VI. О ПЕРЕПРЫГИВАНИИ ЧЕРЕЗ ИСТОРИЧЕСКИЕ СТУПЕНИ
Радек не просто повторяет некоторые официальные критические упражнения последних лет, он отчасти еще упрощает их, если это только возможно. По его словам выходит, что я вообще не делаю различия между буржуазной революцией и социалистической, между Востоком и Западом, как в 1905 г., так и сегодня. Вслед за Сталиным Радек поучает меня о недопустимости перепрыгивания через исторические ступени.
Приходится прежде всего спросить: если для меня в 1905 году дело просто шло о «социалистической революции», почему же я считал, что она в отсталой России может начаться раньше, чем в передовой Европе? Из патриотизма, из национальной гордости, что ли? А ведь, как-никак, это произошло на деле. Понимает ли Радек, что если бы демократическая революция могла завершиться у нас, как самостоятельный этап, мы не имели бы ныне диктатуры пролетариата? Если мы имеем ее раньше, чем на Западе, то именно и только потому, что история сочетала – не смешала, а органически сочетала – основное содержание буржуазной революции с первым этапом пролетарской революции.
Различение буржуазной и пролетарской революции есть азбука. Но за азбукой следуют склады, т. е. сочетание букв. История и произвела такое сочетание важнейших букв буржуазного алфавита с первыми буквами социалистического. А Радек от складов, уже произведенных на деле, тянет нас назад, к азбуке. Печально, но это так.
Вздор, будто вообще нельзя перепрыгивать через ступени. Через отдельные «ступени», вытекающие из теоретического расчленения процесса развития, взятого в его целом, т. е. в максимальной его полноте, живой исторический процесс всегда совершает скачки и требует того же в критические моменты от революционной политики. Можно сказать, что в умении распознать такой момент и использовать его и состоит первое отличие революционера от вульгарного эволюциониста.
Марксово расчленение развития промышленности на ремесло, мануфактуру и фабрику относится к азбуке политической экономии, точнее, историко-экономической теории. Но в Россию фабрика пришла, минуя эпохи мануфактуры и городского ремесла. Это уже склады истории. Аналогичный процесс у нас произошел в классовых отношениях и в политике. Нельзя понять новой истории России, если не знать марксовой схемы трех ступеней: ремесло, мануфактура, фабрика. Но если только это знать, то все равно ничего не поймешь. Дело в том, что история России, не в обиду Сталину будь сказано, перепрыгнула через кое-какие ступени. Теоретическое различение ступеней, однако, необходимо и для России, иначе не постигнешь, ни в чем состоял прыжок, ни каковы его последствия.
Можно подойти к делу с другой стороны (как иногда Ленин подходил к двоевластию) и сказать, что все три марксовы ступени были в России. Но первые две в крайне сжатом, зародышевом виде. Эти «рудименты», как бы намеченные пунктиром ступени ремесла и мануфактуры, достаточны для того, чтобы подтвердить генетическое единство экономического процесса. Но тем не менее количественное сокращение этих двух ступеней так велико, что породило совсем новое качество во всем социальном строении нации. Самое яркое выражение этого нового «качества» в политике есть Октябрьская революция.
Невыносимее всего в этих вопросах «теоретизирующий» Сталин с двумя писанными торбами, составляющими весь его теоретический багаж: «законом неравномерного развития» и «неперепрыгиванием через ступени». Сталин не понимает до сих пор, что неравномерность развития именно и состоит в перепрыгивании через ступени (или в чересчур долгом сидении на одной ступени). Против теории перманентной революции Сталин с неподражаемой серьезностью выдвигает... закон неравномерного развития. Между тем предвиденье того, что исторически отсталая Россия может прийти к пролетарской революции раньше, чем передовая Англия, целиком и полностью основано на законе неравномерности развития. Только для такого предвиденья нужно было понять историческую неравномерность во всей ее динамической конкретности, а не просто жевать перманентную жвачку из ленинской цитаты 1915 года, опрокинутой на голову и безграмотно истолкованной.
Диалектика исторических «ступеней» сравнительно легко постигается в периоды революционного подъема. Реакционные периоды, наоборот, естественно становятся временем дешевого эволюционизма. Сталинщина, эта уплотненная идейная вульгарность, достойная дщерь партийной реакции, создала своего рода культ ступенчатого движения, как прикрытие политического хвостизма и крохоборчества. Эта реакционная идеология захватила ныне и Радека.
Те или другие этапы исторического процесса могут оказаться в данных условиях неотвратимыми, хотя теоретически они и не неизбежны. И наоборот: теоретически «неизбежные» этапы могут динамикой развития сжиматься до нуля, особенно во время революций, которые не даром названы локомотивами истории.
Так у нас пролетариат «перепрыгнул» через стадию демократического парламентаризма, отведя учредилке всего несколько часов, да и то на задворках. А вот через контрреволюционную стадию в Китае никак нельзя перепрыгнуть, как нельзя было у нас перепрыгнуть через период четырех Дум. Между тем, нынешняя контрреволюционная стадия в Китае совсем не была исторически «неизбежной». Она есть непосредственный результат гибельной политики Сталина-Бухарина, которые войдут в историю, как организаторы поражений. Но плоды оппортунизма стали объективным фактором, который может надолго задержать революционный процесс.
Всякая попытка перепрыгивания через реальные, т. е. объективно-обусловленные этапы в развитии массы, означает политический авантюризм. Пока рабочая масса в большинстве своем верит социал-демократам, или, допустим, гоминдановцам, или трэдюнионистам, мы не можем ставить перед ней задачу непосредственного низвержения буржуазной власти. К этому надо готовить массу. Подготовка может оказаться очень большой «ступенью». Но только хвостист может считать, будто мы должны «вместе с массой» сидеть в Гоминдане, сперва в правом, потом в левом, или сохранять блок со штрейкбрехером Перселем – «до тех пор, пока масса не разочаруется в вождях», которых мы тем временем будем своим содружеством поддерживать.
Между тем, Радек вероятно не забыл, что требование выхода из Гоминдана и разрыва Англо-русского комитета кое-какие «диалектики» именовали не иначе как перепрыгиванием через ступени и, кроме того, отрывом от крестьянства (в Китае) и от рабочих масс (в Англии). Радек должен это помнить тем лучше, что он сам был в числе этих «диалектиков» печального образа. Сейчас он только углубляет и обобщает свои оппортунистические ошибки.
В апреле 1919 года, в программной статье «Третий Интернационал и его место в истории», Ленин писал:
«Мы едва ли ошибаемся, если скажем, что именно... противоречие между отсталостью России и ее „скачком“ к высшей форме демократизма, через буржуазную демократию – к советской или пролетарской, именно это противоречие было одной из причин..., которая особенно затруднила или замедлила понимание роли Советов на Западе». (Ленин, XVI т., стр. 183).
Ленин здесь прямо говорит, что Россия совершила «скачок через буржуазную демократию». Конечно, Ленин мысленно вносит в это утверждение все необходимые ограничения: диалектика состоит ведь не в том, что каждый раз перечисляются заново все конкретные условия; писатель исходит из того, что у читателей есть у самих кое-что в голове. Но скачок через буржуазную демократию, тем не менее остается и, по правильному замечанию Ленина, крайне затрудняет догматикам и схематикам понимание роли Советов, – при том не только «на Западе», но и на Востоке.
А вот что по этому вопросу говорится в том самом «Предисловии» к книге «1905», которое теперь неожиданно причиняет такие беспокойства Радеку:
«Петербургские рабочие уже в 1905 году называли свой Совет пролетарским правительством. Это название вошло в тогдашний обиход и целиком укладывалось в программу борьбы за завоевание власти рабочим классом. В то же время мы противопоставляли царизму развернутую программу политической демократии (всеобщее избирательное право, республику, милицию и пр.). Иначе мы не могли поступать. Политическая демократия есть необходимый этап в развитии рабочих масс, – с той существеннейшей оговоркой, что в одном случае этот этап проходится ими в течении десятилетий, а в другом – революционная ситуация позволяет массам освободиться от предрассудков политической демократии еще прежде, чем ее учреждения осуществились на деле». (Л. Троцкий, «1905», Предисловие, стр. 7).
Кстати, эти слова, полностью совпадающие с приведенной выше мыслью Ленина, достаточно объясняют, как мне кажется, необходимость противопоставить диктатуре Гоминдана «развернутую программу политической демократии». Но как раз здесь Радек заходит слева. В эпоху революционного подъема он сопротивлялся выходу китайской коммунистической партии из Гоминдана. В эпоху контрреволюционной диктатуры он сопротивляется мобилизации китайских рабочих под лозунгами демократии. Это значит летом преподносить шубу, а зимой – раздевать нагишом.
