Самая грандиознейшая ложь, пущенная в широкий обиход еще при жизни Петра I, – это уверения, будто Петр первым придумал и ввел многочисленные новшества, будто до Петра Россия представляла собой нечто замшелое, застойное, невероятно отсталое, прямо-таки автоматически сопротивлявшееся всяким и любым изменениям окостеневшего порядка вещей. Хотя эту ублюдочную сказку стали подвергать всерьез сомнению еще во второй половине XVIII в. (князь Щербатов), она оказалась чрезвычайно живучей и угнездилась в умах настолько, что любые попытки прояснить истинное положение дел порой вызывают отпор, ни в малейшей степени не основанный на какой-либо рассудочной основе. Иных защитников Петра I, собственно, нельзя даже назвать защитниками – сплошь и рядом ими движет чисто биологическая реакция завидевшей собаку кошки: выгнутый дугой хребет, встопорщенный хвост, яростное шипение…

Да что там, частенько сталкиваешься с тем, что предшественник Петра, царь Федор Алексеевич, выпадает для многих из русской истории, – иные и не подозревают о его существовании, простодушно полагая: коли уж Петр – Алексеевич, то и на троне он сменил Алексея Михайловича…

Свою лепту, конечно, внесли и творческие люди – насквозь лживый роман А.Н. Толстого «Петр I» был, к превеликому сожалению, талантлив. А это еще хуже, потому что со стоящим на ложных позициях талантом воевать не в пример тяжелее…

Однако факты – вещь упрямая. А факты таковы: во-первых, Петр I не придумал сам решительно ничего нового. Все его «новшества» – уродливо искаженные, гипертрофированные, весьма даже бездарные продолжения тех реформ, изменений и новшеств, что родились до Петра. Во-вторых, Петр не «ввел» реформы, а принялся с яростью идиота пришпоривать и ускорять реформы уже начавшиеся. Образно выражаясь, предшественники Петра двигались к своей цели, щадя и не мучая лошадь. Петр, оказавшись в седле, не поехал, а помчался дальше – раздирая лошади шпорами бока в кровь, немилосердно ее нахлестывая, разрывая рот удилами. Цели он вроде бы достиг – но загнанная лошадь пала, и, стоя над ее трупом, Петр вдруг обнаружил, что примчался вовсе не туда, что дорога впереди закутана густым туманом, не у кого спросить, куда же теперь ехать, не у кого найти помощи, как ни надрывай глотку, – а из придорожных кустов уже в открытую выглядывает костлявая старуха с косой, пробуя пальцем лезвие…

Я очень надеюсь, что к тому же выводу, когда мы закончим, придет и читатель…