ЭПИЛОГ

Дарина летела сквозь ночной лес, как брошенный из пращи камень. Голые ветки кустов хлестали по бокам, пружиня от плотной серой шерсти. Мышцы ног, плеч, спины, напряженная стрела хвоста — все двигалось слаженно, в едином быстром ритме, доставляя ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Выбежав на холм, Дарина подняла морду к полной ноздреватой луне и протяжно завыла: «У-у-у! Богиня ночи, среброликая Тзевана, благослови мою охоту-у-у! Пусть погоня будет радостной, а добыча сытной. Бойся меня, враг, бойся суку из рода Мареш… Выслежу, настигну, загрызу-у-у…» Горло мягко вибрировало в такт грозной песне, шерсть на загривке стояла дыбом. Сквозь привычные ночные запахи пробился еще один — густой, волнующий… Запах самца. Дарина чуть опустила голову, вбирая четкий след, заворчала, ощерившись на приближающуюся фигуру. Крупный серебристый переярок взбирался на холм осторожно, дружелюбно помахивая хвостом.

А потом была погоня. Задорная, злая, вымоленная полуночным камланием. И вырывалось из пасти горячее дыхание, и прогибался наст под невесомыми подушечками лап, и кружились, кружились снежные вихри… «Эх, лютень, морозный месяц. Что ж ты со мной делаешь? Зачем толкаешь на гон меня, почти старуху? — думала она, неплотно смыкая зубы на взъерошенном загривке молодого волка. — Пристало ли почтенным матронам с пацанвой баловать?» Волк жалобно поскуливал, признавая ее превосходство. Радость победы переполняла Дарину, а под шкурой уже жаркими ручейками разливалось вожделение. «Такова уж она, суть волчья. Лучше и не бороться с ней, а отдаться песне бурлящей крови, запаху чужого разгоряченного тела. Ты же хочешь этого, среброликая?» И еще ниже опускалась к лесу проказливая луна, будто благословляя своих питомцев.

Утром было стыдно. Голова похмельно трещала, гудели натруженные мышцы… Дарина, поджав хвост, трусила к своей избушке, стараясь не оглядываться, не шарить взглядом по поляне. Привычно перекинулась в сенях, потянулась всем телом, накинула на плечи рубаху и как была, босоногая, вошла в натопленную с вечера горницу.

Ее ночной соучастник уже был там, ожидал хозяйку.

— Эх, надо было тебя себе забрать, не отдавать сестрице, — начала Дарина весело, чтоб скрыть охватившее ее смущение.

В голубых глазах гостя зажглись лукавые огоньки:

— Ну ведь тогда домна Мареш не знала, от чего отказывается…

Она внутренне зарычала. Мальчишка!

— И зачем же зятек ко мне пожаловал, неужели только силу свою мужскую показать?

— Я хочу просить тебя вернуться в долину…

— С какой радости? Я одиночка и в стае жить не привыкла.

— А если я прикажу?

Он чувствовал свою власть над ней и над любым из оборотней-волков на много лиг вокруг. Но Дарина только фыркнула:

— Будем меряться, чей пропозит постарше будет? Нет у тебя надо мной слова.

Он, видимо, ожидал подобного ответа:

— Если я скажу, что в память о сестре?

Она охнула, будто от резкого удара в живот, когда он сдернул с лежанки покрывало. Там, свернувшись калачиком среди пуховых подушек, сладко спала… нет, это была не Вайорика, не ее любимая погибшая сестра, девочка-колокольчик. Волосы незнакомки были гораздо темнее, резче черты лица, но в первое мгновение этих различий не было заметно.

— Кто это?

— Я не могу тебе сейчас ничего рассказать. Для твоей и ее безопасности. Присмотри за ней. Она серьезно больна… И…

— И к тому же не оборотень? — возмущенно раздула ноздри Дарина. — Ты хочешь привести в стаю человека?

— Туда, где много волков, лиса не сунется, — непонятно ответил Михай. — Нам нужно на время спрятать ее от любопытных глаз.

— Нам? В деле опять замешан твой светлокожий змееныш? Хотя зачем я спрашиваю?! Всем давно известно, что ты без его позволения и зарычать не смеешь!

— Ты хочешь мне отказать? — спросил гость спокойно, переждав вспышку ее ярости.

Она остывала медленно, уже понимая, что никуда не денется — и приведет, и присмотрит, и в обиду никому не даст.

— Сам-то чего к матушке под крылышко девицу не определишь?

— В другом месте занят буду. На Златый брег идем. Слыхала?

Дарина кивнула. Слухи о близкой войне доходили даже до нее.

— Значит, опять…

На лежанке заворочались, девушка просыпалась. Высокий детский голосок лишний раз напомнил Дарине о сходстве незнакомки с сестрой:

— Братец Волчек, я пить хочу.

Михай опрометью выбежал в сени и поднес берестяной ковшик:

— Только маленькими глоточками пей, водица студеная.

Дарина скривилась. Ну чего это он над ней, как над младенцем, трясется? Или капризная девчонка уже под каблук грозного Михая загнала?

Тот, видя ее недоумение, прошептал одними губами:

— Сама поймешь…

Девушка осушила ковш буквально в два глотка, утерлась рукавом домотканой рубахи и улыбнулась хозяйке:

— Здравы будьте, тетенька. Может, вы знаете, как меня зовут?

Глядя в полубезумные янтарно-карие глаза, домна Мареш начала понимать, какая болезнь приключилась с несчастной девчонкой.

— А что ж, братец не сказал? — ласково погладила она по волосам свою подопечную.

— Он говорил. — Девушка доверчиво наклонила голову. — Только я все время забываю… Имя такое сложное… Ва… Во… Нет, не упомню.

Слезы заструились по бледным щекам.

Дарина вопросительно взглянула на Михая. Тот смущенно крякнул, покачав головой. Значит, даже имени своего бедняжка лишилась неспроста.

— А нам в таком важном деле мужики без надобности, — решительно проговорила Дарина. — Мы сейчас с Михаем попрощаемся. Видишь, как он на пороге переминается? Небось побыстрее по своим важным и неотложным делам бежать хочет. Так мы его и отпустим. Потом умоемся, позавтракаем чем-нибудь горячим…

Девушка почти дремала, успокоенная монотонной речью хозяйки. Послушно склонилась над рукомойником, промокнула лицо тканым полотенцем, присела на лавку. Михай подбежал, схватил ее за руки, жарко поцеловал ладошки, счастливо улыбнулся Дарине и исчез. Домна Мареш подавила неуместную ревность. То, что ночью между ними было, — это волчье, звериное и в человеческую жизнь мешаться не должно. Подопечная, не поднимая взгляда, тихонько сидела за столом. Жалость полоснула Дарину, будто нож.

— Я буду говорить долго. Я извлеку из своей памяти все имена, которые хоть когда-нибудь слышала. И не замолчу до тех пор, пока ты сама не выберешь себе то, которое больше понравится.

Бледное личико озарила улыбка:

— Только пусть мое имя начинается на «Л».

Волчица улыбнулась в ответ и согласно кивнула.