Книга: Механическое сердце. Искры гаснущих жил
Назад: Глава 28
Дальше: Глава 30

Глава 29

Кофе.
Шоколад и жареный миндаль. Круглые столики на тонких ножках. Плетеные кресла и лоскутные почти домашние накидки с бахромой. Крохотные разноцветные подушечки, разбросанные на полу, и сам этот пол, укрытый шелковым гладким ковром.
Деревянные колокольчики, которые на малейшее движение воздуха отзываются сухими дребезжащими голосами. И шесть залов, отличающихся друг от друга лишь цветом убранства.
Здесь посетителей встречали с поклоном и остроносыми домашними туфлями, по старому обычаю заставляя разуваться. И не находилось того, кто рискнул бы обычаем пренебречь.
И Кэри позволила снять высокие башмаки, которые тотчас передали чистильщику.
— Меня ждут, — сказала она улыбчивой девушке в странном наряде: узкий халат с непомерно длинными, достигавшими пола рукавами, по краю которых были нашиты золотые бубенцы. Девушка кланялась, бубенцы звенели.
Ее лицо покрывал толстый слой белой краски. И неестественно ярким пятном выделялся круг, нарисованный на губах. Высоко поднималась башня из темных волос, укрепленная тонкими спицами. А со спиц свисали золотые нити…
Кэри спохватилась — как бы странно ни выглядела девушка, не следует столь откровенно демонстрировать любопытство. И удивление.
А туфли оказались удобными, и теплыми к тому же…
Яшмовый зал. И потускневшее золото ковра, на котором аисты кланялись друг другу, расправив вышитые драгоценными нитями крылья.
Желтое пламя живого огня, отраженное в воде.
Девушка со странным инструментом, непомерно длинным и неудобным. Две струны и тонкие пальцы с яшмовыми накладками в виде когтей. Девушка наклонялась, подцепляла когтем струну. И та издавала резкий тонкий звук, который таял в полумраке зала. И девушка вновь наклонялась… мелодия? Да, но странная, как само это место.
— Кэри! — Грай приветственно подняла руку. — Мы уже боялись, что ты не придешь!
Кузины Грай, леди Сив и леди Сигни, были здесь же. И тетушка, конечно же, дремала над высокой рюмкой кларета.
— Прошу простить меня за опоздание, — Кэри присела.
Ей не хотелось идти, но дом давил на нее пустотой, а Дитар попросила больше не появляться в ее доме: у нее осталось не так много времени, чтобы делить его с кем-то, пусть бы и с Кэри.
Кэри и так появлялась в ее доме слишком часто, чтобы это осталось незамеченным… и Дитар благодарна за помощь, но все-таки смерть — довольно интимное событие.
Она еще улыбалась, говоря об этом. И Кэри не посмела отказать в просьбе. Два дня она смотрела на дождь, сходя с ума от неясной тоски, а на третий — приняла приглашение, и вот теперь оказалась в странном месте, где варили шоколад.
Кэри позволила себе осмотреться.
Столешница из камня.
И кресла глубокие, плетеные, удобные, но… они выглядели здесь не менее чуждо, чем сама Кэри.
Леди Сив и леди Сигни заговорили одновременно. У них как-то так получалось, не перебивать друг друга, но дополнять, вывязывая из слов путаные узоры.
Они рады видеть Кэри.
И несомненно, ей здесь понравится. И конечно, странно слышать, что Кэри прежде не бывала в шоколадной лавке… ее, должно быть, совсем строго воспитывали, хотя их матушка утверждает, что дело отнюдь не в воспитании, а в происхождении…
Грай зашипела и, кажется, пнула кузину.
И Сиг замолчала, а Сигни вдруг покраснела и опустила взгляд.
— Не слушай их, они сами не знают, что говорят, — доверительно произнесла Грай и покосилась на тетушку.
Кузины обиженно засопели.
— Не слушаю…
Кэри не хотелось ссориться. И да, наверное, эти девушки, в чем-то правы.
Происхождение.
О нем ведь не забудут, пусть и не скажут в лицо, что Кэри — выродок, но… останутся сплетни, шепоток за спиной, любопытные взгляды и… и слухи, в которых все переврут.
— Ох, ты не представляешь, — Грай поспешно сменила тему, — до чего мне наскучили маменькины нравоучения.
Она закатила глаза.
— Я веду себя слишком вольно! Представляешь?!
Кузины закивали и взялись за руки.
— И оказываю дурное влияние…
Голос Грай, чересчур громкий, заглушал рваную мелодию, но девушка с прежней методичностью тревожила струны странного инструмента.
— Как же мне все это надоело! Скорей бы выйти замуж…
— Зачем?
— Лучше один муж, чем мама и две тетки… — заметила Грай и подвинула к себе вазочку с засахаренным миндалем. Орешки она жевала громко и как-то сердито, отчего становилось понятно, что ее и вправду донельзя утомили постоянные нотации. Кузины, переглянувшись, лишь плечами пожали.
— А если муж тебя отошлет? — робко поинтересовалась Сиг.
Ее сестра, утащив из вазочки горсть орешков, разглядывала их с несчастным видом. Она помнила, что леди пристала умеренность в еде, тем более, когда фигура этой леди выказывает явную склонность к полноте, а в моде худоба, но… засахаренный миндаль был слишком большим искушением, чтобы устоять.
Сигни ела. Вздыхала.
Кляла себя за слабость, но снова ела… а еще шоколад подали в широких фарфоровых чашках с крышечками.
— Мужа надо выбирать такого, — решительно заявила Грай, отправляя в рот сразу горсть орешков, — чтобы жить не мешал.
Кузины вновь обменялись выразительными взглядами и, повернувшись к Кэри, уставились на нее, ожидая решения. В конце концов, она была единственной из них, кто обладал собственным мужем.
— Я думаю, — осторожно заметила Кэри, — что супруга тебе выберут родители.
— Это да, — Грай вздохнула и замолчала. Впрочем, молчание ее не затянулось надолго. — Но все равно, замужним можно больше, чем незамужним. Если муж мне не понравится, я любовника заведу. Уж любовника-то я имею право выбрать?
Нервно вздрогнула во сне тетушка, открыла глаза, окинула зал мутным взглядом и, убедившись, что чести и достоинству подопечных ничего не угрожает — опасное слово, должно быть, пригрезилось, — вновь задремала.
Леди Грай, сняв крышку, вдохнула тонкий аромат горячего шоколада. На подносе стояли крохотные пиалы с грецким орехом и фундуком, дробленым печеньем, цукатами, медом и сливками. Подумав, она подцепила щипчиками длинный ломтик сушеной дыни и окунула в шоколад.
— Нет, — уже шепотом произнесла она. — Почему мужчинам можно заводить любовниц, а женщинам любовников — нельзя? Это несправедливо.
Кузины выбрали орешки. Сиг — грецкие, а Сигни — фундук. И одновременно потянулись к пузатому кувшинчику со сливками.
— Вот Лэрдис…
…это имя заставило Кэри вздрогнуть.
Лэрдис.
Женщина, которая украла сердце ее мужа.
…маленький домик с крохотным садом, где под шубой еловых лап скрыты розовые кусты. Узкий карниз и голуби. Старая мраморная чаша-клумба, в которой поселился можжевельник. Дверь. Массивный молоток, на звук которого появляется миссис Сэвидж в неизменном платье из темной бумазеи и кипенно-белом фартуке. Ключи на ее поясе.
Запах лекарств, привязавшийся к седым волосам.
Гостиная, камин и чай. Кресло, повернутое к окну. Дитар, которая уже ждет, и Кэри становится невыносимо стыдно за это ожидание, хотя она знает, что пришла вовремя. И все-таки ее, Кэри, время течет совершенно иначе. Разговор. Связующие нити слов. Чужое прошлое, которое раскрывается перед Кэри, порой слишком уж откровенно, но Дитар нужна эта откровенность. А Кэри несложно быть слушателем.
Лэрдис…
Снег за окном. Уже зима, но пока ранняя, робкая. Белые шали тумана, и мир, сузившийся до одной комнаты. Мягкая зелень обоев, кружево салфеток, которых как-то слишком много, словно кто-то решил связать все вещи воедино.
Или впустил в дом зиму.
— Я сразу поняла, что он влюбился, — Дитар полулежит.
Она уже мертва и знает об этом, но упрямо держится на пороге, и порой Кэри разбирает злость на мужа, который ушел именно сейчас. Неужели так сложно найти минуту для этой женщины?
У Брокка ведь много минут.
А у Дитар не осталось.
И смешно думать, что Кэри ревновала к ней… а ведь ревновала, притворялась равнодушной, слушая Грай, которая почти с восторгом рассказывала о любовнице мужа…
…и о Лэрдис тоже.
— Представляете, — Грай наклонилась, опираясь локтями на стол, благо тетушка вновь крепко спала и не могла увидеть столь неподобающего юной даме поведения, — она так и заявила Королю! Мол, женщины имеют равные с мужчинами права…
…заводить любовников.
И не ясен этот восторг в глазах Грай. А она, замолчав, перемешивая шоколад ложечкой, смотрит на Кэри, словно ждет от нее одобрения.
— Я не думаю, — Кэри приподняла крышку, вдохнув горький аромат, — что стоит уделять такое… пристальное внимание мнению женщины…
…которая причинила боль Брокку.
— …которая позволяет себе столь откровенно легкомысленное поведение, — Кэри очень надеялась, что голос не выдает ее.
И выражение лица.
И запах.
Грай сморщилась.
— И ты туда же, — она выглядела обиженной, кузины же молчали, но как показалось, неодобрительно. — Я думала, что ты… другая.
— Какая?
— Вот скажи, — Грай упрямо тряхнула головой, — почему я должна подчиняться мужчине только потому, что он мужчина? Ладно, отец… ну или брат, хотя мой братец на три года меня моложе, но с его мнением уже считаются. А я… я должна улыбаться и делать вид, что счастлива… как будто у меня вовсе мозгов нет.
Грай с раздражением сыпанула в остывающий шоколад горсть грецких орехов. А кузины, вновь обменявшись понимающими взглядами, вздохнули. Их, кажется, вопросы равенства беспокоили мало.
— Почему я сама не могу принимать решения, которые касаются всей моей жизни? — Грай злилась, и шепот ее становился все громче.
— Так принято.
Кэри не знала ответа, более того, подобные вопросы ее вовсе не занимали.
— Кем принято? — Грай наклонилась. — Тем, кому удобно, чтобы вот я… или ты… или вот они были товаром?
Что ей ответить?
— А Лэрдис… она считает, что женщина заслуживает право быть свободной!
Грай нервно сжала ложечку, словно собиралась ею отстаивать это самое право на свободу.
— Она… если хочешь знать, она… сама управляет фабрикой! И поместьями! И никому, даже Королю, не позволит себя ограничивать… старая королева запретила Лэрдис появляться при дворе, а она ответила, что слишком занята теперь, чтобы тратить свое время так бездарно.
Глупость.
И оскорбление, которое та женщина в черном платье, проглотит, но не забудет. Лэрдис и вправду настолько смела?
— Ты молчишь, — с упреком произнесла Грай.
— Я не знаю, что сказать…
…рука сама прикоснулась к механическому сердцу, запертому на слово-ключ.

 

— Значит, он подарил его тебе? — когда Дитар улыбается, она выглядит почти красивой.
— Да, а…
— Он делал его для Лэрдис.
Обида.
Острая и полынно-горькая, и Кэри пытается скрыть ее, смежив веки, отвернувшись, прикусив губу, что предательски подрагивает, выдавая.
— Не злись на него, милая…
Не будет.
Постарается.
— Ему хотелось сделать что-то особенное… а у Лэрдис было все.
И тогда Брокк придумал крохотные часы с секретом.
— Почему тогда… — сердце, зажатое в кулаке, стучит, просит о пощаде.
— Не успел. Я даже не знала, что он его все-таки доделал. В последний раз, когда мы разговаривали, у него что-то там не ладилось. Очень маленькая вещь, хрупкая, с его рукой неудобно.
Дитар с немалым трудом подняла свои узкие ладони, которые прятала в чехлы шелковых перчаток, стыдясь иссохшей желтоватой кожи. В перчатках ей было неудобно, Кэри видела это и просила снять, но… разве Дитар переупрямишь?
— И все-таки доделал, — она щурилась и вновь улыбалась, чему-то радуясь. А Кэри не могла понять, как может испытывать радость тот, кому жить осталось считанные дни. — Эта игрушка многое значила для него… отдал тебе…
Отдал.
Только значит ли это хоть что-нибудь.
— Он ее любит?
Кэри решилась задать вопрос, который мучил ее. А Дитар не спешила с ответом.
— Я… соврала бы, сказав, что нет. Но и соврала бы, сказав, что любит…
…любит или нет.
Старая игра на лепестках ромашки.
Сверр, который лежит, раскинув руки. И Кэри голову устроила на его животе. В животе раздается урчание, а значит, пора домой, там, небось, к обеду ждут, но вставать не хочется. Ромашек еще осталось дюжины полторы…
— Любит, не любит… — белые лепестки подхватывал ветер, рассыпая по зеленым травяным космам. — Плюнет…
Сверр фыркает, когда на кончик его носа опускается лепесток.
— …поцелует… — Кэри обрывает два сразу, так не честно, но если играть по правилам, то получится, что ее не любят.
Или плюнут.
Уже которую ромашку подряд. Обидно!
— На кого гадаешь? — Сверр приоткрыл глаз и, дотянувшись, поймал косу за кончик.
— Ни на кого. Так просто.
Он не поверил, а Кэри стало стыдно: не хорошо врать родному брату. И Сверр, словно подслушав ее мысли, за косу дернул, сказал:
— Признавайся…
Ромашка закончилась, но Кэри поймала следующий цветок. Нет, ей было жаль их, желтые солнца в белых коронах лепестков, однако… она ведь должна знать, любят ли ее.
— Хротгар…
— Это который рыжий? — Сверр наматывал кончик косы на палец.
— Прекрати! И он не рыжий!
— Рыжий!
Золотой, особенно, если на солнце смотреть, и веснушки ему идут. Он старше Кэри на целых два года и, конечно, в упор ее не замечает. У них со Сверром свои дела, наверняка, важные, и Кэри не хочет мешать, она издали наблюдает…
— Рыжий… — задумчиво повторяет Сверр, косу отпуская. — Идем.
Он перекатывается на бок и подает Кэри руку. Пальцы его стискивают запястье.
— Ты что? Отпусти!
— Неа, — Сверр сдувает с носа лепесток. — Не отпущу… ты моя и только…
Тем же вечером он пробирается в комнату Кэри, зажимая распухший нос. Лоб его украшала глубокая ссадина, а левый глаз и вовсе заплыл.
— Из-за него все, — буркнул Сверр, привычно забираясь в постель. Он потянул одеяло и холодная ступня коснулась ноги Кэри.
— Из-за кого?
Ей было жаль брата, которому наверняка больно. И Кэри, убрав со лба длинную белую прядь, подула на ссадину.
— Рыжего твоего… я спросил, что он о тебе думает.
— А он?
— Он сказал, что думает, что ты уродка.
Губа Кэри задрожала.
— Неправда.
— И я сказал, что неправда, — согласился Сверр, вытягиваясь. Он обнял Кэри и прижал к себе. — И мы подрались. Я его побил.
Он произнес это с огромным удовлетворением, и Кэри вздохнула:
— Врешь ты все…
— Что побил?
— Нет, что он… такое сказал.
— Вру, — Сверр фыркнул. — Я его просто побил.
— Зачем?
— Затем, что ты моя и ничья больше, ясно?
Он ущипнул Кэри, и та, разозлившись, толкнула Сверра локтем.
— Уходи.
— Нет, — он вцепился в одеяло. — Или… ты любишь его больше, чем меня?
Светлые глаза потемнели от обиды.
Больше?
Кэри задумалась… Хротгар ей нравился, конечно. Он был милым и забавным, и однажды нарвал для нее целый букет одуванчиков, но…
— Тебя, — решительно сказала она, обнимая брата. — Я люблю тебя много больше, чем его… чем всех.
И Сверр улыбнулся.
— Я никому тебя не отдам, — он прошептал это на ухо и обнял Кэри так, что ей стало тяжело дышать. — Слышишь? Никому…
…это было еще любовью?
Или уже безумием?
И как понять, где заканчивается одно и начинается другое?
Кэри вздохнула и словно невзначай провела пальцами по медальону, что спрятался под тонкой шерстью. Он делался не для Кэри?
Пускай.
Но теперь принадлежит ей. И уступать его она не собирается.
Ни его, ни мужа.
Настроение сразу стало лучше.
— Вот и чему ты улыбаешься? — Грай все еще дулась, но живая натура ее не позволяла слишком долго печалиться. И теперь Грай ерзала, разрываясь между обидой — все-таки окружающие не спешили проникнуться прогрессивными взглядами Грай — и желанием поделиться очередной сплетней.
— Представляете, — она наклонилась и понизила голос, заставив кузин податься вперед. — В городе взрывы были!
— Я читала, — шоколад оставил горькое послевкусие.
— Писали, что взорвалось само! А на самом деле… — Грай покосилась на тетушку. — На самом деле…
— Не стоит верить слухам, милая леди, — раздался вкрадчивый, но такой знакомый голос. И Кэри вздрогнула, а серебряная ложечка с длинным тонким черенком вывернулась из ставших вдруг неловкими пальцев.
— Слухи на то и слухи, — полковник наклонился, подняв ложечку, которую протянул подоспевшей девушке, — чтобы будоражить умы. Правды в них нет. Леди Кэри, не будете ли вы столь любезны представить меня вашим подругам?
Узнал?
Несомненно, но…
Короткий поклон и…
— Конечно, если вы помните меня… нам доводилось встречаться…
Полковник нехарактерно вежлив. А трость при нем старая, потемневшая и с широким набалдашником, на котором лежит массивная лапа. Ему к лицу пюсовая однобортная визитка, и темный с золотой нитью жилет отнюдь не выглядит вульгарно.
— Как я могла вас забыть? — Кэри сумела улыбнуться, надеясь, что улыбка ее получилась дружелюбной. — Леди Грай, это…
— Полковник Торнстен из рода Высокой Меди, к вашим услугам.
Он поклонился.
— Вы не похожи… — Грай запнулась, поняв, что едва не оскорбила нового знакомого, но полковник виновато развел руками:
— Увы, и вправду не похож. К сожалению и высокий дом не всегда гарантирует чистоту крови… или к счастью.
Взгляд его задержался на Кэри.
Насмехается?
Или намекает, что ее собственная кровь не столь уж чиста?
— Леди Кэри, я наслышан о вашем замужестве. Надеюсь, вы счастливы?
— Вне всяких сомнений.
Он кивнул и, перехватив трость, поклонился.
— Что ж, я рад это слышать. Вы заслужили счастье. А теперь, дамы, позвольте откланяться. Я и без того злоупотребил вашим вниманием, хотя, конечно, был бы рад встретиться вновь…
— И мы были бы рады, — пророкотала тетушка, которая очнулась ото сна. — Принимать вас, если, конечно, ваши дела позволят…
— Позволят, — его взгляд остановился на Грай, и улыбка той поблекла. — Леди Кэри… разрешите вас на несколько слов.
Он подал руку, и Кэри не осмелилась проигнорировать просьбу. Она встала, не ощущая собственных ног, и кажется, стоило сделать шаг и… полковник не позволил упасть.
— Вам дурно, леди? — весьма светским тоном поинтересовался он.
— Простите. Голова закружилась.
— Это с непривычки. Здешние ароматы лишь на первый взгляд кажутся безопасными… — полковник вел ее к низенькому диванчику, у которого застыла девица в белом платье-халате. Широкий золоченый пояс, обвивавший ее под грудью, на спине распускался причудливым цветком. — Вам следует беречь себя, Кэри… и не следует бояться.
Он усадил Кэри и взмахом руки отослал девушку.
— Не в моих интересах раскрывать нашу маленькую тайну… — полковник стоял чуть ближе, чем то предписывалось правилами приличия. Кэри же спиной ощущала неодобрительный взгляд тетушки, и любопытный — Грай. Кузины, как и прежде, предпочитали смотреть в пустые чашки.
— Я… буду молчать.
— Не сомневаюсь. И я также обещаю вам молчание, но… Кэри, если вдруг случится, что в вашей жизни возникнет кто-то из старых знакомых…
Кто еще?
Ригер? Мясник? Дирижер?
Почему все эти люди не ушли в прошлое?
— …и этот кто-то будет вам угрожать, то найдите минутку сообщить мне.
— И что вы сделаете?
— Поверьте, — он наклонился и мягко коснулся щеки, — я сумею помочь.
— Почему?
— Не верите в добрую волю и мою к вам симпатию?
— А вы мне симпатизируете? Мне казалось, что вас я…
— Раздражаете?
— Именно, — дышать становилось легче, и головокружение почти прошло. Страх… страх вот остался.
— Раздражали меня не вы, но беспечность вашего брата… вы мне не верите.
Солгать? Ответить правду и оскорбить?
— Не верите, — полковник склонил голову. — Что ж, признаюсь, у вас имеются все основания. И ситуация, в которой состоялось наше с вами знакомство, говорит отнюдь не в мою пользу…
Что он делал в том доме, на улице Красных фонарей? Ведь случайные люди не попадали на большую игру и…
— …и я постараюсь исправить то впечатление, которое у вас обо мне сложилось.
— Из симпатии?
Надо молчать.
Улыбаться. И прятаться в лабиринте вежливых фраз.
— Из симпатии, — согласился полковник. — И из надежды, что вы, быть может, проникнитесь ко мне ответной симпатией и походатайствуете перед той милой и крайне эмоциональной особой, которая явно к вам благоволит…
— Грай?
— Грай… жемчуг… красивое имя. Мне кажется, ей оно идет…
Полковник и Грай? Очередная игра, правил которой Кэри не понимает, или…
— Вы кому-нибудь рассказывали о… — он перехватил трость, положив набалдашник на ладонь.
И вновь выбор.
— Рассказывали.
— Я так плохо умею скрывать эмоции?
— Нет, леди, просто я слишком хорошо умею их читать. У всех, знаете ли, свои таланты… кому же вы доверились? Хотя… угадаю. Мужу?
— Он не при чем…
— Конечно, он не при чем, — согласились с Кэри. — Как и вы… но, полагаю, у вас были причины открыться ему? Нет, нет, не смею вас упрекать, но все же…
— Ригер.
Больше пояснять не понадобилось, полковник кивнул и, протянув руку, пообещал:
— Не стоит волноваться, леди. Он вас больше не потревожит.
— Не надо, я… я сама справлюсь. Спасибо и…
— И вы справитесь сами, — полковник произнес это с откровенной насмешкой. — Что ж, не буду вам мешать, но если вдруг…
— Я помню.
— И не стесняйтесь обращаться за помощью.
— Не буду.
— Вы чрезвычайно милы… и похожи на вашего брата.
Кэри отвернулась.
Похожа?
Наверное, но значит ли это, что она тоже безумна?
— И все-таки, откройте тайну. Та милая леди ведь не замужем?
— Нет.
— Чудесно… просто чудесно… — улыбка необычайно шла полковнику.
— Чего он хотел? — Грай, окончательно позабыв о приличиях, вцепилась в рукав Кэри.
— Узнать, не замужем ли ты…
— Полковник Торнстен, — веско заметила тетушка, раскрывая огромный веер, видимо затем, чтобы спрятать довольную улыбку, — чудесная партия. Лучше и желать нельзя.
Судорожный вздох Грай был ей ответом. И кузины, кажется, на сей раз искренне сочувствовали сестрице. А вечером Кэри обнаружила в ридикюле записку на полупрозрачной почти бумаге.
«Надеюсь, вы не забыли замолвить за меня словечко? Ваш Т.»
Записку она сожгла в камине… но кошмар вернулся. И сквозь сон Кэри слышала:
— Раз-два-три-четыре-пять… — голос Сверра перемежался с деревянным постукиванием трости о каменный пол, а из широких рукавов полковника сыпались карты. Все тузы.
Кошмары отпустили лишь под утро, и открыв глаза, Кэри поняла причину: вернулся Брокк.
— Здравствуй, — сказал он шепотом. — Скучала?
— Очень, — честно ответила Кэри.
Но кажется, ей не поверили.
Пускай. Главное, он снова дома…
Назад: Глава 28
Дальше: Глава 30