Глава 15
Следующее утро для господина Рельского началось куда приятнее предыдущего. Проклятая головная боль наконец отступила, точнее, затаилась в одной точке у левого виска, сделавшись почти неощутимой. Несомненно, она терпеливо ожидала своего часа, словно кошка у мышиной норы, чтобы сцапать зазевавшуюся добычу и торжествующе вонзить в нее острые когти. Но сейчас она не мешала мыслить и заниматься делами, и мировой судья был несказанно рад этому, уже сжившись с постоянным присутствием мучительной мигрени. Он был деятелен и бодр.
Дворецкий более не докладывал ни о каких происшествиях и новых рунах на двери, а слуги перестали прятаться. Казалось, бодрость хозяина перекинулась и на них, отчего полы сверкали свежим воском, окна были отмыты до блеска, а горничные порхали мимо пришибленных их улыбками лакеев.
Матушка с сестрами за завтраком упоенно разбирали на взгляды и фразы предыдущий вечер, тщательно подсчитывали все танцы и комплименты, коими одарили барышень. Поскольку госпоже Рельской не довелось присутствовать на обеде, она выпытывала у дочерей все подробности.
Словом, этот день разительно отличался от предыдущего. Казалось, даже дом улыбался и светился особенной аурой радости. Тучи на небосводе Эйвинда развеялись, и теперь снова торжествующе сияло апрельское солнце.
После завтрака господин Рельский отправился в кабинет со своим неизменным секретарем, но не успели они приступить к разбору почты, как в дверь постучали.
Почтительный слуга доложил о приходе девушки с письмом от госпожи Черновой, и хозяин велел немедля ее пригласить.
Он нетерпеливо вскрыл послание и дважды прочитал – сначала торопливо пробежал глазами, проглатывая слова, а затем перечитал вдумчиво. Записка начиналась с изъявлений благодарности, при виде которых господин Рельский иронично усмехнулся, а затем следовала просьба совершить еще одно благодеяние. Как уже упоминалось, мировой судья был вовсе не склонен сочувствовать неудачникам. Совершенно безжалостный к себе, он не ведал жалости и к другим. В иных обстоятельствах вряд ли он помог бы оступившейся горничной, но просьба исходила от Софии, а потому он охотно ее исполнил.
– Ступай на кухню, найди Зартессона и скажи, что я велел принять тебя на службу, – обратился Ярослав к девушке, стоящей перед ним. Она была похожа на жертвенную телку, пышущую здоровьем, но недалекую умом, и особого сочувствия не вызывала.
Девушка недоуменно захлопала глазами, сделавшись еще глупее на вид, и переспросила:
– На службу?
– Да! – уже слегка раздраженно подтвердил господин Рельский, а потом, догадавшись, спросил: – Госпожа Чернова не сказала тебе, о чем меня просила?
Та лишь молча покачала головой, и ее глаза подозрительно заблестели. Она прижала руку ко рту, видимо, силясь удержать слезы, но те были сильнее ее и покатились из глаз крупными каплями.
– Госпожа Чернова просила тебя приютить и взять на работу, – пояснил мировой судья нетерпеливо и повелительно махнул рукой. – А теперь ступай!
Ему не терпелось наконец прочитать долгожданное послание из столицы, доставленное поутру курьером.
Девушка, словно сомнамбула, двинулась к выходу, а господин Рельский схватил письмо и только вскрыл печать, как его снова прервали.
В дверь постучали, и не успел дворецкий доложить о приходе очередного посетителя, как створки распахнулись, и в кабинет влетел инспектор Жаров.
На пороге он столкнулся с девушкой, на мгновение остолбенел и даже слегка побледнел. Та несколько мгновений всматривалась в его лицо, затем молча прошмыгнула мимо.
Полицейский проводил ее взглядом, смутно понимая, что в чем-то определенно просчитался…
– Вам следует назначить ей содержание, – холодно и повелительно обратился мировой судья к инспектору, обрывая размышления Жарова.
Тот пришибленно кивнул, хотя такое отношение к обычной служанке было ему в новинку. Одной больше, одной меньше…
Господин Рельский внимательно наблюдал за ним.
А ведь господин Жаров сочинял такие трогательные истории о всепобеждающем чувстве, перед которым пасуют и сословные предрассудки, и жизненные обстоятельства!
Сладкие сказки о любви неизмеримо далеки от действительности, но молоденькие глупышки охотно в них верят и расплачиваются за такую «любовь» разбитыми судьбами…
Не слишком ли велика цена?
Реальность куда жестче и непригляднее.
Господин Рельский мотнул головой, отгоняя тяжелые мысли, посмотрел на свои сцепленные в замок пальцы и, откинувшись на спинку кресла, заставил себя расслабиться.
– Итак, вернемся к нашей загадке. – Голос мирового судьи звучал спокойно и уверенно. – Вы выяснили то, что я вам поручил?
– Конечно! – кивнул полицейский. Он как будто встряхнулся и продолжил деловито: – Итак, из перечисленных вами подозреваемых город покидали только госпожа Дарлассон – по таинственным делам библиотеки, и господа Шоровы, которые ездили на воды. Затруднительно выяснить, где были в указанное время господин Щеглов и дракон.
– Понятно, – Рельский принялся крутить в руках перо, не замечая, что пачкает руки чернилами. Он был полностью поглощен решением логической загадки, коей ему представлялось убийство. – Я верю, что господин Нергассон сказал правду – он не делал ключи. Полагаю, в таком случае раздобыть комплект ключей не так-то просто, и это наводит на размышления. Однако куда больше меня интересует другой вопрос…
Он замолк, а инспектор Жаров понятливо закончил:
– Как убийца выбрался из дома?
– Именно! – Мировой судья наконец обнаружил, что изрядно замарал пальцы, раздраженно отшвырнул перо и продолжил: – Дом был заперт изнутри, на окнах прочные решетки. Выбраться оттуда можно было лишь двумя способами: через тайный ход в спальню хозяйки или через балкон на втором этаже. Постройка внушительная, потолки высокие… Полагаю, спуститься сверху рискнет только отчаянный храбрец, обладающий ловкостью эквилибриста. Дам можно сразу исключить, гномов также, поскольку акробатика определенно не по их части. Господ Шоровых тоже сложно представить штурмующими отвесные стены. Остались господин Щеглов – ленивый сибарит, не склонный к физическим упражнениям, господин Ларин, известный своей боязнью высоты, и наконец Шеранн, который единственный мог без затруднений спуститься по стене или вовсе улететь.
– Возможно, убийца все же вышел через спальню госпожи Дарлассон? – азартно предположил инспектор, охотно включаясь в игру. Ему отчаянно хотелось слегка ослабить узел шейного платка, нестерпимо давящий на кадык, но он не решался на такую вольность.
– Добропорядочная гномка, покрывающая убийцу? Нелепо, цверги слишком правдолюбивы и прямолинейны, – отмахнулся господин Рельский. – К тому же она вряд ли стала бы защищать кого-то из наших подозреваемых. С господами Шоровыми она поддерживает только самое общее знакомство, как и с господами Лариным, Нергассоном и Щегловым. Или у вас есть иные сведения? – Он вопросительно взглянул на инспектора, тот отрицательно покачал головой, и мировой судья продолжил: – С дочерьми Ларгуссона у нее отвратительные отношения, дети не одобряли интрижку отца. С господином Реинссоном они и вовсе давние враги. Кто у нас остается?
– Дамы-библиотекари… – тихо выговорил инспектор Жаров, невольно вжимая голову в плечи. В исполнении импозантного полицейского это выглядело смешно и нелепо.
– Барышню Гарышеву она тоже не слишком любит, – возразил мировой судья и добавил сухо: – А о госпоже Черновой я велел вам забыть!
– Итак, по всему выходит, что убийца – дракон или хозяйка библиотеки. Больше некому, вы ведь сами говорите! – осмелился спорить инспектор. В конце концов, это его работа – расследовать преступления, а деятельные и облеченные властью любители только мешали отыскать злодея!
Мировой судья недовольно сжал губы и лаконично поинтересовался, опросил ли полицейский слуг и соседей. Тот подтвердил, кратко сообщив, что ничего интересного не выяснил. Все наперебой твердили о загадочных тенях и странных звуках, а также о своих подозрениях, однако толком ничего не знали. Жители городка сходились в одном: убийца либо госпожа Дарлассон, либо госпожа Чернова, либо дракон. Некоторые вообще утверждали, что они прикончили Ларгуссона вместе, поскольку были шайкой грабителей, которые давно орудовали в окрестностях, а храбрый сторож их разоблачил, за что и поплатился жизнью…
Словом, фантазия у местного населения богатая и работает бесперебойно.
– Но какие у них мотивы? – воскликнул господин Рельский раздосадованно.
– У госпожи Дарлассон – ревность. Господин Шеранн – дракон, кто знает, что у него на уме? – охотно пояснил полицейский. – А госпожа Чернова… Тут версий масса. Начиная с того, что покойный знал о ее грязных делишках и шантажировал, и заканчивая ревностью. Большинство верит в шпионаж в пользу Муспельхейма или пособничество любовнику-дракону.
Последние слова инспектор проговорил совсем тихо, видя, как мрачнеет лицо мирового судьи.
– Я не хочу об этом даже слышать, – тяжело произнес господин Рельский и сжал зубы так сильно, что на скулах заиграли желваки.
– А если убийца все же госпожа Чернова? – вполголоса произнес полицейский. – Вы сможете спокойно жить, если благодаря вам ее оправдают?
– Да.
Короткое слово упало, как камень, разом оборвав спор.
Инспектор Жаров поклонился и отбыл, оставшись при своем мнении и крайне недовольный этим разговором. Он давно определил для себя, что Ларгуссона убил Шеранн, вероятно, при пособничестве госпожи Черновой. Все указывало на это, и, в отличие от господина Рельского, он не видел причин верить в невиновность гадалки. Всем будет лучше, если злодеев изобличат! Но действовать придется тайком. Первым делом нужно установить слежку за драконом…
А мировой судья, убедившись, что остался один, встал, подошел к окну и посмотрел на сияющую гладь озера в обрамлении трепетных ив. Что бы ни случилось, он не позволит ее обидеть!
Мужчина решительно позвонил камердинеру и велел передать Елизавете просьбу пригласить к чаю госпожу Чернову…
В Чернов-парке этим утром творилась волшба. Нет, вовсе не такая, какой ее обычно представляют. Не было ни гальдаров – магических рисунков, ни колдуний-вёльв, ни звучных песен эрилей… Творилось нечто более земное, однако не менее волшебное: домовая Лея опробовала новый рецепт мыла. Точнее, она улучшала покупное – из золы морских растений и наилучшего оливкового масла.
Как это обыкновенно бывает, жена являлась вдохновителем и организатором, а взмыленный муж выполнял всю грубую работу…
Следует взять фунт мыла, нарезанного на мелкие кусочки, и четверть фунта извести, залить все двумя квартами бренди. Дать смеси постоять двадцать четыре часа, затем намазать массу на лист фильтровальной бумаги. Когда совершенно высохнет, растереть в мраморной ступке с половиной унции сандалового дерева и полутора унциями фиалкового корня и таким же количеством аира. Смешать пасту с яичными белками и четвертью фунта камеди, растворенной в розовой воде, и сделать из нее шары.
Это ароматное домашнее мыло предназначалось в подарок Софии. Покойный господин Чернов любил баловать жену и ввел в обыкновение праздновать ее именины, хотя принято справлять лишь именины детей. Подарки, сладости, нарядные платья – все это осталось там, в старой жизни, где не было места смерти и бедности… Но Стен и Лея твердо решили во что бы то ни стало устроить хозяйке праздник и начали готовиться к нему заблаговременно. Практичные и обстоятельные домовые и презенты предпочитали полезные, вроде ароматного мыла.
София уже предвкушала, как будут нежно пениться и благоухать аккуратные шары. Завернутые в полотняные мешочки, перевязанные голубыми лентами с вышитыми алыми рунами, испускающие запах сандала и фиалкового корня, они будут дожидаться своего часа среди стопок чистого белья, переложенного лавандой…
Воображение уже рисовало восхитительный аромат свежести и летнего разнотравья, куда более приятного, нежели модные сладкие духи. Госпожа Чернова сморщила нос. Ванильные стручки хороши в выпечке, а иланг-иланг – в аптекарском составе от стука крови в голове, но дамы, буквально с ног до головы облитые приторным парфюмом, оскорбляли тонкое обоняние. В душной жаре бальных залов запахи смешивались в нечто невообразимое, заставляя гостей лишаться чувств от недостатка свежего воздуха…
Так что подарок домовых молодая хозяйка всецело одобрила и старалась не мешать приготовлениям. Потому она охотно приняла приглашение барышни Елизаветы Рельской.
До вечера еще оставалось немало дел, и София решила немедля ими заняться. Вооружившись громоздкой шляпкой, призванной защитить лицо от губительного воздействия яркого весеннего солнца, госпожа Чернова отправилась в Бивхейм, радуясь про себя погожему дню и предстоящему визиту в Эйвинд.
С нею ушел Стен, важно сообщивший о неких срочных делах, под этим предлогом улизнув от деятельной супруги.
Домовая осталась присматривать за мылом. Она порхала по кухне и тихонько напевала то ли старинные песенки, то ли заклинания, призванные улучшить продукт.
От сего увлекательного процесса ее отвлек нетерпеливый стук дверного молотка. Она поморщилась и решила не обращать внимания на назойливого посетителя, однако гость попался весьма настойчивый и продолжал колотить в дверь.
Раздраженная домовая отставила в сторону ступку и сняла с плиты кастрюлю с загадочным варевом, сорвала с себя замызганный фартук и отправилась открывать. Но все ее негодование куда-то испарилось, стоило лишь распахнуть дверь. На пороге обнаружился Шеранн, который ослепительно выглядел на фоне яркого солнечного сияния, живым огнем обрисовавшего его фигуру.
– Простите, госпожи Черновой нет дома, – пролепетала домовая, вцепившись в ручку двери.
– Очень жаль, – почти искренне огорчился гость и спросил: – Не подскажете, куда она отправилась?
– У госпожи дела в городе, а потом она приглашена на чай к Рельским, – легко выдала хозяйку Лея.
На личике домовой отчетливо читалось искреннее сожаление.
К дракону, столь похожему на ее любимых героев, она безмерно благоволила и пропускала мимо ушей ворчание мужа, который полагал, что нет причин доверять чужаку.
Шеранн хищно усмехнулся про себя и медоточиво сообщил:
– Тем лучше. Я хотел видеть именно вас и рад, что представилась такая возможность… – Голос дракона журчал весенним ручейком, все больше очаровывая Лею.
Мыло было позабыто и оставлено сиротливо остывать в сторонке. Она и не заметила, как принялась охотно выбалтывать все хозяйские тайны за чашкой чая со свежим кексом. Впрочем, сама домовая вовсе не считала, что разглашала секреты госпожи Черновой, она ведь всего лишь рассказывала внимательному и заинтересованному слушателю о своей госпоже! И нисколько не задумывалась, для чего Шеранну потребовались эти сведения. Наверняка, он был очарован молодой гадалкой и желал во что бы то ни стало составить ее счастье! Да и вообще, поговорить о предмете нежной привязанности для влюбленного – первейшее дело…
Лишь одно предположение дракона домовая категорически отрицала. По ее словам, София не имела никаких сношений ни с орками, ни с людьми из Муспельхейма, и вообще не была ни с кем из них знакома, разумеется, не считая покойную матушку.
Впрочем, Шеранн не слишком ей верил…
