ресторан тамлингской кухни муданжские наемники под руководством Папаши Огнемета, и они, конечно, всецело поддержали идею включить в штат земную красотку. Янка, поскольку ничего дурного не подозревала и, наоборот, наслушалась от меня воплей про то, какие муданжцы классные, тоже согласилась. А ребята на нее пооблизывались-пооблизывались, пару раз за нее подрались и пришли к выводу, что единственный способ сохранить команду — это предоставить девушке выбор. И то сказать, все отборные воины, красивые, богатые, чего она обижается? Имена на «я», «ю», «е» и «йи» на Муданге считаются амбивалентными, то есть человек с таким именем волен сам выбирать себе судьбу и пару. Среди наемников правила имен не так почитаются, но и на планете Янкино имя позволяет ей выйти замуж за абсолютно любого мужчину безо всяких нареканий среди общественности. Вот ей и предложили выбрать изо всех. А она перепугалась, выхватила пушку, которую носила для самообороны, постреляла не глядя, чтобы всех распугать, — и деру до шлюпки. Умотала на ближайшую жилую планету, еле заряда хватило. Хорошо еще, что корабль был тамлингский, а то в управлении муданжской шлюпкой она бы ни за что не разобралась.
Папаша Огнемет со своей командой от Муданга отделились совсем, никто из них даже не побывал здесь после изгнания джингошей. Тем не менее Азамат так четко побеседовал с Папашей, что тот обещал больше никогда не вспоминать о славной свадебной традиции. Не знаю уж, чем мой муж ему пригрозил, но пока действует.
Янка ждет меня в своем кабинете, нога на ногу сидя в высоком крутящемся кресле, и подпиливает ноготь. Из рыжих волос, завязанных в пучок, высоко торчит длинная деревянная заколка. Все вместе очень похоже на коктейльную рюмку на высокой ножке и с вишенкой.
Алэк при виде любимого врача радуется и принимается сучить ножками. Янка умеет обращаться с мелкотней так, что у них не начинается приступ паники от одного подозрения, что сегодня надо к врачу.
— Привет, — говорю, сгружая чадушко на осмотровый столик.
— Сама привет, — кивает Янка, допиливая ноготь. — Щас, секунду, а то цепляться будет.
На ней белый халат, только какой-то странный. Через пару секунд до меня доходит, что он с глубоким декольте.
— Это куда ж ты так вырядилась, мать? — удивляюсь я. — К тебе все-таки дети ходят.
— Сегодня только твой, а ему пока все равно. — Она наконец откладывает пилку и спрыгивает со своего насеста, тряхнув бюстом. Я морщусь от одной мысли, насколько это должно быть неприятно, при ее-то размерах. — У меня зато после тебя один взрослый мальчик записан, а его обязательно надо отвлекать от происходящего, иначе сразу начинает рассказывать, что он здоров и лечить его не нужно.
— Только один? — фыркаю я. — Мне казалось, муданжцы все такие.
— Да, но только одного я согласна отвлекать такой ценой, — ухмыляется она, поправляя вырез. — Ну ладно, как твой богатырь? Голову держит?
— Понемножку держит. А если не секрет, что это за взрослый мальчик?
— Секрет. А с боку на бок поворачивается?
— Да давно уж, а при Азамате вообще все время вертится. Видимо, энергия заразная. Так почему секрет? За мной вроде не водится дразниться, да и вообще…
— Он просил, — с серьезным лицом поясняет Яна. — Мы очень трепетные и не хотим преждевременной огласки, а то вдруг это испортит репутацию даме, то есть мне. — Она корчит рожу и грубо гыгыкает, отчего Алэк, изучавший простынку, тут же оборачивается и замирает.
— Ишь ты, — кивает на него Яна. — Вот это я понимаю, нормальное земное развитие. А то здешние дети — это нечто. Самые скороспелые маму начинают узнавать к трем месяцам.
— А папу? Или няню? Я хочу сказать, муданжские мамы сами своих детей хорошо если к трем месяцам узнавать начинают, и то неохотно.
— Это да, — кривится Янка. — Но дети тут вообще медленнее развиваются, даже те, у кого сознательные папы, начитавшиеся твоих статей про игры и гимнастики. Кстати о гимнастике… Кто Ориве порнухи надавал?
— Почему порнухи? — фыркаю я. — Образовательных видео по сексологии! Снятых, между прочим, хорошей студией. Я знаю их консультанта, нормальные ребята, не фантазируют, не передергивают.
— Отпирайся, отпира-айся, — хмыкает Янка. — У нас тут как-то в дождливый день три пациента отменились, я пошла к себе кофейку выпить, а Орива тут сидела с буком. Возвращаюсь, гляжу — сидит. В зубах палец, физиономия красная-красная, еще попискивает время от времени и ладонью глаза закрывает. Ну все, думаю, накурилась девочка. А оказалось, это она твое «обучающее видео» смотрит, а там все так стыдно, ах, так стыдно, ах-ах-ах, а выключить никак нельзя!
— Ну, а как она еще может реагировать, если тут коленка — уже стыдно? Ничего, пускай краснеет. Авось правильные мозговые центры заработают, или что тут у этих муданжек поломалось… Ладно, ты дело делать будешь или только разговоры разговаривать? У меня вон клиент уже весь извелся, убери пробирки с видного места, а то он обожает их сосать!
Я остаюсь в столице на некоторое время, пока Тирбиш не освобождается. Здесь не так холодно, как на Доле, хотя тоже видно, что дело к зиме. Азамат по-прежнему пашет за четверых, не отвлекаясь на глупости, и терпение мое в связи с этим заметно истончается.
Когда у Тирбиша заканчиваются семейные празднества, я отправляю его выгуливать Алэка, а сама забегаю на склад медикаментов пополнить запасы иммуностимулянтов, которые так хорошо идут осенью. Алэк не любит аптечный запах, который неизбежно стоит на складе, так что с ним я туда предпочитаю не таскаться.
По пути обратно, однако, я встречаю на улице мрачного Алтонгирела. Решаю подойти поговорить. Я его не видела с тех самых пор, даже не знаю, полетел он с моими родичами на Гарнет или нет и когда вернулся. Решительно перехожу улицу, чтобы оказаться с духовником лицом к лицу.
— Все хандришь? Как здоровье?
— Не жалуюсь, — угрюмо отвечает он, но сбежать не пытается. — У тебя как семейная жизнь?
— Тоскливо, — сетую. — Жду не дождусь, когда уже у Азамата эти объезды начнутся, а то не вижу его совсем.
Алтонгирел поджимает губы и рассеянно кивает.
— Ты по-прежнему с ним не разговариваешь? — интересуюсь. Он кивает. Я скрещиваю руки на груди. — Бедный Азамат. Сидит тут один, пашет круглосуточно, семью не видит по нескольку дней, так еще и лучший друг объявил забастовку.
Алтонгирел тяжело вздыхает и отводит меня за угол в какой-то проулок, подальше от посторонних глаз.
— Ты бы знала, в чем дело… — запальчиво начинает он, но сникает.
— Так скажи.
— Не могу.
— Я понимаю, что тебе не положено, но хоть намекни! Ты же знаешь, мне можно доверять секреты.
Он смотрит на меня со вселенской грустью и мотает головой.
— Я не потому не могу, что запрещено, а потому, что ссора с тобой его совсем подкосит. Он совершил отвратительный поступок, но он по-прежнему мой друг, и я сделаю все, чтобы он не пострадал от последствий.
— Какой поступок-то? — недоумеваю я. Не верится, чтобы Азамат в сознании и трезвой памяти мог совершить что-то настолько ужасное, чтобы Алтошу покоробило.
— Ты, Лиза, все ему прощаешь, — уклончиво отвечает духовник. — Вот и это прости, не вдаваясь в детали. Забудь, и вам обоим будет легче.
— Довольно трудно забыть то, чего не знаешь, особенно когда твое поведение все время об этом напоминает, — замечаю.
— Я постараюсь с собой справиться, — вздыхает Алтонгирел, зажмуривается и трет переносицу. Похоже, и правда что-то серьезное, раз он даже при мне не делает хорошую мину.
— Да уж постарайся, — соглашаюсь. — Мы с тобой оба знаем, что Азамат хороший человек, и если он что-то делает не так, то не со злым умыслом. Скорее всего, это какая-то ошибка, пусть трагическая, но он не нарочно. Наверняка даже ты не знаешь всех обстоятельств… Не суди преждевременно.
— Да-да, — охотно кивает Алтоша. — Вот так и рассуждай. И не копай. Я скоро перестану на него обижаться, и все снова будет хорошо. Вероятнее всего, ничего не было, я просто напутал.
Алтонгирел довольно неубедительно врет и всегда делает это в слишком очевидной ситуации.
— Погоди, — говорю. — Ты сказал, ничего не было? Но я думала, речь шла о будущем? Или это будущее уже наступило, а я и не заметила?
Духовник хватается за голову.
— Боги, Лиза, да оставь ты эту тему в покое! Не было, не будет, тоже мне книжник нашелся! Забудь, как сон! Ну хочешь, я завтра к вам на ужин приду? Только забудь, пожалуйста!
— Приходи, — пожимаю плечами. — Азамат будет рад.
Но Алтонгирел, ретирующийся со сверхзвуковой скоростью, меня уже не слышит. Надеюсь, и правда придет, Азамату хоть полегче станет.
Впрочем, до этого самого ужина мир успевает провернуться вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов, да и Азамату становится не до Алтошиной обиды.
Я вытаскиваю мужа из кабинета, пригрозив двум Старейшинам повыдергать бороды, если они не дадут мне с ним пообщаться, но едва мы садимся за обеденный стол, Азамата дергают по мобильнику. Он сначала удивляется, потом радуется, потом расстроенно говорит, что вот прямо сейчас очень занят, потом удивляется еще раз и в конце концов соглашается куда-то пойти.
— Надолго? — вздыхаю я, копаясь ложкой в тарелке.
— Боюсь, что да. Что-то серьезное.
Я сникаю. Если так и дальше пойдет, устрою этим паразитам кровавую революцию. Как они жили, интересно, без Императора двести лет? Или соскучились, что ездить не на ком?
В гордом одиночестве заканчиваю обед. Я-то надеялась хоть вечер с мужем провести, а у него опять что-то срочное. Нет, ну куда это годится — на меня времени не находит, не говоря уж о ребенке, а еще второго хочет! Неужели нельзя как-то переставить приоритеты, найти заместителя, в конце концов, не маленький же, умеет распределять ответственность!
Внезапно входит Азамат. Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь язвительное, и давлюсь собственным ядом. Муж бледный, глаза лихорадочно блестят, шрамы по контрасту как будто ярче обычного, входит нетвердой походкой, как зомби. Я вскакиваю, кидаюсь к нему.
— Что такое? Что случилось?
Азамат смотрит на меня так, будто сейчас расплачется, потом обнимает крепко-крепко, прижимается всем телом и долго не отпускает, сбивчиво дышит мне в волосы. Я глажу его по спине и терпеливо жду, пока успокоится. Успокаиваться он не спешит. Даже отпустив меня и сев на диван, уставляется в пол с таким трагическим видом, как будто потерял последнюю надежду, не знаю уж на что.
— Лиза, я должен тебе кое-что рассказать, — убитым голосом произносит он. — Алтонгирел не хочет, чтобы ты знала, но я не смогу скрывать от тебя…
— Да уж, расскажи, пожалуйста, — подбадриваю, потому что он явно вознамерился крепко задуматься посреди фразы.
— Помнишь, — начинает Азамат медленно говорить, взвешивая каждое слово, — перед тем как меня изгнали, у меня была невеста?
Я киваю. И уже начинаю догадываться, к чему идет дело.
— Последний раз я ее видел за день до прощания с Мудангом. Она едва взглянула на меня, сразу разорвала все обещания и заявила, что знать меня не желает. Я всегда думал, что она на самом деле и не собиралась за меня замуж, и уж конечно такая фифа, как Алансэ, не стала бы мне помогать избежать изгнания.
Он умолкает, и я принимаюсь удить дальнейший рассказ.
— Надо понимать, теперь она осознала свою ошибку и хочет все обратно?
— Нет, она знает, что обратно ничто не вернется. Она и сама давно вышла замуж за другого человека.
— Тогда в чем дело? Давай говори уже, мне хватило Алтонгиреловых секретов, еще из тебя слова тянуть.
Азамат вздыхает, набирает в себя побольше воздуха и на одном дыхании выговаривает:
— Когда мы расстались, она была беременна моим ребенком и родила его.
Ну, я-то не удивлена. Мне всегда трудно было поверить, что у Азамата по разным концам Вселенной не припрятан десяток детей. Не очень понятно, правда, на что эта красуля надеялась.
— И чего она теперь хочет?
Азамат пожимает плечами:
— Какая разница.
Я шлепаю его по руке.
— Алле! Что значит «какая разница»?! Ты же сам говорил, что у вас внебрачный ребенок — это катастрофа. Твоя фифа пришла тебя шантажировать, я правильно понимаю?
— Да, но это не важно. Заплатить ей не проблема. Как я буду жить с таким срамом — вот вопрос.
— Интересное дело! Она тебя кинула, ни словом не обмолвившись о беременности, а тебе срам! Это как это так получается?
— Она не знала…
— Ну конечно, а когда узнала, прямо не придумала, как с тобой связаться. И вообще, почему было не сделать аборт, если рожать не от мужа так стыдно, а?
— Денег не было, наверное…
— А то бы ты ей не дал, если б попросила!
— Я не знаю! — слегка истерично перебивает Азамат, вскакивает и принимается мерить шагами комнату. — Я плохо слушал, что она говорила, только понял, что есть ребенок, фотографию видел — похож на меня…
— Так. Азамат, успокойся и сядь, — тяну его за рукав. — Где сейчас эта женщина?
— У Алтонгирела. Он ее не выпустит, пока я не решу, что делать. — Азамат садится и запускает пальцы в волосы. — А я не знаю, что делать!
— Ш-ш-ш, — обнимаю его за плечи. — Тихо-тихо, все уладится, только уймись. Впадать в панику — не твой стиль.
Азамат внезапно поднимает голову и смотрит на меня, как будто только что заметил.
— Лиза… Ты… не сердишься?
— А мне-то на что сердиться? — фыркаю я. — Это ж было хрен-те когда, я была маленькой девочкой и о твоем существовании даже не догадывалась.
— Да, но я так опозорился! На тебя обижался за предположение, а оказывается, и правда, как последний пропойца, до свадьбы не дотерпел…
— Азамат, радиостанция на бронепоезде! Я сама внебрачный ребенок, и Сашка тоже. Мне казалось, эта тема давно закрыта. Если кто тут на тебя и сердится, то только ты сам, и то совершенно беспочвенно.
— Ты — внебрачный ребенок? — удивленно хлопает глазами.
Я начинаю нервничать.
— Мне казалось, мы это сто раз обсудили еще на корабле. Я тебе говорила, что у меня нет и никогда не было отца.
— Да, да, — кивает, вспоминая. — Я тогда подумал, что у землян, должно быть, как-то по-другому устроено зачатие… Так что же, твой отец не женился на твоей матери?
— Я думаю, он ее даже никогда не видел, — нервно хихикаю. — Сдал сперму в фонд, а кто ее использовал, ему не скажут.
Азамат устало трет лицо руками.
— Так, значит, ты не сердишься, — резюмирует он.
— Только на общий идиотизм ситуации.
— Ладно. — Он встряхивает головой и глубоко вдыхает. — Тогда можно жить дальше. Алансэ хочет денег, участок под дом в столице и важную должность для мужа. Она сама из Худула, но сейчас живет где-то в глуши.
— И что теперь, ты до конца дней будешь ей платить? Или Алтонгирел может похимичить, чтобы она сдержала обещание молчать?
— У Алтонгирела идеи довольно кровожадные. Я, правда, просил его ничего не делать без моей команды, но, думаю, нам лучше сейчас пойти туда.
Я быстро накидываю теплый диль и выскакиваю из дома вслед за Азаматом. На ходу соображаю, куда прятать тело и есть ли у меня здесь отбеливатель, растворяющий кровь.
Подойдя к двери Алтонгирелова дома, Азамат не стучит, а звонит на мобильник. Духовник открывает, опасливо оглядываясь, но тут замечает меня и сникает. Пропускает нас внутрь, закрывает дверь на несколько замков.
— Я ей все рассказал, — с нажимом сообщает Азамат.
— Как я мог только предположить, что ты действительно пошел подумать, — ядовито отзывается Алтонгирел. — Ну что, доволен теперь? Мне ставить звездолет на низкий старт? У нас больше нет императрицы?
— Прекрати нести чушь, — перебиваю я. — Ты нам всю осень трепал нервы вместо того, чтобы внятно рассказать, что тебе там приглючилось. Давно бы уже решили эту проблему.
— Приглючилось?! — рявкает Алтонгирел. — Ты хоть представляешь себе, какое это дивное ощущение — оказаться в ее голове и слушать ее поганые мыслишки о вымогательстве! Причем не в будущем, а в тот самый момент! — Он осекается, понимая, что сболтнул лишнего.
— Хорошо, прости, я понимаю, что предсказание было неприятное. Но зачем ты молчал? Атмосферу нагнетал, что ли?
— Просто не хотел ускорять неизбежное, — мрачно отвечает Алтонгирел.
Я тихо ругаюсь.
— Душечка, в следующий раз, когда решишь сделать для нас что-то хорошее, подумай дважды и сделай строго наоборот. Очень тебя прошу.
— Лиза, Лиза, не кипятись. — Азамат опускает мне руку на плечо. — Алтонгирел хотел как лучше. Ничего ужасного не случилось от того, что он промолчал. Все равно бы пришлось с этим разбираться рано или поздно.
— Ну да, только он три месяца с тобой не разговаривал, а так фигня, конечно.
— Он бы со мной не разговаривал, даже если бы выложил все сразу. Не злись на него, рыбонька.
Алтонгирел таращится на нас круглыми глазами.
— Так вы даже не поссорились? — изумленно выдает он.
— А ты так этого… — начинаю я, но Азамат закрывает мне рот моим же воротником.
— Лиза-Лиза-Лиза, не надо! Пожалуйста, милая, и так все на нервах. Алтонгирел, давай мы с ней побеседуем, решим, как быть.
Духовник пожимает плечами, принимает независимый вид и ведет нас вглубь дома. Муданжцы не строят храмов богам, но дома духовников выполняют схожую функцию: везде какие-то финтифлюшки висят обрядового назначения, благовония благовоняют, и таинственный полумрак.
Даму Алтоша запер в кухне, которая выглядит вполне обычно, только в ней совсем нет окон.
— Алансэ, — представляет ее Азамат. — Это моя жена, Лиза. Ей захотелось с тобой познакомиться.
Алансэ — очень красивая женщина, хотя возраст на ней сказался. Если не обращать внимания на морщинки, лицо просто точеное, можно с нее Клеопатру рисовать. Правда, формы не совсем подходящие, дама в теле, хоть и не чрезмерно. На выдающемся бюсте свободно разложены несколько рядов каменных бус, недлинные слегка завитые волосы украшены нитями самоцветов, строгий диль глубокого зеленого цвета с легкой вышивкой — по муданжским понятиям, деловой костюм. При нашем появлении она не встает, хотя сильно удивляется, когда Азамат меня представляет. Не ждала небось, что он меня приведет.
— Я думала, у Хотон-хон гласное имя, — низким напевным голосом изрекает она.
— Гласное, — не спорит Азамат. — Ума не приложу, зачем бы тебе его знать.
Алансэ кивает и вежливо улыбается, оставляя тему. Азамат садится на лавку напротив нее, я присоединяюсь, а Алтонгирел занимает позицию стоя у торца стола. Все это происходит в молчании.
— Давай обсудим твои требования, — предлагает Азамат, скрещивая руки на груди.
Алансэ молчит, рассматривая меня, потом замечает:
— А жену ты привел, чтобы продемонстрировать свое бедственное положение? В бюджете страны нет денег на бусы?
Я смеюсь от неожиданности и идиотизма этого комментария, но Алансэ не оценивает юмора.
— Она не сочла нужным наряжаться ради тебя, — противным голосом сообщает Алтонгирел.
— Нет, правда, зачем она здесь? — Дама обращается к Азамату, указывая на меня небрежно изогнутой рукой.
— Мне было интересно, — отвечаю сама, — как так получилось, что вы родили этого ребенка. Если я правильно понимаю, для вас внебрачный ребенок не менее унизителен, чем для Азамата.
Алансэ бросает изумленный взгляд на Азамата — явно не ожидала, что он мне все расскажет, — но быстро справляется с собой и улыбается.
— Думаете, я блефую и постесняюсь огласки? Нет уж, справедливость должна быть восстановлена. Конечно, для меня это тоже позор, но не прятаться же вечно. Я не могу допустить, чтобы человек с таким пятном на совести был Императором Муданга. Боги мне этого не простят. Если ему и суждено стать родоначальником новой династии, пускай искупит свою вину.
— А ты не думаешь, что он ее уже искупил, профилактически? — язвительно интересуется духовник.
Азамат усмиряюще поднимает руку.
— Тихо, тихо, давайте не будем ссориться.
— И все же, — гну свою линию, — как вышло, что вы решили родить?
— О, на то было много причин, — пожимает плечами Алансэ. — Во-первых, я поздно заметила, что беременна. Во-вторых, у меня было мало денег, а обращаться за этим к Азамату казалось унизительно…
— Зато сейчас не кажется, — тихо комментирует духовник.
Алансэ его игнорирует.
— К тому же, — продолжает она, — я боялась, что после аборта не смогу больше рожать, а целители и повитухи требуют очень много денег, чтобы держать такую информацию в тайне от возможных женихов. Я решила, что, раз уж богам угодно так меня мучить, возможно, в этом есть некий высший смысл.
Алтонгирел не сдерживается и заходится каркающим смехом.
— М-да, вполне возможно, — задумчиво соглашается Азамат. — Так ты говорила, что хотела бы видеть своего мужа на высоком государственном посту.
Алансэ кивает и кокетливо склоняет голову набок.
— Он, наверное, сильно удивится такому внезапному повышению, — продолжает Азамат.
— Он знает, что я была твоей невестой, и перед отъездом я ему сказала, что поговорю с тобой, так что он готов к чудесам.
— А о природе чудес он догадывается? — приподнимает бровь Азамат.
— Добрая память, — с нажимом отвечает Алансэ. — Я понимаю, твой первый порыв — рассказать ему все. Вижу, у тебя вообще слабость выбалтывать секреты супругам. Конечно, я бы предпочла оставить его в неведении, но он от меня все равно никуда не денется, так что ты только испортишь жизнь хорошему человеку.
— Что-то мне подсказывает, что его жизнь уже портить некуда, — снова возникает Алтонгирел.
— То есть ваш муж не знает о ребенке? — прямо спрашиваю я. Это уже не смешно.
— Твоя жена внимательно слушает для такой внешности, — говорит Алансэ Азамату. Я даже начинаю понимать, чем она могла ему нравиться.
— Мне просто интересно, — продолжаю, — он не знает, что ребенок не от него, или вообще не знает о его существовании?
Она соизволяет на сей раз ответить прямо мне:
— Во время беременности было трудно найти мужа, тем более после громкой истории с изгнанием Азамата. Пришлось скрыться в уединении, благо при тех печальных обстоятельствах это никого не удивило.
— Значит, ребенка ты прячешь? — Азамат тоже устал от танцев вокруг да около и посерьезнел. — Где?
Алансэ мило улыбается.
— У родственников. Не найдешь.
Азамат щурится и поджимает губы.
— Вообще мы бы хотели удостовериться, что он существует, — говорю.
Она подталкивает мне по столу снимок мальчика лет десяти, настолько похожего на Азамата, что мог бы быть и самим Азаматом.
— Снимок старый, — говорю, — и по-моему, это и есть Азамат.
— Я сделала эту фотографию собственноручно в начале осени, — холодно сообщает Алансэ. — Но если вам угодно мне не верить, что ж, посмотрим, поверит ли Совет Старейшин.
— Я что-то не поняла, так трудно сказать, где мальчик живет? — удивляюсь.
— Она думает, — говорит мне Азамат на моем родном, — что мы его убьем.
— Чего?! С дуба рухнула, что ли?
Азамат хмурится.
— Не понял, что ты сказала, но некоторые люди так делают, чтобы… э-э… сохранить репутацию.
Я хватаюсь за голову. Эти дикари!!!
— Ты можешь как-то ее убедить, что не станешь убивать ребенка?
— Не думаю.
Алансэ с интересом, а Алтонгирел нервно наблюдают за нашим общением.
Тяжело вздыхаю. Насколько я успела изучить муданжцев, они не слишком рады бывают приютить у себя детей родственников. Либо она им за это платит (в чем я сомневаюсь), либо просто врет. Азамат, похоже, пришел к тем же выводам.
— Давай ее порасспрашиваем с твоими травками, — говорит он Алтонгирелу на всеобщем.
Алансэ хмурится — видно, что-то поняла, но не все.
— Не думала, что у тебя поднимется рука на женщину, — встревоженно говорит она Азамату.
— Успокойся, мы не причиним тебе вреда, — миролюбиво отвечает тот. — Я просто хочу удостовериться, что ты говоришь правду про мальчика.
Алтонгирел тем временем исчезает в недрах дома и возвращается с двумя мешочками чего-то сушеного. Из одного он аккуратно отмеряет две чайные ложки и заваривает их кипятком из водогрейки, помешивает, любовно отцеживает через ситечко твердую фракцию и даже добавляет холодной воды, чтобы дама не обожглась. Затем ставит пиалу с розоватой жидкостью перед Алансэ и выжидательно опирается на угол стола. Алансэ внимательно рассматривает его, потом меня, Азамата и дверь за широкой Азаматовой спиной.
— В случае моей смерти будет опубликовано письмо, где все рассказано, — наконец сообщает она.
— Излишняя осторожность, — улыбается Азамат. — Я не стану убивать мать своего ребенка. Но, согласись, я должен быть уверен, что ты не блефуешь, прежде чем выполнять твои требования. Все-таки я много лет проводил операции с заложниками.
Алансэ поджимает губы и наконец решается — одним глотком осушает пиалу.
Алтонгирел ставит на стол маленькие песочные часики с разноцветным песком, который насыпает красивые абстрактные картины. На торце выгравировано: «Помни каждую минуту. Эц». Пока время идет, духовник нашептывает что-то, водя руками над головой дамы.
Когда песок заканчивается, я перевожу взгляд на Алансэ. Она откинулась на спинку стула и, прикрыв глаза, рассматривает край стола. Лицо у нее спокойное и расслабленное. Алтонгирел наклоняется к ней и спрашивает:
— Как умер твой отец?
— Несчастный случай на охоте, — тут же отвечает Алансэ, потом добавляет: — Но я думаю, что его нарочно застрелили.
— Приятный, видимо, был человек, — говорю. — Под стать дочке. А к чему этот вопрос?
— Проверяю, дошла ли она до кондиции, — поясняет Алтонгирел. — Ну, спрашивайте.
Я предоставляю слово Азамату.
— Итак, напомни мне, Алансэ, зачем ты здесь?
— Хочу слупить с тебя за ребенка, — меланхолично отвечает дама. — Запоздало, конечно, но еще можно.
— Чьего ребенка?
— Твоего! За мужниного я уже с него получила, хватит на безбедную старость.
— Мой ребенок жив?
— Живехонек. Что ему будет-то…
— Где он?
Алансэ секунду мешкает, потом все-таки отвечает:
— В приюте для безродных, где ему и место.
Азамат угрюмо кивает, его подозрения подтвердились.
— В каком именно приюте?
— Хромого Гхана на Сиримирне.
— Кто кроме тебя знает о ребенке?
— Ну, Гхан, естественно.
— А сам мальчик знает, кто его отец?
— Нет, но тут одного взгляда достаточно.
— Хорошо… Где ты держишь письмо, в котором рассказано о ребенке?
— Нет никакого письма, я это сказала для подстраховки.
— А вообще какие-нибудь обличающие записи ты делала?
— Очень мне было нужно! И так раз в год езжу в приют заплатить Гхану за молчание, уже не знаю, какой предлог выдумать, еще не хватало обличающие записи дома держать!
— Спасибо. — Азамат кивает. — Это все, что я хотел узнать. Алтонгирел?
— Погоди, я еще спросить хочу, если ты не против, — говорю. — Алансэ, почему ты все-таки сохранила ребенка?
— Знающий сказал, что Азамат вернется очень богатым. Не сказал только, как долго ждать, шакалий потрох.
— Это больше похоже на правду, — кривлюсь я.
— Как ты предлагаешь с ней поступить? — спрашивает Азамат у духовника, который занялся завариванием снадобья из другого мешочка.
— Подчищу ей память, — буднично отвечает Алтоша. — Чтобы никаких воспоминаний о ребенке. Хочешь, что-нибудь внушу?
— Как ты собираешься это делать? — удивляюсь я. У нас на Земле в принципе есть технологии, но они все связаны с нейрохирургией, сложными синтетическими веществами и громоздким оборудованием.
Алтонгирел смотрит на меня с высокомерной ухмылкой.
— Я не просто так один из лучших духовников на этой планете. У меня свои методы.
Ну ладно, если это дела духовные, то я в них ничего не понимаю…
— А ты уверен, что можешь заставить ее забыть начисто о ребенке, которого она сама родила? — уточняю. — Я, конечно, не знаю, какие у тебя методы, но, мне кажется, это будет сложнее, чем ты думаешь.
— Если бы я тебе собрался память чистить, — говорит Алтонгирел, — то и правда десять раз подумал бы и сто раз проверил. А у этой кукушки никаких чувств к сыну нету. Так что не беспокойся.
— Ну хорошо, — соглашаюсь. — Допустим, она действительно все забудет. И что случится с мальчиком?
Азамат вздыхает и пододвигает к себе фотографию, чтобы еще раз взглянуть на отпрыска.
— Алансэ, а как его зовут?
— Кир, — быстро отвечает она. — А ты уж понадеялся на гласное имя, а?
Азамат и правда несколько грустнеет.
— Это не важно… Все равно он мой. Лиза, ты сильно будешь возражать, если я возьму его к себе? Он тебе не помешает, правда…
— Ты спятил, что ли?! — выкрикивает Алтонгирел так, что даже расслабленная Алансэ подскакивает. — Как ты себе это представляешь?! Люди что, идиоты? Не поймут, откуда у тебя ребенок, с которым вы похожи как две ковылины?
— Поймут, конечно, — сокрушенно отвечает Азамат. — Но не могу же я его оставить в приюте.
— Боги, отбавьте ему совести! — стонет Алтоша. — Ты понимаешь, что полетишь из дворца на следующее утро и с планеты через два дня? Думаешь, если жена простила и я простил, то все простят?! Лиза, хоть ты ему скажи!
— А что ты мне прикажешь делать?! — взрывается Азамат. — Уже забыл, как сам в приюте побывал? Плевать я хотел на дворец, в конце концов, я никогда не хотел быть Императором и не просил меня выбирать!
Алтоша немного притухает и продолжает увещевать уже тише:
— Может, найти какую-нибудь хорошую семью на Броге или на Гарнете и отвезти его туда? Платить им, конечно, проверять иногда, чтобы хорошо обращались… Азамат, ну ты же нужен этой планете. И если тебя вышибут, то другого такого будут ждать еще двести лет. Пожалуйста, Азамат, у тебя только-только жизнь начала налаживаться.
Азамат собирается что-то возразить, но я его перебиваю:
— Погодите, у меня идея. Смотри, он ведь на мать совсем не похож. Можно сказать, что это наш с тобой ребенок.
— Лиза, ты еще в школу не пошла, когда он родился, — напоминает Алтонгирел. — И уж точно не познакомилась с Азаматом.
— Ага, но на Доле куча зияний, вон даже Арон разок провалился. А что, если у меня была двойня, но один, э-э, в коляске укатился в туннель? И выпал несколько лет назад в окрестностях Худула? Наверняка ведь у вас бывают такие случаи!
— И вы не стали его искать? — продолжает сомневаться Алтонгирел, но я уже вижу, как загораются глаза у Азамата.
— М-м-мы решили не устраивать переполох на всю планету, все равно новорожденный младенец вряд ли выжил бы после путешествия по туннелю, а у нас еще второй был, и не хотелось огорчать людей… Ну выдумай что-нибудь, у вас вообще к детям наплевательски относятся.
Алтоша и Азамат некоторое время думают и набрасывают версии. В итоге получается следующее: по стечению обстоятельств пропажу не сразу заметили, а когда догадались, что произошло, было уже поздно. Однако ребенок выпал из зияния прямо в руки Алансэ, и она сразу увидела, что он очень похож на Азамата. Будучи корыстной по натуре, она пошла к знающему, который посулил ей возможную выгоду. Тогда она отвезла младенца в приют и стала ждать. Когда же Азамат вернулся на Муданг и стал Императором, она пришла его шантажировать, соврав, что ребенок ее. Таким образом, и доброе имя Азамата не марается, и Алансэ заслужит общественное порицание, но умеренное, в конце концов, она спасла жизнь Императорскому сыну.
— Теоретически это все, конечно, возможно, — кривится Алтоша. — Хотя уж очень маловероятно.
— Спишем на чудо, — отмахивается Азамат. — Если кто-то не захочет верить, пускай не верит. Я никого не уговаривал делать меня Императором, а выбрали — так пусть не копаются в моих семейных делах. Алансэ, расскажи-ка мне про того знающего, к которому ты ходила…
— А ты сможешь ей внушить такую историю? — спрашиваю Алтошу, пока Азамат записывает адрес.
— Смогу. Ты права, это лучше, чем заставлять ее забыть о ребенке совсем. Так, если что всплывет, она не удивится. А кто присутствовал при родах?
— Только Яна, но она все поймет, я с ней поговорю. Кому мы еще говорим правду?
— Ажгдийдимидину, — без раздумий отвечает Азамат. — Ну и Киру, понятное дело.
— Ты думаешь? — сомневается Алтонгирел. — Может, мальчишке не стоит?
— Ага, а потом он прознает и устроит нам сцену на весь Муданг? — говорю. — Нет уж, врать ребенку — последнее дело. Я думаю, он не создаст проблем, если ему все хорошо объяснить. Отец у него умный, да и мамаша, при всех недостатках, не идиотка.
— Тогда давайте все распланируем, — предлагает Азамат, записывая координаты знающего. — Алтонгирел, ты изменяешь память Алансэ и отпускаешь ее с миром. Я бы ей даже дал денег, в конце концов, за ребенка-то я ей и правда не заплатил, да еще она приютчику каждый год отдавала. Лиза, у тебя наверняка есть какие-нибудь дорогие тяжелые украшения, которые ты никогда не носишь?
— Куча, — говорю. — Отдам с радостью.
— Сейчас тогда забежим во дворец, и я пришлю с посыльным. Потом мы с тобой, Лиза, одеваемся потеплее и летим в приют забирать мальчика. Алтонгирел, прости, но мне придется тебя попросить разобраться со знающим, вот его адрес. Я бы составил тебе компанию, но уж очень не хочу откладывать визит в приют, мало ли что… Вдруг приютчик знает, что Алансэ сюда собиралась…
— Не проблема, — кивает Алтонгирел. — Я уже и сам понимаю, что был неправ. Лучше бы действительно сразу все тебе рассказал, до того как Алансэ сюда пришла. Тогда можно было бы спокойно, без спешки со всем разобраться. Пророчества на то и даны, чтобы заранее подготовиться к трудностям.
— Зато ты уже успел позлиться на меня и простить, — улыбается Азамат. — Тогда мы пошли?
— Идите, — отпускает Алтонгирел. — Только, Азамат… С Ажгдийдимидином я сам поговорю, хорошо?
— Спасибо тебе шесть тысяч раз, друг! — Азамат хлопает его по плечу.
— Так будет лучше для всех, — встряхивает головой Алтоша и снимает руку Азамата со своего плеча, слегка сжимая по дороге. — Идите, успехов вам.
— Тебе тоже. Пойдем, Лиза.
Мы бодрым шагом пробегаем небольшое расстояние от дома духовника до дворца, где я сразу закапываюсь в сундук с украшениями. Выуживаю оттуда несколько неподъемных комплектов из платины с гигантскими камнями и выдаю Азамату.
— Вот, по этим я точно страдать не буду, на именование князя понадарили кирпичей. А стоят, думаю, дорого.
— Отлично. Я тебе взамен сам сделаю в сто раз красивее.
— Лучше просто это время со мной и с ребенком проведи. Точнее, с двумя.
Азамат заворачивает увесистую посылку в пару тряпочек, чтобы не прощупывалось, что там, кладет в пакет и хватает наши шубы.
— Сапоги тоже зимние надень, на Сиримирне уже снег вовсю.
Мы спешно переобуваемся, потом с шубами в охапке бежим к Азамату в кабинет, где его ждут покинутые Старейшины.
— Прошу прощения, — выпаливает Азамат с порога, — но на сегодня все отменяется. Возникли обстоятельства, требующие моего немедленного внимания.
— Жена в постель позвала, что ли? — хмыкает один из дедов.
— Право же, Старейшина. — Азамат осуждающе хмурится. — Безусловно, наши опыты семейной жизни различны, но из-за такой обычной вещи я не стал бы бросать государственные дела. Уверяю вас, все гораздо серьезнее.
Старейшина просекает намек и багровеет, зато второй заходится хохотом. Азамат тут же закрывает дверь, прихватывает меня и смывается из коридора, пока не поймали. Он притормаживает только внизу, на служебном этаже. Оглядывается, хватает за рукав какого-то парня и просит отнести посылку в дом духовника Алтонгирела немедленно, быстро. Я добавляю «пожалуйста», после чего парень расцветает, вытягивается по струнке и берет низкий старт в сторону Алтонгирелова жилища. Мы же выскакиваем во двор, где припаркованы унгуцы, заваливаемся в Азаматов бронзовый — и оставляем оживленные улицы Ахмадхота далеко за спиной.
— Ты знаешь, куда лететь-то? — спрашиваю, отсмеявшись и отдышавшись после нашего мультяшного побега. Не дожидаясь ответа, добываю телефон и строчу Тирбишу сообщобу, что в ближайшие пару дней он при Алэке как пришитый. Жалко маленького оставлять, но таскать еще жальче, да и вообще, почти четыре месяца парню, переживет!
— До Сиримирна знаю, а подробности по карте посмотрим, — говорит тем временем Азамат. — Собственно, можешь пока заняться, вот тебе карта. — Он жмет на несколько кнопок, и на стекле впереди и справа от меня появляется изображение. — Там есть режим, чтобы показывать всякие общественные заведения…
— Ага, нашла. Так, Сиримирн… Да тут почти ничего и нет, леса сплошные, десяток ферм и два клуба. Странно, на такой большой реке…
— Там были джингошские карьеры. Теперь, наверное, начнут заселять.
— А-а… Вот, нашла, «Приют Хромого Гхана». Прямо через горы от Худула.
— Отлично, я даже знаю, по какой дороге она туда ездила. Ну вот и чудесно, курс есть, погода хорошая, часов через шесть будем на месте. Порулишь немного, я позвоню ребятам, чтобы не искали меня? До завтра-то вряд ли вернемся.
— Давай.
Азамат, к моему ужасу, вынимает рулевой рычаг из передней панели и вставляет в отверстие в панели передо мной. Тут же на ней зажигаются надписи и кнопки. Только теперь я замечаю, что вся панель управления унгуцем превратилась в сенсорный экран, хотя интерфейс остался прежним.
— Ого! — выдавливаю, хватаясь за руль и восстанавливая курс. — Что это у тебя с унгуцем случилось?
— Да вот, решил усовершенствовать. А то пересаживаться каждый раз неудобно. Без тебя плохо по ночам сплю, нашел себе занятие.
— Надо с этим заканчивать, ты так у меня до старости не доживешь, — ворчу. — Я там сижу в монитор туплю, ты тут унгуц перебираешь…
— Я думаю, после истории с потерянным сыном, Старейшины будут только рады меня отпустить погулять, решат, что мне голову напекло, — смеется Азамат и вставляет в ухо гарнитуру. — Эцаган? Привет. Да, я срочно сорвался… Слушай, ты ведь писал доклад к завтрашней летучке? Да? Умница. Разошли его Старейшинам, а летучку отмени, меня не будет, к шакалу формальности. Завтра можешь отдохнуть. Вот на этот счет не уверен, Алтонгирел выполняет для меня одно поручение, может завтра быть занят. Нет, мы помирились. Ну хорошо, спасибо тебе… Ирнчин! Да, знаю, я опять без предупреждения. Боюсь, тебе придется привыкать. Да-да, ты можешь взять отгул завтра, летучки не будет. Вот и отлично, хорошего тебе отдыха.
— Ирнчин хочет отгул? — удивляюсь я вслух, когда Азамат заканчивает свой обзвон.
— Да, как ни странно. Ну, надо же и ему когда-то отдыхать, не железный же он. Может, решил кого-то из родни навестить, мало ли.
— Впервые за год?
Азамат задумывается.
— Да, кажется, впервые. Давай руль.
Унгуц еще немного дергается на ветру, пока Азамат вставляет рычаг на место. Я звоню Янке, но у нее глухо занято.
— Ладно, — вздыхаю, оставив попытки прозвониться. — Расскажи мне пока, что это за место такое — приют.
— Это дом, где живут сироты и внебрачные дети, — просто отвечает Азамат. — Обычно там один или два приютчика, которые следят за порядком и учат детей каким-нибудь ремеслам. Живут они с подачек непутевых родителей, которые не хотят, чтобы об их детях стало известно. Детей, за которых можно что-то выручить, обычно не так много, а брать заметные деньги приютчики не рискуют. Люди ради своей репутации способны на жуткие преступления… Так что жить там довольно плохо.
— А что потом происходит с этими детьми, когда они вырастают?
— Ничего особенного. Работают, как все. Правда, учат их плоховато, так что они редко чего-то заметного достигают в жизни.
— И ты говоришь, Алтонгирел жил в приюте?
— Ну, когда его мать умерла, родственники по отцу не захотели его брать, так что поначалу его отдали в приют. Но он оттуда сбежал через три дня — с моей помощью — и просто жил в своем доме на деньги, оставшиеся от родителей. Старейшина Унгуц тогда сильно похлопотал за него…
Я глубоко вздыхаю, чтобы унять праведный гнев. На Муданге хорошо жить, когда у тебя все хорошо. Чуть какая неурядица — и все, пропал человек. Ну ладно же, посмотрим, кто кого! Я незаметно для Азамата грожу в окно кулаком проплывающей под нами планете.
