Глава 6
Кто создал Европу?
Человечество вовсе не стоит перед выбором между «модернизацией и прогрессом» или «застоем и реакцией». Дух модернизации выпущен из бутылки, и вопрос стоит только так: приведет ли он человечество к самоуничтожению, — или к дальнейшей жизни?
Э. Шумахер
В учебниках пишут, что в 476 году пала Западная Римская империя. Это не совсем так. В недобром 476 году вождь германского племени готов Одоакр зарезал последнего императора Западной Римской империи. Звали императора Ромул Август. Какая-то мистика: Ромулом звали и первого императора Рима, и последнего. Парнишке императору было всего семнадцать лет. В народе его звали Августулом, что можно перевести как «августеныш» или «Августенок».
Только вот насчет падения Западной Римской империи все не так просто. В представлении современников империя была чем-то великим, незыблемым, надчеловеческим, вечным. И — единым. Для удобства управления император Домициан в 204 году разделил империю на две части: на Восточную и Западную. Восточная империя говорила на греческом языке, Западная — на латыни. Это разделяло две части империи, но идеал единства жил в сердцах римлян-ромеев.
Греки тоже называли себя ромеями. В ХIХ веке греческая интеллигенция стала «возрождать» древнее величие страны. Греки начали все чаще называть себя эллинами, как это делали их предки до римского завоевания. Но еще в начале XX века в деревнях на вопрос о национальности старики отвечали: «ромайос».
И цыгане называют себя «ромэн». И румыны — это не что иное, как «римляне».
Германец Одоакр тоже нес в себе веру в единство и величие империи. Две империи?! Это абсурд… Одоакр зарезал несчастного Августула, а регалии императора отослал на восток, в Константинополь, Императору Восточной Римской империи и велел передать на словах:
— Не может быть на небе двух солнц, не может на земле быть двух императоров.
Одоакр смиренно просил императора признать его своим наместником в Италии, а хорошо бы и на всем Западе империи. Но не вторым императором, а наместником. Наместником единственного, как солнце, императора.
Уничтожал ли Одоакр Западную Римскую империю? Да.
Уничтожал ли он империю? Нет.
Одоакр хотел укрепить империю, сколько у него хватало сил.
Восточная Римская империя, Византия, считала себя единственной наследницей Римской империи. Через сто лет после Одоакра, в 580 году, император Юстиниан попытался объединить империю. Он завоевал Италию, побережье Южной Галлии, часть северной Африки, Сицилию и часть Иберии-Испании. Все эти завоевания совершались с невероятными усилиями и с чудовищной жестокостью. И они очень быстро отвалились от Византии. Но в сознании современников Юстиниан не завоевывал, а восстанавливал. Он восстанавливал империю.
Король франков Карл Великий хотел завоевать все земли Западной Римской империи. Он завоевал далеко не все. На земли Восточной Римской империи, Византии, Карл не мог бы покуситься, если бы даже очень захотел: никаких сил бы не хватило. Карл очень часто завоевывал даже те племена, которые никогда не жили в Римской империи: например, племя саксов. Фактически он даже не восстанавливал Западную Римскую империю, а завоевывал некую новую, хранившую смутную память об этой Западной Римской империи. И столицу он не перенес в Рим, сохранил как столицу свой деревянный, германский до мозга костей городишко Аахен.
Но вот что интересно: в 800 году Карл короновался в Риме как император. Не как император Запада, а… просто император. Простенько и со вкусом. В Византии сидел свой, византийский император. А на западе был тоже свой не хуже и не лучше. Другой. Свой. В общем, признание факта, что империя не едина, их две…
Империя Карла развалилась сразу после его смерти.
В 962 году потомок Карла Оттон создает Священную Римскую империю германской нации. Империя претендует на преемственность от западных римских императоров и от Карла Великого. С самого начала эта империя была непрочным, чисто условным объединением самостоятельных княжеств. Императоров уважали. Этот титул был почетен. Но конечно же, ничего общего с Римской империей в этом объединении не было.
А пока кипели все страсти по уже сгинувшей империи, пока германские императоры все пытались восстановить Древний Рим, формировалось нечто новое… Европа — как новая цивилизация. Преемственная от античной, но совершенно другая.
Ассимиляция Римом
Те, кто завоевал Римскую империю, были примерно таковы же, как те, кого поглотила империя — иберы, галлы и белги. Дикие племена, без всякого гражданского общества и политии. Но тоже арийцы: активные, рациональные до идиотизма, обучаемые до способности забывать самих себя и свое прошлое.
Истинные арийцы, они начали учиться и изменяться, буквально не успев войти в Рим. Оказалось: соблазн не только в богатствах, скопленных за века государственного разбоя. Не только в теплой, не знающей снега земле, покрытой апельсиновыми рощами. Соблазн таится в самих здешних людях: в их мозгах, поведении, в их отношении ко всему сущему.
Память народов сохранила, как вандалы срывали с храмов позолоченную черепицу, спутав ее с настоящим листовым золотом, как их вождь Аларих запустил копьем в мраморную статую и на всякий случай убежал от гигантского, в два человеческих роста, белого воина, недрогнувшего от удара.
Но вот готы и потом лангобарды захватили Италию. Вломились в дома и храмы, вытащили на улицы, прямо в грязь, награбленное за века. С шумом поделили, тыкая немытыми пальцами, обгрызая траур под ногтями. Захватили клин южной, теплой земли, навсегда избавляясь от голода, с гарантиями, на века. И… что?
Империя рухнула, но живет ее наследие. Громадные каменные города как-то интереснее деревушек. Письменность и библиотеки, школы, споры философов как-то увлекательнее пирушек соплеменных воинов. Каменные храмы не просто громадны… В них поклоняются странному Богу, совсем не похожему на Одина или Тора. Этот Бог почему-то не нуждается в жертвоприношениях и одинаково любит людей всех племен. Он мог бы легко разметать все вражеские армии одним дуновением своим, но почему-то дикие грязные варвары тоже чем-то ему дороги. Мало великолепных дорог, каменных городов с фонтанами и водопроводом! Даже в нищенских деревушках бывшей Римской империи живут люди, для которых свобода — вовсе не светлый идеал и не мечта, а повседневная реальность. Эти люди даже крепостными становятся не всей деревней, а каждый сам по себе. И живут не в рядах клана, рода и войска. Они совсем одни, каждый сам по себе, стоят перед государством, мирозданием, историей, царем, военачальником, их непонятным, невидимым Богом.
Победителю римлян, их завоевателю и покорителю, почему-то тоже хочется особой жизни личности вне рода и племени. Почему?! Он и сам не может объяснить. Он несет эту потребность в себе. Чем сильнее внутренняя потребность быть лично свободным, выломиться из толпы общинников, завернутых в медвежьи шкуры, тем сильнее и могучий зов Рима. Даже германские племена различались тем, насколько силен для них становился этот «зов». Вандалы вошли в историю не очень почетным словом «вандализм». Готы тоже вошли в историю — но через «готический стиль» в архитектуре и в искусстве.
Завоевывали империю вовсе не одни германцы. Гунны оказались даже покруче, посвирепее. Они создали державу более крупную и сильную, чем любое германское княжество. Германские князья служили им. Но не возникло гуннского стиля в архитектуре. Не стали гунны родоначальниками новых народов, создателями новых алфавитов, архитектурных стилей и империй.
Стали германцы: франки, белги, готы, саксы. С ними происходило то же, что и с иберами, кельтами и ретами — с теми, кого завоевала империя: они становились римлянами. Но происходило по-другому.
Принципиальное отличие
Варвары, которых завоевывала империя, постепенно становились римлянами-ромеями. Частью античного мира. Те, кто сам завоевал Рим, римлянами сделаться не смогли бы при самом пылком желании. Если и пробовали, получалось… никак. Как вот Карл Великий сделал последнюю попытку восстановить если не всю империю, то хотя бы Западную Римскую. Разумеется, не получилось, и на развалинах построенного Карлом сформировались постепенно страны, известные и теперь: Италия, Франция, Германия.
Сам не ведая того, по своему невежеству, Карл включил в свою империю и тех германцев, которые отродясь не жили в границах прежней Римской империи. Руками его рыцарей Европа расширилась за счет саксов, крещенных огнем и мечом. А Шотландия и Ирландия сами приняли христианство, добровольно сделавшись Европой.
К XI веку в западном христианском мире окончательно сложилось новое общество, — и похожее, и непохожее на римское.
Новое общество было совершенно не похоже на общество римлян и эллинов: по-другому устроенное, оно знало совсем другие общественные институты. Это была не единая империя, прорезанная хорошими дорогами, с одним законом и одним языком. Множество княжеств и королевств говорили на разных наречиях, враждовали, даже воевали друг с другом.
В городах жили граждане. В деревнях жили общинники. Феодалы в укрепленных замках выращивали причудливую смесь традиций Рима и племенных обычаев.
Университеты, вольные города, система вассалитета напоминали Рим не больше, чем всадник на коне — легионера-гражданина.
Другим было отношение к труду. Империя презирала физический труд — презренное дело презренных рабов. С XI века западнохристианская церковь провозгласила труд необходимым для спасения души.
Монахи начали не просто уходить от мира, чтобы созерцать себя и Бога в отдалении от людей. Монахи стали трудиться, рассматривая труд как средство спасения.
В античное время горные работы считались проклятьем даже для рабов. В рудники ссылали закоренелых преступников, политических врагов, захваченных с оружием бунтовщиков. В рудники продавали самых сильных рабов, и за год-два-три раб, если не убегал с полдороги, превращался в никчемную развалину.
В Европе ХI–XIII веков горное дело поднимали свободные монахи, давая мирянам пример нового отношения к труду. Европейское общество становилось все более активным, трудолюбивым, деятельным.
И все же это общество очень напоминало римское; практически у всех в Европе была хотя бы частица того, чем располагали граждане в Риме.
Как в Риме, так и в Греции огромное значение придавали частной собственности.
Очень большое значение имел не приказ и не традиция, а договор. И договоры между людьми рассматривались как священные.
Человек в Европе воспринимался как отдельная, особенная личность, вне общины и вне государства. Даже если он лично не свободен, он не свободен именно лично, а не как член какой-то группы.
Церковь и учение Церкви имели колоссальное влияние на общество. И Церковь тоже утверждала идею Личности человека. Личность для церкви — понятие священное. Ведь человек живет вечно, а все государства и империи — временны. Человек, душа которого рано или поздно пойдет к Богу, старше и «главнее» империй, королей и государств — так учила Церковь.
Все члены этого, европейского общества имели хоть какие-то права, и никакая власть над ними не могла быть вполне безграничной. Даже замордованные мужики-вилланы имели хотя бы отсвет личных прав. Даже по отношению к ним было позволено не все.
Вольные самоуправлявшиеся города, воздух которых делал человека свободным, стали так просто рассадниками идеи личной свободы, рыночных и правовых отношений. И у дворянства, — и у высшего, при королевском дворе, и у мелкого, служилого, в глухой провинции, идея личности была в ряду важнейших.
Рыцарь — «Ritter» — вообще-то означает всего-навсего «всадник», на тогдашнем немецком, и не более. Точно так же, как старофранцузское «шевалье» происходит от «ше-валь» — лошадь. Рыцарская конница была основой армии и в Византии, и в мусульманских странах, и в Индии.
Но только в Европе рыцарь был в первую очередь личностью, носителем идеи личной, персональной чести. Он лично, сам, должен был не только ни в коем случае не ронять личную, персональную честь и честь всего своего рода; он должен был еще следить за поддержанием порядка и справедливости в мире. Можно сколько угодно смеяться над рыцарскими историями про схватки с великанами, чудовищами и драконами, над чудовищным самомнением рыцарства, над их поведением забияк, ведущих себя порой как двенадцатилетние задиристые мальчишки. Но рыцарь был носителем важнейшей и далеко не устаревшей идеи — идеи личности. Личной ответственности, личной совести, личной верности, личного благородства.
Рыцарь или свободный барон не могли жить сами по себе, но и не были подданными графа, герцога или короля. Благородный человек вступал с вышестоящими не в отношения подданного, а в отношения вассала. Это были договорные отношения; вассал и сюзерен договаривались, что они будут делать вместе; вассал не становился бесправным подданным, зависящим от каприза вышестоящего.
Феодальная, разделенная на множество княжеств, жестокая Европа все-таки не настолько бесправна, как Азия. В ней нет того повседневного рабства… по существу дела, всех. Того рабства, к которому люди привыкают, как к естественному состоянию, и не понимают, что вообще-то может быть иначе.
Активность… или агрессивность
Не успела родиться Европа, как тут же начала крестовые походы и немецкий «натиск на восток», «дранг нах остен».
Первый крестовый поход папа Урбан II провозгласил в 1095 году, и с тех пор их состоялось восемь. На Переднем Востоке больших успехов крестоносцы так и не добились. Даже то, что удалось завоевать, постепенно оказалось потеряно. Повторилось то же, что и во времена Александра Македонского, когда эллинистические государства простерлись до самой Индии: Восток оказался завоеванным только на короткое время.
Но Европа постоянно расширялась, включая по крайней мере славянские территории. С язычниками воевали, насильственно делая их частью Европы. Язычников крестили, делая новообращенных едиными с остальной Европой.
Христианство и новые, законы несли идею личности, идею принадлежности к цивилизации. Язычники, став христианами, постепенно сами становились европейцами.
Ирландия и Скандинавия стали Европой через крещение. Саксы — через завоевание и крещение. Славяне… тут есть случаи и крещения, и завоевания.
Само слово «европеец» впервые произнесли перед битвой франков с мусульманами при Пуатье в 732 году.
В X веке от Воплощения Христа граница Европы проходила по реке Лабе и по узким проливам Скагеррак и Каттегат, отделявших пока языческую Скандинавию от уже цивилизованного мира.
К XII веку весь германский мир уже оказывается частью Европы, а славянский между ХII и XV веками разделяется на тех, кто принял христианство, отбился от завоевателей «дранга» и построил собственные государства. И тех, кто сам не захотел в Европу и кого повели, потащили, погнали под конвоем, превращая в рабов и онемечивая по дороге. Воистину — понимающего необходимость ведет, непонимающего тащит. Очень интересно и полезно проследить на средневековых картах за тем, как Европа ползет на восток. По этим картам очень хорошо видно, кого европейцы считают, а кого не считают людьми своего общества.
В XV веке граница Европы проходила по границам Великого княжества Литовского и Русского, то есть прошла через Россию. Она и дальше шла на восток через территорию России.
В середине XVI столетия границу Европы картографы проводят по Волге. Еще во времена Петра I Азия начиналась на расстоянии двух верст от Москвы, а заводы Демидова располагались в самой что ни на есть Азии.
Российская империя становится на цыпочки, изо всех сил хочет быть Европой. Татищев, птенец гнезда Петрова, устраняет обидный географический факт, переносит границы Европы и Азии на Урал. Наверное, многие из моих читателей постарше уже знакомы с системой Татищева: когда граница Европы и Азии проходила по вершинам Урала, разделяя его на две равные части, а потом — по реке Урал до ее впадения в Каспийское море.
Но весь Кавказ — от самых его низких предгорий, от Куры и Кубани, был для Татищева Азией. И все владения Османской империи — тоже. И Крымское ханство, вассал Османской империи, и все владения Турции в Греции и в славянских землях за Дунаем.
Румянцев-Задунайский воевал в Азии. Потемкин отвоевывал берега Черного моря, закладывал Одессу — в Азии. Мужики переселялись на Кубань и в Ставрополье — в Азию.
На рубеже XVIII и ХIХ веков границу Европы и Азии стали проводить через Босфор и Дарданеллы, а северное побережье Черного моря от устья Дуная до устья Днепра — тоже стали считать Европой. Но еще Александр Сергеевич Пушкин совершил путешествия в АЗИЮ — в Крым и на Кавказ.
Только в конце первой половины ХIХ века границу Европы стали проводить привычно — по самым высоким вершинам Кавказского хребта, разделяя Кавказ на северный, европейский, и на южный, лежащий в Азии.
Вот эту систему и преподавали в школе еще в 1960-е годы. И автор этих строк, и другие люди, столь же пожилые и почтенные, кому за сорок, должны помнить из школьной географии это удобное, простое: граница Европы пробегает по вершинам Урала, по реке Урал, по берегу Каспия, по главным вершинам Кавказского хребта, по Черному морю, по Босфору и Дарданеллам.
Вот потом опять начались сложности: Европа продолжала расширяться. Во-первых, запротестовали Армения и Грузия. Как же так?! Земли почти первобытных мусульманских племен — в составе Европы?! Хаджи-Мурат, Шамиль с его мюридами — европейцы?! А в то же время, получается, Армения, первая в мире страна, где христианство стало государственной религией во II веке по P. X, — часть Азии?! Армения и Грузия настаивают на том, чтобы считать их частью Европы (и не без оснований).
Во-вторых, о своей принадлежности к Европе недвусмысленно заявляет Турция. С XVIII века ее территория, как и территория Российской империи, лежит и в Европе, и в Азии. А турки считают, что уже много десятилетий, даже веков, в Турции осуществляется европейский тип развития… По крайней мере с конца все того же XVIII века. В Турции, между прочим, даже выпускаются карты, на которых все Закавказье и вся Турция — Европа. Вопрос только в том, как скоро это новшество признают остальные европейцы.
А кроме того, с 1960-х годов произошло странное и до конца необъяснимое событие: граница Европы удивительным образом переместилась на восток и на Урале. Мне не удалось найти автора этого открытия, но теперь уже весь Уральский хребет оказался в Европе, а южнее граница проходит по речке Эмбе, «отдавая Европе» еще двести километров.
В 1990-е годы встал вопрос и о статусе Сибири. С одной стороны, Сибирь — это никак не часть Европы, даже если границу проводить и по Эмбе… А с другой — ну какой же Новосибирск — азиатский город, скажите на милость?! И не один Новосибирск. Красноярск, Чита, Иркутск, Якутск, Хабаровск, Владивосток… Это азиатские города?
Сказанное относилось бы и к Харбину, — но его русское население уничтожено и разогнано коммунистами в 1945 году. Относилось бы и к Дальнему, и к Порт-Артуру, но их Никита Сергеевич соизволил подарить Китаю. Но к Владивостоку — и сегодня относится, это европейский город.
Путешествие Европы через территорию Российской империи завершается тем, что в документах СБСЕ появляется формула: Европа и Сибирь. Раз уж нельзя пока что считать Сибирь частью Европы — пусть будет чем-то расположенным неподалеку. Уверен, что даже люди моего поколения доживут до того, как формула «и Сибирь» окажется устаревшей и Сибирь (и русский Дальний Восток) будут молча признавать Европой. А там и на картах покажут.
Внимательный читатель спросит: но ведь это касается не только городов Сибири. С тем же успехом и Сидней, и Мельбурн — европейские города, а никак не города аборигенов Австралии. И Рио-де-Женейро, и Мехико, и Буэнос-Айрес — города не индейские. И Чикаго — не столица гуронов или ирокезов, и Нью-Йорк — не племенной город могауков.
Верно! И обе Америки, и Австралия, и Южная Африка относятся к Европе точно так же, как Сибирь, и по той же самой причине. Но об этом — особая глава.
