Глава 32

– Что здесь происходит? – Рядом с нами возникли взъерошенные запыхавшиеся эфиры. – Мы почувствовали возмущение в пространстве и появление в небе сущности ифрита!

– Мария! – ахнула Сапфира. – Как только ты выпадаешь из-под нашего наблюдения, то всегда оказываешься на спине и рядом с Диего!

– Это традиция, – сцепил зубы муж, стараясь шутить. В аквамариновых глазах билась жгучая тревога. Он пытался вливать в меня свою силу, а мой организм не принимал, упорно выталкивая ее обратно.

– Не надо, – тихо сказала я. – Не мучай меня больше. Если так суждено – я уйду любимой и любящей.

– Ой, – шмыгнула хорошеньким носом Марика. – Так трогательно!

– Я люблю тебя, – прошептала я, не отрывая взгляда от потемневших глаз. – Больше жизни.

– Волнительно! – смахнула слезу Сапфира. – И все же, что здесь происходит?

– Над седой равниной моря ветер тучи собирает, – показала я на парящего Рамона. – Между тучами и морем гордо реет Рамон смелый, синей молнии подобный.

– Опа! – опешила Сапфира. – Чего это его в эмпиреи потянуло?

– Он сказал, что жизнь проходит, – фыркнул Диего, отправляя Кару домой повторно и снабдив угрозами и инструкциями, кому она сейчас должна испортить настроение. – А он еще ничего не видел. Вот решил, не откладывая, осмотреть все с высоты птичьего полета.

– Так надо помочь! – воодушевилась Марика и пульнула в моего создателя эфирным потоком.

Рамон запрыгал мячиком и зафыркал.

– Что это с ним? – всерьез заботилась Сапфира, внося свою лепту током.

– То лицом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, – развивала я дальше свою мысль, – он мычит, и – тучи слышат гадость в громком крике гниды!

– Счас он еще громче заорет! – пообещала возникшая с порывом ветра Лёна в шелковом халате. И запулила в Рамона воздушным потоком.

Тот жалобно вякнул.

Лёна бросила на меня гневный взгляд:

– Сколько раз ты еще собираешься жмуриться?

– Это последний, – слабо улыбнулась я ей. – Честное слово!

– Мерзавец! – запулила Лёна в огненного новый поток. – Ты мне за это ответишь!

Рамон заорал.

– В этом крике – жажда дури! – перевела я невнятные вопли на нормальный язык.

– Если орет, значит, мало досталось! – фыркнула Марика, наматывая на руку еще один эфирный хлыст. – Было бы много – стонал.

– Силу гнева, пламя страсти и уверенность в беде, – кивнула я, соглашаясь, но не забывая прислушиваться к несущимся из поднебесья воплям, – слышат тучи в этом крике.

– Пусть послушают, однако, – влез в мою поэму Диего, осторожно кладя мою голову на землю и вставая. Он призвал вокруг себя водные силы. – Скоро вопль тот надорвется над седой равниной моря!

– И Рамон стремглав умчится в гости к рыбам на халяву? – полюбопытствовала я, широко открыв глаза. На радостях даже умирать перехотелось.

– Эта, други, жажда дури до добра нас не доводит! – заявила Лёна, вставая рядом с Диего и вплетая в его силу свою. Тут же подключились и эфиры.

Созданный совместными усилиями поток запулили к Рамону.

– Вас вызывает эфир! – подпрыгивала от нетерпения Сапфира, управляя траекторией удара. – Вам пора на покой!

Силовой поток достиг бултыхающегося в воздухе Рамона и влился в огненного. Дальше случилась химическая реакция. Соединение нескольких элементов вызвало большой выброс энергии – и мой создатель лопнул, как воздушный шарик.

– О как! – обрадовалась Лёна, подпрыгивая на месте.

– Вот пример перед глазами – как нельзя хотеть так много! – обнял меня за плечи Диего.

– Слава богу, – прошептала я, радуясь про себя, что одним злодеем стало на земле меньше.

– Что это? – крикнула Марика, показывая на возникший надо мной большой, переливающийся всеми стихиями шар.

– Только не это! – ужаснулась я. – С меня уже точно хватит всяких процедур!

Рядом с шаром соткалась полупрозрачная джинния, постепенно материализуясь и плавно опускаясь на землю. Посмотрела на меня и толкнула шар в мою сторону.

Сверкающая всеми красками смерть стремительно приближалась. Что-то кричал Диего, вопили эфиры, стонала Лёна. В общем, жизнь продолжалась…

Шар врезался в меня с огромной скоростью.

Жар. Боль. Темнота.

Похороны были роскошными.

Море цветов. Проникновенные речи. Океаны слез. Собралась огромная толпа элементалей, которые после моей смерти все – все до единого! – оказались моими близкими друзьями и соратниками.

Все они пришли со мной попрощаться. Стоял, склонив гордую голову, почерневший Диего, поддерживая заплаканную Лёну. Рыдали на плече друг у друга эфиры. Кусала губы всегда такая сдержанная Лана, опираясь на руки сыновей. Сморкалась в любимый фартук Натка.

Торжественно-печальный Эйден произнес над погребальным костром краткую проникновенную речь, вспоминая все мои неимоверные заслуги и выдающиеся подвиги. По его словам, мир потерял необыкновенную женщину и героическую особу, профессионала в своем деле.

Я даже сама собой загордилась! На пять минут… Пока не вспомнила, что под профессионализмом подразумевается…

После спича Эйдена люди (элементали!) в толпе еще больше расстроились и зашмыгали носами интенсивнее.

В общем, мне почти понравилось. Честно. Сама чуть не плакала.

Джиннии были возданы всевозможные почести. Ей бы, наверное, тоже понравилось, если бы она могла это видеть из своего Огня-Прародителя.

Истончившая рука в моей. Тихий шепот на грани слышимости:

– Живи за меня…

Мой крик:

– Сделайте же что-нибудь!

Склоненные головы друзей. Ласковые золотистые глаза, в которых уже едва теплилась жизнь.

– Отпусти меня, Мария. Я хочу уйти к Огню-Прародителю и возродиться снова, очистившись от скверны…

Опустившиеся от смертельной усталости веки и безвольная рука…

Огненный дух пустынь покинул нас. Она ушла, осознанно сделав свой выбор, гордая и несокрушимая. Прекрасная. Вот чего не отнять – даже после смерти лицо джиннии сияло огнем редкой красоты. Красоты жгучей и экзотической. Как вышло, что, имея одно тело, мы в итоге получились такими разными?

Я всегда мысленно сравнивала себя с березкой – тонкой и застенчивой, изящной и благородной в любом уборе, весеннем, летнем или осеннем.

Джинния… она блистала. То, что ее волосы были не черными, как у традиционных представителей племени джиннов, а светлыми, только подчеркивало яркую экзотичность ее облика. «Шила в мешке не утаишь» – это как раз про нее. Яркая! Удивительная! Желанная! Только такими словами можно было охарактеризовать новорожденную огненную. И ушла…

На мое плечо легла тяжелая длань. Обернувшись, я увидела мудрые глаза Мадхукара.

– Так должно было случиться, – сказал индус, оттесняя меня от тела джиннии. Поклонился земле. – И так случилось.

– Это неправильно, – плакала я навзрыд. – Она не должна была…

– Должна, – снял кончиком пальца слезу печальный индус. – Она подарила тебе новую жизнь, для которой ты должна будешь умереть!

– Как?! Тоже?! – У меня не нашлось слов. Все напрасно. Бедный Диего!

Громкие крики протеста. Побледневший Диего бросился ко мне, загораживая от Мадхукара.

– Ты не получишь мою жену! Сначала тебе придется убить меня!

– Я на Марию и не претендую, – покачал головой индус, поднимая на руки иссушенное тело джиннии. – Она, – нежно посмотрел он на безжизненное лицо, – будет достаточным доказательством для Эйдена.

Диего замер, недоуменно глядя на Мадхукара и медленно опуская поднятые в попытке призыва водной стихии руки.

– О чем ты говоришь?

Я отупело промолчала, но на уме был тот же самый вопрос: к чему ведет хитрый индиец?

– Подумайте сами! Оба! – довольно резко отозвался человекообезьян. Остановился, поворачиваясь к Диего лицом. – Или ты, водный, хочешь жить в вечном страхе? – ядовито поинтересовался. Напомнил: – Эйден до конца дней своих никогда не выпустит Марию. Ты хочешь ей прижизненной доли палача, ручной зверюшки главы Совета?! Ты действительно для нее этого желаешь?

Диего вздрогнул.

– Он не выпустит ее из своих рук – зачем? – твердо заявил элементаль-перевертыш. – И всегда будет шантажировать тебя ее жизнью, принуждая к сотрудничеству. Нравится тебе такой вид рабства?

Муж тихо охнул и сгорбился.

Мадхукар продолжал напирать, ударяя по больным точкам:

– Эйден сам по себе неплох и вполне на своем месте. Но политика – штука беспринципная! От покорных личных рабов, готовых по твоему первому знаку делать ВСЕ – убивать, запугивать, калечить, – ни один политик по своей воле не откажется.

Я мысленно с ним согласилась. Вольдемар тому прямое подтверждение. Ведь Эйден знал, не мог не знать, что я не имею права заниматься этим делом, но легко наплевал на существующие законы. Власть сильно развращает, да еще такая!

– А тут была она одна, – безжалостно продолжал Мадхукар. – А стало двое, сильных и обученных, готовых ради любви друг к другу на все! Муж и жена, палач и ликвидатор! И оба у него в кулаке. – Покачал головой в традиционной восточной манере, словно фарфоровый китайский мандарин, и поцокал языком, приговаривая: – Как удобно!

– Но это значит… – осторожно начал говорить муж, поворачиваясь ко мне.

– Это значит, – тихо сказала я, принимая окончательное решение, – что мы будем жить скромно и незаметно. Далеко отсюда. И все наши родные и любимые будут навещать нас время от времени, оберегая нашу тайну.

– Ты никогда не сможешь вернуться на родину, – печально предостерег Диего.

– Родина – там, где сердце, – сказала я, обнимая мужа. – А мое сердце с вами.

– Почему ты помогаешь нам? – обратился Диего к Мадхукару. – Что тебе с того?

– Люблю сильных женщин, – подмигнул мне индус, исчезая с джиннией. – Красота правит миром, делая его лучше…