ГЛАВА 9
О господах и слугах

Просыпалась я с трудом. Во рту поселилось поганое послевкусие ягодной брожульки, спина затекла. Ну кто тут меня на пытки отвести примеряется? Я, кряхтя, уселась на подстилке. Йоска колотил в дверь:

— Посетитель тут к тебе пожаловал. Впускать?

— А покушать чего мой посетитель с собой прихватил? — грозно зевнула я, чудом не вывихнув челюсть. — Я на голодный желудок пытаться не соглашалась!

Стражник хохотнул, звякнул ключ в замочной скважине, из открытой двери потянуло сквозняком.

— Гость в дом — радость в дом, — бормотнула я обязательное приветствие. — Поднос тут, в уголке, поставь.

Вошедший подобострастно повиновался. Я орлиным взором окинула ломти хлеба, сыр, колечко колбасы и вместительную калабашку с шапкой белой пены, и нечеловеческим усилием подавила в себе желание сразу все это выпить и съесть.

Йоска прикрыл дверь:

— Я на стреме постою…

— Вот так вот разложение и настигает государство. Сначала поварята с кухни сбегают, потом стражники на свои обязанности плюют. А следом что? Переворот? Развал власти?

— А давай мы тебя, Ленута, на княжество кликнем? — донеслось из коридора. — Ну пока господарь не в себе. Ты как раз девка подходящая, и колдовать горазда, и мысли казенные надумывать.

— Так я первым делом вас всех выпороть велю, чтоб неповадно было.

— А может, мы только твердой руки и ждем.

Нашу пикировку прервало робкое покашливание:

— Времени-то у нас не особо…

Я разъяренной кошкой обернулась к посетителю:

— Тебя, Томашик, я собственноручно уму-разуму учить буду. И приступлю прямо сейчас.

Поваренок спал с лица и, кажется, пошевелил ушами. Я попыталась сдернуть с пояса ремешок. Ага! Как же! Пояс у меня тоже отобрали, прежде чем в кутузку упечь. Похвальная предосторожность.

— Я тебя по всей Вороньей слободке разыскивала! Думала, пленили тебя. А ты тем временем, значит, в замке прохлаждался! — отвесила я огольцу подзатыльник. — И еще посмеивался небось.

— Не так все было, — заплакал Томашик, широко открыв рот. — Фейн меня отпустил, обещал, что тебе поможет.

— Рассказывай, — велела я, остывая и усаживаясь на подстилку. — С того момента, как мы с тобой к разбойникам сунулись.

Я отхлебнула из калабашки забористого духмяного квасу и принялась за сыр.

— Тебя в дом отволокли, — начал поваренок свою историю, — а я из кустов выбрался и перекинулся, чтоб ловчее к окнам подбираться. Хотел сначала подслушать, что внутри творится, а потом уже за подмогой бежать.

— Очень разумно, — кивнула я. — А мысль о том, что может мелкий, вроде тебя, противопоставить десятку здоровенных лиходеев, тебе в голову не пришла?

— Я как лучше хотел, — насупился мальчишка. — Да и бегаю я побыстрее этих самых здоровяков. Меня когда заметили, знаешь, как я припустил? Так бы и убег, если б Фейн меня не догнал.

— Дальше что? — Восхищение, с которым поваренок говорил об атамане, мне совсем не нравилось.

— А потом была Щура, ведьма старая. И это было очень-очень страшно.

— Она тебя мучила?

— Ага… Обряды всякие проводила, хотела, чтоб я и душой и телом ей верен стал. А у меня и сил-то не было ей отпор дать…

Поваренок упал на подстилку и уткнулся лицом мне в живот. Вот честное слово, попадись мне сейчас валашская колдунья, я б ее по-новому на тот свет снарядила. Я обняла мальчишеские плечи, чувствуя, как по моему лицу стекают дорожки слез.

— Не плачь, Ленута, — принялся утешать меня зареванный Томашик. — Все равно у нее ничего не вышло, Фейн меня раньше спас.

Закаты и рассветы давно уже смешались для волчонка в одну бездумную хмарь. Сколько прошло времени, он не помнил. Хозяйка приходила несколько раз в день, отпирала ключом дверцу клетки и бросала на пол кусок какой-нибудь еды. Он выползал, уже даже не пытаясь встать на разъезжающиеся лапы, послушно ел, хлебал из миски мутную воду и ждал, какую пакость приготовили для него в этот раз. Клетка его стояла в старой заброшенной конюшне на другой стороне реки. Здесь витали запахи застоявшегося лошадиного пота и прелого сена, которое никто никогда не убирал. Поначалу Томашик еще надеялся, что его спасут. Бойкая Ленута ни за что не оставила бы его в таком положении. Потом и надеяться перестал. А однажды ночью произошло чудесное. Вслед за бряцанием ключей отворилась дверь, и в конюшню, ни от кого не таясь и освещая свой путь фонарем, вошел Фейн. Волчонок заскулил при виде атамана и испуганно попытался забиться в уголок. Разбойник накинул кольцо светильника на потолочный крюк и склонился к клетке:

— Давай, малыш, поднимайся, — скрипнула дверца, — я тебя до забора провожу.

Томашик взвизгнул, когда Фейн попытался ему помочь, ухватив за бок.

— Ты ранен?

Подхватив мохнатое тельце, атаман вытащил волчонка наружу и перевернул на спину.

— Так, так, — протянул задумчиво, рассматривая длинный разрез от грудины через живот. — Знакомая картина. В человека перекинуться можешь?

Томашик протестующее зарычал. Он все слышал, все понимал, но ответить не мог. Не предназначена волчья глотка для человеческих разговоров. Он очень-очень хотел перекинуться — при смене ипостаси любая рана на вовкулаке заживает в мгновение ока. В безуспешных попытках сокращались мышцы, учащалось сбитое дыхание… Еще чуть-чуть… Волчонок застонал, упал на бок и прикрыл глаза.

— Эх, бабка Щура, ведьма злобная, — бормотал атаман, высматривая что-то на стенах. — Время идет, а штучки твои не меняются. Хорошо, не одна ты по запираниям в волчьем теле мастерица, а еще лучше, что встретился мне нужный человечек, пояснил, как колдовство твое порушить. Так что я теперь ученый…

Томашику было совсем худо. Он понимал, что жизни в нем осталось всего ничего, на пару мгновений. Из пасти вываливались клочья пены, в груди горело, перед глазами опускалась темная пелена.

— Так вот же он! — вскрикнул атаман, приближаясь к одному из опорных столбов. — Держись, малец, сейчас полегчает.

Разбойник ухватил за что-то, потянул на себя. Раздалось потрескивание, похолодало, в разные стороны полетели снопы голубоватых искр.

— Хэх! Накося выкуси! — Фейн повалился на спину, сжимая в руке длинный охотничий нож.

По позвоночнику Томаша прошла первая волна трансформации.

Мне подумалось, что большинство людей гораздо глубже, чем кажутся, и что нельзя судить о человеке по первому впечатлению. Ведь каким представлялся мне Фейн поначалу? Жизнерадостным, но недалеким красавчиком, окаянником с большой дороги. Я припомнила, как сама запирала Фейна в человечьем теле, чтоб предотвратить насилие.

— Когда это все произошло?

Томашик посчитал на пальцах, задумчиво глядя в потолок:

— Ну я уже дня два как в замок вернулся. Всем сказал, что в деревню к мамке бегал. Меня сначала выпороть хотели, а потом дядька Григор сжалился.

Понятно! Получается, когда я пыталась договориться с атаманом, выторговывая у него свободу поваренка, мальчишка был уже в безопасности.

— А почему боярину про меня сразу не сообщил?

— Фейн сказал, сам разберется. Хочешь, шрам покажу? — суетливо вскочил Томашик, не желающий со мной на скользкие темы беседовать.

Он задрал рубашонку до подбородка. От живота к подмышке тянулась бледная линия. Видала я похожую отметину. Значит, вот как Щура сумела себе Фейна подчинить. Непроста была покойница.

— Атаман говорит, на всю жизнь теперь метка останется, — с гордостью тарахтел поваренок. — Мы теперь с ним навроде кровных братьев…

— А чего ж твой братец любезный тебя в замок направил, а не к себе в банду взял?

Поваренок осекся:

— Ну понимаешь, тут…

— Шпионить? — грозно нахмурилась я. — Воровать?!

— Он сказал, пока ведьма при власти, мне к ним в компанию ход заказан. Мы хотели вместе к морю выбираться, у него мечта есть…

Про Фейновы устремления я и так знала, поэтому, особо не вслушиваясь, продолжила трапезу. Тюрьма тюрьмой, а обед по распорядку.

— Ты, Ленута, не боись. Фейн — он знаешь какой? Мужик сказал, мужик сделал! Он обязательно поможет.

Видали мы таких помощников! Хотя, конечно, дружеское участие мне не повредит.

— Ты Дарину видел? — спросила я поваренка. — Домна Мареш в Араде не появлялась?

— Не было вроде. А чего передать?

— Заканчивайте лясы точить! — прикрикнул из коридора Йоска. — Обход скоро.

— Просто расскажи ей, в каком я положении оказалась, может, она придумает, как мне из тюрьмы выбраться.

Томашик послушно кивнул, собрал опустевшую посуду и юркнул в приоткрытую стражником дверь.

Пыточная на меня особого впечатления не произвела. Во-первых, мне было о чем подумать, кроме измышлений о том, к каким из вбитых в стены крюков меня будут прикручивать и какими из раскаленных на жаровне щипцов за что потянут. А во-вторых, хитрые серые глаза в вырезах палаческой маски напоминали мне одного знакомого стражника. И я готова была последние портки поставить, что предусмотрительный Йоска, проводивший меня до самых дверей экзекуторской, передал меня с рук на руки кому-нибудь из своих многочисленных родичей. И мысли мои сейчас были даже не о пострадавшем ни за что Томашике и не о моей названой сестрице, а о том, что сказала мне маленькая рутенская девочка в хрустальном сне.

Обстановка к размышлениям располагала. Красноватые отблески пламени выхватывали из темноты какие-то лавки с потертыми ремнями для рук и ног, массивное кресло с креплениями, видно для этих же целей. На потолке болтался пучок цепей с кандалами и шипастыми ошейниками. Я хмыкнула, оглядев все это великолепие, и вежливо поздоровалась. Пахло раскаленным металлом. Палач растерянно переминался с ноги на ногу. Я, четко впечатывая шаг, пересекла пыточную и уселась в кресло. На щиколотках сами собой защелкнулись захваты. Я пошевелила ногами, прикинув, что, если что, свободно смогу выскочить из сапог, и благожелательно кивнула:

— Приступай.

Палач откашлялся:

— Признаешь ли ты, Ленута Мареш, — начал он заунывно, — злоумышления супротив господаря нашего…

«Ёжкин кот! Как же мне быть? Как отыскать вещицу, которую Влад собирал? И что это вообще может быть? Маленькая Лутоня говорила — он Кащей, от этого и плясать надо. Что я вообще про кащеев знаю? Бабушка рассказывала, что так когда-то назывался страшный Черный бог — покровитель зимы, тьмы и смерти.

И цвета его были черный да серебряный. А еще благоволил он к одному людскому племени, затерянному в холодных северных горах. В те незапамятные времена, когда деревья были большими, а моря — маленькими, враждовали между собой народы яггов и кащеев.

И что мне это дает? А ничегошеньки. Разве что понятно, почему моя бабушка так Влада ненавидит. Память предков, не иначе. Кстати, почему он Дракон? Не потому ли, что Чернобога называли еще Черным змеем?»

— Так злоумышляла или нет?!

Крик палача заставил меня вздрогнуть и мелко затрясти головой:

— Ни в чем я вины своей не признаю. И стоять на том буду твердо!

«А еще была старинная легенда о том, что напал как-то Кащей на Ярилу, бога земледелия, и обратил того в зайца колдовством своим поганым. Заяц, утка, игла… яйцо».

— Слушай, — обратилась я душевно к заплечных дел мастеру. — А в Валахии есть какие-нибудь приметы, связанные с яйцами?

— К-какими яйцами?

— Куриными, не человечьими же. — Двусмысленность своего утверждения я решила не замечать. — Например, в Рутении в самую долгую ночь в году нужно раздавить в ладони яйцо, чтобы беда стороной обошла.

— Нет у нас такого обычая, — тихонько пробормотал палач, косясь куда-то в угол. — А вот ежели яйцо в хлеву, например, спрятать, то, пока оно будет целое, и приплод у скотины хороший будет, и про болезни можно будет забыть. Ну и от пожаров помогает, и вещи утерянные искать.

Я проследила за его взглядом. У самого потолка в уголке, где сходились тесаные каменные стены, поблескивал медью широкий раструб. Ёжкин кот, ну надо же быть такой некумекой! Сразу не могла сообразить, что нас подслушивают? Я вопросительно подняла брови, серый глаз в разрезе маски мне подмигнул.

Палач подошел к жаровне, провел пятерней по рядам щипцов с длинными ручками. Звук получился угрожающим. Я всхлипнула:

— Не виноватая я!

Раскаленные щипцы плюхнулись в бадейку с водой, к потолку с шипением поднялось облако пара.

— А-а-а-а! — поддержала я представление. — Больно-о-о!

Дальше покуражится не получилось. В экзекуторскую ввалился в дымину пьяный боярин Димитру. Палач, схлопотавший прямой удар в челюсть, благоразумно уполз за лавку. Михай, ругаясь и потряхивая выбитым запястьем, подскочил к моему лобному месту и с воплем: «Прости меня, девочка!» — рухнул на колени.

Девочка была готова все простить прямо сейчас и кому угодно, если бы благородный спаситель в пылу раскаяния не попытался отпереть ножные захваты. Металлические кольца с лязгом поддались, чтоб еще плотнее обхватить мои щиколотки. Я взвыла, на этот раз не понарошку, и мстительно скрутила отрезвляющий кукиш. А чтоб неповадно было в пьяном виде к девицам врываться и от важных дум их отвлекать! Будущий вечный трезвенник поднял на меня грустные глаза:

— Тебе больно, птица-синица?

Я опустила руку и откинулась в кресле:

— Не нужно меня так называть… Свое что-нибудь придумай.

— Вот и Влад мне так говорит, — забормотал Михай, поднимаясь. — Рожу презрительную скорчит и давай вразумлять.

Боярин Димитру обходил пыточную по большому кругу, будто разыскивал какую-то вещь.

— Придумай, говорит, что-то свое…

Искомый предмет оказался деревянной тесаной лавкой. Временный правитель Валахии улегся на нее, закинув руки за голову.

— А что я придумаю? Я и птиц-то с пяток всего знаю. Курицу знаю, сойку и эту, как ее… Выпь! Курица — жмурится, сойка — спой-ка, выпь…

Богатырский храп сотряс помещение.

— А выпь-то чего? — негромко спросил палач, выбираясь наконец из-под лавки.

— Наверное, сыпь… — вслух подумала я.

— Ладно получается, — одобрил он, — выпь-сыпь, напевно очень.

У меня на этот счет было свое мнение, но мужик осторожно отстегнул ножные кольца.

— Меня зовут Нелу. — Маска съехала в сторону.

Палач был молод, лет двадцати, наверное. Широкоскулое курносое лицо его выражало сосредоточенность.

— Будем считать, что на сегодня работа закончена.

— Как скажешь, — с готовностью ответила я. — А кому ты должен был о результатах доложить?

— Ему, — кивнул палач в сторону Михая. — Вот проснется…

Нелу потер подбородок. Ссадина, оставленная драчливым боярином, слегка кровила.

— Подлечить? — Я прикоснулась ладонью к его скуле, подушечки пальцев привычно закололо. — Я же ведьмой деревенской раньше была, могу зашептать, чтоб заживало быстрее.

Парень принял мою помощь с благодарностью. Через несколько минут на его коже остался только розоватый след.

— Что с боярином делать будем? — вытерла я руки одолженной тряпицей и присела на краешек скамьи. — Мне тоже с ним поговорить надо.

— А я знаю? — пожал плечами Нелу. — Подождем, пока проспится, если у тебя каких наговоров от этого дела нет.

Мое предложение отрезвить боярина Димитру раз и навсегда ведьмовским кукишем было отвергнуто как бесчеловечное.

— Лучше уж пусть он сам как-нибудь, — пробормотал палач, пряча глаза. — Может, ты пока от пыток отдохнешь?

Я обиженно отвернулась. Подумаешь, какое единство!

Обратно в камеру меня вел не Йоска, а какой-то незнакомый стражник. Мужик так угрожающе поводил алебардой, что с разговорами я решила слегка обождать. Да и, если честно, не до них мне было. Я сразу же завалилась на свою соломенную подстилку, повернулась к стене и прикрыла глаза. Сон не шел. Вот ведь незадача! Всегда так! Когда не надо, чуть не стоя заснуть могу, особенно после сытного обеда. А сейчас — ни в какую! А ведь совет Лутонюшки из хрустального лабиринта мне ох как пригодился бы. Пока еще Михай проспится и сможет мне о господаревом артефакте рассказать… Тем более что я догадываюсь, что искать, теперь нужна подсказка — где.

Я попробовала считать овец, но эти наглые твари вместо того, чтоб монотонно перепрыгивать через наскоро придуманный заборчик, разбегались кто куда, глумливо бекая. «Ну правильно, — здраво рассудила я. — Они, наверное, боятся прыгать в пустоту». Я зажмурилась. За заборчиком расстелился ковер изумрудной сочной травки. Пастбище с четырех сторон окружили покатые склоны гор, на западе алело солнышко, ветер принес запахи распаренной земли и далекого дождя, застрекотали кузнечики. Я перекатилась на спину и подложила руки под затылок. Вечерело…

На тропинке, сбегающей с пригорка, показалась женская фигура. Прихрамывая и от того слегка дергая плечом, ко мне приближалась… бабушка. Я обрадованно вскочила, перекинула за спину косу и побежала навстречу, путаясь в длинном подоле сарафана. Яга улыбалась, разноцветные глаза лукаво щурились. Как же я соскучилась по ней!

Скрипнули петли, хлопнула дверь камеры. Я подняла голову. Сон рассыпался, оставив после себя чувство пустоты и неудовлетворенности.

— Estou doente, — прохрипел Луиш Мария де Нагейра. — Я болен… Я умираю! Что ты сделала со мной, ведьма?

Маг рухнул, отбросив светильник. Ручейки горящего масла устремились к подстилке.

— Пожар! — заорала я. — Горим!

На помощь мне приходить не торопились. Я прыгала по камере, будто горная коза, затаптывая огонь. Мне показалось, запахло паленым мясом. Мантия Нагейры тлела. Я заколотила в дверь, сбивая в кровь руки. Ёжкин кот!

— В коридоре никого нет, я велел, чтоб не беспокоили…

— У кого ключ?

— Не у меня…

Досточтимый надсадно кашлял, вяло подергивая конечностями. Умирает он, ага! Скоморох балаганный!

Ну почему моя стихия не вода? Почему порывы ветра, которые заполошно вырываются из моих рук, только раздувают пламя? Стоп, Лутоня! Огонь есть там, где есть воздух. Значит, твою силу нужно попытаться использовать наоборот. Не призвать ветер, а… отослать? «Пожалуйста, — шептала я своему дружку. — Уходи, на минуточку оставь меня. Мне очень-очень нужно…» Ветер недоверчиво фыркнул и юркнул в дверную щель. Сразу стало трудно дышать, заломило виски, легкие горели. Маг тоненько скулил на полу. Я задержала дыхание. Язычки пламени пожухли, обесцветились и… пропали. Глаза слезились, в горле будто застрял целый выводок ежей.

— Теперь вернись! — прохрипела я, борясь с головокружением. — Я больше не выдержу…

Наверное, ветер прислушивался за дверью. Он ворвался, благоухая жизнью и морем, поцеловал меня в щеки и играючи задрал подол мажеского облачения.

Я облегченно вздохнула: мэтр Нагейра под мантией носил нормальные штаны.

Привалившись спиной к стене, я прикрыла глаза. Как всегда, после использования стихийных сил, накатило изнеможение, затем слабость и нечеловеческий голод.

— Ты ветреница. — Маг приподнялся на локтях и сел.

— Это что-то объясняет? — ядовито переспросила я. — Или просто к слову пришлось?

Меня душила такая злоба на недотепу-мага за недавний пожар, за нелепое подземное погребение и, самое главное, за расстроенную встречу с бабушкой, что я готова была зубами вцепиться в его длинный нос и не отпускать, пока она, злость, не утихнет.

Нагейра моего состояния не заметил или не счел нужным замечать.

— Теперь понятно, почему в твоем присутствии моя сила так возрастает. Маги твоей стихии иногда могут служить источником для других.

— Других сил или других магов? — заинтересовалась я.

— Адепты ветра обычно не дружат с себе подобными… Ты училась? Кто был твоим наставником?

Я покраснела. Что за день-то такой? Все подряд меня носом в Квадрилиум тычут, как нашкодившего котенка. Сначала маленькая Лутоня, теперь этот вот…

Кстати, мой ответ мага и не интересовал. Он подслеповато щурился, пытаясь высмотреть что-то в темноте.

— Ты можешь найти лампу?

Я пожала плечами и подобрала с пола светильник. Дорогой стеклянный колпак его, конечно, приказал долго жить, но фитилек был на месте, и даже чуток масла плескалось на дне плошки.

— Кремень нужен и кресало, — сообщила я.

— Пустое…

Из складок мантии мэтр Нагейра извлек нитку блестящих бус, отщипнул один шарик:

— Давай сюда.

Я протянула лампу. Маг сжал бусину пальцами, раздался негромкий щелчок, и на фитиль упала капля жидкого огня. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, встретила испытующий взгляд:

— Расскажи мне, что на самом деле случилось с валашским князем.

Иветта Лузитанская примеряла церемониальный наряд. Большое настенное зеркало послушно отражало ее гибкую грациозную фигурку в пене черных кружев. Глубокое декольте открывало манящую ложбинку между грудей, а высокий ворот подчеркивал безукоризненность длинной шеи. Жемчужная диадема, венчавшая сложную прическу, придавала образу величие. Иветта была прекрасна, впрочем, как и всегда. Горничная из местных расправляла многослойный подол, ползая на четвереньках по наборному паркету. Наконец идеал был достигнут.

— Пошла прочь, — отослала княгиня служанку. — Сообщи Йохане, что я жду ее.

Девушка кивнула, присела в поклоне и попятилась к выходу. Иветта поморщилась. То, что она не смогла захватить из Шегешвара всех своих прислужниц, доставляло определенные неудобства. Вот, например, сейчас: одно неосторожное слово с ее стороны, и простоватая горничная в мгновение ока могла превратиться в свирепого зверя. Волки-оборотни! О боги! Что прикажете с этим делать? Постоянное напряжение, запах мокрой псины, от которого подступает мигрень, провинциальная непосредственность местных дворян…

— Госпожа звала меня?

Княгиня вздрогнула всем телом. Йохана появилась неслышно, будто просочилась сквозь стены. Теперь она стояла перед княгиней — предупредительная, верная, надежная.

— Есть новости? Девка созналась под пытками?

— С ней работает лучший специалист.

— Славно! — Иветта радостно хлопнула в ладоши. — Мы подготовили запасной план, если этот не сработает?

— Да, госпожа.

Из складок серого платья появилась небольшая плетеная корзина, заполненная ярко-красными осенними яблоками.

— Ты уверена, что яд хорош?

Йохана едва заметно усмехнулась:

— Он идеален и действует на магов с такой же интенсивностью, как и на обычных людей. Я подсыпала малую толику в питье мэтру Нагейра…

— Ай-ай-ай, — погрозила пальчиком Иветта. — Надеюсь, мой досточтимый земляк не отойдет в лучший мир раньше времени?

— Маг в порядке. Доза была минимальной. Все симптомы исчезнут через пару-тройку дней.

— Прекрасно!

Иветта провела кончиками пальцев по одному из глянцевых фруктов:

— Будь наготове, наша маленькая бестия может в любой момент проголодаться.

Йохана молча кивнула. Княгиня взмахом руки отослала компаньонку:

— Иди, моя дорогая, мне предстоит нелегкий день. Распорядись, чтобы подготовили омолаживающую ванну служанки. — И задумчиво добавила, возвращаясь к созерцанию своего отражения: — А к вечеру мы посмотрим, кто из прекрасных дам достоин управлять Драконом.