Галина Романова
ОДНА НА ДВЕ ЖИЗНИ
ПРОЛОГ
С тихим шуршанием падали осенние листья. Их мягкий шорох был единственным звуком, нарушавшим тишину. Только шорох листьев да порой хлопанье крыльев сорвавшейся с ветки вороны. Большой город с его стуком колес, топотом конских копыт, шагами людей и нелюдей, криками разносчиков и зазывал, звонками, гудками, стуком дверей и калиток был так далеко и в то же время близко. За росшими вдоль ограды деревьями виднелись улочки с высившимися на них двухэтажными домами. В трех шагах уже раскинулся пригород, шумный, деловой. Но здесь… Здесь царила тишина, нарушаемая только шорохом опадающей листвы и хлопаньем вороньих крыльев.
Цокот копыт по брусчатке и стук колес резко оборвались у самых ворот. Из небольшого наемного ландо выбралась молодая женщина в черном платье. Густая вуаль спускалась на лицо, не позволяя полностью рассмотреть ее черты. Только по стройной фигуре, обтянутой платьем, и по тому, как легко она двигалась, можно было догадываться о ее возрасте. Не поднимая глаз, она протянула вознице империал, кивнула в ответ на вопрос: «Прикажете подождать?» — и, прижимая к груди охапку пестрых осенних цветов, пошла по усыпанной листьями дорожке вглубь городского кладбища.
Могилы, заключенные в тесные решетки оград, тянулись по обе стороны дорожки. Через каждые пятнадцать шагов между ними росли деревья, сейчас ронявшие листву на каменные плиты с высеченными на них именами. Многие могилы в старой части кладбища были заброшены — если бы не ухаживавшие за ними монахи-молельщики, внутри ограды стеной давно встали бы сорные травы, пророс молодой кустарник, корни деревьев разломали бы плиты, а мох и лишайник скрыли бы давным-давно забытые имена. Молодая женщина шла мимо, не глядя по сторонам. Она знала, куда идет. Ей не было нужды выбирать путь. Она смотрела только себе под ноги и не ведала, что за нею наблюдают.
«Опять пришла…»
«Каждый день ходит!»
«Никак не может забыть».
«Никак не хочет забыть».
«Ей больше не для чего жить».
«Это и плохо. И сама мучается, и его мучает…»
Привычным путем, который она могла бы проделать с закрытыми глазами, женщина дошла до окраины кладбища. Здесь вдоль посыпанных гравием дорожек шел ровный ряд относительно свежих могил — им было от силы полгода, и еще не надо всеми шелестели листвой молодые деревца. Надгробный камень на одной из них был весь усыпан цветами — иные были еще свежими, принесенными на днях, а иные уже засыхали. Опустившись на колени, женщина положила свой букет сверху и застыла, закрыв лицо руками.
Двое тихо следили за ней.
«Сил нет смотреть! Как думаешь, можно что-нибудь сделать?»
«Не беспокойся! О ней найдется кому позаботиться!»
С противоположного конца аллеи за женщиной наблюдал еще один человек. Он не видел тех двоих и не знал, что говорят о нем.