Эпилог

Лиля пробежала глазами список, поморщилась и подписала его. М-да, расходы резко возросли, но юбилей ведь!

Пятьдесят лет, круглая дата, ровно через месяц. По такому случаю Лиля решила собрать всех друзей и родных в поместье под Лавери. Теперь уже своем поместье.

Да, пятьдесят лет… столько воды утекло…

Женщина бросила взгляд в окно. В сгустившихся сумерках на стекле отчетливо проступало ее отражение. Годы оказались милостивы к графине. Седина в светлых волосах почти незаметна, легкая полнота осталась, но очень удачная. Как раз та, которая позволяет женщине перейти к облику обаятельной пышечки, а не сморщенного абрикоса. Морщин почти нет, и даже зубы удалось сохранить. Кроме зубов мудрости, но, положим, она еще тридцать лет назад знала, что не мудрая.

Умная, да. Но житейской мудрости ей Альдонай не отсыпал.

М-да… Вросла, вжилась, даже вместо бога или богов поминает Альдоная… И сложно было не вжиться. Лиля откинулась на спинку кресла, прикрыла глаза, повертела в пальцах золотое перо.

Она вспоминала.

Примерно четверть века назад она вышла замуж за Ганца Тримейна и стала баронессой. И не прогадала.

Нельзя сказать, что у них все было безоблачно, но семнадцать счастливых лет Альдонай им подарил. Ганц вырастил и выдал замуж Миранду, договорился о помолвке Джайса, подарил ей троих детей…

Два мальчика и девочка. Все уже взрослые, кое-кто уже женат, и Лиля скоро в очередной раз станет бабушкой.

Миранда, вышедшая замуж в Ханганат и ставшая любимой женой, подарила семерых внуков. Она бы и больше родила, но Лиля прямо-таки угрожала и требовала. Промежуток между родами – не меньше двух лет! Нечего превращаться в родильную машину!

Амир немного пофырчал, но смирился. Гарем он содержал, но как же без него? Люди не поймут! И даже пользовался этим гаремом. Ему привозили и дарили невольниц, а он потом передаривал их тем, кого хотел наградить. Было большой честью получить девственницу из гарема Хангана… ну и ценность тоже немалая, туда второй сорт не подсунут. Миранда немного ревновала, но старалась держать себя в руках.

Она обещала Лиле приехать с младшими детьми. Надо же дать Амиру немного отдохнуть от семьи…

Джайс. Сын, радость, солнышко, заинька и два метра обаяния, женат вот уже четыре года – и можно сказать, что брак удался. На дочери графа Лайшема, причем разница в возрасте у них лет десять. Марион милая девочка и, что самое главное, ради своего мужа готова в огонь и в воду. Джайс тоже ее любит и изменять не собирается. У них уже двое детей, но Марион подумывает о третьем.

Но это старшие дети. Они явно пошли в родителей и рано обзавелись семьями. Дети от Ганца совсем другие. И пока никто не женат и не замужем.

Старший сын от Ганца, Томас, Томми…

Он же барон Тримейн (баронство Рейнольдс по прошествии времени переименовали). Наследный и вполне довольный своей жизнью. Рьяный продолжатель дела отца. Иногда так и тянет подарить ему трубку и кепи, благо сказки о бароне Холмсе разошлись по королевству и пользуются большой популярностью. Их даже ставят бродячие артисты и показывают на ярмарках. Можно сказать, народное признание. И все же он скорее талантливый одиночка, чем организатор и управляющий. Эти способности вполне проявляет второй сын. Барон Август Брокленд, также наследный. Говорят, имя не определяет судьбу? Скажите это Августу-младшему, который не вылезает с верфей, стараясь построить на них чуть ли не космический корабль. И на море его так же укачивает, как и деда, как и мать.

Хотя внешне оба сына похожи на Ганца. Сыграла же природа шутку с генами.

Дочка. Алина. Младшая. Любимый и обожаемый всем семейством бесенок с зелеными глазами и темными локонами. Красотка и вредина.

Придворные кавалеры уже строят ей глазки, но шестнадцатилетняя хитрюга вертит ими, а выбрать пока никого не выбирает.

Лиля не заключала помолвки, отлично понимая, что с таким состоянием ни один из ее детей непристроенным не останется. Тут уж скорее стоит вопрос, как отсеять охотников за приданым.

Трое детей, двое с титулами, малышка получит поместье после ее смерти и весьма нескромную сумму сразу.

В дверь поскреблись, и внутрь просунулся любопытный носик Алины.

– Мам, ты очень занята?

– Ужасно.

– Ужасное занятие или ужасно, что я тут?

– И то и другое. Так что тебе надо от престарелой мамаши? – насмешливо поинтересовалась Лиля.

– Мам, меня завтра пригласили покататься верхом. Я возьму Лидарха?

– Нет. Ташлаха – и никаких разговоров. Лидарха я тебе не доверю, он пока еще слишком бестолковый.

– Ну ма-а-ама-а-а…

В ребенка полетела подушечка с кресла. Алина тут же замолчала и исчезла за дверью.

– Между прочим, это Роман Ивельен! – донеслось из-за двери.

– Все равно бери Ташлаха, – огрызнулась Лиля.

Увы, Лидарх Первый умер почти десять лет назад. Возраст штука такая, ему подвержены все. Лиля тогда жутко горевала, пока Амир не прислал в подарок жеребенка – копию ее друга. Только маленькую. Лиля тогда растрогалась до слез.

Интересно, Роман Ивельен проявляет к девочке серьезный интерес – или так, дурака валяют? Джейкоб уже женат, а Роман все никак определиться не может… почему бы и правда не Алина?

Благо близнецы выросли хорошими людьми. И хорошо, что правду о родителях им никто не расскажет.

Лиля перебрала конверты, лежащие на столике.

Бумага. Ее дело. Ее подарок этому миру. Белая, зеленоватая, с гербами… сейчас ее делают уже на нескольких фабриках. И крестьяне продают туда и коноплю, и лен, и крапиву, неплохо зарабатывая на этом. Или выплачивают ими часть оброка.

Бумага, потом книгопечатание – сколько они провозились с литерами и тушью, сейчас даже вспомнить страшно. И разумеется, школы и больницы. Именно туда уходит львиная доля ее средств. Конечно, альдон ее во всем поддерживает – да и как не поддержать?

Кенет Воплер – человек благодарный. А еще он видит, что ее идеи не несут зла.

Альдоном Кенет стал лет семь назад, после смерти альдона Романа. И принялся активно вбивать в головы священников мысль, что если они служат Альдонаю, то должны помогать людям. И начать надо с больниц. Со школ. И монастыри… Женские вообще разогнать! Пусть учатся раненым помощь оказывать да идут в больницы для бедных. Если десять лет там прослужат – естественно, не бесплатно, – могут выйти на свободу и жить как хотят. Не все, конечно, некоторых вообще надо бы на цепь посадить. Но идеи нашли отклик среди церковников.

Он тоже будет на празднике. С сыном. Марк вымахал настоящей громадиной, а еще активно помогает Августу-младшему на верфях.

Там же окопались и вирмане. А уж что они преподнесут на день рождения – даже подумать страшно. Лейф и Ингрид, которые обзавелись уже не только восемью детьми, но и пятнадцатью внуками, решили не возвращаться на Вирму, и Лейф переквалифицировался из капитанов в корабелы-испытатели. Доиспытывались до того, что построили настоящую каравеллу, и самые отчаянные сорвиголовы из вирман (в том числе и Эрик, не утративший с возрастом прыти) отплыли искать новые земли.

Восемь лет назад, да…

Тогда произошло нечто страшное. Открыли Америку. То есть континент Алилен, как называли его местные жители. Смуглые, черноволосые, чертовски похожие на индейцев… и едва не повторившие их судьбу.

Они были богаты и не верили в Альдоная. Совсем.

Тогда, восемь лет назад…

– Лилиан, это новые земли! Это несметные богатства! – Ричард, чуть постаревший к сорока годам, но по-прежнему симпатичный, мерил шагами комнату.

– Ричард, нельзя так! Нельзя! Как ты не понимаешь? От таких идей недалеко и до полного истребления. А что? Это же не люди, они не верят, а в результате что убить поросенка, что прикончить ребенка – все будет одинаково. И будут костры, и кровь… останови это, пока не поздно!

Время оказалось милостиво к Лилиан Иртон. В золотых волосах не заметна седина, лицо не покрыла сеточка морщин, а зубы все так же белы. И не скажешь, что эта женщина родила четверых детей. Ричард теперь точно знал, что старший, Джайс, его сын. Трое младших от Ганца… Как его сейчас не хватало! По важному заданию Ричарда Ганц сейчас был в отъезде, на границе с Уэльстером. Супруги Тримейн счастливы в браке более пятнадцати лет, и Ричард был искренне рад за них. Он и Лилиан друзья – и пусть она тоже будет счастлива.

– Мы же не будем их убивать. Просто присоединим их к Ативерне и будем учить…

– Да не нужно им наше учение! Наоборот, мы можем сделать только хуже! Как ты не понимаешь?!

В дверь тихо постучали.

– Ваше величество, к вам альдон Роман.

– Пусть войдет!

Изрядно постаревшего альдона Романа сопровождал патер Воплер. Кенет стал более серьезным, глаза грустные и ясные, на лице прорезались морщинки, но старость не согнула его плечи. А все, кто оказался рядом, ощущали его ауру внутреннего равновесия.

Ему почти нечего желать. Власть? Он личный помощник альдона и, скорее всего, станет следующим альдоном. С такой-то поддержкой, как два короля, грех не стать. Деньги? Давно ушли в прошлое те дни, когда он считал медяки и думал, чем накормить сына. И сын – Марк – радость своего отца.

Марк целыми днями пропадал на верфях Августа Брокленда, сопровождая старого корабела и перенимая секреты мастерства. Август сильно сдал с тех пор, как эпидемия унесла его обожаемую «гадюку», и сейчас передвигается только в инвалидном кресле. Увы, есть вещи, над которыми человек не властен.

– Ваше величество…

– Можете вести себя свободно, Роман. Здесь все свои.

– Ричард, это великое открытие. Эрик прислал весточку, и мы сейчас должны решить, что с ними делать. Мои люди готовы плыть туда и нести свет Альдоная…

– Нет!!! – отчаянно вскрикнула Лилиан, схватившись рукой за горло.

Перед глазами у нее стояли индейцы, загнанные в резервации. Вырубленные леса. Погубленная земля, лишенная тех, кто сроднился с ней, пустив в нее корни.

Императив «нет веры – нет души – не человек». Из него и вырастали такие мерзости, как фашизм, нацизм…

Мужчины обернулись к ней. Не то чтобы они собирались прислушаться к эмоциям, просто… Вдруг Лиля скажет что-то важное? Именно она говорила, что за океаном есть земля, именно благодаря ее трудам туда смогли доплыть, она дала морякам компас, карты…

– Поймите, – уже спокойнее заговорила Лиля, – если мы сейчас бросимся насаждать там свою религию, они будут сопротивляться. Надо сделать так, чтобы не мы пришли к ним, а они к нам. И они сами попросят. Сейчас мы будем восприниматься как насильники. Потом – как просветители.

Альдон вскинул брови.

– Ребенок тоже жалуется на горькое лекарство.

– Речь идет не о глупом ребенке. О народе. Вы же не станете переубеждать ребенка, отнимая у него игрушку. Вы покажете другую, ярче, интереснее, и он сам ее возьмет. С радостью и пониманием! Добро насильно не впихнешь!

– И что вы предлагаете?

– Я читала письмо Эрика. Он скоро будет здесь, в Лавери. С женой, принцессой того континента. Ее зовут Тиаль. Почему бы нам не показать ей всю красоту наших стран? И не направить с ними в обратный путь патеров и пасторов – но умных, осторожных, тех, кто сумеет рассказать о нашей вере так, чтобы это было… привлекательно? И это будет первым шагом. А потом мы сможем дать многое! Стекло, фарфор, бумагу, шелк, коней… Да найдется и что дать, и что взять! Но лучше, если мы будем союзниками! Ричард, пойми! – Лиля в волнении заходила по комнате. – Мы можем взять силой. Но Ативерне такой кусок не по зубам. Даже в коалиции с Уэльстером. А если государств будет больше двух – начнутся проблемы, склоки, ссоры – нам мало Авестера? Или Эльваны? Вы ведь умные, вы это сами знаете.

Мужчины призадумались. Все так. И проблемы, и кусок, и…

На континенте сейчас семь государств. Ативерна, Уэльстер, Ханганат, Ивернея – коалиция. Эльвана, Авестер, Дарком – вторая коалиция. Но между Уэльстером и Ивернеей отношения своеобразные. Ивернейцы до сих пор не простили замужества принцессы Лидии. Тем более – такого. Тайного, с побегом.

Зато графиня Лорт была просто счастлива, о чем и сообщала Лиле в письмах и при встрече. Родила шестерых детей и была довольна своей жизнью.

Между Ативерной и Ивернеей тоже были трения. Замужество Лидии царапнуло ее братьев. А вот если бы на ней женился Ричард… Далее понятно.

Да и Уэльстер с Ативерной, с тех пор как умерла жена Ричарда… Нет, они не ссорятся. Но некоторые ниточки лучше не натягивать слишком туго, не дай Альдонай, порвутся.

Жена Ричарда умерла во время эпидемии около года назад. Чума – страшная штука. Ни прививок, ни-че-го… И бились с подлой заразой ученики лекарских курсов, безуспешно пытаясь спасти хоть чьи-то жизни.

Мария же заболела, ухаживая за старшим сыном. Мальчик выжил, а вот она…

Ричарду на память об их любви остались пятеро детей. Две девочки, три мальчика.

– А договоры можно скреплять и браками, – невинно намекнула графиня. – Давайте хотя бы попробуем?

Мужчины переглянулись. Они еще сто раз это обговорят, но, может быть, и не пойдут напролом? Может быть, выберут путь подлиннее, который не нанесет вреда ни им, ни земле Алилен?

Лиля понимала, что это слишком самонадеянно, но вдруг она затем и оказалась здесь, чтобы чуть-чуть помочь на сложной развилке? На которой иначе свернули бы в другую сторону – и пошла бы молотить кровавая мельница. Так легко разрушить. Так тяжело вернуть…

– Ваше сиятельство. – Секретарь протянул ей письмо. – От его величества.

Лиля вскрыла печать. Ричард вернулся и приглашал ее сегодня в гости. Что ж, надо бы заняться собой. Да, последние шесть лет Лилиан Иртон – официальная фаворитка короля. Единственная и неповторимая. Нет, случаются у него увлечения на пару недель, не без того, но только увлечения.

Восемь лет назад, после открытия Эриком нового континента, на старом едва не вспыхнула война. Избежать трагедии помогли два фактора. То, что вирмане давно вычистили Лорис от разной нечисти вроде пиратов, лишая Эльвану и Авестер неплохого козыря. И то, что церковь оказалась на стороне Ативерны. Альдон Роман тогда едва не отлучил от церкви всю королевскую семью Авестера.

Как людей, которые «сеют бурю и пожнут ураган кровавый, многие души за собой уводящий и потому Мальдонае угодный».

Но без интриг и заговоров все равно не обошлось. Защищая Ричарда, погиб Ганц Тримейн. Заговорщики отлично понимали, что с таким защитником дотянуться до короля будет сложно, – и убрали сначала Ганца.

Удары кинжалом и более высокопоставленных особ доставали. И королей, случалось, убивали наемные убийцы. Лиля не смогла ничего сделать. Был сильно поврежден кишечник, почка… медицина здесь не на том уровне, чтобы с такими ранами бороться, можно разве что боль снять.

Хорошо хоть попрощаться успели.

– Вот и моя пора настала… уходить.

Лиля, стоявшая на коленях рядом с кроватью раненого, не плакала и не произносила ненужных слов. Чего уж там, она была благодарна Ганцу. Все эти годы он заботился, оберегал, прикрывал ее спину, она была счастлива с ним, как с мужчиной и с человеком. И сейчас она могла только сказать ему правду:

– Рана смертельна. Я могу дать яд.

Помимо прочего, вера в Альдоная нравилась ей и отношением к смерти. Если у человека нет надежды, он может умереть по своей воле. И это не грех. Зачем мучиться лишние часы?

– Ты, как всегда, честна. – По губам Ганца скользнула легкая улыбка.

Лиля усмехнулась в ответ.

– Я была честна с тобой всегда.

– Да, это скорее я… Я хотел бы рассказать тебе о двух вещах. Постарайся понять меня. Это я тогда спровоцировал Фалионов.

Лиля пожала плечами.

– Я догадалась.

– Нет, если бы не я, они бы не сделали решающего шага, может быть, никогда… Ты могла бы быть счастлива с Александром.

Лиля на миг прикусила губу.

– Не важно. Это прошлое. Если человек поддался один раз, он и второй раз бы поддался. А где и когда – не угадаешь. Сделанное – сделано. Не стоит жалеть.

Ганц опустил веки. Он знал, что она так скажет, он хорошо изучил ее за эти годы, и столько осталось неразгаданного…

– И… в нашей спальне, в моем ящике комода – шкатулка. С голубой крышкой. Ты так ни разу туда не заглянула.

– Надо было?

– После моей смерти. Там письмо, прочитай, пожалуйста. И прости меня за все.

Лиля коснулась запавшей щеки:

– Это ты прости меня, если что-то было не так.

– Уже давно простил. Когда родился наш первенец. Ты позаботишься о них? А я присмотрю… снизу.

Лиля зашипела кошкой, что явно развеселило умирающего.

– Ладно, сверху. Но присмотрю. Позови ко мне патера.

– Кенет ждет за дверью.

– И не забудь: шкатулка, после моей смерти.

Лиля только покачала головой. Муж, увы, слишком хорошо знал ее. Она бы заглянула туда сейчас.

А через два часа Ганца не стало. Он исповедался патеру Воплеру, попрощался с женой и детьми и принял яд.

Ночью Лиля открыла шкатулку. Письмо было очень коротким.

«Моя любимая, драгоценная, упрямая, несносная жена.

Я знаю, ты сейчас плачешь обо мне. Не надо.

Неизвестно, сколько мне суждено прожить, это письмо я пишу в ночь после рождения дочери. Я люблю тебя. Я редко говорил об этом, но я был счастлив, поэтому ни о чем не жалей.

Спасибо тебе за тепло, за уют, за детей… и позволь покаяться в грехе, который я не раскрыл бы и альдону.

Ты помнишь ту ночь, когда был зачат Джайс? На следующий день меня вызвал его величество.

Вас видел лакей, он же донес королю. Эдоард оказался мудр. Он поручил мне убрать лакея и заняться тобой. Он правильно понял, что между тобой и Ричардом возникло… нечто. Если вовремя плеснуть на угли водой, мы могли рассчитывать пригасить это пламя.

Ты помнишь политическую обстановку в то время. Даже сейчас положение в стране весьма шаткое и нарушить его может любой неверный шаг. Любая неосторожность.

Я не знаю, свободен Ричард или нет, но прошу тебя никогда не становиться королевой. Фавориткой – возможно. Подругой, любовницей, даже любимой, но не супругой короля. Иначе это всколыхнет королевство. Это моя последняя просьба к тебе.

Мне тяжело это писать, но выбора у меня нет. Ричарду подсунули принцессу, а я стал утешать тебя. Я не знал, что полюблю, что буду счастлив… Это не оправдание.

Но я знаю твою душу. Ты – простишь. К тому же, надеюсь, я был не худшим мужем, моя любимая.

Здесь я могу написать это, и рука у меня не дрожит.

Мы с Эдоардом играли чужими судьбами. Он – больше, я меньше, но заплатить за это придется нам обоим. Надеюсь, что это не коснется моих детей, как коснулось его.

Если ты сможешь быть счастливой после моей смерти – постарайся сделать это. Я знаю, тебе было со мной хорошо или хотя бы не было плохо. Ричард – хороший король, и за его плечом тебе будет так же уютно.

Будь счастлива, родная моя. Прощай и не сердись на меня.

Всегда твой Ганц».

Лиля вздохнула, стерла с ресниц слезинку… Почти два года после смерти Ганца она походила на ледяную статую. И в том, что она оттаяла, есть заслуга Ричарда.

Давным-давно, почти тридцать лет назад, они стали любовниками. Потом расстались – и опять вернулись к этому.

Ричард действительно предлагал ей корону, но Лиля отказалась и осталась фавориткой. Дети Ричарда, поняв, что она никоим образом не претендует ни на место их матери, ни на власть, ни на деньги тоже приняли ее. Как женщину, которая любит их отца. Как человека, который скрашивает жизнь королю. Нельзя сказать, что они любили друг друга, но уважали и дружеский нейтралитет сохраняли.

А она… она опять была счастлива.

Ей повезло в этой жизни.

У нее любимое дело, которое будет жить и после ее смерти.

Замечательные дети.

Умные, хорошие внуки.

Она была замужем за достойным мужчиной. За человеком, достойным называться мужчиной.

Более того, на ее пути встретился Ричард. Сейчас они вместе – и тоже счастливы. А кем назовут ее потомки?

Дианой де Пуатье? Франсуазой Скаррон?

Разве это важно?

Она хотела счастья – она его получила.

Да, оно своеобразное, не такое, как у многих, но ведь и она такая одна – переселенка во времени и пространстве.

Придут ли за ней другие? Не важно.

Когда-нибудь она допишет свою историю для потомков и расскажет правду. Но не сегодня. Больше она не собирается ни о чем думать! Она едет к Ричарду в гости.

Лиля решительно поставила перо на подставку и отправилась переодеваться. Благо стараниями модного дома «Мариэль» это можно сделать почти без служанок. По дороге распорядилась оседлать Лидарха-младшего.

Возраст? Время? Пространство?

Мы подвластны им настолько, насколько позволяем себе это. А если кто-то хочет жить, любить, радоваться жизни и быть счастливым – для него не бывает преград.

Лиля улыбнулась вечернему небу.

«Я люблю тебя, мир. До безумия. Нежно. Навечно…»

И легкий ветерок, как благословение, взъерошил ее волосы.

«Я тоже люблю тебя, дитя мое. Будь счастлива…»

Ативерна. Лавери. Большой Королевский музей.

Экскурсовод, молоденькая девушка, заметно волнуется. Ее первая группа – дети лет семи. Удастся ли ей найти с ними общий язык, заинтересовать их?

– Сегодня мы осмотрим выставку, на которой представлены восковые фигуры наиболее заметных деятелей эпохи Зарождения. Кто скажет, когда она началась?

– Двести лет назад, – нестройным хором отвечают дети.

– Верно, молодцы. Тогда в Ативерне правил его величество Эдоард Восьмой. Именно в его правление началось то, что мы называем Развитием. В те времена школ не существовало. Существовали гильдии, они объединяли мастеров, которые брали себе подмастерьев, и дети, ваши ровесники, вынуждены были работать на них за кров и пищу. Часто им не давали и того, они болели, умирали… Чтобы стать членом гильдии, требовалось заплатить взнос и сдать экзамен. Но мастерам не нужна была конкуренция, и очень часто человек на всю жизнь оставался подмастерьем. Или его могли насильно закабалить – дать денег в долг, начислить на них большие проценты… словом, вырваться из замкнутого круга было нелегко. Больниц тогда тоже не существовало. Медицина была весьма и весьма неразвита.

Один из мальчиков поднял руку.

– Мы на уроке читали пьесу «Больной обманщик». Там доктора лечили или слабительным, или снотворным, или кровопусканием. Это правда?

Экскурсовод улыбнулась – и в ответ на детских лицах расцвели такие же улыбки.

– Почти. Были, конечно, травницы, но их было мало. Считалось, что все они шильды и дочери Мальдонаи. Гильдия докторусов не терпела конкуренции.

Дети понимали, о чем она говорит. В специальной школе с медицинским уклоном их с шести лет учили перевязывать раны, ухаживать за больными, помогать лекарям, составлять лекарства. Все они знали, что нет профессии почетнее, и все мечтали стать лекарями.

– Эдоард Восьмой оказался первым, кто решил сломить эту систему. Разумеется, это многим не понравилось. Против короля устраивали заговоры, его хотели свергнуть…

Группа подошла к восковой фигуре пожилого человека в роскошных одеждах и поблескивающей на голове простой короне ативернских королей. Лицо у него спокойное и усталое. И затаившаяся в уголках глаз грусть.

– Именно при нем была организована гильдия лекарей. И самое интересное, что ее главой был назначен иноземец. Великий ученый из Ханганата Тахир Джиаман дин Дашшар. Он вынужден был бежать из родной страны и нашел пристанище в Ативерне, где его талант оценили по достоинству. Его величество ласково принял ученого при дворе, а в те времена это было немало. А Тахир Джиаман дин Дашшар вылечил короля от нескольких болезней. Его перу принадлежат труды по анатомии и патологии. Именно дин Дашшар первым завещал свое тело после смерти ученикам – для опытов. Он считал, что нельзя узнать, отчего болеет человек, не зная, что внутри у человека. Потом это стало почти традицией в гильдии лекарей. А кто был вторым главой гильдии, знаете?

– Барон Джеймс Донтер, – вразнобой ответили дети.

– Правильно. Пойдемте, я покажу вам их фигуры. – По дороге экскурсовод продолжала рассказывать: – Именно Тахиру дин Дашшару Эдоард Восьмой обязан тем, что прожил долгую жизнь и даже успел увидеть внуков. Тахир был знаменитостью в те времена, достоверно известно, что его величество Гардвейг Двенадцатый, правитель Уэльстера, переписывался с мудрым лекарем и считал незазорным прислушиваться к его советам и исполнять все его рекомендации.

– Это же лекарь! – фыркнул кто-то из детей. – Глупо его не слушаться.

– Балбес, – немедленно послышалось в ответ. – А если тебе кровопускание пропишут или аконитом полечат? Тогда же многого не знали…

Экскурсовод переглянулась с учительницей, которая привела детей на экскурсию и попросила провести ее именно так. Рассказать о тех, кто имеет отношение к медицине. Этим детям пока не важны заговоры и политические течения. Им надо знать, кто положил начало их профессии. Вот через два-три года, когда им начнут читать политику и искусство интриги, им будет интересно послушать и о другом. О заговорах, которые как грибы росли в царствование Эдоарда. О заключенном секретном договоре с Гардвейгом, согласно которому королевские династии должны были скреплять дружеский союз браком не реже чем раз в два поколения, но строго следя за генетикой. Наследственные заболевания штука такая…

Тахир Джиаман дин Дашшар выглядел совсем как живой. В традиционной белой одежде ханганов, с чисто выбритым подбородком и улыбкой на губах, он сидел за столом и держал перо так, словно приготовился записать какую-то важную мысль.

– В те времена борода считалась признаком возраста и была важна для ханганов. Но Тахир дин Дашшар первым открыл, что с волоском в рану может попасть грязь, и сбрил бороду. Именно при нем появилась первая форма лекарей, вот она, взгляните. – Экскурсовод показала на двух кукол рядом с фигурой Тахира.

Форма действительно удобная. Рубашка, простые брюки для мужчин и свободная юбка для женщин, все из некрашеного полотна. Несколько карманов, все очень удобно и функционально. Головные уборы – нечто вроде банданы для мужчин и платка, полностью закрывающего лоб и волосы, для женщин.

– А здесь мы видим его преемника, барона Джеймса Донтера. Именно Джеймс заложил основы фармакологии, составил несколько травников, которыми пользуются и до сих пор, снаряжал экспедиции на поиски новых растений… для своего времени он был выдающимся биологом и химиком.

– А я читал, что он был травником, – сказал кто-то.

– Правильно, – улыбнулась экскурсовод. – Из-за интриг мать барона была вынуждена бежать, и ее приютила деревенская травница. Она многому научила мальчика…

Дети с интересом слушали истории про медицину, про знаменитых учеников дин Дашшара, про учеников достопочтенного Донтера, про то, что до сих пор все в его семье получают медицинское образование, про первую женщину-лекаря…

– Лилиан Элизабетта Мариэла Иртон. – Экскурсовод подвела детей к восковой фигуре женщины, непринужденно сидящей в кресле. Ее взгляд устремлен на зажатый в пальцах простой медицинский скальпель, на губах играет улыбка – и кажется, что она о чем-то размышляет. Длинная светлая коса тянется чуть ли не до пола, посверкивают зеленые камни в ушах и на шее. – Это очень любопытный персонаж нашей истории. Графиня Лилиан после потери ребенка стала первой ученицей знаменитого дин Дашшара. Именно она настояла, чтобы лекарскому делу обучали и девочек и мальчиков. Она щедро жертвовала на больницы и школы, и многие медицинские учебные заведения названы в ее честь. А еще была выдающимся хирургом. Надо сказать, Лилиан Иртон для своего времени вообще была необычайно образованной женщиной. Она много читала, сама писала рассказы и сказки. Она же, когда ей в руки попали старые свитки с лекарской мудростью, сумела перевести их и сберечь, чтобы отдать тем, кто действительно смог оценить всю важность открытия.

– А кружево и стекло «Мариэль»…

– Да, этим занималась семья графини и ее мужа. В те времена считалось недостойным дворянина торговать или заниматься ремеслом, но Иртоны стали исключением из правил. Несколько поколений графов Иртон занимаются торговлей, им же принадлежит честь открытия микроскопов, телескопов… Век Развития вообще подарил нам много интересного. Компасы, меридиан, множество знаний, были открыты новые земли за океаном…

– Их открыл Эрик Торвсон, правда?

– Да, правда. Отважный вирманин с командой предпринял путешествие за океан. Он открыл неизвестную до того времени землю, названную ее жителями Алилен, то есть «любимый дом». Разумеется, для них вирмане были в диковинку, и Эрика принимали там, как короля. Королем он и стал, женившись на принцессе Тиаль.

– А я слышал, тогда чуть не началась война?

– Да, молодой человек, вы правы, – подтвердила экскурсовод. – Все мы верим в Альдоная, но жители той земли не знали истинного бога. И тогда возник серьезный спор, едва не расколовший континент. Авестерцы и эльванцы считали, что если люди не верят в Альдоная, то они почти животные. И с ними можно не церемониться. Земли присоединить, людей обратить в свою веру или уничтожить.

– А я знаю! Тогда образовался союз пятерых! – выкрикнул еще один мальчик, судя по характерному разрезу глаз – потомок жителей Алилена.

– Именно. – Ему досталась одобрительная улыбка. – Ативерна, Уэльстер, Ханганат, Ивернея, Вирма объединились против подобного подхода и сумели отстоять право Алилена на независимость. До сих пор там правят потомки Великого Эрика и до сих пор не было ни одной войны. Возможно, тогда бы ее не удалось избежать, если бы не твердая позиция альдона Романа, а позднее и альдона Кенета, которые едва не отлучили весь Авестер, объявив, что подобные рассуждения угодны лишь Мальдонае. Кстати, у нас есть скульптура и Эрика.

Громадный вирманин стоит, небрежно опираясь на топор, светлые волосы падают ему на плечи, рядом с ним, положив тонкую ручку на его лапищу, застыла фигурка смуглой женщины в экзотическом уборе из перьев.

– Великий Эрик и принцесса Тиаль.

Дети рассматривали их внимательно и серьезно, кто-то вздохнул:

– Как тогда было интересно…

– Об этом у нас снят целый фильм, – улыбнулась экскурсовод. – Предлагаю вам теперь самостоятельно посмотреть выставку, а через полчаса мы снова встретимся и посмотрим фильм. Кстати, первая в мире камера-обскура также была сделана в эпоху Зарождения сыном Лилиан Иртон – бароном Тримейном.

– А его скульптура здесь есть?

– Да, разумеется. – Экскурсовод указала на восковую фигуру высокого молодого человека с взъерошенными темными волосами и карими глазами, держащего в руках корявый ящичек и чему-то задумчиво улыбающегося. – Одна из первых камер так и выглядела. Потом вы сможете получить свои портреты, сделанные с ее помощью.

Дети разбрелись по залу.

Светловолосая девочка замерла перед статуей прапрапра… сколько же раз она ей прабабка?

Лилиан Брокленд – ее и назвали в честь той Лилиан. Детям пока не нужно знать, что она, прожив почти семьдесят лет, до самой смерти была фавориткой Ричарда, что король любил ее, что приказал похоронить ее в королевском склепе и завещал похоронить себя рядом с ней, что пережил ее совсем ненадолго… Им пока не надо знать и то, что на графиню много раз покушались, что графиня – одна из самых неоднозначных фигур в истории Ативерны, и в ее биографии до сих пор множество загадок, которые не торопятся открывать ее потомки. Где она могла получить такое образование, как она стала покровительствовать лекарям, почему Ричард приблизил ее к себе – неизвестно. Строятся гипотезы, предположения… говорят, правду знают семьи Иртон, Тримейн и Брокленд, но они молчат и не дают историкам изучать свои бумаги.

Особенно дневники первой женщины-лекаря. Детям тоже не дают их читать до совершеннолетия.

Но этой девочке пока интересно другое. Сможет ли она сделать что-то настолько важное, чтобы ее вспомнили через двести лет? Лили сама рвалась изучать медицину, ей интересно было заниматься многим, в том числе и семейными ремеслами. Кружево, вязание, макраме, стекло…

Дети должны знать как можно больше – так завещала Лилиан Иртон. Если у ребенка нет двух-трех образований, он будет считаться неполноценным в семьях Иртон, Тримейн и Брокленд. Да и во многих других…

Правнучка и прабабка смотрят друг на друга.

Памяти предков надо быть достойным. Памяти потомков тоже надо быть достойным.

И надо быть человеком. Куда бы ни занесла тебя жизнь, какие бы вензеля она ни выписывала, надо оставаться человеком. Иногда даже вопреки своим желаниям.

– Я справлюсь, обещаю тебе, – прошептала девочка. – Я стану достойной нашего рода, я справлюсь, ты еще будешь мной гордиться…

И на миг ей показалось, что восковая фигура одобрительно улыбнулась.

Верите ли вы в переселение тел?

А в переселение душ?

Или вы просто – верите?

Самое главное, чтобы было кому жить, любить и верить. Трава для коней, вода для людей и будущее для детей. Разве это не счастье?