Глава 21
Исчезновение

То утро надолго отложится в памяти. Невероятное количество Хранителей, буквально залитый светом прожекторов автодром и сотни вопросов, заданных сначала Хранителям, сопровождающим меня, потом Ланбину, затем мне. Я заняла место Марка в подогнанном микроавтобусе с тонированными стеклами и вяло отвечала Николаю. Беседа больше походила на смесь допроса и всплеск родительского негодования. Впервые в жизни Вязин разозлился по-настоящему. А вскоре к Николаю присоединился и Фомин. Глава клана окинул директора острым взглядом, но говорить с ним при мне не стал, зато за меня взялись с новой силой. Вновь посыпались вопросы: откуда появились Охотники? Кому говорила об экзамене? И так до бесконечности. Через час односложных ответов мне наконец-то разрешили выбраться из импровизированного кабинета на колесах.

Ноги затекли. Кутаясь в куртку Фадеева, я спрыгнула в снег и сразу отыскала взглядом Тагашева. Они с Марком стояли особняком от Хранителей. Елизар что-то говорил брату: неторопливо, глядя прямо в глаза. Сначала, похоже, отчитывал, но потом на его красивом лице проступила вина. С каждой секундой разговора скулы Ланбина все более бледнели. Догадаться, что в данную минуту Елизар рассказывает правду о себе, было нетрудно. Видимо, решил, что молчать больше нельзя. Марк выслушал и медленно отступил от Елизара, словно видел перед собой чужого, жестокого вампира. Руки парня медленно сжались в кулаки, но ненависти в нем я не разглядела – лишь недоверие, отчаяние и боль. Бросив резкую фразу, Ланбин развернулся и спешно направился к группе верлафов. Плечи Тагашева опустились. Глядя вслед Марку, он будто застыл. Мракаур скрыл свои чувства, и что творится у него в душе, знает только он сам. «Неужели Марк не простит?» – огорчилась я.

– Совесть не мучает? – раздалось над ухом.

Я вздрогнула, так как не заметила, когда Фадеев отделился от остальных охранников Николая и подошел ко мне.

– Ты никогда не думаешь о том, что за тебя переживают другие! Как ты могла уйти, Злата?

Меня мгновенно заключили в стальные медвежьи тиски. Макс горячо дышал в ухо и злился. Его слова задели, но возразить было нечего. Ковыряя снег ботинком, я потупилась. Признавать свою вину неприятно, но от этого никуда не денешься.

– Прости, Макс, но мне нужен был этот зачет, хотя теперь рассуждать об этом бессмысленно. Сдать его не было возможности. А из-за меня пострадали Хранители. Но нападения Охотников не ожидал даже Фомин! Если бы я знала, никогда бы сюда не пришла! – Избегая синих порицающих глаз, я уткнулась носом в его грудь.

– А вот я не уверен, – прорычал Макс, впрочем, не переставая гладить меня по спине. – Ты всегда так говоришь, но каждый раз идешь на поводу у собственных принципов! Фомин – директор, но у тебя есть своя голова на плечах. Хотя, знаешь, в последнем я сомневаюсь!

– Макс, пожалуйста, не кричи, – обессиленно вздохнула я. – Еще одной промывки мозгов я не выдержу. Мне и Николая хватило!

– В кои-то веки Вязин решился тебя отчитать, – смягчился он и слегка прикусил мне мочку уха, затем зарылся лицом в волосы. – Обычно на твои выходки он смотрит сквозь пальцы. А хорошую трепку ты действительно заслужила, забияка. Лично я, увидев тебя, подумал о ремне как минимум два раза, – буркнул он.

Упоминание столь грозной воспитательной меры вызвало улыбку:

– Ты бы не смог.

– Не смог бы, – согласился Фадеев и, приподняв мне голову, тихо рассмеялся. – Но остаться безнаказанной особо не надейся. Недавний опыт, после которого ты стала смущенной и шелковой, вполне можно использовать как наказание!

Несложно догадаться, о чем он говорит. Припомнив утро в прихожей, я ощутила, что лицо запылало, но внезапно насторожилась. Причиной были не слова Макса, а случайно донесшийся из-за двери микроавтобуса разговор. Говорили Фомин и Николай. Беседа вовсе не на повышенных тонах. Так разговаривают двое временно разочарованных друг в друге добрых товарищей. Вскинув голову, я приложила палец к губам, давая Максу понять, чтобы он помолчал. Сначала на его лице появилась усмешка, совсем как у Тагашева, когда он уличил меня в подслушивании, но, уловив слова Николая, парень тоже притих.

– …сегодня же напишу заявление об отзыве Златы из академии, – устало говорил глава клана. – Я никогда не думал, что ты способен подвергнуть мою дочь опасности!

Тело напряглось. Заслышав об отзыве, я едва не упала. Благо Макс поддерживает.

– А я и не способен, – невозмутимо заявил Фомин. – И ты об этом прекрасно осведомлен! Вампиров на территории не было, а я сделал все, чтобы избежать риска! Но самое противное – я не знаю, что теперь делать с экзаменом. Может, проведем еще раз? – как ни в чем не бывало спросил он. – Если здесь будет столько Хранителей, сколько сейчас, не думаю, что Охотники осмелятся напасть.

Фадеев поморщился. С доводами директора он был явно не согласен – вероятно, с удовольствием запер бы меня в мастерской в тесной компании кисточек, – но следить за разговором не перестал. Кажется, я на него плохо влияю.

– Ты меня не слышал? – сухо спросил Вязин.

– Если о заявлении, то нет. – Теперь в тоне Фомина послышались резкие ноты. – Я все еще директор академии, и не подпишу его! А если будешь настаивать, то поищи на мою должность кого-то другого!

– Шантажируешь? – усмехнулся Вязин. – Бросить своих Хранителей на произвол судьбы тебя заставит только смерть!

– Раскусил. – Лица Фомина я не видела, но представила, как он лукаво улыбается. – Просто стараюсь убедить тебя, что Злата должна остаться в академии. К тому же она сама выбрала этот путь. А ты слишком любишь ее, чтобы лишить мечты. Так что забудь о заявлении. – Интонация директора была твердой и возражений не подразумевала, будто он знал, что на этот раз последнее слово точно останется за ним.

Я облегченно расслабилась. Кончики губ неуверенно поползли вверх, но я тут же сосредоточилась на беседе.

– Жаль, что среди оборотней нет лис, – с иронией заметил Вязин. – Тебе такая трансформация подошла бы идеально! Интуитивно ты всегда видел Злату глубже, чем кто-либо другой! Заявления не будет, – сдался он. – И об экзамене я подумаю. Но больше твою самодеятельность не потерплю! На этот раз ты зашел слишком далеко!

– Знаю, раскаиваюсь, но и вопросы у меня появились, – отозвался Фомин. – Охотники оказались тут далеко не случайно. И судя по всему, знали не только о том, что Злата появится здесь, но и о времени проведения экзамена. А это уже настораживает.

– Думаешь, ее кто-то выдал? – напряженно спросил Николай.

– Вряд ли, – прищелкнул языком директор. – О проведении экзамена знали двадцать пять Хранителей и Марк, и почти все едва не погибли, защищая ее. Даже не знаю, что предположить.

Послышался шорох, словно кто-то из них изменил положение. Николай тяжело вздохнул.

– С каждым днем Коншин получает все больше сведений о нас, а мы, как щенки, слепо возимся в темноте, пытаясь предугадать его намерения. Шансов найти девушку-вампира тоже ничтожно мало.

– Согласен. Сначала созданные вампиры, теперь Охотники. Я уже отдал приказ проверить территорию на предмет Охотников, но сомневаюсь, что мы кого-то найдем, – задумчиво проговорил Фомин. – Они применяют левитацию, и оборотни не могут взять их след. А мы так уязвимы… Да, кстати, – спохватился Юрий Петрович. – Что там с новыми костюмами для трансформации? Они совсем бы не помешали, а биохимики медлят.

– Первый пробный костюм с принием они обещают предоставить уже через пару месяцев. А сейчас нам пора возвращаться.

Осознав, что Николай и Юрий Петрович вот-вот выйдут наружу, Макс потянул меня от микроавтобуса…

Чувство несмываемой грязи было и утром, когда я смотрела на расстроенную Ирину, и вечером, когда сидела в своей комнате с Максом, и на следующий день, когда входила в здание академии, и еще через неделю. Нет, во взглядах студентов не видно упрека – наоборот, сочувствие. Но осознание того, что благодаря мне едва не погибли Хранители, не давало покоя. Единственное, что утешало: экзамен по экстремальному вождению Вязин все же разрешил провести – в конце учебного года, вместе со всеми.

Жизнь вернулась в привычное русло. Холодные дни, академия, уроки, тренировки, подготовка к сессии. По вечерам – дом, ужин и приятное общество Макса. Он себе не изменил: свидания, цветы, бесконечные запасы моего любимого шоколада, нежные поцелуи и ласки – море терпения, но четкое соблюдение дистанции. К более близким отношениям он не принуждал, и я была благодарна ему за это. Ведь где-то внутри, глубоко под внешней оболочкой, саднила огромная, незаживающая, изъеденная язвами рана.

К концу марта зима нехотя начала отступать. Дороги покрылись мутной тающей жижей, деревья стряхнули с себя зимний наряд, ветки набухали почками, но желанным теплом и не пахло. Вечно свинцовое небо гнало тяжелые тучи и разверзалось холодным пронизывающим дождем. Елизара я не видела давно. Не позволяли моя загруженность в академии и его занятость. Хотя, возможно, это всего лишь отговорки. Конечно, мы созванивались, но за торопливыми скомканными разговорами теперь скрывалось смущение обоих, будто внезапно мы осознали, что дружба межу нами – всего лишь призрачная иллюзия, завуалированное тепло, за которым скрывается настоящий вулкан сжигающих чувств. Ни думать о которых, ни вспоминать нельзя…

– Как же я устала, Тагашев! – Вздохнув, я повернула серебряную рамку с фотографией Елизара к стене. Минуту помедлила и, вновь подхватив фото, решительно положила в нижний ящик стола.

С улицы донесся звук подъехавшей машины. Фадеев приехал, чтобы отвезти меня в академию. Засунув в рюкзак учебник по основам безопасности людей, над которым сидела весь вечер, готовясь к контрольной работе, я еще раз прошлась щеткой по блестящим локонам, проверила тщательно наложенный макияж и торопливо спустилась вниз. Пасмурное утро встретило отсутствием дождя, обилием громадных луж и странным поведением Макса.

– Привет! – Низкий голос, будто надломившись, завибрировал.

Фадеев привычно распахнул дверцу машины, но сегодня не поцеловал меня. Его ладони едва заметно подрагивали.

Поздоровавшись, я уселась на сиденье и настороженно проводила парня взглядом, пока он садился за руль. Выглядит напряженным. Лицо бледное, губы плотно сжаты, а под нижними веками – темные полумесяцы, будто не спал и сильно расстроен.

– Макс, что-то случилось? – тихо спросила я.

Он вздрогнул, завел машину и ответил, только проехав квартал:

– Все в порядке, забияка. – Желваки на скулах ходили ходуном. Рука зачем-то потянулась к внутреннему карману куртки, но он тут же отдернул ее.

Искоса наблюдая за ним, я терялась в догадках, но о причинах такого настроения не спрашивала. Если не расскажет сам, то вытягивать что-то бесполезно. Потыкав пальцами в кнопки аудиосистемы, я настроила любимую радиостанцию.

– В воскресенье мы с Альбиной и Кирой решили устроить совместную вечеринку у меня дома, – желая поднять Максу настроение, сообщила я о сговоре с подружками. – Если не пойдет дождь, можно организовать пикник на улице. Будут Павел, Наталья, Марк…

Я осеклась на полуслове, так как поняла, что Макс меня не слышит. Словно прилип к рулю, да и за дорогой наблюдает невидящим взглядом, благо машин мало. Внутренний голос зашевелился от беспокойства. Еще вчера вечером Фадеев смеялся, поддразнивал, помогал с уроками, а сейчас выглядит так, будто чего-то боится. Дежурства у него не было, значит, во время патрулирований ничего не произошло. Тогда в чем дело? Ерзая от волнения, я наблюдала за ним до самых ворот академии. Разбрызгивая лужи, внедорожник свернул налево и въехал на полупустую парковку. Фадеев затормозил с такой силой, что только благодаря ремню безопасности я не влетела головой в приборную панель. Джип замер.

– Прости, – горячо проговорил Макс, очевидно, извиняясь за резкую остановку. – Давай ты не пойдешь сегодня в академию? Мы можем сходить в местное кафе, погулять по парку или поехать ко мне. – Теплые ладони убрали упавшие пряди за уши, заключили мое лицо в плен. Нависая огромной скалой, он склонился: – Пожалуйста! – В ультрамариновых глазах появилось такое исступленное выражение, будто от моего решения зависит что-то очень важное.

От неожиданности я опешила.

– Хочешь, чтобы я прогуляла занятия? Вообще-то у меня контрольная, и ты знаешь об этом.

Фадеев поморщился и вновь потянулся к внутреннему карману куртки, но тут мое внимание привлек бегущий Роман: всклокоченный, с разгоряченными щеками и тревогой на лице. Он бежал, словно за ним гонятся. Под ладонями Макса руль хрустнул. Да что с ними такое?! Поведение обоих парней напугало. «Что-то стряслось», – пронеслось в голове. Распахнув дверцу, я вылетела на парковку.

– Злата, постой! – Фадеев выскочил наружу и угрожающе посмотрел на запыхавшегося Самойлова. И это странно: они давно стали друзьями. Тогда откуда злость?

– Директор узнал о проникновении в хранилище? – не обращая внимания на Макса, выпалила я первое опасение, которое пришло в голову.

Друг детства замер, словно не понимая, о чем я говорю. Я осознала, что дело не в хранилище. Обеспокоенно глядя на Романа, ждала, когда он заговорит сам.

– Я только что услышал, Злата, и ждал вас! Что собирается предпринять Николай? – выдохнул Роман.

Мы словно говорили на разных языках, совсем не понимая друг друга. Нахмурив лоб, я покосилась на Макса и удивилась еще больше. Теперь на его лице была злость – кажется, он хотел заставить Романа замолчать.

– О чем ты? – Я переводила взгляд с одного парня на другого.

«Неужели новое нападение и кто-то погиб?..» – пришла более страшная догадка.

От резко накатившей тревоги сдавило виски. Лица знакомых студентов и Хранителей побежали перед глазами. Забыв, что нужно дышать, я боялась пошевелиться.

– Ты ничего не знаешь? – Роман потрясенно глянул на Макса. – Она до сих пор не знает, что этой ночью Охотники захватили Елизара?! – возмущенно выпалил он.

Открыв рот, я уставилась на Романа.

– Его не могли захватить! – Словно желая отгородиться от слов Романа, я отступила назад. Голос охрип сразу.

Сознание не желало воспринимать правду. Глядя на парней, я хотела объяснить им, что они ошибаются; сказать, что это чья-то шутка; крикнуть, что этого не может быть, ведь, чтобы захватить Елизара, понадобится целая армия Охотников! Разрушая последние клочки надежды, за которые отчаянно цеплялось сознание, Самойлов вновь заговорил:

– Вчера вечером Елизар по просьбе Николая должен был поехать в лабораторию и привезти Колесникову какой-то диск с информацией. Но туда он не доехал! Ночью искореженный внедорожник Тагашева обнаружили в двадцати километрах от лаборатории – в лесу. Ходят слухи, что Вязин ничего не предпринимает, поскольку у верлафов нет шансов вытащить его из лап Виктора.

– И слухи верны! – вмешался разозленный Макс. – Вязин ничего не будет предпринимать, но не потому, что не хочет этого!

– Но Елизар стал одним из нас! – негодовал Роман. – Он советник, он тренировал оборотней, уничтожал Охотников, а попав в беду – стал не нужен?!

– Ему невозможно помочь! – рявкнул Макс. – Даже если все Хранители клана оборотней отправятся на территорию мракауров, мы погибнем раньше, чем успеем найти Тагашева, и Николай хорошо знает об этом! Верлафов всегда было меньше, и мы всегда были слабее!

Страшная правда вклинилась в сознание. Деревья вокруг парковки шагнули вперед, и последние слова парней заглушил шум в ушах. Казалось, что я медленно опускаюсь… и опускаюсь на серую, мокрую от дождя брусчатку, но я пятилась назад. Спина коснулась гладкого, холодного бока внедорожника. Как сломанная кукла, навечно исчерпавшая механический завод, я начала сползать по металлу спиной. Чувства, захлестнувшие меня, уничтожили и выпотрошили в один миг. Эмоции пропали, будто из сердца вырвали все живое и безжалостно растоптали. Глядя на две темные, метнувшиеся ко мне фигуры, я попыталась подняться, что-то сказать, предпринять, позвонить Николаю, но провалилась в темноту…

Сознание возвращалось нехотя. Веки дрогнули. В узкой приоткрывшейся щели появилось склоненное надо мной лицо Макса. Он напряжен и встревожен.

– Тебе лучше?

Его губы осторожно касаются моих, но вкуса поцелуя я не ощущаю, зато отчетливо осознаю, что я дома у Макса. Зачем он привез меня сюда? Взгляд торопливо отмечает стены цвета слоновой кости, светлый камин и мой собственный портрет над ним. Фадеев заказал его два года назад, но сейчас сходство найти было бы трудно: там – жизнерадостная, задорная семнадцатилетняя девушка с завитыми локонами, но так было только до встречи с Тагашевым. Мысль о нем заставляет вернуться к страшной действительности. Глядя на Макса, я захлебнулась собственным криком.

– Все хорошо, Злата. Все хорошо, – зашептал Макс, начав гладить меня по голове как ребенка.

Его слова прозвучали как кощунство. Елизар у Виктора, и это конец! Николай никогда не пойдет на спасение своего советника, даже если бы очень хотел. Макс прав: отправить Хранителей на территорию Коншина – это все равно что послать их на смерть. И будь главой клана я, то поступила бы так же – нельзя рисковать всеми из-за одного. Но я не Вязин и не позволю Тагашеву погибнуть или стать одним из наших врагов. Как только эта мысль коснулась сознания, я оттолкнула Макса и, вскочив, бросилась к выходу. Тяжелые шаги настигли почти сразу. Обхватив за талию, Фадеев схватил меня на руки и прижал к себе. Я дернулась, забилась в его объятиях. Какое он имеет право останавливать меня, задерживать или не пускать?! Размахнувшись, я с силой ударила его по лицу. Пальцы вспыхнули от боли, но он даже не вздрогнул.

– Отпусти! – извиваясь ужом, захрипела я. – Я должна что-то предпринять! Пойти…

Подтянув мои колени к груди, Фадеев сгреб меня в охапку.

– Злата, выслушай меня! Ты никуда не пойдешь по одной причине: с Тагашевым все в порядке! Место боя с мнимыми Охотниками – всего лишь инсценировка, которую по приказу Николая устроили мы с Марком! Елизар вернулся к Виктору сам! – на одном дыхании выпалил Макс.

Его хриплый голос подействовал, как ледяной душ. Я притихла, но не поверила.

– Ты лжешь! – Вновь рванувшись, я попыталась вырваться из стального капкана.

– У меня есть доказательства! – горячо выдохнул Фадеев. – Я покажу, только не беги! Он оставил тебе письмо, Злата. Я хотел отдать тебе его сразу, но не смог, потому что знал, как ты отнесешься к его уходу! Тянул время и не знал, как сообщить тебе помягче, но появился Роман со своими дурацкими новостями.

Я ничего не понимала. Единственное, о чем услышала: Елизар оставил письмо. Фадеев осторожно поставил меня на пол. Затем достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист, вырванный из обычной тетради, и протянул мне. Трясущиеся пальцы лихорадочно развернули листочек. Почерк Елизара я знаю очень хорошо: ровный, четкий, словно летящий по бумаге. Ни одной помарки! Сердце остановилось. Наверное, он не задумывался над текстом или продумал его заранее. Взгляд торопливо побежал по строчкам.

«Если ты читаешь это письмо, значит, я уже далеко. Знаю, что твоим первым и, как всегда, взбалмошным решением будет намерение помочь, и только поэтому я оставил доказательство своего ухода – эти несколько строк. Желание вернуться к Виктору – это мое решение! Николай, Макс, Марк, Альбина и теперь ты знаете правду. Брат так и не смог меня простить, но другого я не ожидал. Конечно, он не раскроет моей тайны, но скорее ради Альбины и тебя, чем ради меня. Хотя это уже и не важно. Не удивляйся, что во все посвящен и Фадеев. Сразу после церемонии прощания я рассказал ему о том, что был ведущим Охотником. У Макса было ко мне много вопросов, и мне пришлось поведать. Как видишь, он не выдал меня и даже согласился передать это письмо. Для всех остальных верлафов в клане я буду похищен, но ты теперь знаешь, что это не так. Виктор заполучит сильнейшего Охотника, а Николай – шпиона. Находясь рядом с Коншиным, возможно, я смогу узнать о его планах хоть что-то, и из-за меня ты не подвергнешься опасности. Злата, милая девочка, не вздумай переживать или бояться. Конечно, мне придется доказывать Коншину свою преданность, но ничего плохого не случится. Виктор всегда хотел заполучить меня и поэтому простит даже предательство, но никогда не сможет подчинить. Я уязвим, только если рядом со мной есть близкие, но Марк, Альбина и ты будете в безопасности, и это главное. Прости меня за причиненную боль. Меньше всего я хотел нанести тебе вред, стать предметом разочарования и источником горечи. Надеюсь, ты не будешь вспоминать обо мне слишком плохо. А для меня ты навсегда останешься маленькой дикой кошкой, моей ученицей, а также девушкой, которая изменила мою жизнь и о которой я всегда мог только мечтать.

Я даже не заметила, что прочитала письмо три раза подряд, стараясь взвесить все «за» и «против». Руки тряслись, как у паралитика. К счастью, рядом со мной была стена и я смогла опереться на нее, потому что ноги вновь вероломно подогнулись. «Он не мог так поступить со мной!» – мысленно повторяла я. Он никогда не вернулся бы в клан убийц, потому что ненавидит их даже сильнее, чем оборотни. Но письмо рассеивало последние сомнения. Я осознала: он сделал это – ушел к Виктору! Если Тагашев вернется добровольно, возможно, Коншин действительно простит ему предательство. Я вспомнила слова Кирилла в ночь нападения на лабораторию, тогда он говорил именно об этом. Об этом знает и сам Елизар. О ссоре Тагашева и Марка я тоже в курсе. Совсем недавно Альбина говорила: «Эти двое живут под одной крышей, но даже не разговаривают». Стало понятно возмущение Романа, ведь он считает Елизара другом и сходит с ума от беспокойства. Но для всех оборотней Елизар теперь все равно что мертв.

– Ты знал обо всем с самого начала. – Я затравленно смотрела на Макса. Говорить было трудно. – Почему ты не выдал его?

– Искушение было сильным, – с горечью признался Фадеев. – Когда он рассказал, что был ведущим Охотником, мне хотелось разорвать его. Но самым страшным было даже не его признание. Я всегда думал, что он относится к тебе как к красивой игрушке, но даже не подозревал, что ради тебя он пожертвовал многим и ваши чувства взаимны. Когда мракаур раскрыл правду, я испугался: осознал, что мой соперник намного сильнее, чем я мог представить. Я ненавижу его, и сдерживали только две вещи: я обязан ему жизнью и ты бы меня не простила, – честно ответил Макс.

Я утвердительно кивнула. По крайней мере, грубость Фадеева по отношению ко мне после церемонии прощания теперь тоже легко объяснить. Уже тогда он знал все, боялся и переживал. Машинально обхватив плечи, я закачалась: туда сюда, словно сижу в кресле-качалке.

– Когда он вернется, Макс? – надтреснутым голосом спросила я.

Задавать этот вопрос было глупо. И так все понятно, но я умоляюще смотрела на парня, хотела, чтобы он солгал, но дал хоть какую-то надежду. Но он не оставил ни единого шанса:

– Он не вернется, Злата! Теперь Елизар один из них, хотя скрыто всегда будет на нашей стороне. Пожалуйста, забудь о нем, – едва слышно попросил он.

Как бы соглашаясь со всем происходящим, я мотнула головой и бережно, словно держа самую дорогостоящую драгоценность в мире, свернула листочек и прижала его к груди. Знаю, что зачитаю его до дыр. Тагашев вычеркнул меня из своей жизни, а у меня так мало осталось от него. Всего лишь несколько фотографий, три вещи, которые должен иметь при себе Хранитель света: серебряная зажигалка с дарственной надписью, флакончик для «стирателя крови», коробочка для игл «стирателя памяти» – и телефон. Вспомнив о телефоне, я задрожала. Ведь можно позвонить! Не замечая, что Макс внимательно наблюдает за мной, я суетливо вытащила мобильник, подаренный Елизаром, и торопливо набрала его номер. Смайлик вместо лица Тагашева весело улыбнулся, но из трубки не раздалось ни звука, даже автомат промолчал.

– Его телефон отключен, – хрипло сказал Макс. – Он будет связываться с Николаем, но, думаю, случится это нескоро.

Закусив губу, я медленно отключила мобильник. Сердце будто разрывали серебряные когти оборотня. Даже не посмотрев на Макса, я на негнущихся ногах пошла в прихожую.

– Как же ты любишь его, – медленно и надсадно раздалось позади. – Но его больше никогда не будет в твоей жизни, Злата!

Наверное, моя реакция довела Макса до исступления. Слова прозвучали жестоко и ударили, как плети. Фадеев начал злиться, потому что задет, переживает, страдает. Но скрыть от него боль, горечь, разочарование или хотя бы попытаться успокоить его в данный момент я не в силах. Вздрогнув, я на секунду остановилась.

– Знаю, – тихо ответила я, больше всего на свете желая остаться наедине со своими мыслями, подумать, смириться с действительностью, дать себе время прийти в чувство.

Но Фадеев придерживался другого мнения. В два тяжелых шага он догнал меня и, схватив за плечи, повернул к себе:

– Конечно, знаешь, маленькая бессердечная эгоистка! И, может, теперь взглянешь на меня не как на запасной аэродром?! – Пальцы Фадеева сжали плечи. – Я ненавижу его, но благодарен, что он избавил тебя от выбора!

– Нет! – Желая вырваться из стальных обручей, я дернулась. – Я никогда не думала о тебе так, Макс! – крикнула я. – Ты всегда значил для меня слишком много!

– Тогда скажи, что любишь меня! – Фадеев прожег взглядом, ослабил хватку и вновь потянулся к карману куртки, к которому тянулся в машине. В раскрытой ладони появилась маленькая бархатная коробочка. – Согласись на помолвку! – резко, будто испытывая недостаток кислорода, выпалил он. – Я не буду торопить тебя, Злата. Ты сможешь закончить академию, и я буду ждать, сколько ты пожелаешь. Но я хочу знать, что ты забудешь о нем и однажды станешь моей!

Быстрым движением он раскрыл футляр. На черном бархате, отражая свет, переливалось кольцо из белого золота с крупным бриллиантом. Мои пальцы, ставшие ледяными, потянулись к шее. Я потрясенно взглянула на Макса. Лицо его было искажено. Синие холодные глаза походили на два топаза: прозрачные, застывшие, как камни, и только в глубине плещется надежда. Затаив дыхание, я смотрела на него, боясь не то что пошевелиться, даже вдохнуть. «По дороге в академию он молчал не случайно!» – поняла я. Он знал, что Тагашев исчез из моей жизни, решил сделать предложение и только потом сказать о Елизаре. Хотел убедиться, что нужен мне, но боялся отказа. Я машинально коснулась его волос. «Моей», – отдавалось в сознании. Эта мысль почему-то не напугала. Возможно, где-то внутри я всегда знала, что намерения Макса серьезны, а за шуткой, брошенной им не так давно, скрывалась правда. Я напряженно облизнула пересохшие губы. Мысли метались, словно в безвыходной ловушке. «Скажи ему! – требовал рассудок. – Это не будет ложью. Ты любишь его, пусть и не так, как он этого хочет, а Елизара больше никогда не будет в твоей жизни!» Как перед прыжком в воду, я глубоко вдохнула, собираясь сказать слова, которые он так желает услышать.

– Макс, я… – Окунувшись в синее море его глаз, я замолчала.

Быть рядом с ним совсем несложно: он любящий, нежный, заботливый, преданный, надежный. Он каменная стена, глоток свежей воды, тихая гавань, в которой мне всегда было хорошо. Но… я не смогу, потому что это будет нечестно по отношению к самому Максу. Каждый день он станет с надеждой заглядывать в лицо, искать во мне настоящее чувство, надеяться на лучшее и страдать, а я буду сгорать от ненависти к себе, потому что причиняю ему боль. Ведь я никогда не сумею вытеснить Тагашева из своего сердца. Я буду нежиться в объятиях Макса, но ждать вестей о другом. Думать, надеяться, мечтать о невозможной встрече и скулить, медленно умирая от тоски.

Я снова облизнула губы и отступила от Фадеева на шаг. Молчание затягивалось. Каждый сдавленный вдох Макса отдавался в ушах и гнал к двери. Я отступала, отдалялась от своей тихой гавани, от своей надежной крепости, которой я больше не желала причинять боль. «Поздно! – пронеслось в голове. – Ты уже растоптала его сердце, искалечила душу и отобрала надежды». Будто подтверждая мои мысли, в синих, как ласковое теплое море, глазах появилась едва заметная скупая влага. Он видел колебания, ждал ответа и понял, что сейчас я уйду. Костяшки на пальцах хрустнули, сжимаясь в кулаки, словно лишь усилием воли он пытается не развалиться.

– Не уходи, Злата, – едва слышно попросил Макс.

– Прости! – прошептала я и бросилась за дверь.

Где-то за спиной послышались грохот и рык оборотня. Он вымещал боль на собственной мебели, но лучше бы разорвал меня. Дрожа всем телом, я, спотыкаясь, бежала по тротуарам, шарахалась от редких машин и задыхалась от дикой, раздирающей сердце боли. За одно ставшее черным утро я потеряла все, что мне было дорого. Елизар ушел, а Макса я оттолкнула сама, но не могла поступить иначе. Я выбрала одиночество. Слез не было. Да и откуда им взяться, ведь плакать умеют только живые, а в данный момент я была мертва…