ГЛАВА 3
Вторую ночь в замке мне долго не удавалось уснуть, несмотря на то что накануне был насыщенный событиями день, а после такого наемники обычно отсыпаются, иной раз прямо на голой земле. Ибо в любой момент их могут поднять по тревоге и приказать готовиться либо к сражению, либо к встрече начальства. Сколько раз бывало, что мы валились спать даже на поле боя и пробуждались от того, что нас дергали за руки и ноги, собираясь снять с «мертвого» тела кольчугу! И в день приезда мне удалось уснуть быстро, едва голова коснулась подушки.
А сегодня…
Я вот уже несколько минут ворочалась на непривычно жесткой постели, не понимая, что же не дает покоя. Вроде все тихо… Неужели накануне я просто-напросто выспалась и не чувствовала усталости?
День завершился обычно — поскольку князь Витолд оставался в постели и не мог, по его собственным словам, составить мне компанию, я в одиночестве спокойно обошла все залы и галереи, заглянула в некоторые комнаты, двери в которые были приоткрыты, ибо негоже совать нос в дела хозяев. Челядь и немногочисленные придворные — дамы, несколько шляхтичей и рыцарей, таких же, как мой отец, только безземельных — занимались своими делами или же только делали вид, что занимаются. Война существенно проредила ряды придворных — мужчин было мало, всего шестеро, не считая князя и милсдаря Генриха, среди женщин многие до сих пор носили траур. Мне мало кого удавалось застать врасплох — стук деревяшки не услышать трудно. Разговоры замолкали, лица успевали принять скучающее или наигранно-радушное выражение: «Что же вы на пороге-то стоите? Идите уж… куда шли!» Да, хорош охранничек, которого издалека можно вычислить и нейтрализовать! Радовало одно — сейчас я была не на работе, а просто знакомилась с замком. Но все равно возникал вопрос — среди тех, кого мне не удалось застать врасплох, наверняка имелся и тот, кто подсылал к князю убийц. Если, конечно, это живой человек, а не плод воображения. А как я разберусь с этим делом, если стук деревяшки заранее оповещает всех о моем появлении?
А замок хорош! Не простое каменное сооружение, предназначенное для ведения боев, а настоящее жилое здание. Мне в нем понравилось. Так уж получилось, что до войны ни разу не довелось переступить порога ни одного замка. А во время оной на пути попадались только те, что выдержали осаду и штурм — с проломленными воротами, выбитыми дверями и окнами, следами разгрома, грабежа, пожара и трупами защитников, валяющимися тут и там.
Здесь многое устроили комфортно, по-современному и следов войны заметно почти не было. Как удалось узнать впоследствии, город и замок обороняли до последнего, и враг так и не ступил в ворота. Частично помогли королевские войска, вовремя появившиеся в непосредственной близости — именно в том бою я и получила достопамятную стрелу в ногу. Как странно! Жить, пусть и не хозяйкой, а всего лишь наемницей, в замке, из-за которого лишилась ноги!..
В замке имелось несколько башен, в которые вели винтовые лестницы. Поднявшись на одну из них, оказалась в просторной, почти пустой, если не считать нескольких старых лавок, комнате. Четыре окна смотрели в разные стороны — не узкие бойницы, а большие окна, не забранные рамами со вставленными в них стеклянными шариками, а просто закрывающиеся ставнями.
Присев на широкий подоконник, выглянула наружу. Вид отсюда открывался — дух захватывало. Городские окраины протянулись слева — отдельные дома и лоскуты огородов. А справа виднелись поля — ровные участки пашен чередовались с холмами, оврагами и поросшими кустарником балками. Если высунуться побольше, то правее можно было увидеть ленту реки, а совсем на горизонте — лес. Красиво! И врага высматривать удобно. Четыре башни сориентировали как раз по сторонам света, так что подобраться незамеченным было бы трудно.
Топот чьих-то ног вывел из задумчивости. Рука сама потянулась к мечу. Место уединенное, окна большие. Оглушить и выкинуть в окно — мол, сама упала…
Стой! Откуда такие мысли?
Но клинок уже с шелестом покинул ножны и…
— А, твою душу…
Маленькая девочка оцепенела, тараща глаза. Да что же это такое? Второй раз на те же грабли! На детей бросаться начала!
— Прошу меня простить, ясная панночка, — пробормотала я, убирая меч.
— А я совсем-совсем не испугалась, — заявила младшая сестра князя Витолда. — Вот ни чуточки!
— Как? Я вас напугала…
— Ага! Напугай! Я страсть как всякие ужасы люблю!
— А я как-то не очень, — пробормотала в ответ, отгоняя воспоминания о войне. — Я замок осматривала. А вы…
— А я тут прячусь. Меня хотят засадить за декламацию — читать с выражением! А я этого не терплю. — Девочка села на одну из лавок, расправила складки платья. — Ты никому не скажешь, что я здесь?
— Никому. — Я попятилась. Как бы то ни было, маленькая княжна Агнесса имела право приказывать. И не станешь же всерьез подозревать девочку в заговоре против родного брата? — Вы позволите?
— Ага, — Агнешка явно поскучнела и отвернулась, — иди…
До ужина удалось осмотреть почти все — кроме нескольких жилых комнат и пары залов, на дверях которых висели замки. Подергав некоторые для верности, оставила поиски. В конце концов и так прочесала все здание сверху донизу, аж ноги гудели. Но, памятуя о встрече с панной Агнешкой, в комнаты на башнях я теперь заглядывала с осторожностью.
Всего их, как уже говорила, было четыре. В трех удалось побывать, а вот в четвертой, на самом верху, меня ждали запертая дверь и висячий замок. Причем, судя по состоянию замка, его время от времени отпирали. Ну и ладно! Не мое это дело! Хозяева имеют право запирать некоторые двери. На всякий случай, правда, приложила ухо к створке, но обошлось — изнутри не доносилось никаких звуков, указывающих на то, что под замком сидит живое существо. Пришлось возвращаться, но эта неудача не отбила охоты идти дальше. И я гуляла тут и там, пока ноги не заболели.
За ужином пришлось стоять у кресла князя Витолда, восседавшего во главе стола. Наверное, сегодня был какой-то праздник, ибо столы ломились от яств. Каплуны, свиной окорок, горячий суп, баранина под соусом, сыр, целые горы свежей зелени, пирожки с начинкой. В доме отца до войны тоже порой пировали, но лично мне, за войну отвыкшей от разносолов, а потом из-за дороговизны продуктов просто запретившей себе мечтать о них, было в диковинку такое обилие.
Князь Витолд ел одной рукой, очень неловко, с радостью принимая помощь от мачехи, сидевшей от него по правую руку. Сначала меня это удивило — справа обычно сажают либо почетного гостя, либо возлюбленную, — но потом вспомнила, что он левша, и здесь все должно быть наоборот. Вот место слева как раз досталось тому самому милсдарю Генриху, который явно был недоволен моим присутствием, но ничего не говорил. Пани Бедвира устроилась чуть дальше и была этим страшно недовольна. Судя по ее взглядам, она охотно поменялась бы с княгиней местами.
Госпожа Эльбета сама нарезала окорок, перекладывая кусочки на тарелку князю, так что ему оставалось лишь брать по одному. При этом княгиня успевала еще и следить за поведением Агнешки, которая вертелась на стуле как маленький бесенок и ела за троих. Девочка выглядела довольной — видимо, урока декламации удалось избежать — и время от времени подмигивала мне. Тут обнаружился и мужчина, который сопровождал князя в поездке к целительнице. Он сидел за столом чуть дальше Генриха Хаша. Я обратила на него внимание именно потому, что мужчина время от времени бросал через стол горячие взгляды на пани Бедвиру. Но белокурая красавица оставалась равнодушной — все ее существо было поглощено не обращавшим на нее внимания Витолдом Пустополем. Из разговоров за столом удалось узнать имя мужчины — пан Матиуш.
Кроме них за столом сидели еще трое шляхтичей, пара рыцарей и несколько придворных дам, составлявших свиту княгини. За стульями приглашенных стояли слуги или пажи и оруженосцы, подававшие господам вино и угощения. И, собственно, только я одна чувствовала себя лишней, ибо у князя Витолда имелся свой слуга, подливавший ему вина. Даже приезжих «ястребов» усадили за стол, хотя и в самом конце. Вернее, сидел старший, а младший стоял возле его кресла и прислуживал, как оруженосец рыцарю. Предоставился отличный повод понаблюдать за людьми, попытаться понять, что их связывает между собой, но настолько сильно хотелось есть (от такого великолепия слюнки потекут у кого угодно!), что сосредоточиться не удавалось. Одно могу сказать — что-то показалось странным…
— Что вы тут стоите, Дайна? — отвлекшись от Генриха, который как раз в это время пытался ему что-то объяснить, князь посмотрел на меня снизу вверх. — Вы пока можете быть свободны. Присядьте с нами. Вон там!
Он кивком головы указал на дальний конец стола в непосредственной близости от «ястребов». Там при желании можно было найти свободное место. А при одной мысли о том, что я сейчас тоже отведаю всего этого великолепия, ноги сами рванули вперед.
— Но, Витолд, — послышался голос милсдаря Генриха, — разве так можно? Слугам не место за одним столом с господами!
Свидетели этой сцены воззрились на нас троих так, словно впервые увидели. Витолд прикусил губу:
— Но, Генрих, так же нельзя! Ведь панна Дайна женщина, и… у нее только одна нога. Ей, наверное, трудно стоять…
Вот зря он это сказал! Красавица пани Бедвира расцвела в торжествующей улыбке. Остальные уставились на меня, как на заморскую диковинку. Даже Агнешка — и та вытянула шею. Правда, в ее глазах не было презрения — скорее нетерпение: «Садись рядом со мной! Скорее!» Прости, девочка, но я вынуждена отказаться…
— Благодарю, ясный пан, — стараясь не нагрубить, процедила я. — Мне стоя удобнее.
Почему-то показалось, что Витолд начнет настаивать и спорить, но князь поджал губы и потупился, как наказанный школяр.
— Как вам будет угодно, — пробормотал он, снова принимаясь за еду. Агнешка следила за мной круглыми глазами. А у милсдаря Генриха и пани Бедвиры было совершенно одинаковое выражение лиц. «Знай свое место!» — читалось на них.
Уже после господского ужина, спускаясь к слугам, я сообразила, что меня так насторожило. У стола не было ни одной собаки! В замке вообще не было собак! А ведь у знатных господ у стола вечно крутятся псы. Даже у нас дома… Почему здесь все не так?
И вот наконец-то вечер. Замок отходил ко сну. А я ворочалась на постели, не зная, что же мешает уснуть. Ведь не голод, нет — поела на кухне от пуза. И не усталость в гудящих ногах. И не испытанное накануне унижение от того, что выставили за порог как настоящую собаку. Что-то еще. Какая-то мысль. Что-то не так. Что-то неправильно.
Начала вспоминать последние события, все до мелочей — вчерашнее утро в доме Яницы, обычные дневные хлопоты, поход с лекарствами к больному мальчику, возвращение и встреча с князем Витолдом, приглашение в замок и само новое место. Что меня насторожило? Замки на некоторых дверях, в том числе и не только подвальных? Мачеха, ухаживающая за пасынком, который по возрасту годится ей в любовники? Недовольные взгляды милсдаря Генриха? Ревность пани Бедвиры? Полное отсутствие домашних животных? Или напугавшие меня «ястребы»?
Первой мыслью было встать и самолично «проверить посты» — как-никак на войне полусотник отвечал как раз за караулы и служил разводящим. Я уже встала с постели, уже начала одеваться и сама себя остановила. Более глупый и опрометчивый поступок представить себе было трудно. Ночью, одной, в чужом замке, бродить по коридорам, заглядывая во все двери? И как это понравится другим людям, в спальни которых сунется мой любопытный нос? А что насчет того, что многие приличные люди на ночь запирают двери на крюк? Проверять только те комнаты, которые не заперты, в надежде, что найду разворошенные постели? Я же теперь не засну! На войне подобные предчувствия так часто спасали от гибели, что теперь не осталось сомнений — спать не стоит, можно проспать все на свете, в том числе и жизнь. Однако убийца, если он существует, вряд ли станет нападать так скоро. Он выждет несколько дней, усыпит бдительность и ударит исподтишка. Что же делать?
В коридоре было тихо, так тихо, как бывает только ночью в большом жилом доме. То есть ясно, что все спят, и в то же время, если прислушаться, можно уловить тихий шорох, скрежет, скрип половиц, чей-то шепот. Ничего подозрительного. Но сон как рукой сняло. И чего мне на постели не лежится?
Несколько шагов по коридору. М-да, незаметно у меня с этой деревяшкой получится подкрасться разве что к неодушевленному предмету. Как ни старалась, пару раз обитый железом набалдашник гулко стукнул об пол. Не догадалась тряпкой обмотать, тетёха!
Ближайшая дверь вела в покои князя Витолда. Насколько успела узнать, милсдарь Генрих и тот, бросавший на пани Бедвиру нежные взгляды мужчина, жили в противоположном крыле замка, а княгиня Эльбета и остальные женщины занимали весь нижний этаж. Шляхта и гости разместились как пришлось. Интересно, а где устроили свой «насест» рыцари «ястребы»?
В конце концов решила ограничиться ближайшими покоями, в коих конечно же не нашла ничего интересного. Из дюжины дверей (свою я не считала) заперто было четыре. Еще одна вела на крытую галерею, а остальные оказались просто пустыми, хотя полностью обставленными комнатами, явно предназначавшимися для гостей или дальних родственников. Таким образом, свободным оставался почти весь этаж. Интересно.
Проходя мимо покоев князя, я невольно замедлила шаг и прислушалась. Что-то было не так. Что-то неправильно.
Помнится, когда случалось ходить в разведку, приходилось доверять интуиции и любым, даже самым странным, предчувствиям. Однажды нам всем спасла жизнь моя привычка стучать по дереву. На стук в стенку изнутри неожиданно послышался возглас: «Кто там?» — и в результате мы случайно обнаружили схрон врага. Часовой то ли решил напугать неизвестных, то ли просто кого-то ждал, но засаду обнаружили благодаря случаю.
И вот сейчас, доверяя скорее интуиции, чем трезвому взгляду на вещи, я решила толкнуть дверь…
…которая оказалась не заперта! Более того, даже не прикрыта плотно, как будто тот, кто последним входил или выходил, слишком спешил.
Если кто-то считает, что я боролась с собой, заходить или нет в комнату к мужчине, пусть оставит свои мысли при себе. Задержалась на пороге ровно настолько, чтобы быстро продумать порядок действий — сначала быстрая разведка, а бой уже потом. И действовать тихо, чтобы никого не спугнуть.
Но оказалось, пугать некого. Дверь подалась от легкого толчка. Ни шороха, ни скрипа. Но внутри кто-то был.
Стараясь не стучать деревяшкой, сделала шаг, другой.
И замерла, как вкопанная.
В передней комнате было все так, как днем — кресло у камина, лавка, пара шкафов, сундуки, подсвечники, в глубине комнаты, у одного из окон, бюро с письменными принадлежностями. Но дверь, ведущая в спальню, оказалась распахнута настежь и позволяла увидеть примятую, скомканную постель и какие-то клочки, разбросанные по полу. Бумага? Обрывки ткани? Да и на самом бюро — это стало заметно не сразу — царил беспорядок. Такое впечатление, что там что-то торопливо искали. Кое-какие мелкие вещи валялись на полу. Наверное, шум, произведенный взломщиком, разбудил не только меня, но и князя. Он встал с постели…
Нет, стой! Если все так, как придумала, почему нет других следов борьбы? Почему я ничего не слышала? Или мужчина подкрался к ночному гостю, быстро оглушил его чем попало и, подхватив обмякшее тело, унес… Куда?
Тихий скрип в соседней комнате. Там, где мятая постель и порванные клочки бумаги или ткани.
Шаг. Другой. Третий… Стараюсь не стучать деревяшкой об пол.
Дверь распахнута ровно настолько, что можно пройти внутрь. Осматриваюсь…
Да вот же он! Темный силуэт на фоне распахнутого в прохладную весеннюю ночь окна. Створки настежь, оперся на подоконник, подавшись вперед. Ну просто идеальная мишень для стрелков!
Князь Витолд услышал мои шаги и обернулся. Глаза уже успели привыкнуть к темноте, и я заметила на тонких губах легкую улыбку:
— Дайна?
— Вы что тут делаете?
— Смотрю. Идите сюда!
Оглянувшись по сторонам (а мы точно в комнате одни?), я подошла. Князь дышал полной грудью, созерцая открывающийся вид.
— Ты только посмотри, — произнес он, — какая красота! Какие крупные звезды! Как будто уже зарев-месяц!
Я встала рядом вполоборота, чтобы хоть краем глаза держать в поле зрения входную дверь. Ничего особенного — ночь как ночь. На фоне темно-синего неба виднеются черные силуэты крыш и крепостной стены. Дальше все сливается в одно — приходится напрягать воображение, чтобы угадать, что там, в городе. Днем, со сторожевых башен, я могла по достоинству оценить открывающийся вид в плане успешной обороны крепости, но на что смотреть сейчас, в темноте? Враг подкрадется под покровом ночи — и его не заметят! Не на звезды надо смотреть, а под ноги! Опасность всегда исходит оттуда!
Пока князь созерцал небо, посмотрела на землю. Сам замок, его внутренняя часть, слабо освещен. Внизу, под нами, в паре окон еще не погасили свечи — золотистый отсвет ложился на камни. На стене горел факел — его было видно сквозь ветви большого дерева, растущего неподалеку. Подсвеченное живым огнем, дерево выделялось на фоне неба переплетением ветвей — листва пока еще не проклюнулась, почки только набухали, и каждая веточка была хорошо заметна. Вот потом, когда все зазеленеет, в его кроне появится возможность прятаться.
В его кроне…
Я вперила взгляд в темноту и почувствовала, как сжимается внутри тугой комок. Силуэт в окне — отличная мишень. И как назло нижняя сорочка у мужчины из светлого, почти белого во мраке полотна…
— Ты только посмотри! Какие краски! Какой глубокий бархатистый оттенок, — заговорил тем временем тот. — Какая игра светотени…
Тени…
Тень! Там, в кроне, она шевельнулась, и…
Схватив князя за рукав, я дернула его на себя так резко, что не удержалась на ногах, и мы вместе с ним рухнули на пол. Я коротко взвыла, приложившись лопатками. Мой подопечный упал сверху, вскрикнув от боли в раненой руке.
— Вы чего?
— Тихо. — Я зажала ему рот свободной рукой. — Лежать!
— Но я не… — Он вывернулся, сделал попытку подняться.
— Молчи! — Пришлось схватить его за затылок, притягивая к себе. — Не шевелись! Слушай!
— А что? — глухо пробормотал он мне в шею.
— Тсс…
Ничего. Вроде все тихо. Как бы то ни было, глупо ждать, что сейчас в окне появится силуэт наемного убийцы. Все-таки выждав несколько секунд, я спихнула с себя тяжелое тело, которое почему-то как-то странно напряглось, и попыталась встать. М-да, не с моим одноногим счастьем вскакивать с пола. Пришлось сначала повернуться набок, согнув левую ногу в колене, потом перекатиться, опираясь на нее, встать почти на четвереньки, и только после этого, хватаясь за стену, кое-как выпрямиться. Князь уже сидел на полу и смотрел снизу вверх.
— И все равно я не понимаю почему… — начал он возмущенным тоном.
— А вот поэтому! — Я выдернула из оконной рамы арбалетный болт, сунула ему под нос.
— Ой!
— Выходит, вас действительно хотят убить, ваше сиятельство.
— Но почему? — Он встал, потер здоровой рукой лоб. — Ничего не понимаю. Я никому не причинял зла… Никому не перешел дорогу!
Настроение у меня испортилось. Арбалетный болт в ночи — это серьезно. Это не нападение грабителей в темном переулке, которое вполне могло оказаться случайностью. Значит, убийца наверняка был подготовлен. Он знал о привычках своей жертвы, знал расположение окон в замке. Знал расписание смены стражи. Знал слишком многое, чтобы я смогла сделать неприятный вывод — убийца или тот, кто его нанял, здесь. В этом замке.
— Что же мне делать? — Князь стоял передо мной и хлопал глазами, как ребенок.
Это как раз не вопрос. Вопрос в том, что делать теперь мне? Я же не знала, кто хочет смерти моему работодателю, какими возможностями он располагает, смогу ли что-то ему противопоставить? Эх, я же могу только убивать. Да, на войне дослужилась до полусотника, но научилась лишь повторять приказы, исходившие от вышестоящего начальства, и принимать решения в бою — идти на приступ или подождать, атаковать или отступать, ударить с фланга или в лоб. Меня не учили планировать, рассчитывать ходы на два-три шага вперед, думать за себя и за противника. Да и проще было на войне — вот тут мы, а тут враги. Врага надо уничтожить. А сейчас уже почти два года мир. Короли подписали договор, проигравшая сторона выплачивала контрибуцию победителям, народ отстраивался… А здесь — где враг? И как его найти?
— Что делать? Для начала заприте дверь. Нет, — остановила князя. — Я сама. А вы ни в коем случае не подходите к окнам, если хотите жить!
Подобрав меч и болт, в сопровождении мужчины доковыляла до двери:
— Запритесь и без меня никого не пускайте!
Переступив порог, дождалась, пока с той стороны лязгнул засов, и с чувством выполненного долга вернулась к себе. Надо было хорошенько подумать, что делать дальше. Завтра придется предпринимать какие-то шаги, чтобы найти убийц — того, кто стрелял из арбалета, и того, кто отдал приказ.
Но не прошло и пяти минут после того, как я, размышляя, развалилась на постели, а в дверь тихонько поскреблись.
— Кто там? — Рука сама нашла лежащий рядом меч.
— Это я, — откликнулись с той стороны знакомым голосом. — Можно войти, Дайна?
Подойдя к двери, откинула крючок. Из темноты коридора на меня глянули большие глаза.
— Вы что? Кто разрешил выходить?
— Но мне одному страшно! — честно ответил Витолд. — А вдруг — опять?
Я уже, кажется, говорила, что не терплю таких мужчин, и готова повторять это снова и снова. В ополчение, конечно, шли всякие. Были откровенные негодяи, которые скрывались от королевского правосудия под знаменами королевских же войск в надежде, что война все спишет. Были те, кто переоценил собственные силы и сломался от трудностей. Были такие, кто просто польстился деньгами — эти вечно ныли, что жалованье выдают с задержкой, негде хранить добытое, и возмущались, почему им не дают грабить и разорять собственные же города, отбитые у врага. А были такие, кто честно выполнял свою работу — без лишних слов и мыслей сражался, убивал и погибал. Имелись среди них и те, кто признавался в своем страхе, — но они тут же вставали и шли в атаку. Обделавшиеся от страха — но шли. А этот… нашел чего бояться! Пустой комнаты! Как ребенок, честное слово!
— Ничего не будет! Убийца промахнулся. Он знает, что вы настороже, и постарается не выдать себя раньше времени. Кроме того, ему нужно придумать новый план. До утра ничего не случится, обещаю!
— И все равно, с вами мне спокойнее! — заявил мужчина, протиснувшись в комнату. Ну не выталкивать же его взашей? Да и, с другой стороны, в чем-то он прав. Одно дело — на войне. Там точно знаешь, где и кто твой враг. А здесь? Думай и гадай, от кого и с какой стороны прилетит стрела. Ему, наверное, страшно было выходить в темный коридор, памятуя про недавнее нападение. Но ведь вышел!
Сон откладывался. Присела в кресло. Гость тем временем огляделся по сторонам.
— У вас тут мило, — сказал он. — Чувствуется женская рука.
Я фыркнула. Скажет тоже — женская рука! Я живу тут всего пару дней и совершенно не пыталась создать уют. Нет, мне мечталось о своем доме — там мама, сестры… тишина и покой.
— Ложитесь на постель, — распорядилась я. — Вам надо отдохнуть!
— Вы уверены, — он послушно присел на край, — что так будет лучше? С одной стороны, тут всего одна кровать, а с другой — вы женщина. Вам в кресле точно будет удобно?
— Не беспокойтесь за меня, — я поерзала, выбирая позу поудобнее. — Во время войны где только не приходилось спать… Так что снимайте башмаки и ложитесь.
— Вы воевали? А я вот не был на войне, — промолвил Витолд, послушно разуваясь и пристраивая обувь возле кровати.
Он сказал это так странно — спокойно и бесхитростно — что я невольно напряглась. Успела, знаете ли, привыкнуть к тому, что мужчины гордятся своим участием в боях, а женщины наоборот, стесняются. В монастыре Богини-Матери жило несколько бывших воительниц — более одиноких, мрачных и стеснительных женщин я не видела. Зато они чуть ли не единственные в городе относились ко мне без презрения, с пониманием.
— Не были? — В это верилось с трудом. — Сколько же вам лет?
— Двадцать семь… Я думал, вы знаете!
Выглядел он моложе, от силы на двадцать два. А гладко выбритые щеки и тень улыбки вовсе делали его похожим на мальчишку. Всего на год старше меня! Но почему?
— Это все отец придумал, — смутился Витолд. — Он боялся за меня.
Да уж. Насмотрелась я на таких, как он. В ополчение иногда приходили юноши с оленьими глазами и восторгом на лицах. Наивные чистые мальчики. Их убивали одними из первых. А те, что выживали, становились такими жестокими циниками, что все диву давались. Видно, граф Доброуш боялся, что война сломает его сына, сделает жестоким, грубым, озлобленным. Но ведь ничего такого не боялся мой отец, когда отдавал в ополчение старшую дочь! Когда все это началось, парню было уже почти девятнадцать лет, совсем взрослый. И не пойти воевать?
По моему мнению, мужчина должен быть воином, хотя бы в душе. Князь сам не подозревал, насколько сильно упал в моих глазах. Так сильно, что возникшая было симпатия растаяла, как будто ее и не было.
Утро началось с требовательного стука в дверь. Кто-то колотил кулаком и громко звал меня:
— Госпожа Дайна! Вы там?
От неудобной позы тело затекло — ныла, кажется, даже отсутствующая нога. Кроме того, я проспала, хотя привыкла вскакивать чуть свет. Посему спросонья и со злости рявкнула, выхватывая меч:
— Какого лешего? Жить надоело?
— Госпожа Дайна! Его сиятельство князь Витолд исчез!
— Что?
— Его нет в покоях! И никто не знает, где он!
— Отлично знает! — донесся с постели сонный голос. — Я здесь!
Выбравшись из-под одеяла, он пошлепал босиком открывать, и мне еле-еле удалось в самый последний момент перехватить его руку:
— Я сама!
— Но там же…
Но я уже толкнула мужчину себе за спину и, держа меч наготове, откинула крючок.
Стоявшие на пороге люди — госпожа Мариша, старый целитель, несколько челядинцев и парочка гайдуков — сначала попятились перед обнаженным клинком, но любопытство пересилило, и они ворвались внутрь, осматриваясь с тревогой и плохо скрываемым интересом. Похоже, на их лицах даже мелькнуло разочарование: я оказалась полностью одета, словно и не ложилась. И легкий беспорядок в одежде явно не был следствием того, что мне пришлось набрасывать на голое тело первое, что подвернулось, когда сладкую парочку любовников застали врасплох. Да и выражение моего лица явно не соответствовало тому, что накануне я провела бурную ночь. Сенсационная новость — князь провел ночь в объятиях одноногой наемницы! — умерла еще до рождения.
— Я здесь, — Витолд вышел вперед. — Что случилось?
— М-мы, — госпожа Мариша засмущалась, — вас потеряли, ваша милость!
— А чего меня терять? Я не иголка! — засмеялся он, направляясь к выходу, но уже на пороге обернулся и подмигнул мне: — Благодарю за гостеприимство! Я чудесно выспался под вашей защитой! Следуйте за мной!
Вот так. Вчерашнего испуганного мальчишки как не бывало. Передо мной опять предстал чуть легкомысленный, но уверенный в себе мужчина. Кое-как пригладив ладонью волосы и потуже затянув пояс на штанах, переступила порог.
После завтрака князь Витолд выразил желание поработать. Странно это звучало в его устах. В моем понимании работать — это рубить дрова, пахать землю, ковать топоры, мечи и подковы, что-то чинить, строить, шить, ткать, печь хлеб, в конце концов. Трудно себе представить, чтобы знатный человек захотел заняться каким-то ремеслом. Хотя мы, наемники, тоже работаем — мы сражаемся, убиваем и умираем, а нам за это платят деньги. «Я работаю мечом… Я работаю топором… Мы славно поработали сегодня в той деревне», — так мы говорили о том, что делали на войне. Я и сейчас работала — телохранителем. Но что имел в виду князь?
Как бы то ни было, не моя это забота. Пусть себе хоть топором машет, хоть онучи вяжет. Наше дело маленькое — просто быть рядом.
— Но сможете ли вы? — мягко поинтересовалась княгиня Эльбета. — Ваша рука…
— Вы еще слишком слабы, — вторила ей и пани Бедвира, — вам стоит провести в постели еще один день!
— Не волнуйтесь так, — улыбнулся мужчина. — Я же немножко. Хоть постоять, посмотреть. Не могу долго без дела, вы же знаете. Дайна меня проводит.
Я кивнула, прикидывая, сообразил ли мой подопечный, что таким образом оставляет телохранителя без завтрака? Охране за одним столом с господами сидеть не положено. Я, как большинство гайдуков и слуг, обедать должна была в людской — большой комнате, что примыкала к кухне. В доме моих родителей она была невелика — просто кухню перегородили щитом из досок — а тут, как успела вчера узнать, имелся целый зал с тремя длинными столами, за которыми сразу могло усесться до сотни человек. Плохо, что большая часть слуг завтракала раньше господ. Ну да ничего! Миску каши авось навалят.
Покончив с едой, князь Витолд встал из-за стола и махнул мне рукой — мол, пошли. Чувствуя себя собакой, которую поманил за собой хозяин, поплелась следом.
— Я вас надолго не задержу, — промолвил мужчина по дороге. — Только дойдем до студии, и можете быть свободны.
Студия? Первый раз слышала это слово. Иностранное какое-то… Чем можно заниматься в студии? Каким ремеслом?
— Понимаете, — продолжил князь, — я очень волнуюсь. Меня уже несколько раз пытались убить. Но никто в это не верит. И Генрих, и матушка… и все остальные. Это случилось уже три раза за полгода. Всякий раз я спасался лишь чудом. И вот сегодня ночью… Если бы не вы! Вы опять спасли мою жизнь, Дайна! Я перед вами в долгу.
Я тихо кивала в ответ — пусть говорит, если ему так легче. Я по себе знала, как иной раз бывает нужно выговориться, даже перед совершенно посторонним человеком. Тем более что выяснилось: его сиятельство не врет, и значит, придется приниматься за дело всерьез. Я мало знала окружение князя, но успела заметить, что мачеха явно испытывает к великовозрастному пасынку скорее уж сестринскую, чем материнскую привязанность. Ее дочь, сводная сестра Витолда, просто любила старшего брата. Милсдарь Генрих — тот и вовсе трясся над молодым князем, будто тот являлся его родным сыном. Пани Бедвира была влюблена как кошка и всеми силами старалась вызвать ответное чувство. А про нянюшку Маришу, придворных и челядь даже говорить нечего. Видно же, что Витолда тут обожали. Другой вопрос, что любовь Бедвиры казалась какой-то странной, она чересчур много требовала… А такие девицы, если не получают все и сразу, от любви легко переходят к ненависти. И — да-да! — пытаются убить не оправдавшего ожиданий возлюбленного.
Одно меня несколько тревожило и огорчало — «ястребы». За ужином они вчера присутствовали, но к завтраку не явились. Князь это заметил и заинтересовался ими, хотел пообщаться с гостями, но милсдарь Генрих отговорил. Вот так и сказал: «Это не ваша забота! Занимайтесь своими делами!» Нет, не то чтобы я боялась рыцарей — истребителей нечисти, но просто помнилась война, когда «ястребы» воевали и на стороне врага тоже. Если бы не амнистия, объявленная королем, половину ордена можно было казнить как изменников родины. Но уничтожить расплодившихся тварей было важнее. И эти двое вполне могли сражаться против своих. Особенно старший. В чертах его лица было что-то хищное, что-то злое. Будь у меня толика волшебных сил, сказала бы точнее. Что они здесь делают? И почему их не было утром? Что-то замышляют?
Задумавшись, я опомнилась лишь подле высоких двустворчатых дверей. Одни из тех, куда вчера так и не смогла проникнуть, поскольку их запирали на замок. Только теперь в пальцах у моего подопечного поблескивал ключ.
— Вот, — как-то странно промолвил князь, вертя его в пальцах правой руки, — моя студия. Мы пришли.
— Да, ваша милость. Я могу быть свободна?
— Идите, — кивнул мужчина.
Справиться с замком одной правой рукой было трудно, так что отпирать пришлось мне. Я приоткрыла дверь, пропуская мужчину внутрь. Любопытство взяло верх — хотелось же знать, что такое эта самая загадочная «студия»! — и через плечо, не утерпев, сунула нос.
Хм! Обычная просторная комната, залитая солнечным светом, льющимся из высоких узких окон. Совершенно пустая, если не считать нескольких столов. На одном были свалены какие-то пергаменты, на других лежали целые стволы деревьев и камни. Многие из них носили следы обработки, другие прикрывало полотно, и не понять было, что внутри.
— Вам интересно?
Я даже вздрогнула — обернувшись через плечо, князь Витолд бросил на меня быстрый взгляд.
— Нет-нет, прошу простить! — отступив на шаг, коротко, по-военному кивнула, отдавая честь. В ответ… показалось или в глазах мужчины все же мелькнуло разочарование?
— В таком случае… можете быть свободны. Пока.
— Есть!
Лихо развернуться «налево-кругом» у меня не получилось, пришлось просто уйти. Но не раньше, чем за моей спиной хлопнула дверь.
В просторной людской народа оказалось мало — только на дальнем конце стола перекусывали два гайдука да госпожа Мариша распекала за что-то служанку. Заметив меня, домоправительница кивнула — мол, присаживайся! — и через несколько минут передо мной уже стояли миска с холодным мясом, хлеб и кружка сбитня. Сама госпожа Мариша как бы невзначай присела рядом, она явно не прочь была поговорить.
— Чего так поздно?
— За креслом стояла, — буркнула ей.
— А… Так ты время не теряй, а сразу сюда спускайся.
— Угу, — я вгрызлась в мясо. Есть хотелось так, что разговаривать было неохота.
— А Витолд где? — как ни в чем не бывало попыталась разговорить меня управительница.
— В студии.
— Опять работает. — Госпожа Мариша произнесла это слово как-то странно, с уважением и недоумением.
— Мм…
— Хороший он, — неопределенно произнесла женщина и посмотрела на меня так, словно ждала подтверждения. Я только пожала плечами, не переставая жевать, и она, замолчав, отсела в сторону.
Я вернулась примерно через полтора часа. И дело было не в том, что мы заболтались. Просто из-за негнущегося колена подъемы по ступенькам всегда давались с трудом. У Яницы в доме ступенечки низенькие, наверное, для того, чтобы полегче подниматься-спускаться больным, там взбираться наверх получалось легко. А тут пока задерешь ногу, пока утвердишь, да пока перенесешь на нее тяжесть тела!.. Приходилось двумя руками подтягиваться за перила.
На стук в дверь «студии» никто не открыл. Я дважды позвала князя, но внутри царила тишина. Подумав о самом худшем, распахнула двери…
Комната была пуста. Те же столы с ворохами пергаментов и дорогой привозной бумаги. Те же коряги, куски глины и камни, частично прикрытые тканью. Мелькнула шальная и глупая мысль — а что, если под одной из них спрятан труп? Нет, не могло такого быть! Тонкая ткань почти не скрывала силуэтов — но под ней не было заметно очертаний человеческого тела. Мой подопечный ушел. Куда?
Ладно, пойду его искать.
Ох, до чего странно устроена жизнь! Я успела заметить, что когда кого-то ищешь, то либо не встречаешь вообще никого, либо натыкаешься на тех, кто тебе сейчас совершенно не нужен и помочь не в силах. Несколько попавшихся на пути челядинцев понятия не имели, куда девался милсдарь Витолд. И лишь один гайдук сообщил, что его милость днем часто можно встретить в северной галерее. И даже любезно указал направление.
Надо ли говорить, что, когда я туда явилась, в галерее никого не было. Кроме разве что… Кто это там, за колоннами, на противоположной стороне?
— Милсдарь Витолд?
— А!
Короткий вскрик, шум падения тела. Топот ног.
Проклиная все на свете, промчалась через галерею, не глядя по сторонам, и затормозила на самом верху второй лестницы. Тело князя лежало внизу, на ступеньках.
Сама не помню, как слетела вниз, но спускаться всегда было легче. Проклятая деревяшка никак не хотела сгибаться, пришлось торопливо отстегнуть ее, опускаясь на колено.
— Ваша милость! Милсдарь князь! — затормошила мужчину. — Витолд!
Так, отставить панику. Он еще теплый. Пульс на шее есть, значит, жив, только без сознания. И дышит. Уже хорошо. Первичный осмотр показал, что видимых повреждений нет, разве что несколько синяков и ушибов. Да на затылке под волосами стремительно набухала большая шишка. Знатно он приложился, ничего не скажешь! Быстро обнажив кинжал, несколько раз кольнула князя в кончики пальцев. Как и следовало ожидать, мужчина застонал и пришел в себя.
— Ох, боги… Что это было?
— Вы в порядке?
— Голова. — Он со стоном поднял руку, трогая затылок, и поморщился от боли. — Голова болит! И рука… Ох…
— Еще бы! Вы упали с лестницы. Все нормально? Руки и ноги… Дайте-ка проверю!
Особенно беспокоила меня рана на левом плече — падение не могло на ней не отразиться. Но стоило попытаться проверить повязку, как князь воскликнул:
— Нет.
— Извините, больше не буду, — я отстранилась. — Но вас надо показать целителю. Рана открылась!
— Да нет же! — Он схватился за мою руку, пытаясь привстать. — Я не упал! Меня ударили и толкнули. Я услышал ваш голос — и сразу удар.
Так, теперь я виновата… Хотя, впрочем… Я же видела! И шаги…
— С галереи есть другой выход? Кроме этой лестницы и той, с противоположной стороны?
— Н-ну, да… Ох, как же болит голова! И еще вот тут, в боку. Наверное, что-нибудь сломано. Только этого не хватало!
Там, где он показывал, сломаться ничего не могло — только если очень постараться. Но разговаривать было некогда.
— Потерпите немного. Я сейчас!
Кое-как выпрямившись, присела на ступеньки, обратно пристегивая деревяшку. Небольшое расстояние я бы одолела и так, но мужчину-то придется тащить на себе, а это дополнительная тяжесть.
Кое-как подтянула князя, помогая принять вертикальное положение, обхватила за бок:
— Держитесь!
Витолд всхлипнул от боли и послушно обнял меня за шею правой рукой. Левая пока так и висела на перевязи. И ее состояние внушало мне дополнительную тревогу — от удара рана открылась, сквозь домашнюю тунику проступало кровавое пятно.
— Вот хорошо. Теперь пошли!
Цепляясь друг за друга, мы заковыляли вверх по лестнице. Звать кого-либо на помощь не хотелось — а вдруг прибежит тот, кто толкнул Витолда со ступенек? Ни я, ни сам пострадавший не видели его лица. А чего проще — поддержать с другой стороны, тихо вытащить кинжал и ткнуть в незащищенный бок? Другой вопрос, что любой убийца все-таки хочет остаться в живых и на свободе. Рисковать и показывать мне свое лицо он не стал бы. Но все-таки…
— И чего вас сюда понесло? — поинтересовалась на ходу. — На месте не сиделось…
— Скучно стало, — признался мужчина. — Я не могу долго сидеть без дела, а тут рука… Ой!
— Извините.
— Ага. В общем, постоял я там, решил немного пройтись…
— После вчерашней ночи. Арбалетного болта вам мало?
— Я забыл, — смутился он.
Вот бесы! Он не только слабый, но еще и рассеянный! Ну просто ходячая неприятность! Удивительно, как это ему до сих пор удавалось выжить! Да, видимо, отец понимал, что его единственный сын совершенно не годится к строевой службе, раз даже на войну не пустил.
— Вам не тяжело? — вдруг спросил князь.
Я только фыркнула. Нашел о чем волноваться! И не такие тяжести ворочали. Знал бы он, за что мне десятника пожаловали…
По-хорошему надо было заподозрить неладное с самого начала — уж больно легко удалось выбить врага из той деревеньки. Они даже не сопротивлялись особо — первая стычка — и сразу отступление. Некоторые и вовсе побежали, показывая спины. Пытались отбиться от нас лишь те, кому бежать было некуда — раненые, отставшие от своих, но еще державшиеся на ногах, окруженные, попавшие в тупик. Остальные, забросив щиты на спины, проскочили через деревеньку и устремились напрямик через поля к дальнему леску, где можно было отсидеться.
А нам что? Гнать врага, пока не уничтожен!
Наш десяток первым ворвался в деревеньку, и тогдашний десятник отдал приказ рассыпаться. Пока остальные преследовали удиравших, надо было проверить, что стало с местными жителями и нет ли засады.
Деревенька оказалась небольшой — около десятка добротных домов, даже не домов, а скорее усадеб на две-три семьи. Палисадники, огороды, сараи, конюшни и коровники — все как положено. В центре — большой дом с надстройкой, то ли купчина какой тут жил, то ли местный шляхтич. Этот дом решили оставить напоследок — и так ясно, что богатей мог убраться подальше от войны самым первым, а вот простые люди неохотно снимаются с насиженных мест.
Но тут не повезло — все дома оказались пустыми. Ни людей, ни скота, ни даже забытой в суматохе одичавшей кошки. Правда, кое-где на дворах попадались отрубленные головы, клочья шкур, копыта, перья и костяки — тут еще недавно забивали домашний скот и птицу. Но — ни следа людей.
В богатый дом заходить не хотелось. Но десятник настоял.
Там-то они все и были.
Нет, мы слышали, что в этой войне на стороне врага сражаются некроманты, но до сегодняшнего дня все это оставалось страшилками или байками, которые так любят травить на привале бывалые воины, пугая новичков. Командиры, если слышали эти истории, приказывали всем молчать, а рассказчиков могли и на гауптвахту отправить. Кто ж знал-то!
Две дюжины живых мертвецов — в основном женщины, старики и подростки — ждали во дворе, за высоким забором. Хорошо хоть не оказалось маленьких детей, иначе не знаю, что бы с нами было. Все равно, когда десятник скинул с двери засов и мертвяки пошли на нас, всем сделалось жутко. Мы сражались с живыми людьми, а с этим…
— Бей!
Десятник первым кинулся в бой, отмахнувшись своим полутораручным мечом от рванувшейся к нему мертвой женщины. Пустое лицо, отвисшая челюсть, тусклые глаза, неуверенная походка, резкие движения — словно кто-то вслепую дергал за невидимые ниточки, привязанные к рукам. И одновременно — сила и презрение к смерти и боли.
Безоружные мертвяки шли на нас, и мы, уже прошедшие не одно сражение, пятились и отступали, отбиваясь, когда кто-то из них подбирался слишком близко. А из дома выходили еще и еще мертвяки — рассматривать было некогда, но, судя по всему, не только бывшие жители этой деревушки, но и вообще все мертвецы, свои и чужие, которых удалось отыскать в окрестностях их хозяину-некроманту.
И нам пришлось принять бой — жестокий, неравный, страшный.
Мертвяки лезли толпой, не заботясь о том, чтобы держать строй, так что людям, сбившимся вместе и выставившим стену щитов, удавалось какое-то время их сдерживать. Плохо то, что их было намного больше, чем нас, — одних бывших местных жителей более двух десятков. А еще солдаты той и другой стороны. Многие оказались целыми, не разложились еще настолько, чтобы превратиться в скелеты.
Страшно было другое — они не чувствовали боли и страха. Отрубишь голову — безголовое тело продолжает наступать. Отсечешь руку — тело идет. Ногу — ползет. Приходилось на каждого тратить по три-четыре удара — отбросив щит, держа меч двумя руками, как мясник на бойне, рубить на куски то, что еще недавно было человеком. Девушка моложе меня… Старуха… Подросток… Женщина, так похожая на мою мать, что казалось кощунством не только обороняться от нее, но и мешать мертвячке убивать других…
Все были вооружены. Деревенские — цепами, косами, плотницкими топорами и вилами. Бывших солдат отличали мечи и щиты. Но и те и другие орудовали ими одинаково привычно, как живые.
Не знаю, на что рассчитывал создавший эту армию некромант — то ли это была всего лишь маленькая месть, то ли ловушка, то ли просто наше внимание отвлекали от чего-то важного. Как бы то ни было, нам удалось вырваться из страшной деревни, оставив позади порубленных мертвяков.
Уже после того, как добрались до своих, выяснилось, что наш десятник остался там.
Никто не помнил, чтобы он выходил из деревни вместе со всеми. Никто не мог точно сказать, убит он или разорван армией некроманта. Надо было двигаться дальше — за лесом окопались враги, их требовалось добить. Но оставлять командира — это преступление.
И я вернулась.
Приказать уходить мне не мог никто — только сам десятник. Наши парни (многие были ранены, иные серьезно, но все живы) только крутили пальцами у висков и твердили, что дура-девка рехнулась от любви. Но я пошла.
Было страшно — не передать. Все думалось: некромант еще в деревне. И сейчас меня встретит мой мертвый командир, поднятый черной магией.
Я его нашла. Живого, хотя и тяжелораненого. Он пытался ползти, оставляя кровавый след, но силы быстро покинули мужчину. Сознание он, однако, не потерял — успел прошептать, что некромант еще, кажется, в деревне и надо передать эту весть остальным. Он потому и отделился от нас, что хотел попытаться уничтожить того, кто стоял за мертвяками. Не смог.
Я взвалила десятника на плечи и потащила. Мужчина весил почти в два раза больше меня, да еще шлем, кольчуга, наручи, поножи, щит и меч. Про меч он твердил непрестанно. Про меч — не забыть, не потерять! — и про некроманта. Я волокла его на себе, согнувшись в три погибели, почти падая на колени и, стыдно сказать, плакала от усталости и бессилия.
Потом мы вышли к своим. Про некроманта доложили куда следует, и в деревню отправили два десятка добровольцев и Черного Коршуна. Десятника отвезли в тыл лечиться, а когда он вернулся в строй, я уже командовала своим десятком, получив это звание за спасение жизни командира.
А через год он погиб.
