Послесловие

Изучение биосферы как системной целостности наталкивается на большие трудности. Традиционные методы естествознания, позволяющие не только описывать процессы, но и устанавливать их генезис, оказываются не исчерпывающими из-за отсутствия датировок, пусть даже не очень строгих. Легко было заметить, например, что вследствие переноса путей циклонов в таком-то районе наступила длительная вековая засуха, отчего изменился характер растительности, а следовательно, и фауны, но установить даты начала и конца этого феномена невозможно без абсолютной хронологии. А последняя — дело истории, но, увы, историки от выполнения своей задачи уклоняются.

Последнее не случайно. История, в смысле — наука о событиях в их связи и последовательности, закончила свой накопительный период к концу XVIII в., и тогда же появилась потребность в ее интерпретации, нашедшая завершение в историческом материализме.

Однако раскрытие социальной закономерности — прогрессивного развития производительных сил и производственных отношений — осветило только одну сторону многогранного феномена, а соотношение человечества с биосферой осталось в компетенции диалектического материализма. К такому разделению историки не были подготовлены и предались уточнению деталей в сообщениях источников. Однако при этом неизбежно терялись контуры главного объекта этнической истории — дискретного многовекового процесса этногенеза, его начал и концов.

А теперь попытаемся ответить на вопрос, который автору приходилось слышать очень часто: «Если закономерности этногенеза лежат в природе и мы не можем их изменять, то нужна ли такая наука? Стоит ли на нее тратить время и силы?» Да, действительно, процессы этногенеза по сравнению с возможностями человека, даже вооруженного могучей техникой, столь грандиозны, что пытаться их корректировать непосредственно — бессмысленно. Но это не значит, что учет оказываемого ими влияния не имеет практического значения, а изучение этнологии — занятие бесперспективное. Ведь никто не считает бесполезной метеорологию — науку о погоде или физику атмосферы на том основании, что человек бессилен прямо воздействовать на такие атмосферные явления, как циклоны или антициклоны! Напротив, эти науки считаются крайне полезными, поскольку влияние глобальных атмосферных процессов на людей и их деятельность чрезвычайно велико. Гораздо важнее в данном случае и то обстоятельство, что влияние погоды для всех очевидно: оно учитывается не только при выборе подходящего времени для пикников, но и при составлении хозяйственных прогнозов.

Все сказанное выше о метеорологии и физике атмосферы может быть с полным основанием отнесено и к сейсмографии, и к геоморфологии, и к целому ряду других наук о Земле, предмет которых является внечеловеческим, а практическое значение — никем не подвергается сомнению.

Польза этнологии, ее прикладное значение не столь очевидны. И вот почему. Хотя этногенез — тоже статистический природный процесс и последствия его имеют не меньший масштаб, нежели ураган или выброс пепла из вулкана, идет он медленно: от момента пассионарного толчка до полного затухания его инерции проходит свыше тысячи лет. Современников, занятых делами, обманывает аберрация близости, и им кажется, что за время их жизни ничего существенного с этнической системой не произошло. Но это еще полбеды. Хуже то, что научные сотрудники на этой основе принимают этнос за некую постоянную величину, влиянием которой можно пренебречь без последствий.

Живучесть подобного взгляда легко объяснима: исторические науки, к сожалению, остановились на установлении последовательности событий и, в лучшем случае — на классификации их по географическим регионам, подходе, позволяющем строить синхронистические таблицы.

Это повело к подмене подлинного исторического анализа многочисленными описаниями «броуновского движения» в истории как ее реального развития. Но ведь даже капля из тучи падает не прямо вниз. Любое длительное движение непросто. Оно включает в себя ряд мелких отклонений, которые взаимно компенсируются. Это видно даже на рис. 7.

Но представим себе наблюдателя, который изучает не весь ход капли до земной поверхности, а любые два сантиметра в середине пути. Он неизбежно придет к выводу о ложности закона Ньютона: ведь капля, по его наблюдению, движется не только вниз, но вбок и часто вверх. Вывод ложен, но логичен, ибо ошибка скрыта в постановке задачи: допущено право исследователя на сужение темы, без координации с окружающими проблемами.

И пусть не говорят, что такого не бывает! На аналогичную методику, ведущую к заведомым заблуждениям, жаловался еще Аку-Аку Тура Хейердала.

Представленный нами на суд читателей трактат имел целью не столько уяснение истории как таковой, сколько понимание истории как пособия для решения проблем естествознания, в частности изучения биосферы.

Прямое же изучение динамики этнических систем как ее части возможно лишь при обработке исторического материала методами естественных наук. Исследуя таким методом историю какого-либо одного суперэтноса, мы установим причинно-следственные связи, определяющие ход процесса. Если же прибавить к этому историю этнических контактов между разными суперэтносами за длительный период времени, то мы получим динамику развития суперэтносов (см. рис. 6 на с. 417). Установление взаимозависимости этой динамики с ландшафтными изменениями и есть та задача, которая решается этнологией. При ее решении становится очевидным, что поступки людей как на персональном, так и на популяционном уровнях в социальной и этнической среде имеют диаметрально противоположные последствия. В социальной среде важно, что и как человек сделал: каменный нож, электрическую лампочку или атомную бомбу. Чаще всего он не может предвидеть последствий своих изобретений, потому что развитие социосферы носит спонтанный характер, причина которого лежит внутри нее самой. Это саморазвитие изучается социологией.

В этнической среде человек или этнос как система могут не сделать чего-либо вредного для природы, частью которой являются они сами. Значит, необходимо предвидеть последствия своих поступков в отношении природы, ибо любая ошибка может стать роковой. Не стоит повторяться и рассказывать о множестве поводов для борьбы против цивилизации в защиту природы, хотя эта тема и входит в компетенцию этнологии.

Вторая возможность практического применения этнологии — изучение этнических контактов и выбор линии поведения, необходимой для установления симбиоза. Необходимость именно такой формы сосуществования между народами не нуждается в доказательстве. Вряд ли сегодня найдется человек, взявший на себя смелость проповедовать геноцид.

И наконец, хотя самочувствие человека в потоке этногенеза детерминировано статистической закономерностью, это не значит, что на персональном уровне исчезает свобода выбора между несколькими решениями, когда к этому предоставляется возможность. А она предоставляется постоянно; важно только не упустить случай.

Пусть один человек не может изменить фазу этногенеза или число подсистем в этнической системе, но на низких таксономических уровнях — субэтническом и особенно на организменном — возможны индивидуальные усилия, способные породить события, которые только впоследствии и далеко не сразу компенсируются общей статистической закономерностью. Иными словами, человек с большой пассионарностью иногда может создать зигзаг на кривой развития, даже такой, который будет зафиксирован в истории. Конечно, очень соблазнительно все беды сваливать либо на Аллаха, либо на математические законы природы Лапласа, либо на пространственно-временной континуум Эйнштейна. Но волевой акт — тоже явление природы, ибо непосредственно связан с физиологией человека, нервной и гормональной. Поскольку ни один человек не может жить вне этнической системы, способной как усилить его напряжения, так и свести их к нулю, то именно людям механизм этногенеза не может быть практически безразличен.

И еще одно. Говоря о возможных источниках пассионарных толчков, мы не отбросили только одну гипотезу — космическое излучение. Правда, при нынешнем уровне знания о ближнем космосе эта гипотеза не может быть строго доказана, но зато она не встречает фактов, ей противоречащих.

Если эта гипотеза и в дальнейшем не встретит противоречащих ей фактов, то этнология даст возможность получить данные о достояниях ближнего космоса и его контактах с поверхностью Земли в эпохи, строго фиксируемые абсолютной хронологией. Допуск в плюс-минус 50 лет — величина ошибки для определения длины инкубационного периода — невелик, а практическая ценность данных: об энергетических вариациях в ближнем космосе за 4–5 тысячелетий несомненна.

Влияние ближнего космоса на наземные явления — не парадокс, а скорее трюизм. Луна вызывает приливы в океанах; солнечная активность — причина смещения путей циклонов через воздействие на затропический барический максимум; он же вызывает мутации вирусов и связанные с ними эпидемии. Все это не мистика, а география. Так какие же существуют причины к тому, чтобы отвергать воздействия окружения планеты на ее поверхность?

Ну, а если гипотеза воздействия каких-либо лучей на антропосферу не подтвердится? Если биологи обнаружат другую причину мутаций и особенно — микромутаций, изменяющих не анатомию, а только физиологию организмов высших родов позвоночных? Значит ли это, что космос не причина вспышек этногенеза? Нет! Ибо полосы толчков, на которых рождаются этносы-сверстники, — эмпирически зафиксированный факт.

А если найдется талантливый психолог, который откроет физиологический механизм пассионарности и свяжет его не с вегетативной нервной системой организма, а с гормонами или влиянием микроорганизмов, живущих в симбиозе с их носителем? Или если он объяснит повышенную активность пассионариев не как выброс излишней биохимической энергии живого вещества, а как способность выдавать эту энергию целенаправленно? Или генетик, уточнит способ передачи пассионарности как признака? Что изменится в описании феномена этногенеза? Ничего! Потому что этногенез — явление, наблюдаемое не на молекулярном и даже не на организменном уровне, а на популяционном, имеющем собственные черты, присущие только этому уровню.

Космические и планетарные вариации стоят на несколько порядков выше этногенезов, влияют на всю биосферу, включающую не только совокупность живых организмов, но и почвы, т. е. трупы растений и свободный кислород воздуха. И хотя этносы — капля в океане биосферы, они не могут не реагировать на ее флуктуации.

Короче говоря, нами описана природная закономерность, не содержащая философемы. Описание построено на фактах, и только новые несомненные факты могут поколебать концепцию.