Глава 19
– Выйду.
Нира подумала, что вряд ли родители одобрят этот брак… и, наверное, Нат немного поспешил, он ведь совсем молодой, но ведь не обязательно жениться сейчас…
– Тогда хорошо. – Нат сунул руку за пазуху.
Он был смешной. Взъерошенный. И предельно серьезный. В куртке какой-то старой, с латками на локтях, с меховым воротником, на котором таяли снежинки. Из внутреннего кармана куртки Нат достал мешочек, а из него вытряхнул кольцо. Простой желтый ободок с квадратной огранки камнем.
– Вот. У вас ведь принято, и… и у меня были кое-какие вещи. Ты не подумай, я никого не убивал… точнее, убивал, но не… мы как-то банду мародеров взяли, а при них вот… и моя доля… у людей же принято, чтобы кольца…
Камень был крупным, прозрачным, сияющим.
– Я не знаю даже, драгоценный ли он… – Нат сам надел кольцо на палец. – Я бы купил другое, но у вас здесь совсем выбора нет…
– Спасибо.
Кольцо пришлось впору.
Хорошая примета?
Чужое кольцо, которое принадлежало… кому? Лучше не думать, как и о том, что стало с этой женщиной или девушкой. Быть может, ей тоже подарили на помолвку, а потом война. Но Нат не убивал, не ее – здесь Нира ему верит. А мародеры… разбойники… шериф говорит, что от них житья не стало, что у него не хватает сил, чтобы справиться со всеми.
Дороги небезопасны.
И вообще лучше не выходить из дома, а по мнению матушки – которая, правда, это мнение не озвучивает, – и из комнаты. Наверное, будь такая возможность, матушка Ниру отослала бы, но… дороги небезопасны…
И Нира глупо радовалась что этой небезопасности, что кольцу… и она теперь невеста?
– Если захочешь, то потом купим другое. – Нат наклонился и осторожно коснулся губами щеки.
Поцелуй? Не такой, каким должен был быть… не то чтобы Нира так уж хорошо в поцелуях разбиралась. Она, конечно, кое-что видела… когда Мирра и Альфред…
Что за ерунда в голову лезет? Это из-за волнения… Нира вечно волнуется по пустякам, но свадьба, которая когда-нибудь да состоится – не пустяк… и поцелуй…
Она тронула квадратный камень, который на прикосновение отозвался, полыхнул ярко, и решилась. Встав на цыпочки, Нира обвила шею жениха – если жениха, то ведь можно, верно? – и поцеловала его.
В губы.
…оказалась, она совершенно неправильно представляла себе поцелуи… и целоваться не умела, чего нельзя было сказать про Ната…
– Ты теперь моя, – сказал он на ухо потом, немного позже. – Совсем моя…
Наверное, это можно было счесть признанием в любви.
– Тебе пора, да? – Ей не хотелось его отпускать, она бы вечность стояла так, прижавшись к замечательной этой куртке: старой, но мягкой, будто бы сшитой не из кожи, а из ткани. Стояла и гладила что кожу, что длинный влажный мех воротника, что Натовы волосы… постричь бы его аккуратно… или не надо? Нестриженым он как-то роднее…
– Да, наверное. – Он тоже не хотел уходить. Нира чувствовала это его нежелание, на которое откликалась и цеплялась сильней. – Если меня здесь найдут, то…
– Мне достанется.
И кольцо матушку не переубедит. Напротив, узнай она о кольце, то… заберет.
Для Мирры.
Мирре вот драгоценности очень даже по вкусу, но то, которое Альфред ей преподнес на помолвку, куда как скромней. С алмазом, но крошечным, чуть больше булавочной головки. Все знают, что матушка Альфреда этому браку не рада, а потому и тратиться не позволяет, надеется уговорить сыночка помолвку расторгнуть. Отец же не вмешивается, ему все равно…
– Хочешь уехать со мной? – Нат взял ее лицо в ладони. Склонился, касаясь носом носа… и так никто не делает, но Нире все равно.
– Сейчас?
– Сейчас. Я помогу спуститься. Лошадь ждет. Райдо, конечно, будет недоволен, но не прогонит, покричит немного… на меня покричит, – уточнил Нат.
– Я не хочу, чтобы на тебя кричали.
– Он разрешит остаться…
– Нет. – Нира с сожалением покачала головой. – Нельзя так… и мне еще шестнадцати нет… тебя обвинят… даже если я скажу, что сама пошла, все равно обвинят в… в том, что ты меня украл. И судить станут…
…и, наверное, его вожак заступится, решит проблему. По-своему решит: Ниру вернут родителям, а Ната отошлют, быть может, за Перевал.
Кажется, он сам думал о том же. Вздохнул. И снова поцеловал. Осторожно так, точно боялся, что Нира испугается. Глупый какой. Она не боится его совершенно…
– Я еще приду.
– Я буду ждать…
– Хорошо. – Нат коснулся кончика носа. – Я… мне было без тебя плохо.
Нира кивнула. И ей было.
Когда очнулась в карете. И еще когда поняла, что их с Натом усыпили. И потребовала объяснений, а никто объяснять не стал. Она все спрашивала, а они молчали, будто бы Ниры вовсе не существовало… отец и тот к окну отвернулся, губы поджал раздраженно. И еще четки достал, щелкать принялся, нарочно громко щелкал, зная, что маму это щелканье раздражает неимоверно. Она и злилась. Но молчала.
Мирра сидела прямо, глядела исключительно перед собой. Правда, перед ней сидела Нира, но была уверена, что сестрица ее не видит. И когда Нира закричала – просто, чтобы заставить их очнуться, ей отвесили пощечину.
– Не истери, – велела сестра чужим ледяным голосом. – И без тебя проблем хватает.
Они так и не сказали, что с Натом.
Привезли, заперли, выпускали только к завтракам, обедам и ужинам, но и за ними Нира чувствовала себя лишней.
– Еще два месяца, – сказала она, стискивая широкую Натову ладонь. – У меня день рождения весной. Два месяца, и… и мы сможем заключить брак в магистрате… только не в нашем, потому что мэр непременно донесет отцу, а тот…
– Я куплю лицензию.
– Тогда хорошо… если по лицензии, то…
…все получится.
Конечно, все у них получится, и не надо говорить, что Нира слишком молода, поэтому ничего не понимает. Она понимает. Любит. И будет любить.
– Возвращайся, – попросила она, когда Нат забрался на подоконник. – Я буду ждать… и… Нат, погоди… будьте осторожны… Мирра привыкла получать то, что хочет… и мама тоже… себя береги.
– Обязательно.
Нира ему не поверила.
А он, скользнув губами по щеке, шепотом сказал:
– У тебя волосы пахнут крапивой…
Нат выбрался из сада.
Настроение было прекрасным. Настолько прекрасным, что, увидев собственное отражение в витрине, Нат остановился.
Удивительно. Он улыбается. Нет, Райдо не прав, Нат улыбаться умел, но вот чтобы так… как-то странно… и счастливо… и вообще глупо он выглядит; но этот глупый собственный вид нисколько не раздражает.
Петь хочется. Или сделать что-то, что-нибудь совершенно безумное. И Нат, оглядевшись – улочка была приятно пустынна, – встал на руки. На них и прошелся до самого входа в лавку и на крыльцо подняться попытался. Всего-то пять ступенек, равновесие Нат потерял на третьей, и пришлось извернуться, чтобы не сесть с размаху в грязь.
– Здрасте, – вежливо поздоровался он, смахнув с волос снежинки. И престарелый лавочник, чем-то напоминавший нахохлившегося черного грача, кивнул. – Мне бы вот чего надо…
Список Райдо дал длинный. И Нат не был уверен, что сумеет купить все. Нет, с мылом там или яичным порошком – это просто… или вот еще хлеб… а с платьями как быть? В платьях Нат не разбирается совершенно. И в чулках. И в подвязках, которые к чулкам положены, а еще подъюбники, корсеты…
Письма отправить.
…прислугой озаботиться, потому что с этим огромным домом Нату одному не управиться.
…и вообще дел невпроворот, а его разрывает от странного иррационального счастья. И тянет вернуться в тот дом, по собственному следу и до стены, а там – наверх, к окошку, затянутому льдом, залепленному снегом.
И Нат вернется. Позже. Он ведь обещал.
Его взяли на выходе из лавки, и Нат еще подумал, что недаром человек так долго в подсобке возился, небось отправил кого к шерифу. А потом время тянул, все считал и пересчитывал, то банки путал, то матерчатые мешки с мукой, сахаром перевешивать брался, то путался в рулонах ткани…
…ждал.
Дождался.
– Парень, – шериф вошел в лавку, придержав дверь, чтоб не ударилась. И колокольчик на ней звякнул тихо, вежливо, – тебе придется пройти с нами.
Если бы шериф был один…
…двое с арбалетами.
– Не шали, – сказал Йен, сплюнув на пол, и лавочник поморщился: полы были чистыми, только-только отскоблили их. – Улицу перекрыли. Ты побежишь, нам стрелять придется, еще раним ненароком. Кому оно надо?
Йен говорил спокойно, умиротворенно даже, точно нисколько не сомневаясь, что Нат проявит благоразумие.
– Чего ты хочешь?
Нат прикинул: улица и вправду узкая. И если стрелков посадить грамотно… еще и сети…
– Разобраться хочу. – Шериф мотнул головой, и лавочник беззвучно исчез за дверью, той самой, в подсобку, в которой хранились банки с консервированными овощами.
Райдо просил привезти персиков. И еще яблочного джема. Ему казалось, что Ийлэ джем должен понравиться.
– В чем?
Бежать? Остаться?
Если обратиться, то… выстрелить успеют, а чешуя мягкая. Но Нат и со стрелой ушел бы, с полудюжиной стрел, из города выбрался бы точно, но дальше… кровь на снегу – хороший след, да и шериф не так глуп, чтобы не просчитать этот вариант.
– Верно думаешь, парень, – кивнул он. – У нас собаки, и верховых найдем… ты, конечно, шустрый, но не до такой же степени. Потому не дури. Идем с нами. Я тебя даже связывать не стану, если слово дашь…
– Какое?
– Дойти до управы.
– В чем меня обвиняют? – Нат склонил голову набок.
Людей он не боялся. И арбалетных болтов тоже. И если подумать, то и смерти.
– Пока не обвиняют. – Шериф положил руку на плечо.
– В чем?
– Убийство.
Сердце ухнуло.
– Ты привез Дайну в город?
Нат кивнул и уточнил:
– Я ее не трогал.
– Ты, может, и не трогал, а кто-то вот тронул, да так, что… идем, парень… я к твоему хозяину нарочного отправлю…
– Райдо не хозяин.
– Тю, а кто?
– Вожак.
Шериф пожал плечами: с его точки зрения разницы не было никакой.
Нат задерживался.
Ийлэ изначально не по вкусу пришлась мысль отправить его в город. В городе небезопасно.
Она знает. Она не находит себе места, мерит комнату шагами, и малышка, чувствуя ее волнение, ворочается, ерзает, вяло хнычет. И никак не желает засыпать.
– Дай сюда, – проворчал Райдо. – И успокойся уже… не заставляй меня ревновать.
– Что?
– Обо мне ты так не беспокоишься. – Девочку он положил на сгиб руки. – Вот так… а то мамочке твоей опять что-то в голову втемяшилось… в этой голове слишком много всего…
Много. Наверное. Но что-то случилось.
И Дайну он взял…
Кажется, это Ийлэ вслух произнесла.
– Расскажи о ней, – попросил Райдо, усаживаясь у камина. Он двигался все еще осторожно: пусть осколки разрыв-цветка и спали, но тело помнило боль. Тело не желало новой.
– Зачем?
Ийлэ остановилась у окна. И вправду, что она себе надумала? Нат? Да какое ей до Ната дело. Она заключила сделку с Райдо и о нем бы должна беспокоиться, как о залоге собственного будущего.
– Просто… пытаюсь понять, что она за человек.
– Люди лгут.
– Все лгут, Ийлэ. Люди, псы, альвы… все убивают… и умирают… творят что зло, что добро…
– На мудрые мысли потянуло? – Она заставила себя дышать.
Предчувствие беды не уходило. Напротив. Чем сильнее Ийлэ старалась отрешиться от него, тем острее становилось понимание, что вот-вот произойдет нечто такое… страшное…
…а тогда не было никаких предчувствий.
…тогда она позволяла себе быть преступно беспечной. Верила, что все – почти игра…
– Да какая это мудрость? Дерьма везде хватает, но это еще не значит, что весь мир из него слеплен… Я знаю, что Дайна служила в этом доме.
– Да. – Ийлэ не без труда отвела взгляд. Все равно обындевевшее стекло утратило прозрачность, и не разглядишь, что там, по другую его сторону. – Служила… ее матушка наняла… она в Благотворительном комитете состояла. Дайна – сирота, и… ее учили кое-чему, но этого мало, чтобы попасть в хороший дом. Без рекомендаций на приличную работу не устроишься. А кто даст рекомендации сироте? Но директор приюта писала дамам из комитета… просила… и за Дайну попросила… она думала, что Дайна – очень милая скромная девушка…
Снегопад прекратился. И буря улеглась еще вчера. Дом выдержал ее и теперь лишь вздыхал под тяжестью снегов.
– И маме так показалось… она пришла вся такая… несчастная… ее в доме жалели… кроме найо Рамси… нашей экономки.
– Она не жалела?
– Она сразу сказала, что Дайна себе на уме.
У найо Рамси было вытянутое костлявое лицо с темными глазами, маленькими, глубоко посаженными, и глаза эти смотрели с неодобрением.
Она носила серые платья. И белые воротнички, накрахмаленные до хруста.
– Следила за ней… найо Рамси за всеми следила, но за Дайной особенно. Говорила, что от таких девиц надо ждать неприятностей. Мама отмахивалась только. Дайну не за что было увольнять… да и неудобно перед остальными дамами… все ведь принимали в дома сирот, хотя бы года на два… или дольше, если по нраву пришлось, главное, чтобы рекомендации заслужить, а тут…
Ийлэ прислушалась. Ничего. Никого. Только ветер в трубах воет, пробирается в дом. Комнат слишком много, а Нат не способен управиться со всеми, поэтому камины задернуты серым пеплом. Лишь этот горит: манит подобраться ближе, обещает тепло и покой.
Но тревожно. Почему его до сих пор нет?
Райдо сказал, что Нат вернется затемно, а темнеет зимой быстро…
– Потом прислуга стала просить расчет. И найо Рамси тоже уехала. У нее сын был, которого забрали воевать… а у него осталась жена и дети. Найо Рамси сказала, что им она нужней… без нее в доме стало иначе…
Ему сложно объяснить, в чем именно заключались перемены, да и сама Ийлэ не понимает, чтобы до конца. Сохранился прежний распорядок. Обеды и ужины, посиделки в другой гостиной. Карточный стол. Тихие беседы. Мама музицирует, а отец подпевает ей. Голос у него красивый, низкий… книга, которую Ийлэ читает пятый вечер подряд, скучная, но меж тем бросить не выходит.
Мозаика.
Настольная игра на троих.
И стакан молока, который приносят в постель.
Все как раньше, но слегка иначе.
– Дайна стала нужна. – Та память еще саднила, как старая рана. – В таком доме всегда много работы… о нем нужно заботиться.
Она погладила шелковую стену. Дом спал. Простил ее? А она его? Взаимное предательство… когда-нибудь он отзовется, и Ийлэ расскажет, что больше не держит на него зла.
– Она стала личной горничной матушки. У нее хорошо получалось с волосами управляться, настоящий талант. И мама сказала, что потом, когда все закончится, она даст Дайне рекомендации… то есть напишет, что она может быть не просто горничной, а личной… это ведь большая разница.
– Но ей было мало?
– Не знаю. Наверное. Маме… был нужен кто-то, с кем можно побеседовать… ее подруги о ней забыли… и писем больше не приходило… и все ждали чего-то… а Дайна всегда была готова выслушать… – Ийлэ провела коготком по каминной полке, которая нагрелась. И теплый камень напоминал о лете. – Мне кажется, что мама, сама того не желая, говорила ей больше, чем следовало…
Теплый камень. Еще немного, и раскалится.
Если сжать его в руке и держать, долго держать, быть может, это внешнее тепло растопит холод внутри Ийлэ?
– А потом мама сказала, что… мне следует уйти… спрятаться… ненадолго… но все пошло не так…
– Тише… что ты творишь, девочка? Руки лишние? – Райдо снова оказался рядом.
Когда? Какая разница.
За руку держал, а ладонь уже была в камине, почти касалась рыжих косм пламени.
– Об этом не надо вспоминать. – Райдо руку заставил убрать.
И от камина отступить.
Он развернул Ийлэ, обнял, стоял, водил по спине ее широкой ладонью, и странное дело: прикосновения эти не вызывали отвращения, напротив, успокаивали.
– Не сейчас… не время еще… ты про Дайну рассказывала… она появилась в доме?
– Да.
– Когда?
– Не знаю… я не… мне сначала было…
– Не до нее…
– Да.
С ним легче. И тревога отступает, но это ложное чувство защищенности, потому что… просто потому, что он – пес. Ийлэ ему нужна, чтобы жить, а он нужен ей… и Райдо клятву дал.
Впрочем, клятва лишь слова. Сдержит ли?
– Потом… потом уже… она заняла мамину комнату… и водила туда…
Слюна сделалась вязкой, а губы онемели. И Райдо провел по ним пальцем, стирая эту немоту.
– Вещи брала… мамины шляпки… платья ей были малы, но она все равно… сама расставляла их… умела шить… переделывала… мамин гребень, который маме отец подарил… шпильки… ее пудра… духи… все, что принадлежало маме. У нее много было всего… она… она как будто пыталась украсть… не украсть, а… взять мамину жизнь…
– Но у нее не получалось?
– Да.
Он понял.
– Она приходила ко мне… и показывала… говорила, что заслуживает всего больше, чем… что мама сама виновата… ее убили и… а Дайна жива… почему она жива, а маму убили? Мама не воевала… она никому плохого не делала… но ее все равно убили. За что?
– Не знаю, девочка. – Шершавый палец Райдо скользнул по щеке. – Что бы я теперь ни сказал, тебе не станет легче.
– Наверное.
– Я знаю, что не станет. Со временем, быть может…
– Я вас ненавижу.
– Меня?
– И тебя.
– Ната?
– Да… он не возвращается… что-то случилось…
– Что с ним может случиться? У девчонки своей застрял. Влюбился, представляешь? Она мне показалась симпатичной, лучше, чем ее сестрица. Надеюсь, что лучше, потому как Нат – парень хороший, только диковатый слегка. Ну, у него жизнь такая была… у всех у нас была такая жизнь, что одичать недолго.
Райдо отпустил. И хорошо. Ей не нужно его сочувствие, и вообще ничего не нужно, кроме самой возможности жить.
– Твой отец был королевским ювелиром, верно?
Ийлэ кивнула:
– Тебе нужны его драгоценности?
– Не особо. – Райдо вернулся на ковер, сел рядом с малышкой, которая сама перевернулась на живот и теперь лежала, растопырив руки. – Они нужны людям, а значит, люди не отстанут. Я пытаюсь разобраться в том, что здесь произошло. Кто знал про твоего отца?
– Немногие… он не то чтобы таился, просто… кому было рассказывать? Маме вот…
– А она подругам?
– Ты о найо Арманди? Кажется, да… а отец – доктору. Они часто посиделки устраивали. Папа любил маму и меня любил, но иногда нужен был кто-то, просто чтобы поговорить… и доктор…
– Значит, уже двое… Дайна?
– Да. – Ийлэ после краткого раздумья вынуждена была согласиться. – Она помогала маме… и не могла не видеть ее драгоценностей.
– Трое – это много. – Райдо помог малышке перевернуться на спину. – С кем Дайна водилась?
– С кем она только не водилась.
Прозвучало зло. Это от обиды и еще оттого, что Дайна не просто выживала, она получала удовольствие от того, что красива, молода и нравится. И то внимание ее не тяготило. Ее ничто не тяготило.
– Во всей этой истории есть несколько неправильных моментов… – Райдо лег на живот, он гладил малышку большим пальцем по голове, и та улыбалась, норовила за пальцем повернуться.
Пузыри пускала.
– Первый – почему люди не пришли раньше, когда дом стоял пустым? Ладно, поначалу здесь особисты терлись, но потом-то они убрались. То есть люди появились и даже сделали ремонт на скорую руку, а потом вдруг будто бы забыли про все. Второй – почему тебя вообще оставили в живых. Не то чтобы я жалуюсь… – Он смотрел снизу вверх, и под взглядом этих светлых глаз Ийлэ чувствовала себя неуютно.
Нет, от Райдо не исходила угроза. Он не тронет. Не пнет походя. Не ударит лишь потому, что имеет возможность ударить. Он не будет ломать пальцы, один за другим, глядя в глаза, наслаждаясь болью и упрямством, впрочем, и криком, когда упрямство иссякнет, тоже…
Насиловать не станет.
Он обещал защиту; и хочется верить, что сдержит слово. Но зачем тогда он смотрит вот так… выжидающе?
Ийлэ отвернулась первой.
– Ийлэ… – Мягкий рокочущий голос. – Их ведь не нашли? Драгоценности.
– Нет.
Ийлэ знает точно.
И становится вновь страшно, потому как… Райдо был рядом. И будет. И она ему нужна, но и сокровища нужны тоже… и как знать – что важнее…
Жизнь.
Своей жизнью он не станет рисковать.
…пока не станет, а вот позже, когда поправится…
– Ийлэ… – Шепот, и дыхание на шее, и пальцы ложатся на плечо. Руки у него большие, тяжелые, а вот пальцы нежные, Ийлэ чувствует их сквозь ткань. – Ты мне не доверяешь?
Нет.
И да, ей хочется поверить, кому-нибудь… пусть бы и псу…
– Конечно, не доверяешь, – сам себе ответил Райдо. – У тебя нет на то причин. Но на самом деле я свое сокровище уже нашел, осталось сохранить. А чтобы сохранить, я должен понять… тебя ведь спрашивали о… драгоценностях?
– Да.
– Ты не рассказала.
– Да.
– Почему?
Он и вправду не понимает?
– Я… хотела жить.
Еще одно иррациональное желание.
– Он… он думал, что сокровища в сейфе… он заставил меня сейф открыть… не весь. Пара ячеек. Я знала далеко не все коды.
– Что нашел?
– Мелочь… золотой лом… серебро… платины немного. Эмали. Инструмент. – Ийлэ закрыла глаза, перечисляя. – Жемчуг. Неграненые камни… не особо ценные… заготовки…
Она перечисляла, стараясь говорить ровно, спокойно, но голос предал, сорвался.
– Он разозлился. – Райдо не спрашивал, констатировал факт. – И сделал тебе больно.
Ийлэ кивнула.
– Он умер, девочка… совсем умер… а если бы вдруг остался жив, я бы убил его.
И снова захотелось ему поверить.
– И я убью любого, кто сунется в мой дом… с не теми намерениями.
– А проверять как будешь?
– Намерения? – уточнил Райдо и, широко оскалившись, произнес: – Никак. Доверюсь интуиции.
Ийлэ фыркнула. Не то чтобы она вовсе интуиции Райдо не доверяла, но собственная ее прямо-таки вопила об опасности, и опасность эта была связана с Натом.
– Что? – Райдо почувствовал смену настроения.
– Нат… что-то случилось… нехорошее… я не знаю что. – Она поспешила отступить к двери. – Но случилось… наверное, я паникую, да?
Райдо кивнул. Перевел взгляд с Ийлэ на малышку…
– Бери ее. Одевай. И сама одевайся. Тепло. Одеяла возьми…
